БЕДНОСТЬ

Свойственное человеческой природе вслед. грехопадения состояние неполноты, внешней и внутренней неосуществленности, делающее бытие человека недостаточным и уязвимым и взывающее к милосердию Божию и человеческому.

Понятие Б.- одно из наиболее емких и многозначных в христ. человековедении; при этом каждый из аспектов Б. Свящ. Писание учит рассматривать в тесной соотнесенности с существенным устремлением человеческой воли и его последствиями. Противопоставив в акте сознательного непослушания свою волю воле Божией, первый человек по собственной инициативе разрывает изначальную близость с Творцом (Быт 3. 8 и др.) - близость, приобщавшую его к полноте Божественного творения (Быт 1. 26-28; 2. 15-25). В результате блага творения отчуждаются от Адама и Евы и их потомков (Быт 3. 15-24) и между Божиим замыслом о человеке и утвердившимся в реальности искаженным обликом последнего разверзается пропасть. Таковы предпосылки библейской антропологии, обусловливающие статус человека как существа бедного - статус онтологический, духовный, нравственный, материальный, экзистенциальный. Стремление преодолеть этот статус подводит человека к неизбежному выбору между греховным самоутверждением в расчете своевольно возвратить себе утраченную полноту бытия - и смиренным обращением к Богу, Искупителю прегрешений и Подателю всяческих благ.

Собственно онтологический аспект Б. определяется отъединенностью грешного человека от истоков мировой жизни и бытия, безысходной внешней зависимостью, всесторонней нуждаемостью, слабостью и расколотостью воли, обреченностью смерти, противной человеческому естеству. «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» - возглашает как бы от имени всех людей св. ап. Павел (Рим 7. 24).

В духовном плане Б. человека обусловлена бессилием земной мудрости перед лицом подлинных тайн бытия, в нравственном - явной недостаточностью воли и усилий самой человеческой личности для спасения и достижения идеала благой жизни. Материальная Б., словно призрак, преследует человека повсюду, составляет неизменно актуальную перспективу его существования, ибо человек «ложится спать богачом и таким не встанет» (Иов 27. 19) и, «умирая, не возьмет ничего» (Пс 48. 18). Наконец, экзистенциально человек беден, поскольку не способен к самодовлению и испытывает постоянную потребность в др., восполняющем его, существе: «не хорошо быть человеку одному» (Быт 2. 18); по мере отчуждения от другого он и впадает в экзистенциальную Б.

Для христ. понимания Б. в его полноте существенным является как различение всех упомянутых ее аспектов, так и то, что в конечном счете речь всегда идет о некоем целостном образе человека, бедного перед Богом, образе, представляющем собой подвижное сочетание различных смыслов и проявлений Б. в их конкретной взаимосвязи.

Из всего строя свойственных христианству представлений о Б. вытекает безусловно положительная оценка нравственного идеала Б. как адекватного существенному состоянию человека в мире и безусловное отрицание всякого самоутверждения и самопревозношения, соединяющего порок гордости с иллюзией самообмана. Нередко упоминаемое различие в нравственном восприятии Б. между ВЗ и НЗ едва ли следует преувеличивать: если в ВЗ в ряде случаев и воспевается земное богатство, то как дар Божий, награда человеку, покорному Господу и осознающему свое ничтожество перед Его лицом (напр.: Иов 37-42; Еккл 3. 13, 18; 5. 18-19); вместе с тем, как указано, «Господь внемлет нищим» (Пс 68. 34), а «надеющийся на богатство свое упадет» (Притч 11. 28). Однако именно в Благовествовании Христа проповедь Б. обретает принципиальное значение. Иисус выдвигает перед Своими последователями недвусмысленный императив: «...если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим» (Мф 19. 21); «всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк 14. 33). Причем это добровольное отрешение не следует понимать только в материальном смысле: оно касается и человеческих родственных уз (Лк 14, 26), и духовных достояний личности - общеизвестны слова Нагорной проповеди о блаженстве нищих духом (Мф 5. 3; Лк 6. 20), равно как и обличения книжников и фарисеев, гордящихся своей ложной мудростью (Мф 23. 2-7; Мк 12. 40; Лк 20. 45-47).

