(Безобразов Сергей Сергеевич; 29.02.1892, С.-Петербург - 4.02.1965, Париж), еп. Катанский в юрисдикции К-польского Патриархата, д-р богословия, ректор Свято-Сергиевского богословского ин-та в Париже, почетный д-р Фессалоникийского ун-та, богослов, экзегет, переводчик НЗ.
Род. в семье чиновника Мин-ва внутренних дел, статс-секретаря Гос. совета, сенатора, тайного советника Сергея Васильевича Безобразова (1857-1936). Мать - Вера Антоновна Безобразова (урожд. Арцимович; ум. в 1930). 4 июня 1910 г. окончил 1-ю С.-Петербургскую гимназию с золотой медалью, отмечавшей в т. ч. и его успехи в изучении исторических наук (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 55694. Л. 3). В том же году поступил на историко-филологический фак-т Императорского С.-Петербургского университета, где под влиянием проректора университета, проф. кафедры истории Церкви И. Д. Андреева и ведущего историка-медиевиста проф. И. М. Гревса сформировались его научные интересы. Изучал древние семитские языки под рук. знаменитого востоковеда, семитолога акад. П. К. Коковцова. В 1914 г. окончил С.-Петербургский университет по историческому отд-нию с дипломом 1-й степени за соч. «Проблема греха в Ветхом и Новом Завете» (Там же. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 17). Был оставлен при ун-те стипендиатом на 2 года для подготовки к профессорской и преподавательской деятельности; впоследствии срок подготовки был продлен до кон. 1917 г., но без стипендии. В 1914 г. поступил на службу в Императорскую Публичную б-ку вольнотруждающимся с назначением в отделение богословских наук (РНБ. Ф. 1. Оп. 1а. 1914. Д. 7. Л. 12), где работал под рук. проф. А. В. Карташёва, к-рый с 1912 по 1917 г. занимал должность заведующего этим отд-нием и оказал большое влияние на формирование как научного, так и религ. мировоззрения С. С. Безобразова (Кассиан (Безобразов). А. В. Карташев. 1957. С. 9, 12-13). 16 июня 1915 г. был назначен помощником секретаря и утвержден в должности коллежского секретаря, с 1 марта 1916 г. занимал должность младшего помощника библиотекаря с оставлением при прежних занятиях (РНБ. Ф. 1. Оп. 1а. 1914. Д. 7. Л. 5, 12). В 1917 г. представлен к награждению орденом св. Станислава 3-й степени. В нач. 1917/18 уч. г., после прочтения пробных лекций, был избран приват-доцентом историко-филологического фак-та Петроградского ун-та на кафедре истории Церкви (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10913. Л. 57). В 1917 г. в «Журнале Министерства народного просвещения» напечатана 1-я научная статья С. С. Безобразова «Юлиан Экланский, как автор псевдоруфиновского комментария на малых пророков». Ввиду революционных событий приступить к преподавательской деятельности в ун-те осенью 1917 г. не смог. В нояб. вместе с семьей выехал на дачу в с. Лазаревское Черноморской губ., откуда вернулся в Петроград весной 1918 г. (РНБ ОАД. Ф. 1. Оп. 1а. 1914. № 7. Л. 23), а его отец, мать и сестра эмигрировали в Сербию. В Петроградском ун-те ему было поручено преподавание истории первохрист. иерусалимской общины и истории религии в ветхозаветную эпоху, а также проведение практических занятий по чтению и разбору Евангелия от Матфея (Азиатцев. 1995. С. 79). Осенью 1918 г. был избран преподавателем кафедры истории религии и Церкви 3-го Петроградского ун-та (бывш. Бестужевские Высшие женские курсы) (ЦГИА СПб. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 17. Л. 1). В мае-июне 1919 г., во время наступления войск ген. Н. Н. Юденича, в качестве заложника находился под арестом в ВЧК (Азиатцев. 1995. С. 79). 