МЕЛЬНИКОВ

П. И. Мельников. Фотография А. О. Карелина. 80-е гг. XIX в.

Павел Иванович (Псевд. Андрей Печерский) (25.10. 1818, Н. Новгород - 1.11.1883, там же), писатель, историк. Род. в семье начальника жандармской команды, получил первоначальное домашнее образование. С 1829 по 1834 г. учился в Нижегородской гимназии, в 1834-1837 гг.- на словесном фак-те Казанского ун-та. В 1838 г. был направлен уездным учителем истории и статистики (позже - франц. языка) в г. Шадринск Пермской губ., но затем оставлен в Перми при местной гимназии. Ошибочно считалось, что это было наказанием за некую провинность. Подобная версия не находит подтверждений, напротив, вероятно, писатель сам вызвался поехать в Шадринск (Мелешков Н. М. К биографии П. И. Мельникова-Печерского // УЗ Горьковского гос. пед. ин-та им. М. Горького. 1972. Вып. 129. С. 127-134). Итогом поездки стали «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», которые с 1839 по 1842 г. публиковались в ж. «Отечественные записки». Произведение представляет собой синтез этнографических, исторических, статистических сведений, собранных М. Его интересовали достопримечательности Арзамаса и Н. Новгорода, городской быт, история соляных промыслов и технология добычи соли на Каме, географические, экономические, природные, климатические особенности самых разных мест, старожилы, способные что-либо рассказать о давно ушедших событиях. Он изучал пермяцкий язык, фольклор, этнопсихологические и вероисповедные особенности самых разных народов (татаров, мордвы, пермяков и др.). В это время М. познакомился с журналистом А. А. Краевским и историком М. П. Погодиным, вел с ними переписку. С 1839 по 1846 г. преподавал историю в Нижегородской гимназии. В Н. Новгороде М. общался с В. И. Далем и позднее с Нижегородским архиеп. Иаковом (Вечерковым).

8 апр. 1841 г. М. был утвержден в звании корреспондента Археографической комиссии. Ему было поручено разобрать архивы присутственных мест и мон-рей Нижегородской епархии. Получив исходившее от имп. Николая I Павловича задание уточнить судьбу потомков К. Минина, писатель установил полное имя русского патриота (Козьма Захарьев Минин-Сухорукий) (см.: Мельников П. И. Где жил и умер Козьма Минин // Отеч. зап. 1842. Т. 23. Кн. 8. Отд. 2. С. 67-69; Он же. О родственниках Козьмы Минина // Там же. С. 70-73). После проведенной кропотливой архивной работы М. написал статьи для ж. «Отечественные записки»: «Нижний Новгород и нижегородцы в Смутное время» (1843. Т. 29. Кн. 7. Отд. 2. С. 1-32; в этой статье была продолжена тема Минина), «Исторические известия о Нижнем Новгороде» (1840. Т. 11. Кн. 7. Отд. 2. С. 1-30), «Лифляндский колокол XV ст. в Нижнем Новгороде» (1844. Т. 33. Кн. 3. Смесь. С. 42-44) и др. Нек-рые из них вышли отдельными изданиями: «Нижегородская ярмарка» (1846), «Духов монастырь в Нижнем Новгороде» (1848), «Балахна, уездный город Нижегородской губернии» (1850). М. по праву считается одним из основателей нижегородского краеведения. С 1 янв. 1845 по 14 мая 1850 г. состоял редактором неофиц. части «Нижегородских губернских ведомостей», где опубликовал статьи, посвященные нижегородской старине и знаменитым нижегородцам: «Иван Петрович Кулибин», «Гольштинское посольство в Нижнем Новгороде», «Городецкие церкви», «Легенда об основании Нижнего Новгорода», «Напрестольный крест в арзамасском Воскресенском соборе», «Памятники похода Иоанна IV на Казань по Нижегородской губернии», «Смерть Александра Невского в Городце», «Церкви, построенные в Нижнем Новгороде в XVIII ст.», «О числе церквей и белого духовенства в Нижегородской епархии», «Первое пребывание в Нижнем Новгороде Петра Великого», «Список архимандритов нижегородского Печерского монастыря», «Духов монастырь и церковь Святаго Духа в доме нижегородского военного губернатора» и др. Псевдоним Андрей Печерский, придуманный Далем, впервые появился в подписи под ст. «Концерты на Нижегородском театре» (Нижегородские ГВ. 1850. № 17).

