МАДРАШ

М., как и сир. поэзия в целом, относится к силлабическому типу стихосложения. Ряд ученых, в частности Г. Хёльшер (Hölscher. 1932), полагали, что помимо изосиллабизма принципом организации М. является учет ударных и безударных слогов в строке, но эта теория считается необоснованной, т. к. сведения о характере ударения в классическом сирийском языке практически отсутствуют. Слоговая модель ( ) М. может быть простой, когда строфа состоит из неск. равносложных строк, либо сложной, причем учитывается разница слогов не только в строках, но и в полустишиях. Прп. Ефрем использовал ок. 50 моделей строф, мн. модели вошли в употребление позднее. В М. прп. Ефрема довольно часто присутствуют акростихи (алфавитные, монограммные или с именем автора). Рифма встречается лишь эпизодически (организационным принципом сир. поэзии она становится ок. IX в. под влиянием араб. традиции). Количество строф в М. и самих М. в некоторых поэтических сборниках четко планировалось, что наряду с нарушениями акростиха позволяет выявлять случаи интерполяции и иного редактирования (см.: Palmer. 1995, 2003, 2006; на основе этого анализа Э. Палмер также выдвинул гипотезу о принципах расположения прп. Ефремом текста М. на страницах рукописи). Разновидностью М. является согита (  - песнь) - произведение из строф по 4 строки простого размера без обязательного припева, часто с алфавитным акростихом. Согиты в форме диалога, иногда с полемическим оттенком можно рассматривать как самостоятельный литературный жанр, восходящий к полемическим диалогам Др. Месопотамии и имевший широкое распространение на Ближ. Востоке вплоть до Новейшего времени (известны согиты на новоарам. диалектах: Brock. 2001).

Происхождение жанра М. является спорным вопросом. Долгое время в науке считалось, что поэтическая форма М. восходит к греч. образцам. Это мнение опирается на тенденциозное свидетельство церковных историков V в. Созомена (Sozom. Hist. eccl. III 16) и Феодорита Кирского (Theodoret. Hist. eccl. IV 30 (29)) о том, что стихотворные размеры и мелодии были введены в сирийскую литературу знатоком греческой культуры, сыном Бардесана Гармонием, а прп. Ефрем, находясь в Эдессе, приспособил их для борьбы с еретическими учениями. Однако, по мнению большинства исследователей, данные греческих источников о заимствовании изосиллабических гимнов из греческой культуры не имеют под собой оснований (Sprengling M. Antonius Rhetor on Versification with an Introd. and Two Append. // AJSL. 1916. Vol. 32. P. 199-202; Drijvers H. J. W. Bardaisan of Edessa. Assen, 1966. P. 180-183). В качестве одного из аргументов в пользу зависимости прп. Ефрема от Бардесана приводят известное место из гимнов «Против ересей», в котором прп. Ефрем якобы говорит о том, что сам Бардесан ввел жанр М. в сир. поэзию (Ephraem Syr. Contr. haer. LIII 5. 1-5). В действительности в указанном месте речь идет лишь о том, что Бардесан распространял свое еретическое учение в стихотворной форме в виде М. (очевидно, уже существовавших как жанр) и сочинил мелодии для исполнения этих гимнов. Дошедшие до нас фрагменты гимнов Бардесана (Ramelli I. Bardaisan of Edessa: A Reassessment of the Evidence and a New Interpretation. Piscataway (N. J.), 2009) не позволяют сделать обоснованные выводы о его роли в становлении жанра. Согласно некоторым исследователям, Бардесана следует считать инициатором преобразования уже существовавших поэтических форм в произведения, исполняемые на определенную мелодию, а прп. Ефрема - продолжателем этой традиции (McVey. 1999).

