[лат. Gregorius Illiberitanus, или Baeticus],(† после 392), свт. (пам. зап. 24 апр.), еп. Эльвирский, или Иллибеританский (а также Бетикийский, Гранадский, Испанский), лат. богослов и экзегет.
О жизни Г. известно очень немногое. Он стал епископом г. Эльвира в Юж. Испании (античная Иллиберида (Illiberis) в рим. пров. Бетика, близ совр. Гранады) ок. 357-359 гг., когда арианские споры были в разгаре (см. статьи Арий, Арианство, Вселенский I Собор). Г. проявил себя как один из самых стойких сторонников Никейского Собора (325) и противников арианства на Западе. По сообщению блж. Иеронима, он «никогда не присоединялся к арианскому заблуждению» (arrianae pravitati - Hieron. Chron. P. 246. 1-2). По этой причине Г. скорее всего не принимал участия в арианском соборе в Аримине (ныне Римини, Италия) (359) и впосл. отказался подписать его арианскую формулу (Quasten. P. 85). Однако, несмотря на непримиримую позицию, он не подвергся гонениям. После смерти еп. Луцифера Каралитанского (Каралисского) в 370/1 г. Г. стал одним из главных деятелей т. н. луциферианского раскола (поводом к к-рому послужили примирение староникейцев с омиусианами на Александрийском Соборе 362 и вопрос о принятии в сущем сане омиусиан и полуариан). Последнее упоминание о Г. относится к 392 г. (Hieron. De vir. illustr. 105); в то время он уже достиг глубокой старости и скончался, вероятно, в последние годы IV в. или в первые годы V в. (Quasten. P. 85).
В нач. XX в. о богословско-лит. деятельности Г. было известно лишь по краткому упоминанию блж. Иеронима, к-рый говорит, что Г. «написал посредственным слогом различные трактаты (diversos tractatus) и превосходную книгу о вере (de fide)» (Hieron. De vir. illustr. 105; о «простоте и грубости» своего стиля сам Г. писал в Tract. Script. 20. 15-16). Но в течение последующих лет в результате кропотливой работы ученых по атрибуции спорных и анонимных сочинений, проведенной, в частности, Ж. Мореном и А. Вильмаром, а также с открытием новых рукописей в испан. б-ках, совершенным А. Вегой, была установлена и неоспоримо доказана принадлежность Г. ряда богословских и экзегетических трактатов, что сделало его одним из самых выдающихся испан. богословов, живших до Исидора, еп. Севильского (VII в.) (см.: Mazorra. 1967; Dominguez. 1973, 1989). Основную группу сочинений Г. составляют 5 экзегетических трактатов:
«Трактат о книгах Священных Писаний» (Tractatus de libris Sanctarum Scripturarum - CPL, N 546; CCSL. 69. P. 3-146), ранее приписывался Оригену под названием «Tractatus Origenis» на основании указания в одной из рукописей, но впосл., сначала благодаря сравнению языка и стиля этого трактата с трактатами Г. «De fide» и «In Canticum canticorum», а затем изучению средневек. рукописной традиции, была доказана его принадлежность Г. (Quasten. P. 85). Трактат состоит из 20 пространных гомилий (tractatus), в к-рых рассматриваются различные повествования из Свящ. Писания. Первые 19 гомилий посвящены аллегорическому толкованию отдельных мест ВЗ, расположенных по порядку, начиная с кн. Бытие и кончая Книгой прор. Захарии. В последней, 20-й гомилии истолковывается 2-я гл. Книги Деяний св. апостолов и говорится о различных дарах и действиях Св. Духа в НЗ и в жизни Церкви. В 3-й гомилии встречается множество букв. совпадений с гомилией Оригена на Быт 7. 2-3, переведенной на латынь Руфином Аквилейским ок. 403 г. Если признать, что Г. заимствовал идеи и выражения из этого перевода, тогда время написания «Трактата о книгах Священных Писаний» следует относить к первым годам V в.
«Пять книг [толкований] на Песнь Песней» (In Canticum canticorum libri quinque - CPL, N 547; CCSL. 69. P. 169-210; др. название: «Пять гомилий о свадебной Песне» (Tractatus V de epithalamio - Schulz-Flügel. 1994)), трактат представляет собой аллегорическое толкование (allegorica decantatio) первых 3 глав Книги Песни Песней Соломона (до Песн 3. 4), в к-рой в образе Жениха представлен Христос, Невесты - Церковь, в образах девушек-подруг Невесты - души верующих, а друзей Жениха - ангелы и святые (Praef. 6-13; I 4-9). Г. также приписывается 6-я гомилия (Tractatus VI, или «Толкование на Песнь Песней», Explicatio in Canticum canticorum), часть к-рой была издана Г. Хайне (Heine. 1848), но др. часть, сохранившаяся в рукописях X и XVI вв., остается неизданной (CPL, N 547).
