(† ок. 1575), мон., один из виднейших идеологов нестяжательства (см. Нестяжатели), религ. публицист, книгописец. Важным источником сведений об А. является его послесловие к переписанным им в 1542/43 г. «Постническим словесам», или «Книге о постничестве», свт. Василия Великого (ГИМ. Увар. № 255-1° . Л. 450об.- 451). В послесловии А. сообщает: «Пострижение приах от рукы отца Корнилиа» (Л. 451), по всей вероятности прп. Корнилия Комельского († 19 мая 1538), основателя Корнилиева Комельского в честь Введения во храм Пресв. Богородицы мон-ря близ г. Грязовца на Вологодчине. «Постнические словеса» хранились в б-ке Комельского мон-ря, по-видимому, А. переписал книгу специально для мон-ря, пострижеником к-рого являлся. Известно, что А. бывал там во время игуменства Лаврентия (1538-1548), с к-рым беседовал в его келье. Иоанн IV Васильевич Грозный предлагал А. стать игуменом Комельского мон-ря после Лаврентия († 16 мая 1548), но А. отказался. Возможно, до пострижения А. жил в городе. В «Постнических словесах» к нижней доске переплета приклеен лист с отрывком текста - автографом А., где говорится: «Оставих бо еже в граде пребывание, яко тмам злых повинно». В послесловии А. также сообщает о том, что незадолго до смерти прп. Корнилия и по его благословению (1535 или 1536) он перешел из Комельского мон-ря в Порфириеву пуст., расположенную в окрестностях Кириллова Белозерского мон-ря, чтобы там «плакатиcя грех своих». На 7-м году жизни в пустыни А. переписал с разных списков «Постнические словеса» свт. Василия Великого. Каллиграфически выполненная рукопись с изящным орнаментом характеризует А. как профессионального писца, в ней сильны графико-орфографические признаки второго южнослав. влияния.Современники (кн. А. М. Курбский и др.) ценили А. как тонкого знатока церковнослав. языка и книжности.
Пустынь, где поселился А., была основана мон. Порфирием, к-рый 2 февр. 1521 г. был поставлен игуменом Троице-Сергиева мон-ря. После выступления в защиту кн. Василия Ивановича Шемячича, вероломно схваченного по приказу вел. кн. Василия III Иоанновича и приговоренного к смерти, Порфирий попал в опалу и в сент. 1525 г. был вынужден оставить игуменство и вернуться в свою белозерскую пустынь. В «Истории о великом князе Московском» Курбский, хорошо зная о Порфирии от А. и своего духовного отца прп. Феодорита Кольского, сообщает, что в пустыни одновременно жили монахи-нестяжатели Порфирий, А., постриженики Соловецкого мон-ря Иоасаф (Исаак) Белобаев и Феодорит Кольский (РИБ. Т. 31. Ч. 1. С. 329, 336), по-видимому, это было во 2-й пол. 30-х гг. XVI в.
Заволжье в то время было средоточием нестяжательствующего монашества - последователей прп. Нила Сорского. А., испытав большое влияние аскетических идей преподобного, неоднократно цитировал его в своих сочинениях. Так же как и прп. Нил Сорский, А. считал скитский образ жизни (см. Скит) наилучшим для монашества, понимаемого как «внутреннее делание» - подвиг безмолвия, созерцания и молитвы. Прп. Нила и А. сближают критическое чтение книг («Писаниа бо многа суть, но не вся божественна»), терпимость по отношению к религ. исканиям. А. был единомышленником вождя нестяжателей Вассиана (Патрикеева) и прп. Максима Грека. Под влиянием «Послания к неким инокиням» прп. Максима написаны послания А. «Въпросившому слова Божиа» и неуказанному адресату; его послание «Люторским учителям» («На люторы») обнаруживает сходство со «Словом о поклонении святых икон» Максима Грека. В сочинениях А. встречаются ссылки на творения святителей Григория Богослова, Иоанна Златоуста, на «Богословие» Иоанна Дамаскина. А. был начитан в мистико-аскетической лит-ре, мн. памятники к-рой появились в России во время второго южнослав. влияния. В числе источников сочинений А.- «Книга о постничестве» свт. Василия Великого, «Ареопагитики», Постнические слова прп. Исаака Сирина, «Пандекты» и «Тактикон» Никона Черногорца и др.