22 июня 1919 г. назначен старшим помощником библиотекаря в Российской Публичной б-ке (РНБ ОАД. Ф. 2. Оп. 1. 1917. Д. 5. Книга приказов. Л. 54). Осенью 1919 г. после слияния 3-го Петроградского ун-та с Петроградским ун-том в Единый Петроградский ун-т С. С. Безобразов становится его штатным преподавателем кафедры истории религии на греч. Востоке новообразованного фак-та общественных наук (Архив СПбГУ. Ед. хр. 86. Преподаватель Безобразов С. С.). Вероятно, в этот период произошла его встреча с Н. Н. Глубоковским, который был избран профессором на эту же кафедру 1 нояб. 1919 г. (Глубоковский Н. Н. Академические заветы и обеты / Сост., ред.: прот. Б. Даниленко, иером. Петр (Еремеев). М.; Серг. П., 2005. С. 81). Летом 1919 - весной 1920 г. был неоднократно командирован в охваченные гражданской войной юж. губернии России для сбора в местных архивах и б-ках произведений печати для б-ки Петроградского ун-та (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10913. Л. 64-66). В нояб. 1919 г. избран профессором Туркестанского гос. ун-та (ныне Национальный ун-т Узбекистана) по кафедре истории религии и до перевода ун-та в Ташкент участвовал в его организации, продолжая преподавать в Петроградском ун-те (Там же. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 17. Л. 1 - из автобиографии). С. С. Безобразов стал одним из учредителей религиозно-философского об-ва - Софии Святой братства, образованного 21 мая 1920 г., одной из задач к-рого было способствовать объединению верующей интеллигенции вокруг Церкви (Сорокин. 2005. С. 247-249). Деятельными членами инициативной группы братства были учитель С. С. Безобразова проф. И. М. Гревс и Л. П. Карсавин. С. С. Безобразова привлек в братство его друг профессор кафедры уголовного права Петроградского ун-та Ю. П. Новицкий (прославлен в лике новомучеников Российских как мч. Юрий). Основное содержание собраний братства было тесно связано с чтением и толкованием Евангелия (Кассиан (Безобразов). Родословие духа. 1949. С. 12-13). Т. о. состоялось знакомство С. С. Безобразова с руководством Петроградского Богословского ин-та, в котором он впосл. преподавал.
В июле 1920 г. по личному прошению уволен из Публичной б-ки и переехал в Ташкент, где в течение 1920/21 уч. г. читал лекции по истории религии в Туркестанском ун-те (ЦГИА СПб. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 17. Л. 1 - из автобиографии). В это время С. С. Безобразов вступил в брак с Любовью Владимировной Холостовой (род. в 1886), научным сотрудником отд-ния истории Публичной б-ки, которая также отбыла с ним в Ср. Азию 1 авг. 1920 г. для преподавания в ун-те (РНБ ОАД. Ф. 2. Оп. 1. 1917. Д. 5. Книга приказов. Л. 84). Судя по архивным данным, после возвращения из поездки супруги вместе не жили. Л. В. Безобразова (Холостова) скончалась в Петрограде 10 янв. 1923 г. (ЦГАЛИ СПб. Ф. 97. Оп. 1. Д. 179). По воспоминаниям протопр. В. Зеньковского, «брак этот, по-видимому, был лишь внешний, он дал имя своей жене, этим ее спас и только» (Зеньковский. 1995. С. 15-16).
В июне 1921 г. С. С. Безобразов вернулся в Петроград и возобновил преподавание в ун-те. С 20 июля по 20 авг. находился в научной командировке от исторического отдела Публичной б-ки в Козельске для ознакомления с рукописным материалом, хранящимся в Козельском Оптинском архиве. Судя по всему, во время этой поездки состоялась беседа с оптинским старцем Анатолием, после к-рой, по воспоминаниям С. С. Безобразова, у него в душе зародилась мысль о монашестве и священстве (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10913. Л. 78, 79; Кассиан (Безобразов). Слово при наречении во еп. Катанского. 1947. С. 9).
