БОРИСОВ ГОРОДОК

(Царёв-Борисов) , вотчина Бориса Годунова на берегу р. Протвы с дворцовым комплексом, окруженным крепостными стенами, и стоящей вне укреплений ц. во имя святых Бориса и Глеба (не сохр.), архитектура к-рой подводит итог развитию шатрового зодчества во 2-й пол. XVI в.; ныне с. Борисово в 11 км от Можайска Московской обл.

Строительство храма и крепости, очевидно, происходило одновременно, хотя точные даты закладки сооружений неизвестны. Попытки датировать ансамбль 1585-1586 гг. (В. В. Косточкин) основаны на неверном прочтении известий Пискарёвского летописца: «Да в Верейском уезде в селе Борисове на Городище по челобитью же боярина Бориса Федоровича Годунова зделан храм камен» (ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 200), из сведений к-рого можно лишь предполагать, что храм начали строить до воцарения Годунова, т. е. до 1598 г. Датировка строительства и освящения церкви 1603 г. основана на сведениях вятского «Временника» XVII в.: «В лето 7111 (1603) ...ходил царь Борис Федорович с царицею и с чады, молитися в Боровеск, к Пафнотию чюдотворцу, и отнесе ему раку сребряну. Оттуду иде на Борисов, и ту церковь каменну созда и освяти» (Времянник, еже нарицается летописец Российских князей // Тр. Вятской губ. ученой арх. комис. Вятка, 1905. Вып. 2. С. 47). П. А. Раппопорт связал это известие с освящением храма. Поскольку, по его мнению, сооружение подобного здания обычно занимало 4-5 лет, закладка церкви должна была состояться в 90-х гг. XVI в. Однако в статье Временника нарушена последовательность событий. Согласно Новому летописцу, поездка царской семьи в Боровск состоялась в авг. 1601 г.: «Сам пойде молитися в Можаеск и Боровеск и был в своем селе Борисове на Вяземе и туто пировал многие дни» (ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 14. С. 55), из чего можно заключить, что храм был освящен в 1601 г.

Борисоглебская церковь

Во 2-й пол. XVIII в. разрушающаяся крепость и ц. Бориса и Глеба были зафиксированы на чертежах архит. Г. Харькова (планы и фасады крепости и церкви) и плане И. Лёвшина (ГНИМА). К нач. XIX в. постройки Б. г. пришли в запустение, их стали постепенно разбирать. Археологические исследования фундаментных рвов церкви проводились Раппопортом в 40-х гг. XX в.

Шатровая церковь святых Бориса и Глеба стояла на высоком подклете и была окружена с 3 сторон 2-ярусной папертью. Переход от четверика к восьмерику был оформлен в виде горки кокошников, нижний ряд к-рых расположен выше тромпов. Судя по чертежу Харькова, на полице восьмерика были поставлены глухие барабаны дополнительных главок, по 2 на осевых гранях аттика, наподобие декоративных глав на центральном и зап. шатровых столпах Покровского собора на Рву, и церкви в с. Остров времени Иоанна IV. В декорации использованы итальянизирующие мотивы, распространенные в архитектуре годуновской эпохи: поверхности апсид, стен и лопаток четверика, граней восьмерика и аттика над ним были украшены декоративными нишами в профилированных рамках, возможно, что между кокошниками были поставлены фиалы (Раппопорт). Судя по сохранившимся описаниям, можно полагать, что подклет был белокаменным, стены церкви - кирпичными с деталями из белого камня. Церковь достигала в высоту 74 м и была самым грандиозным из шатровых храмов в истории средневек. рус. архитектуры. Предание уравнивало ее по высоте с храмом-колокольней Ивана Великого в Московском Кремле. Считали, что она была возведена мастером, условно названным «зодчим Бориса Годунова» (Раппопорт), к созданиям к-рого относят также церкви в Вязёмах, Хорошёве, собор Пафнутиева боровского мон-ря.

Крепость Б. г. имела в плане полукруг, 4 башни, 2 ворот. Строительство Б. г. выявило стремление Годунова превзойти масштабы царских резиденций: крепость, окруженная рвом, указывает на подражание Александровой слободе, а шатровая церковь - загородным ансамблям сел Коломенского и Остров, храмы к-рых она превосходила по высоте. Исследователи допускали, что крепость мог выстроить зодчий кон. XVI в. Федор Конь. Сохранившиеся чертежи стен и башен крепости указывают на сходство с укреплениями Смоленска, возведенными им в 1595-1602 гг. Строительство крепости Б. г. Косточкин рассматривал в ряду др. мероприятий, направленных на укрепление зап. границы страны. Назначение форпоста Б. г. оправдал в 1618 г., когда его безуспешно штурмовал королевич Владислав: «...литовские ж люди многижды к нему приходяху и не можаху ничево ему зделати, что тот городок крепок добре» (Новый летописец. Там же. С. 143).