ЕРМОЛИН

Василий Дмитриевич (2-я пол. XV в.), потомственный московский купец (из числа «сурожан»), «предстатель» - представитель заказчика, подрядчик, организатор реставрационно-строительных работ, в некоторых случаях - их заказчик. деятельность Е., относящаяся к 1462-1472 гг., в отличие от др. «предстателей», полно описана в т. н. Ермолинской летописи, возможно, заказанной им самим или кем-либо в память о нем (Выголов. 1988. С. 214; Лурье. 1988. С. 225; Он же. 1989).

Вмч. Георгий Победоносец. Фрагмент скульптуры. 1464 г. Мастер В. Д. Ермолин (ГТГ)

Долгое время шли дискуссии, кем был Е., какова его роль в возведении церковных, фортификационных и иных сооружений, реставрации древних храмов, а также в изготовлении каменной скульптуры. Н. Н. Соболев, М. А. Ильин, Г. К. Вагнер, Г. В. Попов, Я. С. Лурье и другие считали, что Е. был автором архитектурных и скульптурных работ. Углубленное изучение исторических источников позволило прояснить смысл терминов «поставление», «предстательство», «ставил», «обновил», которыми характеризуется его участие в архитектурном процессе (Воронин. 1934; Выголов. 1988. С. 28, 214-221). Средневек. «предстатель», как правило опытный купец, получал подряд, в т. ч. в результате споров и торгов, и занимался организацией и осуществлением строительства. В силу уникальности личности Е. его участие в строительстве не исчерпывалось администрированием. Благодаря личному опыту, художественному чутью, знанию технологий, материалов и типов сооружений «предстатель» Е. мог определить стиль и вид создаваемых под его рук. сооружений.

Объекты раннего периода деятельности Е., особенно строительство по его личному заказу, связаны с районом вблизи Фроловских (позднее Спасских) ворот на территории Московского Кремля, находившимся под покровительством купцов- «сурожан». Между Варваркой и Ильинским крестцом располагался Сурожский ряд (Тихомиров М. Н. Средневековая Москва. М., 1997. С. 171; Забелин И. Е. История города Москвы: Неизд. труды. М., 2003. С. 262). В 1471 г. «сурожанин» Федор Таракан построил здесь первые в Москве кирпичные палаты (Выголов. 1988. С. 105-106). 27 июля 1462 г. был освящен храм во имя свт. Афанасия Александрийского с приделом во имя вмч. Пантелеимона в Афанасьевском мон-ре в Кремле у Фроловских ворот, возведенный, возможно, по заказу и под рук. Е. («а ставил еа»; ПСРЛ. Т. 23. С. 157; Выголов, 1988. С. 27-30). Первым крупным заказом Е. было восстановление в 1462 г., скорее всего по инициативе вел. кн. Иoанна III, зап. части укреплений Московского Кремля «от Свибловы стрелницы (совр. Водовзводная башня.- М. М.) до Боровицких ворот» (ПСРЛ. Т. 23. С. 157; Выголов. 1988. С. 134) и украшение наружного и внутреннего фасадов Фроловских ворот Московского Кремля (ПСРЛ. Т. 23. С. 158; Выголов. 1985; он же. 1988. С. 135-169) составленными из нескольких частей каменными («резаны на камени») фигурами св. воинов Георгия (установлена 15 июля 1464; фрагменты в ГТГ, ГММК) и Димитрия (1466, не сохр.). Несмотря на уникальность для рус. искусства свободно стоящей скульптуры, иконографические особенности, плоскостность, яркая окраска фигур роднят их с градозащитными рельефами и писаными иконами, характерными для Византии и Др. Руси. При возведении новой Фроловской башни (1491, архит. П. А. Солари) скульптуры были помещены в иконостас ц. во имя вмч. Георгия с приделом во имя вмч. Димитрия Солунского (1527), построенную близ Фроловских ворот по заказу вел. кн. Василия III (в нач. XIX в. статуя вмч. Георгия была перенесена в Вознесенский мон-рь; Выголов. 1988. С. 137).