В авг. 1921 г. С. С. Безобразов был отстранен от работы в Петроградском университете (Азиатцев. 1995. С. 80) и, очевидно, по ходатайству Ю. П. Новицкого избран профессором Педагогического ин-та социального воспитания дефективного ребенка при Психоневрологической академии на кафедре истории культуры (ЦГИА СПб. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 17. Л. 1). В 1921/22 уч. г. К. приступил к регулярному чтению лекций в Петроградском Богословском ин-те, к-рый был учрежден 20 апр. 1920 г., после закрытия СПбДА. 21 авг. 1921 г. он прочел в Богословском ин-те публичную лекцию «Социологический вопрос в древней Церкви», а 23 апр. 1922 г.- «Промысел Божий в приготовлении рода человеческого к принятию Христа Спасителя». Одновременно он читал лекции в церквах Петрограда, вел курс Свящ. Писания НЗ на Василеостровских богословских курсах (ЦГИА СПб. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 38. Программы и планы лекций, читанных в ПБИ. Л. 97). В течение 2-го и 3-го триместра 1921/22 уч. г. преподавал студентам 2-го курса историю религии и участвовал в организации занятий библейского кружка. На летний период обучения им был составлен план семинаров по НЗ, которые должны были продолжить курс, прочитанный в ин-те его предшественником проф. Л. П. Карсавиным.
В июне 1922 г. С. С. Безобразов присутствовал на неск. заседаниях публичных слушаний дела об изъятии церковных ценностей, последние слова митр. сщмч. Вениамина (Казанского) и др. подсудимых 5 июля, на закрытии процесса, сохранились в его памяти на всю жизнь. 9 сент. подал заявление с просьбой «ввиду расстроенного здоровья» освободить его от обязанностей секретаря Богословского ин-та, должности, которую он занимал, по всей видимости, с мая 1922 г. (ЦГИА СПб. Ф. 2279. Оп. 1. Д. 17. Л. 4). По настоянию своего духовника приходского свящ. Казанского собора прот. Тимофея Налимова (бывш. профессора СПбДА, избранного в 1906 ее ректором) С. С. Безобразов уехал из Петрограда и 16 сент. 1922 г. нелегально пересек гос. границу с Латвией (Архив ССПБИ. Ф. еп. Кассиана (Безобразова). Коробка 2. Папка 3. Записки о выезде из России. Ркп.). В том же году он приехал в Белград, где воссоединился с родителями и сестрой. До 1925 г. преподавал в 1-й русско-серб. гимназии в Белграде (Прп. Сергий в Париже. 2010. С. 84). В 1923 г. стал участником студенческого кружка (с 1924 кружок им. Серафима Саровского), собиравшегося в белградской квартире семьи Н. М. Зёрнова (За рубежом. 1973. С. 30-31), здесь он познакомился с митр. Антонием (Храповицким), еп. Николаем (Велимировичем), К. Э. Керном (впосл. архим. Киприан), проф. В. В. Зеньковским и Н. Н. Афанасьевым. Весной 1923 г. вместе с Зеньковским и С. М. Зёрновой участвовал в качестве наблюдателя в работе конференции Христианской студенческой федерации в Будапеште, организованной Всемирной христианской студенческой федерацией (Там же. С. 34-35). С этой конференции для С. С. Безобразова началось многолетнее участие во мн. межконфессиональных встречах на самом разном уровне. Был участником I учредительного съезда Русского студенческого христианского движения (РСХД), проходившего с 1 по 8 окт. 1923 г. в г. Пшерове в Чехословакии (Там же. С. 97), где впервые была публично оглашена идея создания в эмиграции Богословского ин-та (Яшвиль М. Из прошлого Сергиевского Подворья // ВРСХД. 1927. № 11. С. 22). 9 окт. 1923 г. в Праге вместе с прот. Сергием Булгаковым, П. И. Новгородцевым, П. Б. Струве, В. В. Зеньковским, прот. Г. В. Флоровским, А. В. Карташёвым принял участие в неофиц. учредительном собрании по воссозданию правосл. братства Св. Софии Премудрости Божией (Булгаков С. Н., прот. Из памяти сердца. Прага [1923-1924] // Исследования по истории рус. мысли: Ежег. за 1998 г. М., 1998. С. 165). В янв. 1924 г. на 1-м собрании братства Св. Софии в Праге С. С. Безобразов был избран его членом-учредителем от Белграда (Братство святой Софии. 2000. С. 15), до 1926 г. регулярно принимал участие в заседаниях братства. 