ГУМБЕРТОВ

Менандр, вымышленный автор «Манифеста с прошением» и «Вопросов о греко-российском вероисповедании», якобы поданных им старообрядцам в 1726 г. Оба сочинения известны при ответах на них старообрядцев, составленных в следующем году. Против историчности личности Г. свидетельствуют все немногочисленные сведения о нем, содержащиеся в приписываемых ему сочинениях. Г. называет себя уроженцем «бывшего столичного града земли Болгарской Тернова», время его рождения (судя по тому, что он был отдан учиться в 1673) определяется ок. сер. 60-х гг. XVII в. К.-л. конкретные болг. реалии (за исключением указания на Тырново как бывш. столицу страны, о чем составитель мог знать из таких популярных в совр. ему рус. книжности сочинений, как Хронограф Русский и Космографии разных редакций) в «Манифесте...» и «Вопросах...» отсутствуют.

Духовная жизнь правосл. слав. населения Болгарии в посл. трети XVII - 1-й трети XVIII в. находилась если не в застое, то в глубоком затишье (в этом смысле характерно, что лит. процесс XVII в. болг. филологи рассматривают почти исключительно на материале католич. (преимущественно латиноязычных) сочинений - см., напр.: Динеков П. Н. Българската лит-ра през XVII в. // Лит. мисъл. 1977. № 1. С. 5-15). Так, с сер. XVII до сер. XVIII в. (от Жития прп. Пимена Зографского до «Истории славяно-болгарской» прп. Паисия Хиландарского) не было создано ни одного оригинального лит. текста крупнее «выходных» записей книгописцев. В Тырнове, где находилась кафедра греч. митрополитов, слав. культура играла второстепенную роль: для периода 1651-1750 гг. не известна ни одна рукопись, написанная здесь или хотя бы созданная выходцами из Тырнова в др. местах (Христова Б., Караджова Д., Узунова Е. Бележки на българските книжовници X-XVIII вв. София, 2004. Т. 2: XV-XVIII в. (по указ.)).

В «Манифесте...» Г. говорит, что «еще в юностных летах» он изучил «слоги и прочих свободных наук отчасти коснулся», между тем подобное образование он мог получить в то время лишь в греч. или в лат. (болгаро-католич.) школе (поскольку до XIX в. слав. уч-ща с преподаванием элементов свободных искусств в Болгарии отсутствовали), но об этом не говорится ни слова. Конфессиональная и национальная ситуация в Болгарии (конкретно в Тырнове) в сочинении не упоминается, нет в нем и выпадов против греков, довольно частых в рассматриваемый период в рассказах юж. славян, общавшихся с русскими. Напротив, тема «многшего неустроения» в церковных обрядах, столь волнующая «болгарина» Г. и близкая его рус. собеседникам, совершенно чужда (в отличие от вопроса о языке богослужения) южнослав. книжникам в период османского владычества, да и более раннего времени, после повсеместного распространения в XIV в. Иерусалимского устава.

Немногословное описание странствий Г. в поисках истины в «Великую Греко-Римскую монархию» и в «Еллиногреческую землю», лишенное даже намека на знакомство с живой реальностью, представляет такой же искусственный конструкт, вышедший из-под пера старообрядческого книжника XVIII в., как и свидетельство о родной земле «вопрошателя». Фамильное прозвище Г. (от имени Гумберт) как будто указывает на его связь с католицизмом. С таким прозвищем он мог бы быть болг. католиком (напр., оболгарившимся саксом-рудокопом), семья к-рого эмигрировала из страны после разгрома турками Чипровского восстания 1688 г. Однако эта тема ни в «Манифесте...», ни в «Вопросах...» никак не затронута.

Лексика памятника лишена вполне ожидаемых для этого времени спорадических новоболг. форм, непереведенных грецизмов и тюркизмов, и это нельзя объяснить только редакционным вмешательством составителей ответов на «Вопросы...» Г. (старообрядцы обычно очень внимательно относились к тексту и, как правило, глоссировали непонятные и редкие слова, а не заменяли их безоговорочно). Напротив, в языке заметны нек-рые рутенизмы (напр., «мових») и явные новации петровской эпохи (само название обращения Г.- «Манифест...»).