Из Порфириевой пуст. А. перешел в Псково-Печерский мон-рь к игум. прмч. Корнилию. В соборной грамоте от 24 янв. 1554 г., содержащей приговор по делу А., сообщается, что он «ездил изо Пскова из Печерского монастыря» в пограничный ливонский город Нейгаузен с целью вступить в диспут о вере: «поговорити книгами», сравнить «хрестьянской закон с римским законом» (ААЭ. Т. 1. С. 251). Однако в Нейгаузене не нашлось ни одного книжника, способного вести богословский спор с А. Поскольку в послесловии А. к «Книге о постничестве» не сообщается о его жизни в Псково-Печерском мон-ре, а весной 1551 г. он был поставлен из монахов Порфириевой пуст. в троицкие игумены, можно предположить, что А. жил в Печорах между 1543 и 1550 гг., затем вернулся в белозерскую пустынь. Возможно, именно в Псково-Печерском мон-ре А. познакомился с Иоанном Грозным, посетившим Печоры 30 дек. 1546 г., о встрече А. вспоминал в одном из посланий царю (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1440). А. отказался от предложения государя стать настоятелем в Корнилиевом Комельском мон-ре, во время беседы инок говорил Иоанну о том, что монахи должны добывать себе пропитание «своим рукоделием», высказался против церковного землевладения и богатых пожертвований в мон-ри.
Рубеж 40-50-х гг. XVI в. ознаменовался кратковременным возвышением А. и его близостью к Иоанну Грозному, увлеченному идеями гос. преобразований. Собираясь вынести на обсуждение Стоглавого Собора (1551) вопрос о секуляризации монастырских вотчин, царь и его окружение стремились опереться на нестяжателей. В 1550/51 г. епископом Рязанским был назначен архим. Юрьева новгородского мон-ря Кассиан, открытый противник иосифлян (см. Иосиф Волоцкий). По царскому указу весной 1551 г. А. был рукоположен во иеромонаха и поставлен игуменом Троице-Сергиева мон-ря; старец долго отказывался от игуменства и согласился с крайней неохотой. Перед назначением с А. по приказу царя беседовал в Чудовом мон-ре протопоп Сильвестр, проверяя его благонадежность, тогда А. не был замечен ни в чем предосудительном. А. изложил взгляды нестяжателей в несохранившемся послании Иоанну IV «на Собор» 1551 г. А. был против землевладения мон-рей, но считал, что земли не следует отнимать силой, монахи сами должны отказаться от них. 2 мая на Соборе было принято постановление о вотчинах, ограничившее рост церковного землевладения.