15 февр. 1924 г., на праздник Сретения Господня, в рус. Свято-Троицкой ц. в Белграде был посвящен в чтеца митр. Антонием (Храповицким) (Koulomzine. 1966. P. 111). С. С. Безобразов был участником съезда РСХД, состоявшегося 26-30 июля 1924 г. в замке Аржерон (Франция), и II общего съезда движения с 8 по 14 сент. в Пшерове, на к-ром представлял кружок им. Серафима Саровского вместе с буд. о. Киприаном (Керном), Марией и Николаем Зёрновыми (За рубежом. 1973. С. 109). В февр. 1925 г. переехал в Париж по приглашению митр. Евлогия (Георгиевского), деятельно участвовал в организации Богословского ин-та и был назначен его секретарем. С 30 апр. 1925 г. вместе с еп. Вениамином (Федченковым), А. В. Карташёвым и П. Е. Ковалевским читал вводный пропедевтический курс. С основания Богословского ин-та С. С. Безобразов занимал кафедру Свящ. Писания НЗ и вел в течение ряда лет академические курсы НЗ и греч. языка (Князев А., прот. Сергиевское подворье // Путь: Правосл. альманах. Н.-Й., 1985. № 5/6. С. 8-9). Помимо чтения лекций по НЗ он привлекал студентов к участию в семинарах, тематика к-рых каждый год менялась. В целом работа была сосредоточена на изучении первоисточников и имела цель приобщить студентов к историческому методу исследования с церковной позиции (Карташев А. В. Как создался Православный Богословский Институт в Париже // Архив ССПБИ. Ф. деканата. С. 88-90. Маш.). В сент. 1925 г. участвовал в работе III общего съезда РСХД в серб. мон-ре Хопово (Киприан (Керн). 2002. С. 45).
11-15 янв. 1927 г. С. С. Безобразов был участником I англикано-правосл. съезда, организованного Британским студенческим об-вом в мест. Сент-Олбанс недалеко от Лондона, в 1-й день прочитал вступительный доклад о совр. святых РПЦ (Кассиан (Безобразов). Встреча: [О конф. в St. Alban]. 1927). На годичном акте Свято-Сергиевского ин-та в апр. 1927 г. он произнес речь, которая впосл. была опубликована (Он же. Евангелисты как историки. 1928). В авг. 1929 г. в г. Нови-Сад (Югославия) принимал участие в Восточно-Западной научно-богословской конференции под председательством серб. еп. Бачского Иринея (Чирича), созванной Комиссией для экуменического сотрудничества профессоров богословия (Kommission für okumenische Zusammenarbeit der Professoren der Theologie) для совместного чтения Послания св. ап. Павла к Филиппийцам. С. С. Безобразов был содокладчиком проф. Ч. Х. Додда по экзегезе Флп 3. 1-11 (Он же. Восточно-Западная научно-богосл. конф. 1929. С. 93-94). Эта встреча положила начало его научным контактам с др. участниками конференции (П. Брациотисом, М. Дибелиусом, Н. Н. Глубоковским). В апр. 1930 г. присутствовал вместе с митр. Евлогием (Георгиевским) и прот. Сергием Булгаковым на 4-й англо-рус. христианской конференции в Хай-Ли в Великобритании. 8 июня 1932 г. написал прошение на имя митр. Евлогия о пострижении в монашество. В День Святого Духа, 21 июня 1932 г., митр. Евлогий в храме Сергиевского подворья постриг его в монашество с именем Кассиан в честь прп. Иоанна Кассиана Римлянина; 23 июня там же рукоположил во диакона, а 26 июня - во иерея (Архив Западно-Европейского экзархата К-польского патриархата в Париже. Персональное дело еп. Кассиана. Док. 1. Ркп.).
В 1932 г. К. вместе с прот. Сергием Булгаковым и прот. Георгием Флоровским участвовал в Эдинбургской экуменической конференции и вошел в различные экуменические комитеты (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 143. Л. 11). Указом митр. Евлогия от 18 янв. 1933 г. К. награжден наперсным крестом, а 7 июля включен в состав епархиального совета. В янв. 1934 г. командирован в приход ц. иконы Божией Матери «Державная» в Шавиле (пригород Парижа) вместо отсутствовавшего настоятеля свящ. Иоанна Максименко (Евлогий (Георгиевский). 1947. С. 438). В 1934 г. вел занятия по НЗ на правосл. богословских курсах в Париже; читал лекции о Православии студентам-богословам различных христ. конфессий на Женевском экуменическом семинаре (Кассиан (Безобразов). Мои встречи в Германии. 1949. С. 4). В 1935 г. указом митр. Евлогия к празднику Рождества Христова К. возведен в сан игумена.
