АЛЕКСЕЕВ

Сергей Алексеевич [псевд. Аскольдов] (25.02.1871, Москва - 15 или 23.05.1945, Потсдам, Германия), религ. философ. Сын философа А. А. Козлова. В 1895 г. окончил С.-Петербургский ун-т по естественному отд-нию физико-математического фак-та. Одновременно прослушал курсы лекций по философии, истории, языкознанию. Поступил на службу в Департамент таможенных сборов, где занимался химической экспертизой. В 1914 г. получил степень магистра философии за кн. «Мысль и действительность», после чего преподавал в С.-Петербургском ун-те. Принимал участие в изданиях Христианского братства борьбы. Являлся членом Философского об-ва при С.-Петербургском ун-те, членом-учредителем Религиозно-философского об-ва в С.-Петербурге. В то же время был близок к Религиозно-философскому об-ву памяти Вл. Соловьёва (см. ст. Религиозно-философские общества) и издательству «Путь». В 1922 г. был уволен из Департамента. Преподавал товароведение в Политехническом ин-те. После Октябрьской революции 1917 г. А. стал одним из руководителей полулегальных религиозно-философских кружков в Петрограде, преимущественно молодежных - «Хельфернак» (Художественно-литературно-философско-религиозно-научная академия), организованная И. М. Андреевским при 5-й школе; затем кружок в «Лентовке» (190-я школа, бывш. гимназия Л. Д. Лентовской), куда в 1922 г. перешел работать И. М. Андреевский; А. преподавал здесь психологию. На базе этого кружка, после прекращения его занятий весной 1925 г. образовался богословский кружок. Осенью 1926 г. он был преобразован в Братство прп. Серафима Саровского. Братство ставило перед собой цель путем духовного подвижничества спасти Россию. И кружок, и Братство придерживались безусловного признания Патриаршей Церкви. Известны доклады А. в Братстве: «О Церкви, об откровениях, о догматах» (22 мая 1927), «О неполном отрешении Православия от монофизитства» (30 нояб. и 4 дек. 1927), «О символическом значении русской азбуки». В 1928 г. члены Братства, в т. ч. и А., были арестованы. Места ссылок А.: Рыбинск; дер. Шарьил (Шоръив?) (Кунибский сельсовет, Визингский р-н, Коми (Зырянская) авт. обл., 1928-1930); Сыктывкар; Новгород (1933-1941). В Новгороде А. преподавал математику частным образом и в школе. Оказавшись во время Великой Отечественной войны на оккупированной территории, переехал в Ригу, жил в Праге и Берлине, затем обосновался в Потсдаме, к-рый после окончания войны вошел в советскую оккупационную зону. А. не был арестован: он умер 15 мая (по указанию Андреевского) или 23 мая (по указанию Б. А. Филиппова).

Как философ А. выступил довольно поздно с кн. «Основные проблемы теории познания» (1900), написанной под влиянием монадологического «панпсихизма» А. А. Козлова. В кн. «Алексей Александрович Козлов» (1912) А. доказывал, что «панпсихизм» Козлова мог бы стать метафизическим основанием христ. богословия. В ст. «В защиту чудесного» (1903-1904) он опровергал все гносеологические, метафизические и этические аргументы против чудес. А. различал понятия закономерности (правильность поведения простейших «мертвых» видов бытия) и причинности (творческая деятельность личностей). Чудо не вытекает из законов, но есть высшее причинение, вторгающееся в низшее. Помощь Божия в духовном возрождении человека есть главное чудо. Кн. «Мысль и действительность» посвящена критике критицизма. Созидание мира у трансценденталистов происходит в некоем «сознании вообще» (напр., в «гносеологическом субъекте» В. Шуппе, «родовом сознании» Г. Риккерта и т. п.), т. е. в какой-то вне человека стоящей потенции. Такого рода построения А. называет «гносеологической метафизикой», а Г. Когена - «тайным метафизиком». Происходит как бы самоотрицание гносеологизма: гносеологизм, претендовавший на отрицание метафизики, приходит к метафизике; гносеологический трансцендентализм превращается в онтологический панлогизм. По А., критицизм живет ценностями логического знания и человеческой нравственности, т. е. ценностями гуманизма, отделяющего человека от Бога, как высшей трансцендентной реальности. Пафос этой философии - борьба с «живым Логосом» и в итоге - атеизм. Критика трансцендентализма - метафизики тайной - призвана расчистить место для метафизики явной, отправным пунктом к-рой является понятие «индивидуального субъекта», призванного вытеснить обезличенный «гносеологический субъект». В духе «панпсихизма» А. полагает весь мир состоящим из духовных существ различных степеней совершенства и силы, к-рые он называет монадами, субстанциями, душами. Логическому познанию А. противопоставляет познание интуитивное. Интуитивизм (А. Бергсон, Н. О. Лосский и др.) А. считал предвестником приближения новой эры познания, когда оно станет символическим. Так в противоположность атеистическому трансцендентализму А. пытался утвердить основания христ. философии.

А. оценивал революцию 1917 г. как разнуздывание звериного начала в человеке, приуготовляющего приход апокалиптического зверя (Религ. смысл рус. революции). В 20-х гг. он считал, что время гносеологических небоскребов прошло, и занимался проблемами онтологии и религии. В последних работах, «Четыре разговора» и «Мысленный образ Христа» (ок. 1936-1937), А. задавался вопросом, почему христианство «подтачивается и тает» и в Европе, и в России. Причину он видел в «высокомерном и самоуверенном» ортодоксальном консерватизме. Охранительство авторитета старины, по его мнению, и спасительно, и губительно: то, что было спасительно в древности, стало губительно в поздние времена. В «голосе Церкви» (у отцов и учителей Церкви, в постановлениях Вселенских Соборов) нет ответов на новые вопросы. Представление о «чистом откровении» является, считает А., монофизитством. Откровения и авторитеты не абсолютны и не «беспримесно Божественны». Никакой вид откровения не свободен от аберраций, зависящих от человека. Богооткровение подобно посеву зерен. Оно продолжается, «пусть слабее, прикровеннее и более окутанное человеческим», напр. у Ф. М. Достоевского, В. С. Соловьёва, нек-рых мистиков, поэтов, композиторов. Следует учитывать, говорит А., и человеческую природу Христа, не только телесную, но и «в уме, в душе и в духе Спасителя», Который принял на Себя «тяжесть ограничения Своего взора человеческим неведением», наряду с к-рым были «прорывы Божественного ведения». Христос предрекал скорый конец мира и «миновал проблемы устроения христианского государства»: «Его проповедь была лишь приготовлением к концу, а вовсе не руководством к тому, как жить общественно две тысячи лет вперед» (Мысленный образ Христа. С. 504). Церковь, считает А., должна подавать свой авторитетный голос по всем общественным вопросам. Если этого не делалось, то пустующее место заполняли безрелиг., а то и враждебные христианству партии. «Кто имеет в душе образ Христа, всех Его действий и чудес, кто верит в Его Воскресение, тот уже имеет самое главное, тот уже христианин» - вот основное, что необходимо укрепить (Там же. С. 444). В остальном следует предоставить свободу мнений. Нужно «новое богословствование», восполняющее христианство в применении к новым человеческим запросам. В этих построениях А. проглядывает неизжитое «новое религиозное сознание».

И. М. Андреевский свидетельствовал, что в конце жизни А. принадлежал «к консервативному охранительному Православию о. Иоанна Кронштадтского» Андреев И. М. Очерки по истории русской литературы XIX века. Джорд.; Н.-Й., 1968. Сб. 1. С. 304).