ГУГ

[нем. Hug] Иоганн Леонард (1.06.1765, Констанц - 11.03.1846, Фрайбург-им-Брайсгау), нем. католич. библеист. В 1783 г. по окончании гимназии в родном городе поступил в Фрайбургский ун-т. В 1789 г. принял священнический сан, в 1791 г. стал профессором кафедры ВЗ, годом позже - и кафедры НЗ.

Г. принадлежит теория о том, что в нач. III в. неск. типов новозаветного текста в течение короткого времени слились в один тип, к-рый обычно называют западным и к-рый Г. назвал κοινὴ ἔκδοσις (общий тип). Г. считал, что к сер. III в. этот текст был отредактирован Оригеном в Палестине, впосл. его принял в таком виде блж. Иероним; в Египте текст был изменен Исихием Александрийским, а в Сирии - Лукианом, пресв. Антиохийским (обе редакции не были приняты блж. Иеронимом). Хотя Г. в целом исходил из верной концепции зап. типа текста и его многочисленных версий, попытки соединить 3 редакции Септуагинты (происхождение к-рых он считал точно установленным) с 3 типами текста НЗ не увенчались успехом.

Заметным вкладом в развитие католич. библеистики того времени было участие Г. в дискуссиях о т. н. синоптической проблеме. Существовавшим тогда в протестант. библеистике вариантам решения (гипотезам Первоевангелия (И. Д. Михаэлис; Г. Марш, Г. Э. Лессинг, И. Г. Эйхгорн), фрагментов (Ф. Д. Э. Шлейермахер), устного предания (И. Г. Гердер, И. К. Л. Гизелер), взаимного использования (И. Я. Грисбах)) Г. противопоставил свой вариант, в рамках к-рого пришел к выводу об исторической достоверности раннехрист. традиции, утверждавшей последовательность возникновения синоптических Евангелий. Так, приоритет возникновения Евангелия от Матфея он обосновывает материалом рукописной традиции - указанием на существование 2 видов текста: на рукописи, в к-рых первыми стоят Евангелия, написанные апостолами из круга 12 учеников Иисуса Христа (Мф-Ин-Лк-Мк), и на те рукописи, к-рые располагают Евангелия в их хронологическом порядке (Мф-Мк-Лк-Ин) (см.: Einleitung. 18081. Bd. 1. S. 1-2). Евангелист Матфей пишет как иудей для иудеев, о чем, по Г., свидетельствуют многочисленные цитаты из ВЗ и аллюзии на текст ВЗ, а также центральная схема всего евангельского повествования - «обетование-исполнение», цель к-рого доказать, что Иисус Назарянин и есть обетованный в ВЗ Мессия. Стремясь опровергнуть гипотезу Первоевангелия во всех ее вариантах, Г. утверждает, что Евангелие от Матфея изначально было написано на греч. языке, к-рый более чем еврейский был распространен в Палестине к времени возникновения Евангелий. Хотя, как признает Г., помимо LXX ап. Матфей знал и евр. текст ВЗ, но не использовал его в качестве источника (ср.: Ис 29. 13 и Мф 15. 9) (Ibid. S. 55).

Г. признает исторически достоверной и раннехрист. традицию о возникновении Евангелия от Марка. Его автор, житель Иерусалима Иоанн Марк, сопровождавший апостолов Павла и Варнаву в путешествии на Кипр, писал для читателей, незнакомых с евр. обычаями,- отсюда и характерные для него добавления, объясняющие иудейские термины и обычаи (ср.: Мк 5. 41; 7. 34; 14. 36). В доме матери Иоанна Марка происходили богослужения ранних христиан (ср.: Деян 12. 12), во время к-рых ап. Петр проповедовал; эти проповеди послужили для Марка источником информации об учении Иисуса Христа. Обстоятельства возникновения Евангелия от Марка в Риме Г. находит у сщмч. Иринея Лионского (Iren. Adv. haer. III 1. 1). Во время проповеди апостолов Петра и Павла в Риме иудеохристиане принесли туда написанное в Палестине Евангелие от Матфея, к-рое вызвало большой интерес и читалось на богослужебных собраниях рим. общины. Ап. Петр, свидетель описываемых событий, комментировал чтения из Евангелия от Матфея. Марк записывал замечания Петра и по просьбе членов общины представил собственное Евангелие. Его труд был назван «проповедью Петра», а сам евангелист - его «переводчиком».