В ответ на Определение Архиерейского Собора РПЦЗ от 30 окт. 1935 г. о новом учении прот. Сергия Булгакова митр. Евлогий учредил комиссию для разбирательства, куда в т. ч. вошел и К. В мае 1937 г. он представил комиссии доклад, в к-ром был сделан тщательный разбор и критика формулировок о. Сергия, касающиеся Вознесения Господня и его догматического смысла. Несмотря на то что К. считал себя духовным сыном прот. Сергия Булгакова, личность которого оказала глубокое влияние на К. (Письма к о. Сергию Булгакову от 29.05.1942; 6.02.1944 // Архив ССПБИ. Ф. свящ. С. Булгакова. Коробка XIII. Папка 69. 8), в его докладе были беспристрастно показаны сложность экзегетической и догматической проблематики, недостаточность ее разработки у о. Сергия (Карташев А. В. Как создался Православный Богословский Институт в Париже // Там же. Ф. деканата. Коробка: Карташев. С. 374. Маш.). После смерти о. Сергия К. давал понять, что не только не разделял его активного интереса к проблемам софиологии, но и был этому чужд (Кассиан (Безобразов). Родословие духа. 1949. С. 14-15).
В нояб. 1936 г. был участником I Международного общеправославного съезда богословов в Афинах. Указом митр. Евлогия от 9 янв. 1937 г. к празднику Рождества Христова возведен в сан архимандрита. В апр. 1937 г. на ежегодном акте Свято-Сергиевского ин-та К. произнес речь (изд.: Он же. Новый Завет в наше время: История и богословие. 1938). С 3 по 18 авг. 1937 г. в Эдинбурге К. принимал участие в работе II Всемирной конференции движения «Вера и церковное устройство» (Прп. Сергий в Париже. 2010. С. 88). В 1938 г. по приглашению настоятеля ц. Всемилостивого Спаса в Аньере (пригород Парижа) игум. Мефодия (Кульмана) по воскресеньям читал на приходе просветительские лекции. Выступал с докладом на очередном англо-русском съезде, проходившем с 29 июня по 7 июля 1938 г. в Хай-Ли (За рубежом. 1973. С. 258). В том же году прочел доклад на съезде РСХД в Бьевре (Бельгия). Принимал участие в заседаниях временного Комитета Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) в янв. 1939 г. в Сен-Жермен-ан-Ле (пригород Парижа) и в Женеве. Летом 1939 г. в Амстердаме выступил с докладом на Всемирной конференции христианской молодежи (Прп. Сергий в Париже. 2010. С. 88). В 1939 г. была опубликована книга К. на франц. языке «La Pentecôte Johannique: (Jo. XX 19-23)» (Иоанновская пятидесятница [Ин 20: 19-23]), к-рая являлась его диссертацией, подготовленной в ун-те г. Монпелье (Руло. 1996. С. 6).