«О Ноевом ковчеге» (De arca Noe - CPL, N 548; CCSL. 69. P. 147-155), в трактате приводится аллегорическое толкование рассказа о Ноевом ковчеге, где ковчег - образ Церкви, а Ной - Христа (17-22). Трактат ранее приписывался Оригену, но впосл. была доказана его принадлежность Г. на основании сходства языка и стиля с др. трактатами Г.
Фрагменты «Гомилий на Бытие» (Fragmenta tractatus in Genesim - CPL, N 556 a; CCSL. 69. P. 157-159; CPL, N 549; CCSL. 69. P. 161-163), полностью толкование Г. на кн. Бытие не сохранилось. В 1-м фрагменте приводится аллегорическое толкование Быт 3. 22, во 2-м - Быт 15. 9-11.
«Толкование на 91-й псалом» (Expositio de psalmo XCI - CPL, N 550; CCSL. 69. P. 211-215), представляет собой христологическое толкование Пс 91. 1-11 (в синод. пер. Пс 92. 1-10), в начале к-рого объясняется значение слов «псалтирь» (psalterium) и «псалом» (psalmus) (1-5), а в конце говорится о таинствах Крещения и Миропомазания (74-83). Ранее приписывалось Оригену и блж. Иерониму; принадлежность Г. была доказана на основании сходства языка «Толкования...» с др. трактатами Г.
К экзегетическим сочинениям Г. примыкает догматический трактат, упоминавшийся блж. Иеронимом: «О православной вере против ариан» (De fide orthodoxa contra Arianos - CPL, N 551; PL. 17. Col. 549-568 (= T. 20. Col. 31-50; T. 62. Col. 449-463); CCSL. 69. P. 221-247; Simonetti. 1975), трактат имеет 2 редакции, о чем говорится в предисловии автора. 1-ю Г. представил анонимно в 360 г. для опровержения проарианской формулы, одобренной собором в Аримине, и для защиты никейской веры в единосущие Отца и Сына и в совершенное Божество Сына. Трактат пользовался успехом среди богословов никейской партии и стал активно переписываться; но вместе с тем отдельные высказывания автора могли быть поняты неоднозначно и вызвали подозрения в савеллианстве (см. ст. Савеллий). Поэтому Г. был вынужден создать новую редакцию трактата; она появилась (ок. 363-364) под именем Г., поскольку к тому времени проариански настроенный имп. Констанций умер. 2-я редакция предварялась длинным предисловием, в нем автор защищал себя от выдвинутых против него обвинений. Кроме того, Г. исправил те места трактата, к-рые могли показаться двусмысленными с догматической т. зр. Обе редакции сохранились: 1-я под именем свт. Амвросия Медиоланского, 2-я под именем свт. Григория Назианзина. Начиная с XVII в. обе редакции стали публиковаться в виде единого текста, и, после того как была установлена неточность атрибуции трактата, его авторство приписывали Фивадию, еп. Агенскому (см., напр.: PL. 20. Col. 31-50), но c нач. XX в. одна за другой стали появляться работы, в к-рых была неоспоримо доказана его принадлежность Г. (см.: Quasten. P. 86). Трактат состоит из 8 глав, в к-рых Г. защищает учение Никейского Собора о единосущии Отца и Сына и опровергает доводы ариан, стремившихся устранить термин «единосущный» (греч. ὁμοούσιος) и термин «сущность» (οὐσία) на основании того, что они не встречаются в Свящ. Писании. В трактате Г. также опровергает позицию омиусиан, пытавшихся заменить термин «единосущный» термином «подобосущный» (ὁμοιούσιος; см.: De fide. 2). Изредка речь заходит о Св. Духе (Ibid. 8), о Св. Троице в целом (Ibid. Prooem.; 8) и о Христе (Ibid. 8). В трактате заметно сильное влияние тринитарного учения Тертуллиана, Новациана и Сардикийского Собора 343 г.