Первым браком (1841-1848) М. был женат на Л. Н. Белокопытовой, дочери арзамасского помещика; их дети умерли в младенчестве. После смерти супруги женился на Е. А. Рубинской, брак венчал в 1853 г. отец критика Н. А. Добролюбова клирик нижегородской Верхнепосадской Никольской ц. свящ. А. И. Добролюбов.

В 1847 г. М. был назначен чиновником особых поручений при нижегородском губ. М. А. Урусове. В период 3-летней службы исполнил более 80 поручений, связанных с делами, касающимися старообрядцев. В 1850 г. М. при помощи Даля был причислен к МВД в качестве чиновника особых поручений. В 1852-1853 гг. руководил статистической экспедицией по изучению старообрядчества в Нижегородской губ., и в 1854 г. представил в МВД итоговый «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», который стал одним из первых в России трудов по комплексному изучению старообрядчества на примере отдельно взятой губернии, затрагивающих статистические, религиозно-мировоззренческие, бытовые, экономические, географические, социальные аспекты. В нем М. предлагал жесткие меры к искоренению старообрядчества, называя его «язвой государственной», и обосновывал мысль о том, что старообрядцы поддержат любую власть, которая предоставит им свободу вероисповедания. Впервые отчет был опубликован в 1910 г. в «Сборнике в память П. И. Мельникова (Андрея Печерского)» и составил его 1-ю часть. В 1855 г. М. был произведен в статские советники и назначен чиновником особых поручений при МВД, в 1856 г. с семьей переехал в С.-Петербург. В 1857 г. в «Записке о русском расколе», подготовленной для вел. кн. Константина Николаевича Романова, в значительной мере отказался от мысли о том, что старообрядчество представляет собой гос. опасность. «Записка...» являлась секретным документом, тем не менее в 1860 г. была опубликована в 1-м т. «Сборника правительственных сведений о раскольниках», изданного в Лондоне В. И. Кельсиевым. В «Записке…» писатель предложил общую характеристику старообрядческих согласий, а также нек-рых сект (молокан и др.), писал о несовершенстве в законодательстве, которое касается единоверия, обосновал бесполезность и даже вред борьбы со старообрядчеством репрессивными методами и с помощью подлогов («Соборное деяние на еретика Мартина-армянина»). В заключение «Записки…» М. выдвинул особый критерий для классификации старообрядческих согласий, предлагая рассматривать их с позиций «вреда» и «безвредности» для гос. устоев и, основываясь на нем, строить гос. политику в отношении старообрядчества. Взгляды М. на старообрядцев отличаются двойственностью: отдавая дань их терпению, высоко оценивая патриотические устремления, он в то же время опасался, что они окажутся на стороне враждебных России сил.

Первые лит. опыты (отрывки из незавершенного романа «Торин», «О том, кто такой был Елпидифор Перфильевич и какие приготовления делались в Чернограде к его именинам», «О том, какие были последние приготовления у Елпидифора Перфильевича и как собирались к нему гости», 1840) отмечены влиянием Н. В. Гоголя. К лит. работе писатель вернулся только в 1852 г., опубликовав в ж. «Москвитянин» повесть «Красильниковы», однако вскоре, несмотря на доброжелательные отзывы, на неск. лет оставил лит. деятельность. В 1857 г. вышли рассказы «Дедушка Поликарп», «Поярков», «Медвежий угол», «Непременный», повесть «Старые годы», в 1858 г.- рассказ «Именинный пирог», повесть «Бабушкины россказни», в 1861 г. рассказ «Гриша», посвященный духовным исканиям юноши старообрядца. В них звучат гоголевская тема маленького человека с протестом против чиновничьих беззаконий, темы семьи, исторической памяти и преемственности, патриархальной и новой России. С янв. по июль 1859 г. М. издавал и редактировал газ. «Русский дневник».