По мнению С. П. Брока, большое разнообразие поэтических форм, которые использовал прп. Ефрем, предполагает, что он следовал не одному автору, а целой традиции, имеющей давнюю историю (следы изосиллабизма можно обнаружить в древнееврейских и угаритских текстах - см.: Brock. 1985. P. 78-80). А. Родригес Перейра сделал еще более смелое предположение - о прямой зависимости поэзии прп. Ефрема от древних месопотамских образцов (Rodrigues Pereira A. S. Studies in Aramaic Poetry (c. 100 B. C. E.- c. 600 C. E.): Selected Jewish, Christian and Samaritan Poems. Assen, 1997. P. 110). Вряд ли прп. Ефрем был напрямую знаком с шумерской или аккадской поэзией, однако определенное косвенное влияние на его творчество эти традиции оказали, в частности в использовании древних топосов и жанра полемического диалога (Greenfield. 1979; Murray. 1995).

От эпохи, предшествующей прп. Ефрему, сохранились по крайней мере 2 древних сирийских гимна, имеющих признаки изосиллабизма,- «Песнь невесты» и «Песнь о жемчужине», включенные в текст «Деяний апостола Фомы» (III в.). Иногда их связывают со школой Бардесана. Исследователи склоняются к тому, что «Песнь невесты» (греч. ᾠδή; сир.  ) исполнялась на мелодию, возможно под аккомпанемент флейты, тем не менее она скорее всего не является М. или отрывком из М., т. к. в ней отсутствуют четкая строфическая структура и рефрен; изосиллабизм неустойчив. «Песнь о жемчужине» вероятнее всего была написана в конце парфянского или в начале сасанидского периода; последние исследования показывают, что ее автор был родом из Юж. Вавилонии, а оригинальным языком, судя по грамматическим особенностям текста, по-видимому, был не классический сирийский, но один из диалектов арам. языка, распространенных в Вавилонии (см.: Beyer K. Das syrische Perlenlied: Ein Erlösungsmythos als Märchengedicht // ZDMG. 1990. Bd. 140. S. 234-259). В сирийской версии песнь несколько раз прямо названа   (в греч. версии - ψαλμός) и имеет изосиллабическую структуру; ряд признаков позволяют предположить, что она произносилась, а не пелась (McVey. 1999. P. 196-198). Прп. Ефрем упоминает, что М. составлял Мани, при этом отсутствует к.-л. указание на мелодии (Ephraem Syr. Contr. haer. I 16. 3). Остается открытым вопрос, являлись ли гимны Мани и его учеников действительно М., поскольку сохранившиеся манихейские псалмы более похожи на сир. гимны, написанные в др. жанре -   или   напр. «Оды Соломона».

М. прп. Ефрема, по-видимому, предполагали хоровое исполнение женщинами, как об этом свидетельствует Иаков Саругский в мемре, посвященной прп. Ефрему (Jacob of Sarug. A Metrical Homily on Holy Mar Ephrem / Ed. J. P. Amar. Turnhout, 1995. P. 34-35. (PO; T. 47. Fasc. 1)). Впосл. жанр вошел в литургическую практику Церквей как восточносирийского обряда, так и западносирийского обряда. Основная функция М. в богослужении сирийцев обеих традиций - заполнить временной интервал между службами. Примерно с кон. VII в. в обычай вошло фрагментарное использование М.: сирийские литургические рукописи VIII-XIII вв. (список см.: Brock. 1997. P. 494) содержат не полный текст, а лишь несколько строф тех или иных М. (иногда в неправильной последовательности, часто с неверной атрибуцией). При этом строфы нек-рых М. прп. Ефрема, вырванные из текста, включались в состав более поздних М. Многочисленные М. содержатся в богослужебных книгах 2 сирийских традиций: западносир. «Фенкито» и в меньшей степени в восточносир. «Худре» (см.: Ibid. P. 497-503). Два издания «Фенкито», используемые в настоящее время, содержат разные по объему части М.: в сиро-яковитском издании (Пампакуда, 1962-1963; в 3 т.) количество строф, как правило, гораздо меньше, чем в сиро-католическом (Мосул, 1886-1896; в 7 т.), однако оно содержит выдержки из очень мн. М., к-рые не представлены в сиро-католич. издании.