Нек-рое время бытовало мнение, что Е. являлся первым реставратором в истории русской архитектуры (К. К. Романов, А. В. Столетов). В 1467 г. он руководил завершением строительства пострадавшего от пожара собора Вознесенского мон-ря в Московском Кремле, что отмечено в летописях. Здесь он одним из первых использовал дешевый и доступный кирпич. По свидетельству летописи, благодаря этому «церкви не разобраша всеа; но из надворьа горелыи камень весь обламаша, и своды двигшася разобраша и оделаша еа всю новым каменем да кирпичем ожиганым и своды сведоша, и всю свершиша, яко дивитися всем необычному делу сему...» (ПСРЛ. Т. 23. С. 157; Выголов. 1988. С. 42-48). Возможно, такое бережное отношение к стенам старого собора было связано не только с почитанием его основательницы, вел. кн. Евдокии Димитриевны (в иночестве Евфросинии), но и с ограниченностью финансовых средств, отведенных на реставрацию.

Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. 1230-1234 гг., восстановлен в 1471 г.

В 1469 г. при участии Е. были «обновлены» (точный характер работ неизвестен, поскольку церкви не сохр.) древняя каменная ц. Воздвижения на Торгу и храм на Золотых воротах во Владимире (ПСРЛ. Т. 23. С. 159; Выголов. 1988. С. 71-73). В том же году он возвел в Троице-Сергиевой лавре трапезную и поварню (ПСРЛ. Т. 23. С. 158; Выголов. 1988. С. 112-131), преобразованную в церковь в 1735 г., причем размещавшаяся на ее зап. фасаде рельефная каменная икона Богоматери Одигитрии (Смоленской) - видимо, одно из ранних воспроизведений чудотворного оригинала - была перенесена внутрь и стала почитаться как местная святыня (Выголов. 1988. С. 128). Активное участие Е. в архитектурном обустройстве Троице-Сергиева мон-ря можно объяснить семейными традициями: его дед Ермола (в иночестве Ефрем) и отец Димитрий (в иночестве Дионисий) приняли здесь постриг (Тихонравов Н. С. Древние жития прп. Сергия Радонежского. М., 1892. С. 158-163; Тихомиров М. Н. Средневек. Москва в XIV-XV вв. М., 1957. С. 152-155; То же. М., 1997. С. 176-179; Клосс Б. М. Избр. труды. М., 1998. Т. 1: Житие Сергия Радонежского. С. 70). Белокаменная парадная трапезная (пострадала от пожара в 1564, разобрана в 1740) была близка по виду т. н. Владычной палате (1433) в Вел. Новгороде, построенной с привлечением иностранных мастеров и напоминающей готические рефектории североевроп. мон-рей (Выголов. 1988. С. 122-125). Она имела большой зал с арочными окнами и столпом в центре, наружные лестницы и крыльца. Трапезная Троице-Сергиева мон-ря долгое время была образцом при возведении парадных монастырских трапезных; возможно, особенности ее архитектуры повлияли на облик Грановитой палаты (1487-1491, архитекторы М. Фрязин, П. А. Солари) Московского Кремля.

Восстановление Е. в 1471 г. «изнова» Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (ПСРЛ. Т. 23. С. 159; Выголов. 1988. С. 73-92) дало совр. историкам основание называть его первым рус. реставратором. На старом фундаменте, с сохранением первоначальной планировки, был возведен новый собор. Основным материалом послужила разрушившаяся белокаменная резная кладка старого здания. Возможно, как и в случае с собором Вознесенского мон-ря, ее использование было связано с намерением максимально сэкономить средства. Но гораздо более важной причиной представляется то, что для московского князя Георгиевский собор был ценен древностью и принадлежностью к владимиро-суздальскому наследию, к-рое ко 2-й пол. XV в. (возможно, и раньше) воспринималось как источник церковной и гос. традиции Сев.-Вост. Руси, как «национальное достояние» всего государства. Принципиальное использование в качестве строительного материала только кладки старого здания обусловило значительное уменьшение его высоты. Конструкция завершения, а также оформление внутреннего пространства были характерны для московской строительной традиции сер.- 2-й пол. XV в.: повышенные подпружные арки, опирающиеся на столбы квадратного сечения, ступенчатое завершение и квадратный постамент под барабаном. Бережное отношение к старой кладке не подразумевало восстановление первоначальных композиций, составлявших фасадную декорацию собора. Так как квадры с резными изображениями оказались на новых местах, программа скульптурного оформления была нарушена. В восстановлении собора принимали участие мастера, знакомые с европ. приемами обработки камня: сохранившийся на вост. стене сев. притвора портал Троицкого придела, возведенного над гробницей основателя собора кн. Святослава († 1252) и просуществовавшего до нач. XIX в., имеет готическую профилировку (Выголов. 1988. С. 88-92). Работа, проделанная под рук. Е.,- в рус. средневековье единственный пример бережного отношения к первоначальному сооружению.