Первоначально подход к изображению старообрядчества в художественных произведениях («Поярков», «Гриша») отличался резким его высмеиванием. Старообрядческие характеры сатирически деформированы, окарикатурены, для их художественного воплощения используются негативные авторские характеристики, шаржирование и другие приемы. Мир старообрядчества показан утрированно, акцент сделан на одностороннем подчеркивании негативных явлений. Все это позволило публицисту Н. П. Гилярову-Платонову поставить М. и известного лит. скандалами писателя Ф. В. Ливанова на одну ступень. «Авторитет Мельникова для меня немногим выше, чем авторитет Ливанова. Если Ливанов готов был видеть (да и искал) в каждой без исключения ветви раскола гнездо обыкновенных уголовных преступлений против общего права, то Мельников, рекомендуя правительству невинность верующих в пришествие антихриста, считает даже такую секту, как странники, не более чем дармоедами»,- писал он в ст. «Логика раскола» (Гиляров-Платонов Н. П. Сборник соч. М., 1899. Т. 2. С. 196). Отзыв Н. С. Лескова о мельниковских рассказах, посвященных старообрядчеству, также резко отрицателен: «Живого раскола, его духа, его современного быта, его стремлений, нравов и, главное, нравов,- мы вовсе не знаем. Мельниковский «Гриша» - это безобразие, безобразие в отношении художественном и урод по отношению к правде. «Гриша» никак не может считаться хорошим, т. е. верным, очерком раскольничьего мира» (Лесков Н. С. С людьми древлего благочестия // Собр. соч.: В 30 т. М., 1996. Т. 3. С. 569). Действительно, в «Отчете о современном состоянии раскола…» встречаются эпизоды, в которых тщательно и детально описан старообрядческий быт (домашнее убранство, особенности одежды, речи и др.) и к-рые могли бы использоваться в художественном произведении, в тех же рассказах, например для характеристики героя, его семьи, для усиления эффекта правдоподобия. Но М. не реализовал в рассказах свои богатейшие наблюдения, хотя сочетание сатирической и бытоописательной задач (как у М. Е. Салтыкова-Щедрина в очерках «Матушка Мавра Кузьмовна» и «Странник» из цикла «Губернские очерки») было вполне возможным.

В нач. 1862 г. на страницах газ. «Северная пчела» М. опубликовал цикл статей под общим названием «Письма о расколе», где предпринял попытку обосновать новые подходы к изучению старообрядчества, признавая его немаловажное значение для развития страны, ее промышленности. В 1-м письме писатель констатировал, что «русская литература в 200 лет произвела более сотни книг, относящихся к расколу, не говоря о журнальных статьях последнего времени… Многочисленные сочинения полемического содержания касались не сущности дела, но лишь случайных, внешних его признаков, которые иногда не заключали в себе ровно ничего существенного. Еще менее выяснили раскол сочинения исторические… Вопрос о расколе представляется до сих пор столь неясным, столь запутанным, что для надлежащего разъяснения его путем анализа потребно еще много материалов, много времени и много специалистов. Это совершенно нетронутая почва» (Мельников П. И. Письма о расколе // Собр. соч. 1976. Т. 8. С. 5). Писатель провозгласил совершенно особый принцип изучения: «Не в одних книгах надо изучать раскол. Кроме изучения его в книгах и архивах, необходимо стать с ним лицом к лицу, пожить в раскольнических монастырях, в скитах, в колибах, в заимках, в кельях, в лесах и т. п., изучить его в живых проявлениях, в преданиях и поверьях, не переданных бумаге, но свято сохраняемых целым рядом поколений; изучить обычаи раскольников, в которых немало своеобразного и отличного от обычаев прочих русских простолюдинов; узнать воззрение раскольников разных толков на мир духовный и мир житейский, на внутреннее устройство их общин и т. п.» (Там же. С. 13).

В «Письмах…» был сделан краткий обзор гос. политики в отношении старообрядчества в XVIII в., подвергнуты критическому анализу сочинения того времени, направленные против старообрядцев,- «Обличение неправды раскольнической» архиеп. Феофилакта (Лопатинского), «Розыск о раскольнической брынской вере» и др. и, в частности, принципы классификации старообрядческих согласий. М. писал о неопределенности самого термина «раскольники», который подразумевает и собственно старообрядцев самых разных согласий, и сектантов (молокан, хлыстов и др.), не имеющих в отличие от старообрядцев ничего общего с национальной рус. историей. «Только одно невежество наше ставит их в одну группу с раскольниками». «Все эти секты - не наши, не русские; они развились и возникли не на русской народной почве, а занесены к нам в разные эпохи из чужих краев и привились русскому народу как нечто чуждое и доселе. У них нет никаких преданий, ни исторических, ни догматических, ни обрядовых, между тем как предание всегда нераздельно со всяким верованием русского человека. У них нет преданий, связанных с историческими преданиями русского народа» (Там же. С. 54).