Г. приписывается целый ряд экзегетических и догматических трактатов, авторство к-рых сомнительно. В частности, пространный фрагмент трактата «О Соломоне», относимый ранее свт. Амвросию (De Salomone - CPL, N 555; CCSL. 69. P. 251-259), состоящий из 25 глав и содержащий аллегорическое толкование на Притч 30. 19, а также 2 кратких фрагмента из «Толкования на Екклесиаста» (Expositio in Ecclesiasten - CPL, N 556b; CCSL. 69. P. 261-263). Однако эти фрагменты (классифицируемые в CPL как сомнительные) мн. исследователями (Вильмар, Вега, М. Симонетти) признаются подлинными на основе ясного сходства их языка и стиля с др. сочинениями Г. (см. также: Quasten. P. 86). Напротив, весьма сомнительно авторство Г. в отношении трактата «О различных родах проказы» (De diuersis generibus leprarum - CPL, N 556; CCSL. 69. P. 277-283), состоящего из 9 глав и содержащего духовное (spiritaliter) толкование различных видов проказы, упоминающихся в кн. Левит. 3 фрагмента, приписывавшиеся Г.: «О Гоге и Магоге», «О Навуходоносоре» и «О Рафаиле» (CPL, N 557; Pitra J. Specilegium Solesmense. P., 1855. T. 3. P. 395-396) - на самом деле являются извлечениями из трудов Оригена, Руфина, блж. Августина и Исидора, еп. Севильского. В последнее время авторство Г. предлагалось для исповеданий веры, помещавшихся в разных изданиях под различными названиями: «De fide Nicaena», «Libellus fidei», «Fides Romanorum» (CPL, N 552; CCSL. 69. P. 267-268); «De fide catholica», «De fide apud Bethleem» (CPL, N 554; CCSL. 69. P. 269-272) и «Fides sancti Hieronymi» (CPL, N 553; CCSL. 69. P. 275). Сходство между этими текстами и подлинными сочинениями Г. столь общее, что не дает необходимых оснований для подобной атрибуции. К тому же учение о Св. Духе в соч. «De fide catholica» гораздо более развитое, чем в трактате Г. «De fide orthodoxa»; в соч. «Fides Romanorum» делается упор на исповедании действительного, а не мнимого тела Христа, что может указывать на скрытую полемику с присциллианами (Quasten. P. 87).
Основной интерес Г. лежит в области ветхозаветной экзегетики. Возможно, это было связано с тем, что мн. его образованные современники на Западе, такие как Лактанций или Марий Викторин, имели достаточно поверхностное представление о ВЗ. Возможно также, что это было вызвано необходимостью полемики с манихеями (см. ст. Манихейство), отвергавшими ВЗ. В связи с этим Г. развивал традиц. для Запада направление толкования, выработанное еще в период борьбы с гностиками (см. ст. Гностицизм), к-рая во мн. отношениях была похожа на полемику с манихеями (Quasten. P. 87). В целом в экзегетике Г. прослеживается влияние как александрийской (Ориген), так и малоазийской (сщмч. Ириней Лионский) и зап. экзегетической традиции (Тертуллиан, мч. Ипполит Римский, Новациан, мч. Викторин Петавский; ср.: Quasten. P. 88). Г. выделял 3 уровня толкования, или «тройственный смысл» (triplex significantia), содержащийся во всех книгах ВЗ: пророческий, исторический и прообразовательный (prophetiae, istoriae et figurae). При этом «пророчество» заключается «в предвидении будущего» (in praescientia futurorum), «история» (т. е. букв.- смысл) - «в связи событий» (in relatione gestorum), а «прообраз» (т. е. прообразовательный смысл) - «в подобии вещей» (in similitudinem rerum), ведь «подобно тому, как тень не может быть без тела, а тело без тени, так и истина (т. е. новозаветные события.- А. Ф.) не может быть без прообраза, и прообраз - без истины» (Tract. Script. 5. 4-13, 17-19; ср.: De Salomone. 3. 47). Г. считал историческое толкование отдельных мест ВЗ излишним, напр. в случае с полем мертвых костей, к-рые впосл. ожили (Иез 37. 1 слл.), что, по его мнению, указывает не на восстановление израильского царства после вавилонского плена, а на грядущее всеобщее воскресение мертвых (Tract. Script. 17. 3-43). Г. замечал, что «буква закона» (legis littera), т. е. «историческое толкование» (storialis intellegentia), к тому же часто совершенно недостаточна (frequenter defectum patitur) для понимания истинного смысла (Ibid. 3. 162-165). Поэтому он предпочитал использовать типологическое толкование, для того чтобы выявить скрытый христологический и экклезиологический смысл ВЗ. Так, напр., согласно Г., патр. Иосиф был не только историческим персонажем, но и «прообразом Христа» (tipus Christi - Ibid. 5. 24), а «глиняный сосуд» (или «чаша», vas fictile), в к-рый прор. Елисей вложил соль и сделал воду здоровой, был «прообразом тела Христа, которое Он намеревался воспринять от первозданных людей, чей образ - перстный» (Ibid. 15. 25-26; ср.: 4 Цар 2. 20-22). В свою очередь Сарра, свободная и благородная жена Авраама, была «прообразом Церкви (typus ecclesiae), которая есть Тело Христово, чьи члены суть святые и верные, как и Сарра была плотью Авраама» (Tract. Script. 3. 39-42); а Агарь означает Синагогу, «которая вместе со своим сыном, т. е. израильским народом, была изгнана из Церкви и отвергнута Господом» (Ibid. 3. 166-168). Вслед за Оригеном Г. полагал, что в Песни Песней повествуется не об историческом царском браке, а о духовном браке Христа-Жениха и Церкви-Невесты (In Cant. Praef. 6-13; I 4-9). Такой метод позволял Г. открывать таинственный, духовный смысл Свящ. Писания, сокрытый под покровом буквы и часто ускользающий от внимания «простецов» (simpliciores - см.: Tract. Script. 8. 1; 11. 1; 16. 8-9; 17. 3; 19. 12).