В авг. 1939 г. отправился в паломническую поездку на Афон (Прп. Сергий в Париже. 2010. С. 86). Пребывание К. на Афоне продлилось с перерывами с нач. сент. 1939 по янв. 1946 г. (Кассиан (Безобразов). Mount Athos during the War // Архив ССПБИ. Ф. еп. Кассиана (Безобразова). Коробка 2. Папка «Афон». С. 1. Ркп.). Мысли об удалении на Афон и о пустынножительстве посещали К. еще задолго до этой поездки. 30 мая 1940 г. после переписки с митр. Евлогием получил от него разрешение стать членом братии Русского вмч. Пантелеимона монастыря на Афоне (Личное дело еп. Кассиана. Док. 11 // Архив Епарх. управления Западно-Европ. Рус. Экзархата-Архиепископии Константинопольской Патриархии (Париж). Маш.). Будучи архимандритом, никак не выделялся из братии, проходил послушание как чередной иеромонах, проводил подвижническую жизнь, под рук. духовника Виссариона (Хлыстова) творил Иисусову молитву (Русский Афонский отечник. 2012. С. 487). На Афоне имел дружеское общение с 3 иноками, бывш. студентами Свято-Сергиевского ин-та: мон. Василием (Кривошеиным; впосл. архиепископ), иеродиак. Софронием (Сахаровым; впосл. архимандрит), иеродиак. Иувеналием (Егоровым). К. неоднократно выезжал в материковую Грецию из-за трудностей продления греч. и афонской визы, срок к-рой истек в марте 1940 г. В связи с этим К. нек-рое время не мог вернуться на Афон и жил в монастыре Пендели близ Афин, занимался оформлением документов. От Предстоятеля Элладской Церкви архиеп. Хрисанфа и др. греч. иерархов он получал предложения перейти в их юрисдикцию и стать игуменом в к.-л. мон-ре, но посчитал, что не может оставить рус. монастырь в тяжелых условиях изоляции от России (Письмо к о. Сергию Булгакову от 14.07.40 // Архив ССПБИ. Ф. свящ. С. Булгакова. Коробка XIII. Папка 69. 8. Ркп.). После выхода Франции из войны из-за поражения летом 1940 г. К. решил осенью вернуться к преподаванию в ин-те. С началом боевых действий Германии против СССР намеревался поехать в Россию на миссионерское служение, а в апр. 1942 г. неоднократно ходатайствовал о возможности начать пастырскую деятельность среди советских военнопленных, но эти планы не удалось воплотить, т. к. нем. администрация не давала ему разрешения на выезд с Балкан. Его стремление уехать с Афона также усугублялось ухудшением здоровья (Письмо к о. Сергию Булгакову от 29.05.42 // Там же). Понадеявшись, что будет легче выехать во Францию через Болгарию и Сербию, К. оказался летом 1943 г. в пригороде Белграда Панчево, где находилась семья его сестры Ольги, у которой он провел 5 месяцев служа и проповедуя в мон-ре Войловица. Из переписки нем. чиновников становится ясно, что начальник герм. службы безопасности в Сербии внимательно следил за перемещениями К. (Шкаровский. 2009. С. 180-181).
После избрания в сент. 1943 г. Патриархом Московским и всея Руси митр. Сергия (Страгородского) герм. МИД предпринял усилия, чтобы добиться офиц. непризнания этих выборов Элладской Церковью. Рассчитывая на негативное отношение К. к Московской Патриархии, немецкие власти предполагали, что он поможет в агитации за осуждение избрания патриарха Сергия среди монахов на Афоне (Там же. С. 181), поэтому препятствовали его выезду. Однако К., судя по письмам этого периода, не собирался исполнять желание оккупационных властей, т. к. не имел влиятельного положения в Свято-Пантелеимоновом монастыре и тревожился о дальнейшем пребывании семьи сестры в Сербии и о ее безопасности (Письма к о. Сергию Булгакову от 14.07.40; 29.05.1942; 6.02.1944 // Архив Свято-Сергиевского правосл. богосл. ин-та (Париж). Ф. свящ. С. Булгакова. Коробка XIII. Папка 69. 8). К. ходатайствовал о перемещении родственников в Грецию, ближе к Афону. Переезд осуществился в марте 1944 г., а в авг. греч. коммунисты зверски убили в местечке Пиргос (ныне Урануполи) сестру К. Ольгу, ее мужа Григория Чеботарёва, 11-летнего сына Алексея, а также приютивших их хозяев.
К кон. 1941 г. на Афоне К. написал дис. «Водою и Кровию и Духом», посвященную богословию Евангелия от Иоанна. С весны 1942 по 9 янв. 1946 г. работал над соч. «Бог-Отец», которое было задумано как всеобъемлющее исследование новозаветных оснований христ. мировоззрения и должно было ответить на вопрос о соотношении в христ. благочестии и богословии теоцентризма и христоцентризма (Бог-Отец // Там же. Ф. еп. Кассиана (Безобразова). Коробка 2. Папка 3. Д. 1. Л. 831 об.; Коробка 3. Папка 1. Д. 1. Л. 1. Ркп.). В янв. 1946 г. игум. Свято-Пантелеимонова мон-ря архим. Иустин предоставил К. годичный отпуск и тот вернулся в Париж (Личное дело еп. Кассиана. Док. 14 // Архив Епарх. управления Западно-Европ. Рус. Экзархата-Архиепископии К-польской Патриархии (Париж)). В дальнейшем К. постоянно поддерживал связь с афонскими старцами, до самой кончины переписывался с игуменами Руссика (Русский Афонский отечник. 2012. С. 488).
