ВЕНИАМИН

(2-я пол. XV в.), священник-доминиканец, зап. (чех) или (менее вероятно) юж. (словенец, хорват) славянин, переводчик с латыни, церковный писатель-полемист. В кон. XV в. работал в Новгороде, в окружении архиеп. Геннадия (Гонзова). Биографические сведения о В., содержащиеся в неск. записях на рукописях, ограничиваются новгородским периодом его жизни. Судьба его до приезда на Русь представляется (на основании косвенных данных) весьма сложной и в чем-то даже загадочной. Совр. исследователи (И. В. Платонова, В. А. Ромодановская) на основании использования В. при переводе отдельных книг Вульгаты помимо лат. Библии также чеш. (пражское изд. 1488 г.) и особенностей транскрипции переводчиком имен собственных убедительно устанавливают тесную связь В. с Чехией (если не его чеш. происхождение). Эта связь с гуситской в XV в. страной (еретической по отношению к католич. Церкви) причудливо сочетается у В. с принадлежностью к инквизиторскому ордену.

По предположению А. Д. Седельникова, с В., возможно, был связан (по всей видимости, ученичеством) писец-каллиграф Геннадиевского кружка Тимофей Вениаминов (предположение основано на редком прозвище последнего). В случае достоверности этой гипотезы следует полагать, что В. приехал на Русь не позднее 1489 г., поскольку уже в том году Тимофей называет себя «Вениаминовым» в записи на Сборнике слов Афанасия Александрийского против ариан (РГБ. Вол. № 437. Л. 237). Первое несомненное упоминание В. на Руси содержится в записи 1491 г. на кодексе, содержащем сочинения Дионисия Ареопагита с толкованиями Максима Исповедника (РГБ. Рум. № 93).

Вероятно, вскоре после приезда на Русь В. (не позднее 1490) был привлечен Новгородским архиеп. Геннадием (если не был приглашен для этого специально) к работе по составлению полного корпуса библейских книг на церковнослав. языке в качестве переводчика, владеющего латынью, греч. и итал. языками. К авг. 1493 г. он перевел с латыни (при участии Д. Герасимова и В. Иванова) отсутствовавшие в слав. традиции ветхозаветные книги Паралипоменон, Ездры и Неемии, Товита, Иудифи, Премудрости Соломона, Маккавеев и частично пророков Иеремии и Иезекииля, а также кн. Есфири (см.: Библия. Переводы на церковнослав. язык) с предисловиями блж. Иеронима и толкованиями-глоссами средневек. зап. богословов Николая Лиры, Иоанна Мархесина и нем. гуманиста И. Рейхлина, существовавших к кон. XV в. в печатном виде. В ряде случаев к переводу привлекалась и чеш. Библия. Помимо собственно Геннадиевской Библии 1499 г. (и полных списков с нее XVI в.) книги, переведенные В., дошли в ряде списков кон. XV в. и рубежа XV-XVI вв. (БАН. 33. 10. 4; РГБ. Вол. № 9 и 11 и др.), а также более позднего времени, среди к-рых особо выделяется сборник ветхозаветных книг 50-х гг. XVI в. (РНБ. Погод. № 84), восходящий к черновику перевода. Рукописная традиция переводов В. в последнее время обстоятельно изучена Ромодановской.

Остается открытым вопрос об участии В. в др. переводах кон. XV в., связанных с Геннадиевским кружком, таких как перевод части календарного трактата Вильгельма Дуранда, сохранившегося в единственном списке 1-й пол. XVII в. (РНБ. Погод. № 1121), соч. Николая Лиры «Probatio adventus Christi» и в интерлинеарном переводе, частично сопровождающем Псалтирь кон. XV в., написанную на лат. языке кириллицей (ГИМ. Чуд. № 53).

