КАНДИЯ

Кандия. 1570–1571 гг. (НГОМЗ)

Описывается как чаша на ножке с поддоном, по к-рой ударяют металлическим ударником-молоточком, или как алтарный колокольчик (кодон) в виде опрокинутой чаши с молоточком сверху. Согласно описанию П. С. Казанского, на Афоне удар в такой колокольчик служил сигналом для начала поминовения монахами своих близких на проскомидии и для совершения поклона во время перенесения Св. Даров на Преждеосвященной литургии (Казанский. 1871. С. 316). Еще в XIX в. в ризнице Соловецкого монастыря сохранялась бронзовая К. 1483 г. Во вкладной надписи, гравированной по ее венцу крупной вязью, она названа «звонок игумена Исаии» (см.: Наследие Соловецкого монастыря в музеях Архангельской области: Кат. / Сост. Т. М. Кольцова. М., 2006. С. 108). Ниже надписи на чаше гравированные изображения стилизованных животных в кругах, образованных вьющимся стеблем с листьями в виде головок птиц. Эта ныне утраченная бронзовая К., вероятно, была изготовлена новгородским мастером, поскольку ее форма, напоминающая песочные часы, аналогична новгородским серебряным потирам и К. XIV-XVI вв.

В церковных описях XVI-XVII вв. нередко упомянуты медные чаши, к-рые также именуются «звонки». Так, в Описи 1514 г. Соловецкого монастыря отмечены 2 медные К.: «Да в киларъской два звонки медь запрудная» (Описи Соловецкого монастыря XVI в. / Сост.: З. В. Дмитриева, Е. В. Крушельницкая, М. И. Мильчик. СПб., 2003. С. 36).

В греч. и древнерус. мон-рях металлическая К. использовалась как трапезная чаша, при этом она часто выполняла функции небольшого колокола. Согласно древним Уставам, в греч. и рус. мон-рях во время трапезы игумен ударом лжицы о край металлической К. извещал о начале и об окончании трапезы, смене блюд, разрешении пить вино (Скабалланович. Типикон. С. 61, 68; Макарий. 1860. С. 247-248). Подобные указания об использовании К. содержатся в Типиконе, принятом в наст. время в РПЦ: на дневной трапезе - «                        », на вечерней трапезе - «           » (Типикон. Ч. 1. С. 90-91, 94).

Традиция ударять в чашу или блюдо или звонить в колокольчик во время монашеской трапезы, чтобы не нарушать безмолвия в обители, известна с древнейших времен (см.: Древности Российского государства. М., 1849-1853. Отд. 1. С. 111; см. также: Казанский. 1871. С. 316). Этот обычай сохраняется до настоящего времени в древних греч. мон-рях, напр. в мон-ре вмц. Екатерины на Синае.

За богослужением удары по краю К. служили сигналом звонарю о том, что пора звонить на колокольне. В описи Иосифова Волоколамского мон-ря 1545 г. говорится, что К. предназначена для звона по большим праздникам на литургии перед чтением Евангелия (Опись Иосифова Волоколамского монастыря 1545 г. // Георгиевский В. Т. Фрески Ферапонтова мон-ря. СПб., 1911. С. 7).

В Новгородском музее сохранилась небольшая бронзовая К. 1570-1571 гг., сделанная в виде гладкой полусферической несколько уплощенной книзу чаши, соединенной коротким круглым в сечении стержнем с гладким полусферическим поддоном (см.: Игошев. 2003. С. 383-384). При К. имеется небольшой металлический стержень, напоминающий язычок колокола, к-рым звонили во время чтения каждой части Евангелия в 1-й день Пасхи. Эта К. после упразднения Николаевской Новой Боровинской Мавриной пуст. близ Тихвина, к-рой она изначально принадлежала, была передана в новгородский Софийский собор. В Чиновнике Софийского собора 1626-1634 гг. говорится об использовании К. для подачи сигнала перед началом и по завершении чтения Евангелия (см.: Голубцов. 1899. С. 214-215). К., служащая для этой цели, могла также именоваться «ясак» (т. е. колокольчик - см.: Пыляев. 1897). В XIX в. традиция ударять в К. сохранялась в русском монастыре вмч. Пантелеимона на Афоне. В современных изданиях Типикона и Цветной Триоди вышеприведенное указание частично повторено: «              » (Типикон. Ч. 2. С. 942; см. также: Триодь Цветная. Л. 13).

Кандия. 1702 г. (ГММК)

Исторические источники содержат сведения (не позднее IV в.) о том, что древние христиане освящали и использовали св. воду, следов., уже тогда существовали специальные сосуды для ее хранения. В то время большинство из них были стационарными и сделаны из камня (преимущественно мрамора) или были терракотовыми. Сохранилось неск. подобных экземпляров IV-VI вв. На нек-рых из них помещены соответствующие надписи, напр.: «νιψάμενος προσεύχου (Помолись, когда умываешься)» или «ἀντιλήσατε ὕδωρ μετά εὐφροσύνης ὅτι φωνή Κυρίου ἐπ τῶν ὑδάτων (Почерпите воду с радостью - Ис 12. 3; т. к. глас Господа на водах - Пс 28. 3)» (см.: DACL. Vol. 2. Col. 763-768). Для переноски св. воды, к-рая требовалась при совершении экзорцизма, чинов над болящими и т. п., вероятно, применялись К. из металла. Наиболее древние единичные сохранившиеся экземпляры (IV-V вв.) выполнены из свинца и бронзы (см.: Ibid. Col. 768-770).