В области догматики Г. сосредоточил внимание на триадологии, к-рая раскрывается гл. обр. в трактате «De fide» (О вере). В этом вопросе Г. испытал сильное влияние тринитарного богословия предшествовавших и совр. ему зап. богословов - Тертуллиана, Новациана, еп. Фивадия Агенского, еп. Луцифера Каралитанского, еп. Илария Пектавийского, а также вероопределения Сардикийского Собора 343 г. с его сильным акцентом на единстве Божества: он точно так же говорил о различии между Богом Отцом и Сыном «по именам» (nominibus - De fide. Prooem.; 7), подчеркивал «единство сущности» (unitas substantiae - Ibid. 5), переводил никейский термин «единосущный» (ὁμοούσιος) как «единой сущности» (unius substantiae - Ibid. Prooem.; 2-3), приводил тот же набор аргументов против ариан, что и в сардикийском вероопределении (см.: Ulrich. P. 20; P. 24. Not. 91). Вместе с тем Г. равным образом отвергал как учение Ария, не признававшего единосущия, так и учения Савеллия и Фотина, не признававших ипостасных различий (De fide. Prooem.; 8; Tract. Script. 3. 27). Г. учил не только об общем «единстве рода» (unitas generis), «единстве сущности» (unitas substantiae) или «природы» (naturae individua unitas) Отца и Сына (De fide. Prooem.; 5-6; Tract. Script. 3. 276-279; 6. 297), но и о совершенном единстве и единосущии всей Троицы: «Отец поистине есть Отец, Сын поистине есть Сын и Святой Дух поистине есть Святой Дух... Это и есть совершенная Троица, пребывающая в единстве, Которую мы исповедуем единосущной (unius substantiae)»; в Ней «три имени и три Лица одной сущности (unius essentiae), одной власти и могущества (unius majestatis atque potentiae)» (De fide. Prooem.; ср.: 7-8). При этом единство сущности, власти и могущества проистекает из единого источника - Бога Отца (Ibid. Prooem.). Не менее ясно Г. учил и о различии Лиц, соответствующем различию Их имен (personarum distinctio secundum vocabulum), к-рое основывается не на нашем субъективном представлении о Них, но на объективном различии Их «личных свойств» (proprietas personarum), отражающем глубинные «тайны Божественных распределений» (divinarum dispositionum mysteria - Ibid. Prooem.; 6). Это Г. подтверждал различными тварными аналогиями: светильник и свет, солнце и сияние и т. п. (Ibid. 5). Из различий личных свойств Г. приводил, в частности, нерожденность (ingenitus) Отца и рожденность (genitus, unigenitus) Сына (Tract. Script. 3. 278; 6. 294-295; 20. 119-120). Сын Божий есть Слово Божие (Verbum, Sermo); притом не то слово, к-рое не имеет самостоятельной реальности (nec verbum sine re), подобно звуку голоса (De fide. Prooem.), но такое, к-рое есть Разум (Ratio, Λόϒος) и Премудрость Божия (Sapientia Dei), вечно сущая со Отцом (semper cum Patre est - Ibid. 2; 6). Сын от вечности рожден (natus) от Отца (точнее, «из сущности Отца», de Patris substantia, de eo ipso quod Deus est) и исшел (processit) от Него в определенное время для творения мира (Ibid. 2; 4; ср. учение апологетов, в частности Тертуллиана, «о двойственном слове»). Поэтому Сын «таков же, каков и Отец»; Ему «принадлежит все, что есть Отец» (totum quod Pater est - Ibid. 6). Сын послал нам «от Своей собственной и самой Своей единой сущности (de propria sua et ipsa una substantia sua) Святого Духа, Защитника, Освятителя и Руководителя к жизни вечной», Который, хотя и исходит от Бога Отца, но именно от Сына (т. е. «от того, что есть Сын, как и Сын - от того, что есть Отец») получает то, что дарует нам (Ibid. 8). В этом вопросе Г. находится в русле складывавшегося в то время зап. учения о Filioque. Впрочем, он говорил здесь, равно как и в др. случаях, об икономической роли Св. Духа, т. е. о различных дарах и действиях Св. Духа в Церкви (см., напр.: Tract. Script. 20. 86-118).