После новейших исследований следует признать несостоятельной атрибуцию В. т. н. Афанасьевского извода древнерус. версии «Повести о Варлааме и Иоасафе» (см. ст. Варлаам и Иоасаф), предложенную Н. П. Поповым, видевшим в нем отражение прокатолич. симпатий автора (Попов Н. П. Афанасиевский извод Повести о Варлааме и Иоасафе // ИОРЯС. 1926. Т. 31. С. 189-230). В результате исследования И. Н. Лебедевой можно считать установленным, что гипотеза Попова возникла в результате некорректного сопоставления 2 разных слав. переводов текста (Лебедева И. Н. Повесть о Варлааме и Иоасафе: Памятник древнерус. переводной лит-ры ХI-ХII вв. Л., 1985. С. 89-102). Аналогичным образом обстоит дело с атрибуцией В. перевода с румын. («волошского») на слав. язык староитал. флорилегия «Цветы добродетели», предложенной румын. исследователями (Smochina Nic. N. şi Smochina N. O tradicere romîneasca din secoli al XV-lea a cartil «Florea Darulior» // BOR. 1962, № 7-8) и предположительно поддержанной Я. С. Лурье (СККДР. Вып. 2. Ч. 1. С. 135). Принадлежность этого перевода В. основывается только на совпадении имени переводчика (называемого при этом «иеромонахом русином»), указанного в одном из списков, и на предположении, что дата в нем содержит ошибку - 1592 г. вместо 1492 г. Принимая во внимание, что румын. лит. язык, с к-рого был сделан слав. перевод (и на к-рый еще ранее был выполнен перевод с итальянского), в XV в. еще не сформировался, слав. перевод следует датировать именно 1592 г. и связывать его скорее всего с деятельностью острожского ученого кружка. На это указывают и западнорус. особенности текста, заметные даже в записи переводчика.

Помимо занятий переводческой деятельностью В. во время пребывания в Новгороде принял участие и в полемике по поводу церковных имуществ. Его перу с большой долей вероятности принадлежит трактат «Събрание от Божественнаго писания от Ветхаго и Новаго на лихоимцев», носящий в позднейшей редакции название «Слово кратко противу тех, иже в вещи священные... соборные Церкви вступаются». В пользу авторства В. свидетельствуют латинизмы, встречающиеся в тексте, и зап. терминология (в частности, определение Свящ. Римской империи как «Священного царства», именование Карла Великого «Карул Бертин» и др.); христианами названы в 1-й редакции равно «греци, русь и латини». Обосновывая исконность и законность владения Церкви имениями, автор апеллирует к «Константинову дару», подтвержденному зап. императорами Карлом Великим (его автор называет «православной веры хранителем») и Оттоном I («Отто»); упоминание рус. князей (равноап. Владимира Святославича) появляется лишь во 2-й редакции памятника, адресованной «архиепископу достойнейшему, на враги церковные и еретики ратователю крепчайшему», «превосходящему всех своими добродетелями в сей пресветлой Русской стране», т. е., по всей вероятности, Геннадию. В «Събрании» автор ссылается также на католич. учение о «двух мечах». Датировка сочинения представляет известную сложность. В тексте 2-й редакции содержится дата 1505 г. (от Р. Х.), однако она не согласуется с тем, что архиеп. Геннадий покинул Новгород в 1504 г. Седельников выдвинул гипотезу, согласно к-рой В. определял разницу между датами «от сотворения мира» и от Р. Х. не в 5508, а в 5500 лет и что речь идет, т. о., о 1497 г. Мнение получило общее признание позднейших исследователей, однако оно не кажется бесспорным. Не менее вероятным представляется предположение, что в исходном тексте стояла кириллическая дата «лето 1500-е», а позднее при переписке окончание было принято за букву-цифру 5.

Выдвинутая Д. Н. Cтремоуховым (Stremooukhoff D. Moscow the Third Rome: Sources of the doctrine // Speculum. 1953. Vol. 28. N 1. P. 91, 92, 97) и развитая Лурье идея о том, что взгляды В., переведшего 3-ю кн. Ездры и, возможно, отождествлявшего 3-ю голову орла, упоминаемого в пророчестве, со Свящ. Римской империей, могли повлиять (через посредство Герасимова, соотнесшего в свою очередь этот элемент видения с Москвой) на развитие теории «Москва - Третий Рим» (см. Третий Рим, теория), не представляется убедительной (см. Синицына Н. В. Третий Рим: Истоки и эволюция рус. средневек. концепции. М., 1998. С. 254-255). Миниатюра, иллюстрирующая видение Ездры в сб. переводов В. (РНБ. Погод. № 84. Л. 24; см. Лурье Я. С. Заметки к истории публицистической лит-ры кон. XV - 1-й пол. XVI в. // ТОДРЛ. 1960. Т. 16. Вклейка между с. 458 и 459), явно копирует западноевроп. гравюру (вероятно, из печатной Библии) и не может служить свидетельством развития сюжета на рус. почве.

Исследователи кон. XIX - 1-й пол. XX в. (И. Е. Евсеев, Попов, Седельников и др.) были склонны к известной демонизации личности В., рассматривая его как активного и сознательного агента католич. влияния в окружении архиеп. Геннадия и приписывая ему далеко идущие в этом направлении планы. Углубленное изучение творческого наследия славянина-доминиканца, предпринятое позднее, позволяет отказаться от подобной излишне прямолинейной трактовки.