К. часто упоминаются в источниках со времени, когда окропление св. водой стало частью общественного богослужения. Так, на Западе это произошло не раньше IX в. (Braun. 1932. S. 585). В зап. инвентарях начиная с XIII в. К. упоминается под различными названиями: vas (обязательно с уточнением ad aquam benedictionis), urceus, situla (situlus), benedictiorium, apersorium, caldarotium (см.: Ibid. S. 581-583).

К. изготавливались из различных металлов. Большинство средневек. сохранившихся сосудов выполнены из бронзы. Позже основным материалом стала латунь. К., сделанные из драгоценных металлов, в частности из серебра, часто отмечены в инвентарных описях XI-XII вв. Золото также применялось для изготовления К., но такие экземпляры единичны. Сохранилось неск. К. кон. X в., сделанных из слоновой кости; одна из них находится в Эрмитаже. Существуют единичные экземпляры из хрусталя, яшмы и стекла (см.: Ibid. S. 586-590).

Форма К. менялась в зависимости от эпохи. Предметы из слоновой кости кон. X в. и металлические предметы XII-XIII вв. имеют форму ведра. Высота этих К., как правило, не превышает 30 см; диаметр всегда меньше высоты. Большинство таких сосудов оснащены ручкой для переноски; нек-рые из них имеют ножку-подставку. В эпоху Возрождения К. видоизменились: они стали округлыми и приобрели форму котла. Для таких К. характерна подставка в виде неск. маленьких ножек или одной ножки с широким основанием. Диаметр К. превышал ее высоту. Начиная с XVI в. большинство сохранившихся К. имеют именно такую форму (см.: Ibid. S. 590-594). Видоизменение К. на Востоке, вероятно, существенных особенностей по сравнению с тем, что было на Западе, не имело.

К. могли богато декорироваться. Помимо растительного и животного орнамента и христ. символики на К. зачастую присутствуют рельефные изображения Христа, Пресв. Богородицы, ангелов, апостолов и святых, библейские сюжеты, сцены из церковной жизни. Также на К. могли наноситься связанные с водой библейские цитаты и др. соответствующие тексты (см.: Ibid. S. 595-598).

Среди древнерус. церковной утвари встречались чаши, сделанные и задуманные первоначально как заздравные, трапезные или просфирные; они поступали в мон-ри или храмы как вклады и использовались для водосвятия. Так, в Сергиево-посадском музее сохранилась серебряная заздравная чаша 1564 г., к-рая в Троице-Сергиевом мон-ре использовалась для водосвятия; др. чаша 1581 г. изначально была двойного назначения и применялась как просфирная и водосвятная (Николаева. 1968. С. 208-209, 234-236; Игошев. 2003. С. 382-383). В Эрмитаже имеется медная водосвятная чаша 1603 г. новгородской работы из Рождественского монастыря в Вымоченицах на р. Оять в Обонежской пятине (Декоративно-прикладное искусство Великого Новгорода: Художественный металл XVI-XVII вв. / Ред.-сост. И. А. Стерлигова. М., 2008. С. 393. Кат. 119; Игошев. 2009. С. 150). Очевидно, эта чаша, издающая при ударе чистый продолжительный звук, использовалась не только для освящения воды, но также и для созыва игуменом братии (Косцова. 1980. С. 34).

В монастырях России находили применение крупные К., напоминающие водосвятные чаши, и К. небольших размеров. Напр., в описи имущества Кириллова Белозерского монастыря 1601 г. отмечено наличие «8 кандей меденых болших и малых» (Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского монастыря 1601 года. СПб., 1998. С. 179). Подобные предметы могли изготавливаться из специального привозного медного сплава, который назывался «медь - кондильныя (кандельное), казылбашския (кызымбаские)» (Гренберг. 1998. С. 302, 366).

Медные, булатные и оловянные К. упоминаются в монастырских описях XVI-XVII вв., причем отдельные предметы восточной работы были изготовлены с крышкой («кровлей») и украшены растительным орнаментом. Так, в 1597 г. в трапезной Соловецкого мон-ря имелись «кандея булатная с кровлею с травами, арапское дело, да кандея старая, весу полсемы гривенки, да две кандеи: оловяная да медная лужена» (Описи Соловецкого монастыря XVI в. 2003. С. 166). Известно, что Варлаам (Рогов), митр. Ростовский, пожертвовал Зосимо-Ворбозомскому Благовещенскому мон-рю «кандеи булатные» (после 1589 г.) (см.: Успенский. 1894. С. 713). Булатные К. также упоминаются в описях других мон-рей (Суворов Н. И. Опись Свияжского Богородицкого муж. мон-ря, составленная в 1614 г. // ИИАО. 1863. Т. 4. Стб. 559; Кормовая книга [Вологодского] Спасо-Прилуцкого мон-ря // ИИАО. 1861. Т. 3. Стб. 310; Суворов Н. И. Опись Павло-Обнорского мон-ря Вологодской епархии. 1663 г. // ИИАО. 1865. Т. 5. Вып. 4. Стб. 293, 297). По толкованию, приводимому в правосл. лит-ре, К. как сосуд для освященой воды символизирует купель у Овечьих ворот в Иерусалиме, в к-рую ежегодно сходил ангел и «возмущал воду», делая ее целебной (Ин 5. 2-4), а также купальню Силоам, после умовения в к-рой прозрел исцеленный Христом слепой (Ин 9. 7-11) (см.: Дьяченко. 1899. С. 244).