В западносир. традиции (у сиро-яковитов, сиро-католиков, маронитов) М. поются в конце ночного богослужения в воскресные и праздничные дни, а также в конце утрени по воскресеньям и пятницам; используются стандартные мелодии 8 гласов, в праздничные дни - иные мелодии. У маронитов припев к строфам М. не поется, у сиро-яковитов и сиро-католиков поется перед исполнением 1-й строфы в качестве вводной фразы и более не повторяется. В восточносирийской традиции М. используются в гораздо меньшей степени. «Худра», как правило, приводит только 3 (редко 4 или 5) строфы М. без указания авторства. Они поются после ночного богослужения перед т. н. песнями бдения (   ) в дни памяти святых, в воскресные и праздничные дни, в будни Великого поста, когда совершается литургия, и на Страстной седмице. Строфы из М. не поются во время воскресного ночного богослужения в период от Пасхи до праздника Креста (14 сент.), возможно потому, что ночи в это время становятся короче и вспомогательная роль М. перестает быть актуальной. Предстоятель поет припев, затем исполняет 1-ю строфу, после чего народ повторяет припев; последние 1 или 2 строфы, как правило, поет священник, назначенный предстоятелем. На Пасху в конце особого чина преподания друг другу мира, совершаемого перед 2-й пасхальной литургией, 2 диакона поют согиту, содержащую 19 благословений.

Каждый М. исполняется на определенную мелодию (  - глас; мн. ч.  ), которая обозначается первыми словами к.-л. известного М.; они же служат указанием на модель строфы. Q  имеются уже в древнейшем датированном манускрипте, содержащем М. прп. Ефрема (Lond. Brit. Lib. Add. 14571, 517 г.). Ранняя классификация   использовавшаяся прп. Ефремом и его учениками, засвидетельствована в мелькитской рукописи VII в. Sinait. syr. 10 (изд.: Halleux. 1972. P. 171-199). В наст. время мн.   входят в состав сиро-яковитской литургической кн. «Бет-Газо» (Сокровищница [мелодий]), которая, кроме того, содержит   (ед. ч.   - лествица) - первые строфы нек-рых М., рассматривавшихся в поздней западносирийской традиции как типичные образцы мелодий (Husmann. 1976).

По мнению большинства исследователей, жанр М. повлиял на формирование раннего визант. кондака в творчестве прп. Романа Сладкопевца (изосиллабизм, использование акростиха, форма диалога; см.: Brock S. P. From Ephrem to Romanos // StPatr. 1989. Vol. 20. P. 139-151), а также, возможно, арм. шараканов (сохранился арм. перевод М. прп. Ефрема: Ephräm des Syrers 51 Madrasche in armenischer Übersetzung / Hrsg. N. Akinian. W., 1957. (TU.Arm; Bd. 1. H. 3); Hymnes de Saint Ephrem conservées en version arménienne / Éd. L. Mariès, Ch. Mercier. Turnhout, 1961. (PO; T. 30. Fasc.1)).

В поздней восточносир. традиции (приблизительно с XII в.) термин «онита», к-рым первоначально обозначался припев к строфам М., дал название новому гимнографическому жанру, возникшему, по всей видимости, в результате синтеза М. (в форме согит) и 2-го основного жанра сирийской литургической поэзии - мемры (поэтической гомилии). Ониты состоят из 3 частей: пролога, основной части и эпилога, и часто имеют алфавитный акростих. Пролог и эпилог могут содержать строки различной длины, в основном же тексте все строфы, как правило, имеют фиксированное число равносложных строк. Наиболее яркими представителями жанра считаются Георгий Варда, Хамис бар Кардахе, Гавриил Камса (см.: Притула. 2014).

Изучение М. во 2-й пол. XX - нач. XXI в. в основном ограничивалось историей возникновения жанра, символическим языком М. прп. Ефрема Сирина, риторическими фигурами и рукописной традицией. Исследование просодии и синтаксического строя М. остается на начальной стадии (Stevenson. 2015). Попытки перевода М. на рус. язык, в т. ч. поэтического, предпринимали С. С. Аверинцев (вольный тонический стих; Аверинцев С. С. Собр. соч. К., 2004. [T. 2:] Переводы: Многоценная жемчужина), митр. Иларион (Алфеев) (Иларион (Алфеев), игум. Христос - Победитель ада: Тема сошествия во ад в вост.-христианской традиции. СПб., 2001), А. В. Муравьёв (виршевый стих; Мар Афрем Нисибинский (прп. Ефрем Сирин). Юлиановский цикл / Предисл., пер. с сир., коммент., указ.: А. В. Муравьёв. М., 2006), диак. В. В. Василик (дактилическо-трохеический семисложник; интернет-публикации).