Текстовые совпадения между 1-м и 2-м Евангелиями Г. объясняет тем, что Марк использовал текст Матфея в качестве источника (ср.: Мф 15. 32-33 и Мк 8. 1-2; Мф 13. 4-5 и Мк 4. 4-5; Мф 26. 47-48 и Мк 14. 43-44; Мф 24. 32 и Мк 13. 28). Эти существенные совпадения в греч. тексте у 2 евангелистов, по Г., свидетельствуют против гипотезы евр. Первоевангелия как общего для Матфея и Марка источника. Кроме того, Г. указывает на грамматические и семантические различия между евр. и греч. языками: для большинства евр. слов в греч. языке есть неск. синонимических вариантов (Einleitung. Bd. 1. S. 60); в евр. языке нет аналогов образованию греч. слов с помощью приставок συν-, μετα-, ἐπι-, παρα-, κατα-, εἰσ-, προσ- и др., поэтому в распоряжении грека было больше возможностей для употребления синонимов, чем у еврея (Ibid. S. 57-58); в греч. языке есть больше временных форм для передачи прошлого и будущего, чем в еврейском (Ibid. S. 56).

Для Г. очевидно, что автор 3-го Евангелия, известный из раннехрист. традиции врач Лука, житель Антиохии, сопровождавший ап. Павла в путешествиях, знал Евангелие от Матфея (ср.: Мф 8. 19 и Лк 9. 57; Мф 8. 9 и Лк 7. 8; Мф 12. 43 и Лк 11. 24) (Ibid. S. 105). Но Лука в нек-рых случаях скорее следует тексту ап. Марка, а не Матфея (ср.: Мф 14. 15, Мк 6. 36, Лк 9. 12 и Мф 26. 18, Мк 14. 13, Лк 22. 10). Там, где текст Евангелия от Марка не совпадает с текстом Евангелия от Матфея, ап. Лука следует Марку. Это, по Г., подтверждает, что ап. Марк - один из тех создателей Евангелий, которых упоминает ап. Лука в своем прологе (Ibid. S. 109-110). Отклонения текстов Луки и Марка от порядка повествования 1-го евангелиста есть результат исправления ими хронологии событий, рассказанных в Евангелии от Матфея. Эти наблюдения приводят Г. к окончательному выводу о последовательности возникновения Евангелий: Мф-Мк-Лк, что опровергает гипотезу Грисбаха о взаимном использовании синоптических Евангелий.

Особенность гипотезы взаимного использования, предложенной Г., состоит в том, что она не только объясняет сходства и различия между синоптиками, но и особенности Евангелия от Иоанна. Причину отличия в структуре, выборе материала и богословии Евангелия от Иоанна Г. видит в намерении автора, знавшего тексты 3 синоптиков, создать догматический трактат с целью показать, что Иисус Христос есть Сын Божий. Примером того, что он дополняет и исправляет своих предшественников, может служить текст о помазании в Вифании (Ин 12. 1-11). Апостолы Матфей и Марк рассказывают, что женщина помазала главу Иисуса. Ап. Лука сообщает, что она помазала Иисусу ноги и осушила их своими волосами. Иоанн соединяет в повествовании элементы этих 3 сообщений. Описание мира и замечание о его ценности он берет у Марка (14. 3-9), действия помазания - у Луки (7. 36-37) и наставление Иисуса Иуде - у Матфея (26. 6-13) (Ibid. S. 150).

Важной темой библейско-апологетической работы Г. была его полемика с богословским рационализмом и мифологической теорией интерпретации НЗ, представленной в кн. «Жизнь Иисуса» Д. Ф. Штрауса. Если Штраус отвергал возможность чуда и божественного вмешательства в историю, Г. утверждал его метафизическую возможность (Ibid. Bd. 1. S. 60-61, 107; Bd. 2. 100, 146, 189-190). Как умеренный супранатуралист Г. критикует рационалистов за то, что они считают, что их знания беспредельны, и пытаются толковать очевидное сверхъестественное событие как неправильно воспринятое природное событие (Ibid. Bd. 1. S. 192-193). Г. абсолютно отвергает то, что Штраус (и большинство критиков после эпохи Просвещения) рассматривает как основу критической историографии: необходимость применения одних и тех же принципов критики ко всем историческим документам. Принцип Штрауса о единообразии всех событий приводит его к выводу о невозможности Воскресения Иисуса Христа как исторического события.