По «молебному словеси» А. Иоанн IV приказал перевести из тверской ссылки в Троицкий мон-рь прп. Максима Грека (2-я пол. 1551 или 1547-1548). Во время игуменства А. просил царя за своего товарища по Порфириевой пуст. прп. Феодорита. К этому времени игум. Феодорит был изгнан из основанного им Троицкого мон-ря монахами, не выдержавшими сурового устава, введенного преподобным. Феодорита вызвали в Москву и в нач. 1551 г. поставили архимандритом Спасо-Евфимиева мон-ря в Суздале. Как и на Коле, архим. Феодорит стал вводить нестяжательный устав, по словам Курбского, заставляя жить суздальских монахов по «Книге о постничестве» свт. Василия Великого. Приблизительно в то же время А. писал Иоанну IV, что «святии отци уставляют жити» по «Книге о постничестве» Василия Великого, и советовал царю читать ее «со прилежанием всяким» (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1388, 1440). Нестяжатели видели в этом сочинении наилучшее руководство к совершенной иноческой жизни. Очевидно, не без влияния А. еретик Феодосий Косой, отвергавший всю святоотеческую лит-ру, признавал «Книгу о постничестве». В кон. 1551 г. А. самовольно оставил Троицкий мон-рь и возвратился в Порфириеву пуст. Причина ухода заключалась в противоречии между взглядами А. и жизнью одного из крупнейших мон-рей России. Близкие А. старцы объясняли его поступок именно так: «Его силно царь и государь на игуменьство взял… а он-де… видит, что душе его не в пользу игуменьство, и того ради игуменьство оставил, хочет себе внимати… и от своею руку питатись, пищею и одежею доволитися» (ААЭ. Т. 1. С. 249). Курбский сообщает, что А. пришлось оставить игуменство «многаго ради мятежу и любостяжательных… мнихов» (РИБ. Т. 31. Ч. 1. Стб. 335).
В кон. 1553 г. А. вместе с учеником Порфирием Малым «и иные старцы» был вызван из пустыни в Москву для дачи на Соборе показаний по делу еретика М. Башкина. На одном из допросов в ответ на настойчивые требования выдать единомышленников Башкин обвинил А. в вольнодумстве, показал на него «многия богохулныя вины, о иконном поклонении и о Причастии Тела Христова, и [будто бы А. утверждал], чего… в Евангелье и во Апостоле не писа[но] и того… держати не нужно» (ААЭ. Т. 1. С. 251). Достоверность показаний Башкина вызывает сомнения. А. самовольно оставил московский Андроников мон-рь и вернулся в Порфириеву пуст. Его поступок был расценен как бегство преступника. По приказу царя закованного в кандалы А. и заволжского старца Савву Шаха доставили в Москву и предали суду по обвинению в ереси.
Запись суда над А. не сохранилась, частично обстоятельства суда изложены в соборной грамоте от 24 янв. 1554 г. в Соловецкий мон-рь, к-рую дополняет рассказ «Истории о великом князе Московском» Курбского, знавшего о том, как проходил процесс, от самого А. (РИБ. Т. 31. Ч. 1. Стб. 334-338). Главным обвинителем А. стал бывш. игум. Ферапонтова мон-ря Нектарий, устные и письменные показания против А. также дали дворцовый дьяк Шестак Воронин, свидетели из Троице-Сергиева мон-ря: бывш. игум. Иона, келарь Адриан (Ангелов), старец Игнатий (Курачов), кирилло-белозерские монахи: игум. Симеон и старец Никодим (Брудков).
А. был обвинен в латинофильстве (поставлена в вину поездка в Нейгаузен) и склонности к протестантству, в несоблюдении постов и осуждении внешней обрядности, в «хуле о крестном знамении», в отрицании действенности панихид и обеден по умершим закоренелым грешникам и др. Среди предъявленных А. обвинений были такие, по к-рым существовали коренные разногласия между иосифлянами и нестяжателями: А. были поставлены в вину критика «Просветителя» прп. Иосифа Волоцкого, выступление против казней еретиков, в частности против сожжения «жидовствующих» Федора Курицына и Некраса Рукавова, снисходительное отношение к вольнодумцам, даже к показавшему на него Башкину, о к-ром А. сказал: «Матфей робячье чинил и не ведает того, что чинил своим самосмышлением, а в Писаньи того не обретается и в ересех того не писано» (ААЭ. Т. 1. С. 253). Нестяжатели считали, что покаявшихся вольнодумцев следовало прощать, а нераскаявшихся - отправлять в заточение, но не предавать смерти. Ссылаясь на свт. Иоанна Златоуста, А. писал царю: «Учити бо достоит, а не мучити» (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1385). На суде А. сказал митр. свт. Макарию: «По меня посылали еретиков судити и мне так еретиков не судити, что казни предати, да ныне еретиков нет и в спор никто не говорит» (ААЭ. Т. 1. С. 253). А. был снисходителен к религ. исканиям. «Нест бо уже се еретичество,- писал он царю,- аще кто от невидениа о чем усумнится или слово просто речет, хотя истину навыкнути, паче же о догматех и обычаех неких» (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1437). Самым тяжелым для А. оказалось обвинение в клевете на духовного отца, якобы разрешившего А. перед его назначением в троицкие игумены «переступити... блудные грехи». За это А. был лишен сана и отлучен от Церкви.