Все это заставляет рассматривать «Манифест...» Г. и личность его автора в ряду старообрядческих идейно-лит. мистификаций и фальсификаций XVIII в., таких как «Апокалипсис седмитолковый, напечатанный при царе Иване Васильевиче», «Слово инока Захарии от Старчества об антихристе» со ссылкой на краковское изд. 1545 г., Требник Киевского митр. Михаила (Рогозы), якобы напечатанный в 1590 г. в Киево-Печерской лавре, обличительная «Повесть о ерархе нашем Никоне», епитимийно-канонические правила о чае, кофе и табаке, приписываемые патриарху Феодору IV Вальсамону и Иоанну Зонаре, и др. (см.: Агеева Е. А., Турилов А. А. Апокрифы у старообрядцев // ПЭ. Т. 3. С. 57-58; Памятники письменности в музеях Вологодской обл. Вологда, 1982. С. 49-50, № 3). Интерес к Тырнову как столице существовавшего в древности правосл. слав. гос-ва проявлялся в петровскую эпоху не только в старообрядческой среде. Так, из Тырнова (согласно пространной редакции недостоверной родословной легенды, составленной в 1690) выводили свой род московские дворяне Воейковы (Полывянный Д. И. К истории болгаро-русских связей конца XIV в. // Руско-български връзки през вековете. София, 1986. С. 120-125).

Псевдоним в имени Г. подозревал уже первооткрыватель приписываемых ему сочинений П. М. Строев (Строев П. М. Рукописи славянские и российские, принадлежащие И. Н. Царскому. М., 1848. С. 834). Талантливого старообрядческого (выговского) автора (не касаясь вопроса о реальности имени) в Г. видит Н. Ю. Бубнов. А. Т. Шашков, отстаивающий в ряде работ историчность личности Г., не приводит убедительных доказательств в поддержку своей т. зр. Болг. исследователи занимают скептическую позицию в вопросе о болг. происхождении Г. и не обращаются к изучению его творчества. Датировка сочинений, связанных с именем Г., основывается на их же показаниях и нуждается в дополнительном исследовании.

Составителями ответов на «Вопросы...» Г., а также, по-видимому, приписываемых Г. сочинений были федосеевцы. На это указывают беспоповская направленность текстов, неоднократное подчеркивание вынужденного «чюжестранствия» отвечающих, отстаивание ими написания имени Христа «на титле Пилатовой» в форме «IНЦI» (Iсус Назарянин царь Iудейский) в отличие от признаваемой выговцами надписи: «ЦСIХ Нiка» (Царь Славы Iсус Христос Нiка), признание браков, заключенных до перехода в «старую веру» (выговцы учили о необходимости безбрачия), обширное цитирование доступных федосеевцам новгородских и псковских материалов, книг укр. и литов. печати, использование «Хроники» М. Стрыйковского, фактов из польск. и литов. истории и т. д. (в кон. XVII - нач. XVIII в. федосеевские общины существовали в новгородско-псковских пределах, в Польше, Лифляндии, Курляндии).

Для доказательства своей правоты составители ответов обращаются к Свящ. Писанию, святоотеческой лит-ре, произведениям древнерус. письменности, в частности к сочинениям прп. Максима Грека (в вопросах о крещении, об образе Св. Троицы, о написании имени «Исус», о Воскресении Христа из мертвых, о брадобритии, в связи с введением нового покроя одежды упом. «Послание некоему Алексею о тафьях» прп. Максима), подвергают критике «новопечатные книги», в т. ч. антистарообрядческие обличительные трактаты («Жезл правления» Симеона Полоцкого, «Увет духовный» Афанасия, архиеп. Холмогорского, «Розыск о раскольничьей брынской вере» свт. Димитрия, митр. Ростовского, «Пращицу» Питирима, еп. Нижегородского, и др.).

Одним из основных источников при написании ответов на «Вопросы...» Г. являлись созданные в 1719 г. на Керженце «Дьяконовы ответы», из к-рых были почти дословно заимствованы статьи, посвященные разоблачению антистарообрядческих подлогов - «Соборного деяния на еретика Мартина арменина» и «Требника Феогноста». Известен список «Дьяконовых ответов», сделанный Евстратом Федосеевым (с 1711 возглавлял федосеевское согласие) в 2 приема - в окт. 1723 и в нояб. 1726 г. (БАН. Дружин. № 732). Скорее всего именно этот список использовали в работе федосеевцы (возможно, сам Евстрат).

В XVIII- XIX вв. «Манифест с прошением», «Вопросами...» и ответами неоднократно копировался. Известны следующие списки: РНБ. Погод. № 1257, БАН. Дружин. № 12; ИРЛИ. Новгород-Псковск. № 2; РНБ. Вяз. Q. 14; ЛАИ УрГУ. Нижнетагильск. № 88 р/239; РГБ. Рогож. № 832; ГИМ. Увар. № 482.