Г. отказывает работе Штрауса в статусе исторического исследования, т. к. автор не проводит методологически правильного, по Г., литературно-критического анализа Евангелий и поэтому не может делать вывод об их исторической ценности (Ibid. S. 64)). Неверным, по Г., является уже само понимание Штраусом функции мифа в древних культурах и его соотношения с иными способами отображения действительности. Соглашаясь с тем, что мифы появились в доисторических мифопоэтических культурах, он подчеркивает, что в исторический период процесс мифообразования практически прекращается. Рассматривая развитие культуры от мифа через легенду к истории, Г. делает вывод о том, что последний период в истории евреев начался со времени прор. Самуила (периода Судей). Не соглашаясь с утверждением Штрауса, что евреи и христиане не могли создавать исторических трудов по причине существования у них собственного мифопоэтического горизонта восприятия (Gutachten. Bd. 1. S. 52-53), Г. подчеркивает, что, за исключением евангелиста Матфея, ранние христ. авторы жили и писали вне Палестины, в окружении, в к-ром «научное и историческое сознание уже давно процветало» (Ibid. S. 54-55). Евангелия отражают результат влияния этой среды и, следовательно, являются историческими повествованиями, даже если не все в них точно соответствует правилам греч. и рим. историографии.

Если Штраус рассматривал период между смертью апостолов (кон. I в.) и самым ранним свидетельством о Евангелиях (сер. II в.) как достаточный для возникновения и распространения множества легенд об Иисусе Назарянине, Г. отмечает, что в этот период включение неисторических повествовательных элементов в евангельское предание невозможно, т. к. евангельский материал в своей канонической форме был уже повсеместно распространен в сер. II в., а период мужей апостольских характеризуется стремлением предохранить вероучение от восприятия элементов гностических лжеучений (Ibid. S. 27-30). В пользу достоверности Евангелий, по Г., говорят и сохранившиеся свидетельства древних еретиков (Валентин, Василид и др.), к-рые принимали их в качестве аутентичных апостольских текстов (Ibid. S. 30-40).

Наконец, в опровержение идеи Штрауса о существенном влиянии ВЗ и современных НЗ евр. мессианских чаяний на создание новозаветного образа Иисуса Христа Г. пишет, что не только проповедь и деяния Иисуса Христа не соответствовали социально-политическим мессианским ожиданиям народа, но и Его страдание и бесславная в глазах иудеев казнь совершенно противоречили им. Даже ап. Матфей, к-рый больше других заинтересован в доказательстве, что Иисус был обетованным Мессией, упоминает о том, что Он был не воинственным, но духовным и уничиженным Мессией (Ibid. S. 19-24). По Г., евангелисты сначала «сообщали то, что они знали», и только «потом искали пророческий текст, в котором они находили предсказание о жизни и страдании Иисуса» (Ibid. S. 45).

Основываясь на собственной синоптической теории, Г. опровергает аргументацию Штрауса, к-рый находил мнимые географические и хронологические расхождения и противоречия в Евангелиях. Г. объясняет это тем, что евангелисты сознательно сохраняли различия в географии событий: синоптики в основном проявляли интерес к тому, что происходило в Галилее, Иоанн - к служению Христа в Иудее и Иерусалиме, «ибо личные обязанности и обстоятельства учеников не позволили некоторым из них узнать о всем служении Иисуса в Иудее помимо Его галилейского служения» (Ibid. S. 149, 152, 156, 168).

Для обоснования историчности евангельского повествования Г. пользуется теорией «прогрессивного развития повествования» (Madges. P. 134-135; ср.: Gutachten. Bd. 2. S. 40): ап. Матфей создал основу евангельского повествования, в то время как ап. Марк, включая обстоятельства, пропущенные первым, и исправляя нек-рые его исторические неточности, предлагал текст, к-рый критически поясняет историю ап. Матфея (Gutachten. Bd. 2. S. 19, 28, 43). Текст евангелиста Луки наиболее полно описывает события вне Иудеи; в сравнении с ним повествование 2 др. синоптиков кажется «скорее схемой, чем историей, которая имеет претензию на полноту» (Ibid. S. 169). Т. о., всякий раз, когда Штраус усматривает у синоптиков противоречие, Г. видит в этом дополнение к тексту (Ibid. S. 155-156; 218-220). Евангелист иногда не упоминает события, если иные авторы уже сообщили о нем достаточно (Ibid. S. 150). Так, ап. Иоанн умолчал о Крещении Иисуса Христа и о Тайной вечери, потому что он как историк «мог считать себя свободным от обязанности...- не пропустить ни одного важного факта, если он знал, что этот факт уже был достаточно рассмотрен другими» (Ibid. Bd. 2. S. 172).