В русле зап. мистицизма существовали попытки истолковать евангельский этос Б. в духе самодовления некой отрешенной человеческой самости. «Тот нищ, кто ничего не хочет, ничего не знает и ничего не имеет» и в этой своей последней отрешенности достигает «вечного бытия», в к-ром «Бог и я - одно» (Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. М., 1991. С. 128, 133, 134). Однако такой подход несовместим с основными началами христианства. Согласно святоотеческому преданию и учению преобладающего большинства христ. мыслителей, добровольная Б. вслед. отрешения от вещественных и человеческих уз, а также от собственной воли и тщеславия действительно высвобождает человека из-под власти стихий мира сего - так что «нестяжательный инок есть владыка над миром» (Ioan. Climacus. 17. 2),- однако лишь для того, чтобы с большей чистотой и сосредоточенностью могли проявиться его обращенность к Творцу, молитвенное предстояние Господу (Ibid. 28. 25), взыскание даров Божественной благодати. Подлинный смысл христ. воззрения на Б. и богатство раскрывается лишь в свете и атмосфере любви, основополагающим образом - жертвенной любви Иисуса Христа к людям. Беден тот, кто любви лишен; беден тот, кто не способен ответить на любовь любовью; Б. - необходимое состояние того, кто ищет любви, и желанное состояние тех, кто наслаждается ее дарами, радуется ее духовным сокровищам. Праведный путь вхождения богатства в человеческую жизнь - а в мире Божием «все - милость, и все - богатство» (Антоний (Блум), митр. Сурожский. С. 139) - через вольный дар любви и его сердечное приятие; но т. о. приобретенное богатство не упраздняет, а просветляет и облагораживает Б. грешного человечества. Б. ненуждающаяся, коснеющая в себе или мнящая себя богатством, по мысли св. отцов, есть обман и заблуждение; кто же «свой труд и подвиг признает недостойными неизреченных обетований Духа», «таков нищий духом, которого ублажает Господь. Таков алчущий и жаждущий правды. Таков сокрушенный сердцем. Восприявшие такое произволение, и рачение, и труд, и любовь к добродетели и до конца пребывшие таковыми поистине возмогут улучить жизнь и вечное Царство» (Macar. Aeg. Hom. Spiritual. 29. 7). Б. как ориентир христ. нравственности не самоцель, а непрекращающийся путь к Богу, непрекращающееся предстояние и сорадование Ему, всецелая отдача себя воле Божией.

И этот путь, это предстояние, эта самоотдача при всей неизбежной сложности и трудности их земного осуществления - принципиально легки. Искупивший грехи мира Христос, встречая человека на его жизненных путях, не загружает его душу непосильной тяжестью. «...Иго Мое благо, и бремя Мое легко»,- говорит Спаситель (Мф 11. 30); отсюда Б. евангельски оправдана и востребована еще и как символ и коррелят указанной Христом легкости жизни в вере. Легкость, Б., простота, детская прозрачность мысли и чувства сливаются в целостный образ бытия, основанного на доверии к Благой вести Христа; еще одной примечательной чертой этого нравственного образа предстает внутренняя, а зачастую и внешняя подвижность - полевые лилии («ни трудятся, ни прядут») соседствуют в евангельском тексте с птицами небесными («ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы») естественно и просто (Мф 6. 28, 26). Именно поскольку нет смысла человеку чрезмерно укреплять свое Я, сосредоточиваться на обеспечении для него защищенного места на земле, так прочно ассоциируется в христ. восприятии жизни нищета со скитальчеством, так много оказывалось всегда среди людей духовного склада тех, кто «удобны и готовы к переходам с места на место», «скитающихся ради Господа» (Ioan. Climacus. 17. 5); среди монахов-пилигримов, паломников к св. местам и укр. странствующий философ XVIII в. Григорий Сковорода, имевший основание сказать о себе: «А мой жребий с голяками, но Бог мудрости дал часть» (Сад Божественных песней. 24).

Наконец, собственно христ. осмысление Б. дает понятие кеносиса, жертвенного нисхождения Господа в мир дольний, нисхождения, пробуждающего в человеке ответное стремление к самоумалению и смирению. В этой связи проявляется различие христианства и иудаизма: в иудаизме основополагающий принцип самоограничения и самоумаления (первоначально также являемый Божественным началом) обозначается термином   - цимцум (евр.- сжатие), греч. κένωσις имеет значение «опустошение», «опорожнение». В христианстве, т. о., речь идет не столько о том, чтобы вне себя путем концентрации собственной нравственной воли высвободить место для Другого, сколько о приятии этого Другого внутрь себя, в собственную «опорожненную», кенотически «обнищавшую» душу. В этом контексте в полной мере обрисовывается смысловое содержание Б. как проявления не только греховной природы человека, но и его внутренней свободы, откликающейся на чудо Боговоплощения и становящейся на путь деятельного уподобления Господу.