А. не признал своей вины и заявил в ответ на предложение митр. Макария покаяться в грехах: «Яз… так не мудрьствую, как на меня сказывали, то на меня все лгали» (ААЭ. Т. 1. С. 253). Тем не менее есть основания полагать, что А. не всегда точно проводил границу между учением заволжских старцев и рационалистическими ересями. «Почто ученици твои не ходят по преданию старческу?»-еще до суда упрекали его противники (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1387). По свидетельству «Послания многословного», в Белозерье учениками А. были еретики Игнатий, Вассиан и Феодосий Косой (С. 1). Позднее, уже будучи в Литве, А. частично признал свою вину в послании «К брату, отступившому и жену понявшу». По-видимому, этим «братом» был или Феодосий Косой, или Игнатий - к нач. 1575 г. они оба оставили монашество, женились, жили на Волыни и проповедовали крайние реформационные идеи, пользовавшиеся большой популярностью. А. упрекает «брата» за то, что он «к неправедным наукам приложился… ихже иногда и мы сами, не ощутивше сущая в них прелести антихристова духа, не дръзнухом хулити, но в неких речах не разнствовахом. Для того по[пустил нам Бог] страдати таковая к обращению лучьшему и своему познанию» (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1420).
В качестве свидетелей на Собор были вызваны также прп. Феодорит Кольский, Иоасаф (Белобаев), монахи Нило-Сорской пуст. Тихон, Дорофей, Христофор Старый, выступившие в защиту А. Они заявили, что «про Артемья хулы на Божественое Писанье и на хрестьянской закон не слыхали ничего» (ААЭ. Т. 1. С. 253-254). После их показаний суд был вынужден признать несостоятельность неск. обвинений Нектария. По свидетельству Курбского, прп. Феодорит и Иоасаф (Белобаев) произнесли речи в защиту А. и обвинили Нектария в клевете. Против прп. Феодорита выступил его старый недоброжелатель еп. Суздальский Афанасий (Палецкий), назвавший преподобного «еретиком» и единомышленником А. еще со времени жизни в Порфириевой пуст. Однако, по Курбскому, А. оправдали и «нецыи же епископи».
24 янв. 1554 г. А. был вынесен обвинительный приговор, его сослали в Соловецкий мон-рь под строгий надзор игум. Филиппа (Колычева; впосл. митр. Московский, сщмч.). До полного раскаяния А. лишили права общения, переписки и Причастия, ввели соборную цензуру за кругом его чтения, под страхом сурового наказания запретили вступать с ним в любые сношения монахам и простым мирянам. Близкие А. люди подверглись преследованию. Был обвинен в вольнодумстве и осужден Иоасаф (Белобаев), несмотря на защиту со стороны Рязанского еп. Кассиана, к-рый, впрочем, вскоре был вынужден оставить кафедру и удалиться в Кириллов Белозерский мон-рь. Между 24 окт. 1554 и 28 янв. 1556 г. туда же был сослан прп. Феодорит Кольский, лишенный сана архимандрита. В 1554-1555 гг. велся розыск о еретичестве Феодосия Косого, к-рому удалось бежать из-под стражи вместе с частью единомышленников. В связи с расследованием ереси Феодосия Косого вновь был схвачен ученик А. Порфирий Малый, в 1556-1557 гг. состоялось соборное разбирательство по делу двух др. учеников А.- чернеца Ионы и свящ. Аникея Киянского из Кириллова Белого Новоезерского мон-ря. Суды над действительными и мнимыми еретиками точно охарактеризовал Курбский. Признавая распространение реформационных движений (прежде всего в Заволжье) и необходимость борьбы с ними, он писал: «И началось было сие дело [борьба с ересью.- В. К.] исперва добре, но в конец злыи проиде, сего ради, иже восторгающе плевелы исторгали с ними и чистую пшеницу» (РИБ. Т. 31. Ч. 1. Стб. 335).