При возведении по заказу митр. Филиппа I нового Успенского собора Московского Кремля (1472-1474) возникшая «пря» (торг, спор о первенстве) между «предстателями» соборного строительства Е., В. Г. Ховриным и И. В. Головой-Ховриным привела к тому, что Е. отошел от работ на стадии заготовки материалов; этот факт нашел отражение только в Ермолинской летописи (ПСРЛ. Т. 23. С. 160; Выголов. 1988. С. 216-217).

Книжно-лит. деятельность Е. не ограничивается его участием в составлении Ермолинской летописи. Уникальный характер носит его послание к писарю польского кор. Казимира IV Якубу (Якову), c к-рым Е. мог познакомиться в один из его приездов с посольством в Москву (в 1459 или 1463). Послание написано предположительно между 1459 и 1472 гг. и сохранилось в составе митрополичьего формулярника под названием «Послание от друга к другу». Оно представляет не имеющий аналогий в древнерус. традиции до XVII в. образец дружеского послания, написанного со знанием эпистолярного этикета (Буланин. 1991. С. 189-190). Первая половина письма состоит из филофронетических мотивов, к каждому из к-рых можно подобрать параллели в дружеской переписке от античности до эпохи Возрождения (Там же. С. 190). «Деловая» часть послания, посвященная просьбе Якуба приобрести в Москве необходимые ему книги («Прилог со всемы полон на весь год в одных досках, да Осмогласник по новому, да два Творца (?!) в одных досках, а к тому житья святых Христовых апостол двою на десять написаны во единыих досках»), характеризует Е. как незаурядного знатока совр. ему книжности, вполне ориентирующегося в специфике московского книжного рынка и пользующегося авторитетом среди каллиграфов - «доброписцев». Замечания Е. по поводу типов книг, необходимых его корреспонденту и имеющих хождение в Москве, имеют немаловажное значение для понимания культурной ситуации в Московской и в Литовской Руси сер.- 2-й пол. XV в., а также процесса распространения Иерусалимского церковного устава. При включении текста послания в формулярник мн. детали (прежде всего названия книг) пострадали от невнимательности копииста, превратившего эту часть текста в своеобразный ребус, на расшифровку которого потратили немало сил исследователи XX в. (Седельников. 1930. С. 236-237; Немировский. 1971; РФА. 1992; Турилов. 2001). Судя по просьбе Якуба и ответу Е., их переписка была регулярной.

Деятельность Е. доказывает его знакомство с зап. художественной культурой и технологиями, что можно объяснить его торговыми связями с Зап. Европой, знанием иностранных языков, возможным происхождением из Зап. Руси. Работа Е. по сохранению и восстановлению древнего наследия Руси находит параллели в деятельности Новгородского еп. Евфимия II и московской великокняжеской власти 2-й пол. XV в., а также духовных кругов, напр. ростовского еп. Вассиана (Рыло). С Ростовской епархией Е. мог иметь и непосредственные связи, через относившееся к ней Белозерье: текст Ермолинской летописи близок к тексту свода (нач. 70-х гг. XV в.), созданного в Кирилловом Белозерском мон-ре (Лурье. 1989), а Афанасиевский мон-рь, где Е. возвел храм, уже в нач. XVI в. стал подворьем упомянутого мон-ря.