Г., испытавшее сильное влияние Тертуллиана и Новациана, раскрывается как в трактате «De fide» (гл. 8), так и в экзегетических сочинениях Г. Он исповедовал во Христе две сущности, причем божественная сущность Слова после соединения с человеческой осталась неизменной (non substantiam immutavit - De fide. 8), а человеческая преобразилась и достигла бессмертия и обожения: «Спаситель пришел и воспринял в Себя две сущности Бога и человека (utrasque substantias Dei et hominis), и тогда Адам стал как Бог (ut deus), поскольку Христос стал как Адам, которому Он Своим восприятием даровал и божественный образ, и подобие божественной жизни (similitudinem divinae conversationis), а также наделил бессмертием посредством воскресения Своего тела и в Самом Себе поместил человека на небо, откуда снизошло Слово, чтобы тот, кто в начале был человеком, теперь благодаря восприятию Бога сделался Богом (adsumptione Dei Deus efficeretur)» (Fragm. in Gen. 3. 22). Уничижение (exinanitum) коснулось не божества Слова, а Его величия (honor majestatis): Слово, «отложив Свое досточтимое величие, облеклось в человеческое тело, восприняв которое, Оно стало спасением народов. Ведь как у солнца, когда оно закрывается облаком, его сияние скрывается, а не приглушается, и тот его свет, который распространяется по всему миру и наполняет все ярким блистанием, скрывается ненадолго малой преградой облака, а не устраняется, так и тот человек, в которого облекся наш Господь и Спаситель Иисус, то есть Бог и Сын Божий, не уничтожил в Нем Бога, но сокрыл Его» (De fide. 8). Г. описывал соединение двух сущностей во Христе различными способами: и как «облечение» Бога в человека (induere hominem, т. е. в человеческую природу), и как «восприятие» (adsumptio) Богом человека, и как «рождение Бога по плоти» (secundum carnem nasci), и как «соединение» Бога с человеком (Deus homini suo sociatus) (De fide. 8; Fragm. in Gen. 3. 22; Tract. Script. 5. 134; 7. 151; 13. 221; 20. 77; ср.: De Salom. 8. 135). Согласно Г., Бог воспринял всецелого человека - «облекся в душу и плоть» (Tract. Script. 17. 114). Однако Г. шел вразрез с зап. и вост. богословской традицией, поскольку полагал, что человеческая плоть Христа была «повинна греху» (obnoxia peccati), т. к. была воспринята обычным «способом рождения (nascendi sorte), оскверненным (sordidata) виной и преступлением прародителей» (Ibid. 19. 73-81); впрочем, в результате крестных страданий и воскресения она достигла состояния «невинности» (innocentia - Ibid. 19. 89-91). Для описания единства Лица Иисуса Христа Г. использовал выражение «один и тот же» (idem ipse): «Один и Тот же есть в человеке, Кто прежде мира был со Отцом и через Кого все было сотворено» (De fide. 8). Это позволяет Г. приписывать свойства одной сущности другой: «Поскольку все, что претерпевал этот человек, относится к Творцу, поэтому смерть и страдание приписываются Господу, хотя и ясно, что бессмертным было то, что принадлежало Божеству, а смертным - человеку» (Ibidem). Г. также развивает учение о Христе как Новом Адаме: «Сын Божий для того прежде сошел к Деве, чтобы затем создать человека в утробе Девы; и как первого Адама Он создал из праха земного, так и Вторым Адамом Он создался из Матери Девы, словно из необработанной земли, чтобы то, что потерял первый Адам, было возвращено во Христе, и как через первого Адама пришла смерть, так и через Второго Адама всем возвращена была жизнь» (Tract. Script. 20. 68-73; ср.: 1. 224-225; 17. 115). Во Христе для людей «наступила вся полнота Святого Духа (tota plenitudo Sancti Spiritus), поскольку Христос есть целое Тело всей Церкви» (corpus integrum totius ecclesiae - Ibid. 20. 86-87).