Ок. 1554-1555 гг. А. бежал из Соловецкого мон-ря в Литву. В соч. «Четыре книги о славянской Реформации» (Утрехт, 1652) протестант. историограф Андрей Венгерский (Адриан Регенвольский) сообщает интересные, хотя и не всегда точные сведения о появлении А., Феодосия Косого и инока Фомы в Великом княжестве Литовском и о начале их деятельности в Витебске: они «подвергли проклятию идолопоклонство», выбрасывали иконы «как из частных домов, так и из храмов и призывали народ в проповедях и в посланиях к поклонению единому Богу посредством Иисуса Христа, с помощью Святого Духа» (Węgierski A. Libri quattuor Slavoniae reformatae. Warsz., 1973. P. 262-263). Хотя еще Башкин приписывал А. «многия богохулныя вины о иконном поклонении», однако иконоборчество не характерно для А. в отличие от Феодосия Косого. В многоконфессиональной и многонациональной Литовской Руси А. выступал с последовательной критикой реформационных учений, защищал иконопочитание и др. правосл. обряды. По сообщению Андрея Венгерского, проповедь рус. беглецов вызвала резкий отпор со стороны местного духовенства и народа. Рус. иммигранты были вынуждены уйти из Витебска «в глубь Литвы, где глас Евангелия звучал несколько свободнее».
А. отправился в Слуцк, где в 1542-1579 гг. княжил ревнитель Православия и просвещения Юрий II Олелькович. С этого времени начался новый период творчества А., когда главной задачей публициста стала борьба за Православие, терпевшее притеснения от католиков и протестантов. Стремясь укрепить в вере православных через объяснение догматов, А. написал неск. посланий, в частности, скарбному (казначею) Великого княжества Литовского И. С. Зарецкому, кн. Чарторыйскому и «Послание ко князю». А. вступал в открытые диспуты и полемическую переписку с представителями др. конфессий, отстаивая правосл. вероучение и обряды. Особенно интересны 2 послания 1563 и 1564 гг. (по датировке С. Г. Вилинского) С. Будному, в то время еще кальвинисту, но уже склонявшемуся на сторону антитринитариев. А. подверг критике «Катехизис» и «Оправдание грешного человека перед Богом», изданные Будным в Несвиже в 1562 г. В послании «К брату, отступившому и жену понявшу» А. горько упрекал своего старого знакомого за нарушение монашеского обета и отступничество от Православия. Ярким памятником религ. борьбы является обширное послание А. «На люторы» (помимо сб. РГБ. Унд. № 494, оно известно в 2 списках: РНБ Q.XVII.71. Л. 152об.- 270об. и Q.I.493). Полемическую манеру А. отличает дух терпимости и кротости, что характерно также для сочинений Нила Сорского, у А. нет резкости Вассиана (Патрикеева), желчности и категоричности Курбского. В Литве А. по-прежнему осуждал преследование инакомыслящих как несовместимое с учением Христа. Авторитет А. как духовного пастыря и богослова был велик, он переписывался с видным литов. сановником Е. Воловичем, перешедшим из Православия в кальвинизм и тем не менее продолжавшим обращаться к ученому старцу с богословскими вопросами.