В февр. 1946 г. К. принимал участие в заседании ВСЦ в Женеве. В письмах К. сообщал, что разочаровался в «организованном» экуменизме еще до войны (Письма к о. Сергию Булгакову от 9.01.1940; 23.03.1940; 22.05.1940 // Архив ССПБИ. Ф. свящ. С. Булгакова. Коробка XIII. Папка 69. 8). К. рассматривал экуменизм как данность духовной и культурной жизни своей эпохи и считал, что существует христ. долг личного взаимного общения представителей различных христ. исповеданий (Кассиан (Безобразов). [Рец. на:] Zander L. A. Vision and Action. 1953. С. 23). После кончины митр. Евлогия (Георгиевского) (8 авг. 1946) К. участвовал в Епархиальном собрании 16-20 окт. 1946 г., к-рое высказалось за сохранение Русского Экзархата в юрисдикции Вселенского Патриарха. На собрании был избран членом Епархиального совета Русского Экзархата К-польского Патриархата (Чрезвычайное Епарх. собрание Русских Правосл. Церквей Экзархата Вселенского Патриарха // ЦВЗЕЕ. 1946. № 2. С. 18). В 1947/48 уч. г. К. снова приступил к чтению лекций на кафедре Свящ. Писания НЗ.
19 марта 1947 г. указом митр. Владимира (Тихоницкого) назначен помощником настоятеля храма Сергиевского подворья (Личное дело еп. Кассиана. Док. 15 // Архив Епарх. управления Западно-Европ. Рус. Экзархата-Архиепископии К-польской Патриархии). 24-26 мая 1947 г. в Курсель-сюр-Ивет под Парижем проходил ежегодный съезд РСХД, на котором обсуждалась тема «Жизнь в Церкви», К. выступил с докладом «О молитве Господней» (Хроника церк. жизни // ЦВЗЕЕ. 1947. № 7. С. 17). 29 июня 1947 г. защитил докт. дис. «Водою и Кровию и Духом (К пониманию Евангелия от Иоанна)», оппонентами были архим. Киприан (Керн) и А. В. Карташёв. 28 июля 1947 г. по избрании Свящ. Синодом Святейшего Патриаршего Вселенского Престола К. был рукоположен во епископа Катанского и назначен викарием митрополита Западно-Европейских Русских Православных церквей. Архиерейскую хиротонию в храме Сергиевского подворья возглавлял митр. Владимир (Тихоницкий), в ней участвовали еп. Херсонесский Иоанн (Леончуков) и еп. Сергиевский Никон (Греве) (Личное дело еп. Кассиана. Док. 18 // Архив Епарх. управления Западно-Европ. Рус. Экзархата-Архиепископии К-польской Патриархии). От игумена Свято-Пантелеимонова монастыря было получено письмо, выражающее удовлетворение епископской хиротонией К. и убеждение в том, «что из него выйдет добрый архипастырь» (Там же. Док. 26).
5 сент. 1947 г. участвовал в работе очередного англо-рус. съезда в Личфильде, организованного РСХД совместно с Британским студенческим движением. 9 окт. 1947 г. избран ректором Свято-Сергиевского богословского ин-та (Нивьер. 2007. С. 251). В дек. 1947 г. совершил поездку в Бельгию и Голландию, во время к-рой посещал приходы Русского Экзархата, общался с мн. «перемещенными лицами» из России, что произвело на К. глубокое впечатление. Он считал, что эти люди - «богатое поле для церковной работы» (Кассиан (Безобразов). Моя поездка в Бельгию. 1948. С. 11-12). 22 февр. 1948 г. произнес речь на ежегодном акте Свято-Сергиевского ин-та «Царство кесаря перед судом Нового Завета», к-рая была позднее опубликована. С 25 февр. по 4 марта 1949 г. К. по приглашению диаконической нем. орг-ции Hilfswerk der Evangelischen Kirchen in Deutschland посетил рус. приходы в Штутгарте и его окрестностях, побывал в детском беженском лагере под Франкфуртом-на-Майне. На теологическом факультете Майнцского ун-та прочел лекцию «Понятие Церкви у ап. Павла», а в Гейдельбергском ун-те сделал доклад на тему «Теоцентризм и христоцентризм в Новом Завете» (Он же. Мои встречи в Германии. 1949. С. 4-8). 22 авг.- 4 сент. 1948 г. участвовал в 1-й Ассамблее ВСЦ в Амстердаме вместе с прот. Г. Флоровским, Л. А. Зандером, Н. М. Зёрновым и А. Д. Шмеманом (Экуменическая конференция в Амстердаме // ЦВЗЕЕ. 1948. № 15. С. 14).