Лит.: Grimme H. Der Strophenbau in den Gedichten Ephraems des Syrers. Freiburg, 1893; Hölscher G. Syrische Verskunst. Lpz., 1932; Halleux A., de. Une clé pour les hymnes d'Éphrem dans le ms. Sinaï Syr. 10 // Le Muséon. Louvain, 1972. Vol. 85. P. 171-199; Husmann H. Madraše und Seblata - Repertoireuntersuchungen zu den Hymnen Ephraems des Syrers // Acta Musicologica. Basel, 1976. Bd. 48. S. 113-150; Greenfield J. C. Early Aramaic Poetry // JANES. 1979. Vol. 11. P. 45-51; Brock S. P. Syriac and Greek Hymnography: Problems of Origin // StPatr. 1985. Vol. 16. P. 77-81; idem. The Transmission of Ephrem's Madrashe in the Syriac Liturgical Tradition // Ibid. 1997. Vol. 33. P. 490-505; idem. The Dispute Poem: From Sumer to Syriac // J. of the Canadian Society for Syriac Studies. 2001. Vol. 1. P. 3-10; idem. Dramatic Narrative Poems on Biblical Topics in Syriac // StPatr. 2010. Vol. 45. P. 183-196; idem. Poetry // GEDSH. P. 334-336; Мещерская Е. Н. Сирийское стихосложение (вопросы изучения) // ППС. 1986. Вып. 28(91). С. 171-176; Hage L. Les strophes-types syriaques et leurs mètres poétiques du patriarche maronite Etienne Douayhi. Kaslik, 1986; Lattke M. Sind Ephraems Madra še  Hymnen? // Oriens Chr. 1989. Bd. 73. S. 38-43; idem. Hymnus: Materialien zu einer Geschichte der antiken Hymnologie. Freiburg, 1991. S. 347-353; Murray R. Aramaic and Syriac Dispute-Poems and Their Connections // Studia Aramaica: New Sources and Approaches / Ed. M. J. Geller et al. Oxf., 1995. P. 157-187; Palmer A. Words, Silences, and the Silent Word: Acrostics and Empty Columns in St. Ephraem's Hymns on Faith // PdO. 1995. Vol. 20. P. 129-200; idem. Akrostich Poems: Restoring Ephraim's Madroshe // The Harp. Kerala, 2002. Vol. 15. P. 275-287; idem. Restoring the ABC in Ephraim's Cycles on Faith and Paradise // JEastCS. 2003. Vol. 55. P. 147-194; idem. Interpolated Stanzas in Ephraim's Madroshe LXVI-LXVIII on Faith // Oriens Chr. 2006. Bd. 90. S. 1-22; Ibrahim G. Y., Kiraz G. A. Ephrem's Madroshe and the Syrian Orthodox Beth Gazo: A Loose, but Fascinating, Affinity // Hugoye: J. of Syriac Studies. Wash., 1999. Vol. 2. N 1. P. 47-56; McVey K. E. Were the Earliest Madraše Songs or Recitations? // After Bardaisan: Studies on Continuity and Change in Syriac Christianity in Honour of Prof. H. J. W. Drijvers / Ed. G. J. Reinink, A. C. Klugkist. Leuven, 1999. P. 185-199; Aslanov C. Bayt («House») as «Strophe» in Hebrew, Byzantine and Near Eastern Poetry // Le Muséon. 2008. Vol. 121. P. 297-310; Притула А. Д. Восточносирийский гимнографический сборник «Варда » (XIII-XVI вв.): Исслед., публ. текстов. СПб., 2014. (ХВ. Н. с.; 7(13)); Stevenson P. S. Stanzaic Syntax in the Madrashe of St. Ephrem the Syrian. Leiden; Boston, 2015.