Сочинения А. плохо сохранились в рукописной традиции, тем не менее они оказали заметное влияние на лит-ру и духовную жизнь Литовской Руси. По мнению К. Роземонд, поддержанному Е. Л. Немировским, Иван Фёдоров использовал послание «На люторы» в послесловии к Апостолу (Львов, 1574). Петр Мстиславец был знаком с «Посланием въпросившому слова Божиа», что отразилось в послесловии к Евангелию (Вильно, 1575), изданному «умышлением и промышлением» И. С. Зарецкого, с к-рым переписывался А. 1-е (по классификации Г. Шульца) послание Иоанну Грозному отразилось в предисловии Курбского к «Богословию» Иоанна Дамаскина (не позднее нач. 1577) и в примечании к фрагменту из трактата «О ересях» того же автора (кон. 1577 - 1-я пол. 1579). Отрывок из 2-го послания Будному включен с нек-рыми разночтениями в «Списание против люторов», вошедшее в состав большого полемического сборника, созданного в Супрасльском мон-ре в 1578-1580 гг. Заимствования из посланий А. имеются в кн. Василия Суражского (В. А. Малющинского) «О единой истинной православной вере», написанной в Остроге в 1588 г. (изд.: Острог, 1598). Произведения А. знали и в России. Старообрядцы Выговского общежительства использовали 2-е послание Будному в «Поморских ответах» (Денисов А. Д., Денисов С. Д. Поморские ответы. М., 1911. С. 325, 327).
Вслед за А. в Слуцке поселился Марк Сарыхозин (ок. 1545 - после 24 апр. 1583), бежавший из России не позднее 1564 г. Курбский, высоко ценивший Сарыхозина как искусного книжника, в переписке с ним (очевидно, в кон. 1575) называет его учеником А. Возможно, в кружке А. и Сарыхозина была создана Толковая Псалтирь, значительный памятник религ. борьбы в Литовской Руси (сохранилась в неск. списках 2-й пол. XVI-XVII в.: ГИМ. Новоспасск. № 1; РГАДА. МГАМИД. № 286; ЛНБ. В. р., ф. М. В., № 86; ЛНБ. В. р., ф. М. В., № 796; последние 2 рукописи из б-ки Креховского мон-ря на Львовщине). Основу памятника составляют толкования на Псалтирь еп. Феодорита Кирского и Псевдо-Афанасия Александрийского антииудейской направленности, дополненные аналогичными выдержками из творений Григория Амиритского (см. Георгий Амируци), святителей Иоанна Златоуста и Кирилла Иерусалимского, Феогния и др. Обличая иудаизм, составители Толковой Псалтири выступали против антитринитариев-социниан, отрицавших троичность Божества. Поскольку через все послания А. периода эмиграции лейтмотивом проходит обличение «иудаизма» антитринитариев, а в послании кн. Чарторыйскому А. предполагал «на вся хулы нынешних ересей обще списати обличение» (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 1273, 1329) (об этом же намерении сообщается и в «Послании князю»), возможно, таким «обличением» стала Толковая Псалтирь. На ее содержание оказало влияние творчество московских книжников: в Псалтири есть текстуальные совпадения с оригинальными и переводными сочинениями прп. Максима Грека и «Новым Маргаритом» Курбского, переведенным в 1-й пол. 70-х гг. XVI в. (Попов И. В. Рукописи Московской Синодальной (Патриаршей) библиотеки: Новоспасское собр. М., 1905. Вып. 1. С. 135-143). Примечательно, что в XVII в. один из списков Толковой Псалтири (ГИМ. Новоспасск. № 1, запись на л. 2об.- 3; 2-я пол. XVI в.) находился в Слуцке, где протекала деятельность А. и Сарыхозина.