В «Письмах...» содержится скрытая полемика с И. П. Липранди, утверждавшим, что старообрядчество - своего рода «пятая колонна» и представляет опасность для стабильности гос-ва, и провозглашен отказ от собственных ранних установок. «Рассчитывать в будущем на какую-либо политическую деятельность раскольников, как гражданской партии, как status in statu, значит не понимать ни бывшего, ни тем еще менее современного духа раскола… Что бы ни предстояло России в будущем, раскольники, по духу своих верований, не только неспособны быть политическими деятелями, но даже и орудием таких деятелей» (Там же. С. 60). Ответом на подобный тезис стала работа Н. И. Субботина «Раскол как орудие враждебных России партий» (М., 1867).

С 1862 г. М. опубликовал в «Русском вестнике» цикл статей о старообрядчестве: «Из истории Преображенского кладбища» (1862. № 2. С. 747-797), «Старообрядческие архиереи» (1863. № 4. С. 599-656; № 6. С. 429-506) и «Исторические очерки поповщины» (публиковались с 1864 по 1867, позднейшее название - «Очерки поповщины»). В том же журнале в 1868 г. были опубликованы «Очерки мордвы» и повесть «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская».

Цикл «Очерки поповщины» явился своеобразным продолжением «Писем о расколе», где писатель среди прочего обосновывал необходимость широкой публикации исторических документов, касающихся старообрядчества, а также беспристрастного «систематического описания раскола» («прежде всего нужны факты, факты и факты»). Темами «Очерков...» стали история старообрядчества начиная с XVII в. и его попытки приспособиться к вызовам действительности. В каждой главе раскрыта определенная конкретно-историческая ситуация и описана реакция старообрядчества на нее, следует рассказ о тех или иных исторических личностях (об этом можно судить по названиям глав: «Зарубежные старообрядцы: Искание архиерейства в Молдавии», «Епископ Епифаний», «Афиноген», «Анфим», «Искание архиерейства в конце XVIII столетия» и т. д.). Проблематика «Очерков…» строится на изучении жизнеспособности старообрядчества, которая, по мнению автора, невозможна при условии строгого соблюдения церковных установлений - их незыблемость провозглашает старообрядчество,- и успехов просвещения. Старообрядчество рассматривалось в «Очерках...» в целом с позиций «просветительского неприятия». Их общая идея сводится к обоснованию исторической и нравственной несостоятельности старообрядчества вообще, что определяет отбор образов, фактов, ситуаций и их интерпретацию. Своеобразие «Очерков...» - в глубокой проработке множества архивных и малодоступных документов, законодательных актов. Здесь впервые были опубликованы документы, не потерявшие своей актуальности. «Очерки поповщины» были одной из первых попыток создания систематического, хотя небеспристрастного, свода сведений о старообрядчестве с XVII до сер. XIX в. (вплоть до Рогожского собора 1832 г., постановившего учредить архиерейскую кафедру за границей).

В 1868 г. на страницах «Русского вестника» были опубликованы очерк «Тайны секты» (№ 5. С. 5-70) о хлыстовстве, ст. «Счисление раскольников» (№ 2. С. 403-442), посвященная истории статистики вообще и, в частности, статистики старообрядчества. М. охарактеризовал и подверг резкой критике особенности проведения переписи «раскольников» начиная со времен царя Петра I Алексеевича, обосновав и показав, почему получаемые результаты никогда не были точными и всегда искажались как духовными, так и светскими властями. В 1869 г. в «Русском вестнике» вышел очерк «Белые голуби» - «рассказы о скопцах и хлыстах» (№ 3. С. 311-416; № 5. С. 244-294). Впосл. в ЧОИДР публиковались подготовленные М. «Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей» (1872. Кн. 1. Смесь. С. 45-174; Кн. 2. С. 35-205; Кн. 3. С. 25-324; Кн. 4. С. 15-139; 1873. Кн. 1. С. 1-262). За обращение мн. раскольников в Православие М. получил орден св. Анны 3-й степени.