Духовно-нравственное понимание Б. как таковой в христианстве неотделимо от пристального внимания к наиболее осязаемому в повседневной человеческой жизни материально-вещественному аспекту Б. и заботы о бедных. Осуждая сребролюбие как «корень всех зол» (1 Тим 6. 10), святые апостолы, отцы и учители Церкви указывают вместе с тем, что зло - именно сребролюбие, а не материальные блага (см., напр.: Maximus Conf. Capita de caritate. III 4). Путь «святой нищеты» (св. Франциск Ассизский) неизменно почитается, однако и служение богатых имеет свои достоинства, в первую очередь определяемые как раз возможностью благотворить бедным, ибо «бедный» - это и тот, кто заслуживает жалости. «Одно оправдание у бедного,- говорит свт. Иоанн Златоуст,- недостаток и нужда; ничего больше не спрашивай у него, но если он, хотя бы был порочнее всех, нуждается в необходимой пище, то утолим голод его» (De Lasaro). Вообще жалость, милосердие и деятельная помощь бедным неизменно осознаются как одно из важнейших требований христ. нравственности. Значение этого требования, непосредственно вытекающего из заповеданной Иисусом Христом любви к ближнему (Ин 13. 34), усиливается как благодатностью добродеяний для самого дающего (Господь «Сам сказал: «блаженнее давать, чем принимать»» - Деян 20. 35) (см. Благотворительность; Милосердие; Милостыня; Филантропия), так и осознанием глубины социальных, антропологических, духовно-нравственных опасностей, заключенных в феномене вынужденной Б. и нищеты, искажающих в человеке образ Божий, вынуждающих его «с мольбою» унижаться перед богатыми (Притч 18. 24), соблазняющих его к подавлению или эксплуатации своих духовно-душевных качеств ради телесного выживания.

В совр. мире, огромная часть населения к-рого вынужденно пребывает за чертой Б., нередко в ужасающих условиях, несовместимых с достоинством и Божественным предназначением человеческой личности, глубоко укорененная в традиц. церковной практике помощь нуждающимся остается важнейшим элементом социального служения, социальной ответственности Церкви. Расширение в последние годы возможностей социальной деятельности РПЦ на фоне резкой имущественной поляризации постсоветского общества и лавинообразного возрастания количества людей, оказавшихся за гранью нищеты, придает усилиям Церкви в борьбе с Б. особую актуальность. В принятых Юбилейным Архиерейским Собором РПЦ 2000 г. «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» подчеркивается церковная позиция: «Призывая искать прежде всего Царствия Божия и правды Его (Мф 6. 33), Церковь помнит и о потребностях в хлебе насущном (Мф 6. 11), полагая, что каждый человек должен иметь достаточно средств для достойного существования» (VII 1). При этом евангельская заповедь любви к ближнему, как отмечается далее, «должна служить... императивом в сфере регулирования межчеловеческих отношений, включая имущественные» (Там же).

Материальный достаток как таковой не может быть отвергнут в качестве существенной социальной цели, хотя, разумеется, не важнейшей в плане общего строения человеческой жизни (см. Богатство). Принципиальный водораздел между возможным и невозможным, приемлемым и неприемлемым для церковного сознания проходит не по имущественному рубежу, а согласно заповеданному Иисусом Христом различию служения Богу и служения маммоне (Матф 6. 24; Лк 16, 13). Пока и поскольку достаток не обращается в самоцель и стремление к нему преимущественно выражает не «прагматический» интерес себялюбия, а потребность достойного предстояния Богу и деятельного служения ближним, нет оснований усматривать в этом стремлении нечто переступающее пределы домостроительства Божия. Более того, достижение обществом материального благосостояния при соответствующем развитии нравственной, духовной культуры, поддержании традиций религ. жизни - необходимое условие того, чтобы обращение к истокам и смыслу христ. этоса Б. сохраняло для каждого значение свободного, глубоко мотивированного личностного акта. Однако в любом случае и применительно к любым условиям человеческого бытия истиной для христ. сознания остается то, что «блаженнее давать, чем принимать»,- полемическое звучание этих слов на фоне господствующих в наст. время умонастроений лишь подчеркивает их духовную непреложность.