В Литве А. и Сарыхозин поддерживали тесные отношения с кн. Курбским. Идея создания переводческого кружка в имении Курбского на Волыни родилась в его беседе «о книжных делех» с А. во 2-й пол. 60-х гг. XVI в. А. подарил Курбскому «Книгу о постничестве» свт. Василия Великого и просил его организовать работу по переводу др. творений этого отца Церкви. А. обещал специально приехать из Слуцка к Курбскому, чтобы помочь ему в работе «по словенскии», но просил найти переводчика с греч. или латыни, поскольку сам не знал этих языков. Курбский также приглашал Сарыхозина принять участие в переводах.
Рукописная традиция связывает деятельность А. еще с одним центром правосл. просвещения на Волыни - Острогом. Отрывок нач. XVIII в. из 2-го послания Будному озаглавлен: «Книга Артемия, старца острожскаго». Так же назван А. в ссылке на это послание в «Поморских ответах» 1723 г. Если рукописная традиция достоверна, то А. мог сотрудничать с культурно-просветительским центром в Остроге только в самом начале его организации (лето 1574 - кон. 1575), до устройства острожских академии и типографии. Опосредованная связь между А. и Острогом прослеживается в кн. острожского полемиста Василия Суражского «О единой истинной православной вере» и, возможно, в острожском издании 1594 г. «Книги о постничестве» свт. Василия Великого.
Как и в России, в Литве А. занимался переписыванием книг. И. З. Мыцко относит к числу его возможных автографов 3 рукописи: «Книга о постничестве» свт. Василия Великого (ЦНБ НАНУ. В. р., 480п/1644), «Лествица» прп. Иоанна Лествичника (Там же. В. р., 235 п/51), «Ареопагитики» (ХНБ. В. р. к., № 819 168/а, 109134).
В Литовской Руси А. пользовался высоким нравственным авторитетом, его творчество способствовало преодолению кризиса церковнослав. культуры и духовному возрождению правосл. Церкви. Иером. Захария (Копыстенский) в «Палинодии» (1621-1622) назвал «преподобного Артемия инока» первым среди рус. церковных учителей, «который, споспешествующу ему Господу, в Литве от ереси арианской и лютеранской многих отвернул, и през него Бог справил, же ся весь народ русский в Литве в ереси тыи не перевернул» (РИБ. Т. 4. Ч. 1. Стб. 913).
Известны 14 посланий, достоверно принадлежащие А., в западнорус. сборнике, переписанном, по мнению Шульца, в окружении его учеников, возможно Сарыхозиным (РГБ. Унд. № 494, посл. четв. XVI в.). В сочинениях А. упоминаются его несохранившиеся послания: Иоанну IV, на Стоглавый Собор и Будному (РИБ. Т. 4. Кн. 1. Стб. 1388, 1436, 1440; 1289, 1427). Н. Н. Зарубин полагал на основе свидетельств А., что по приказу царя Иоанна Грозного он составил сборник выписок из церковно-учительной лит-ры в защиту нестяжательства (Там же. Стб. 1386, 1388). По всей вероятности, в России А. написал: «Послание въпросившому слова Божиа» (кон. 40-х, или 1550, или 1551), послание Иоанну Грозному (2-я пол. 1551 или 1552), послание Иоанну Грозному во время расследования по делу о еретичестве М. Башкина (лето 1553 или последние месяцы 1551), послание неуказанному адресату (по предположению Шульца, протопопам Сильвестру или Симеону, осень 1553 или кон. 1553), «Послание утешително в скорби сущим слова ради Божиа» (по наблюдениям Шульца, братии Порфириевой пустыни, осень-зима 1553 или кон. 1553). П. М. Занков отнес ко времени игуменства А. в Троицком мон-ре (1551) отрывок послания неустановленному лицу, Шульц датировал произведение временем ок. 1550 г. Без достаточных оснований А. приписывают «Послание Ивану IV», содержащее основные положения речи, к-рой царь открыл Стоглавый Собор, а также «Прение с Иосифом Волоцким».