От убеждения, что старообрядчество должно неизбежно исчезнуть при «успехах просвещения», М. постепенно пришел к выводу, что оно способно придать новый импульс развитию России. Своеобразным этапом в становлении этой идеи стали реакция на покушение на имп. Александра II Николаевича 4 апр. 1866 г. и состоявшаяся нек-рое время спустя командировка М. в Москву. К тому времени М. вышел в отставку в чине действительного статского советника. Во время поездки он стремился выяснить настроения старообрядцев после неудачного покушения на императора и собрать сведения о проходившем в Москве соборе, в частности об «Окружном послании» И. Г. Кабанова и связанных с ним волнениях. Поездка и встречи со старообрядцами снова укрепили писателя в мысли, что старообрядчество - сила, не причастная к политической борьбе, но сохраняющая первоосновы национального менталитета и духовности, преданная религ. идее и монархии,- способно оказать позитивное влияние на общество. «А восстановление русского духа, старобытной нашей жизни все-таки от будущих старообрядцев, которые тогда не раскольники будут»,- писал М. в черновой записке министру внутренних дел П. А. Валуеву о результатах командировки (РНБ. Ф. 478. Оп. 1. № 23. Л. 4). Раскольники для него - те, кто отказываются идти на сближение с офиц. Православием. Старообрядцы - хранители «исконного духа» Руси допетровской, которые, отбросив «предрассудки» и влившись в паству господствующей Церкви, призваны преобразить и ее, и страну в целом, укрепить ее основы. В 1866 г. из-за разногласий с Валуевым писатель подал в отставку, был переведен в распоряжение московского генерал-губернатора и осенью того же года переехал из С.-Петербурга в Москву, затем в с. Ляхово Нижегородской губ. Здесь М. приступил к работе над романами «В лесах» и «На горах», к-рые стали вершиной его художественного наследия. В романе «В лесах», в частности, помещено «Сказание о невидимом граде Китеже», по к-рому эта легенда известна и в наст. время.

Дилогия М. посвящена жизни и быту лесного и нагорного Поволжья, внутреннему укладу народа, старообрядческих скитов. Определяя замысел, он писал, что стремился «изобразить быт великороссов в местностях при разных развитиях, при разных условиях общественного строя жизни, при разных верованиях и на разных ступенях образования». Своего положительного героя писатель искал в среде, наиболее устойчивой к новым веяниям эпохи, живущей по «дониконовским предписаниям», далекой от городского космополитического уклада. Образы купцов, зарождающейся торговой буржуазии, связаны с проблемой дальнейшего развития страны. Бытовая тема оказалась невозможной без разработки темы семьи. Семья интересовала писателя как прочная база для развития личности. Нарушение семейных устоев и правил, по М., ведет к «падению». Уникальна жанровая природа дилогии, сочетающая признаки семейного, авантюрного, бытового романа, специфическое использование фольклора и самых разных фольклорных жанров. Своеобразие дилогии состоит в том, что писатель сумел показать неизвестный, обособленный старообрядческий мир, о котором было известно лишь по тенденциозным публикациям. Эта «отечественная Атлантида» представлена убедительными человеческими характерами. В нач. ХХ в. критик Л. М. Багрецов заметил, что персонажи «живут полной жизнью людей, занимающих определенное общественное положение, вступающих в отношения семейные - людей с известным умственным складом, характером, наклонностями, одним словом - с известной индивидуальностью». М. отходит от устоявшихся шаблонов негативного изображения старообрядчества, которым следовал некогда и сам, хотя иногда сохраняет «чиновничью насмешливость» (выражение Лескова) по отношению к старообрядцам. Двойственное отношение к старообрядчеству выразилось и в неоднозначности ряда героев дилогии. М. совершенно подорвал существовавшие в XIX в. принципы художественного изображения старообрядчества, обозначив в старообрядческой среде положительный идеал. Более того, он нашел и обрисовал в этой среде национальный идеал.

Последние годы жизни М. провел в имении Ляхово. Процесс публикации романа «На горах» затянулся из-за болезни, приведшей к параличу. Утратив способность писать, М. диктовал жене заключительные главы романа «На горах» и начало романа «Царица Настасья». М. был похоронен на кладбище нижегородского в честь Воздвижения Креста Господня женского монастыря. После 1917 г. могила была перенесена на т. н. Бугровское кладбище и к 2016 г. располагается неподалеку от нижегородского старообрядческого Успенского храма РПСЦ. Существуют сведения, согласно к-рым прах с изначального места захоронения перенесен не был и памятник на Бугровском кладбище - кенотаф. В 2013 г. сотрудниками справочно-библиографического отдела НГОУНБ был подготовлен подробный библиографический указатель, посвященный жизни и творческому наследию писателя.

Архив