В янв. 1949 г. Свято-Сергиевский ин-т посетил К-польский патриарх Афинагор I, которого К. просил принять звание почетного члена института (ЦВЗЕЕ. 1949. № 17. С. 2-3). 3-6 июня 1949 г. К. присутствовал на съезде РСХД в Бьевре под Парижем, где прочитал доклад «Закон Христов» (Там же. № 19. С. 23). С 1946 по 1949 г. К. председательствовал в комиссии Русского Экзархата по инославию и экуменизму (Епархиальное собрание Западно-Европ. Правосл. Рус. Экзархата Патриарха Вселенского // Там же. № 21. С. 5). В 1950 г. подготовил к изданию учебник «Христос и первое христианское поколение» (единственная крупная монография, вышедшая при жизни автора). Эта книга основана на переработанном курсе лекций по истории НЗ, к-рый К. начал читать в Свято-Сергиевском богословском ин-те с 1935/36 уч. г. 16 апр. 1950 г. К. в составе делегации ин-та выехал во Франкфурт на конференцию, организованную немецкими богословами и посвященную вопросу отношения Церкви и гос-ва (Хроника церк. жизни // ЦВЗЕЕ. 1950. № 24. С. 20). В Бьевре на ежегодном съезде РСХД 27-29 мая 1950 г. выступил с докладом «Реальность диавола». Принимал участие в экуменических встречах правосл. и католич. богословов, организованных доминиканским исследовательским центром «Истина»: в 1950 г.- посвященной вопросу о Filioque, а в 1953 г.- примату Римского папы.
В 50-х гг. ХХ в. К. активно участвовал в работе над новым переводом на рус. язык НЗ. Вопрос о необходимости нового перевода был поднят Парижским отделением организации ИМКА, на протяжении многих лет взаимодействовавшим с РСХД, а осуществление издания взяло на себя Британское Библейское об-во. В 1951 г. была создана Комиссия по пересмотру рус. текста НЗ, 1-е заседание состоялось 16-17 мая. При комиссии были созданы исполнительный комитет для ведения текущей и адм. работы, к-рый возглавлял представитель Парижского отд-ния ИМКА Д. А. Лаури, и совещательный комитет, члены к-рого Б. К. Зайцев, В. В. Вейдле и Д. Д. Оболенский должны были составить также лит. комитет, отвечавший за обработку текста. Главным ответственным переводчиком согласился стать К. Несмотря на то что состав комиссии и ее комитетов в процессе работы над проектом претерпевал изменения, центральная роль К. в его реализации оставалась неизменной. На 1-м заседании комиссии в качестве базовых принципов работы К. отмечал принятие во внимание как достижений библейской науки последних десятилетий, так и изменений, происшедших в рус. языке, тщательное соотнесение нового текста с традиционным церковнославянским, а также учет потребностей выросшего вне Церкви поколения потенциальных читателей (Протокол заседания комиссии 16-17 мая // Архив ССПБИ. Ф. еп. Кассиана (Безобразова). Коробка 6. Папка 4. Д. 1). При этом первоначально декларировалась задача ревизии синодального перевода, а не создания абсолютно независимого от него текста (Ovsiannikov. 2004. P. 200-201). В качестве базового текста для перевода было избрано критическое, 17-е издание НЗ 1941 г. под ред. Э. Нестле, к-рое потом было заменено 19-м изданием 1949 г. В июне 1951 г. К. вместе с Л. А. Зандером и И. Ф. Мейендорфом выезжал в Грецию для участия в юбилейных торжествах по случаю 1900-летия пришествия в Грецию ап. Павла (Хроника церк. жизни // ЦВЗЕЕ. 1951. № 3. С. 16), затем уехал в Испанию, в небольшую деревню близ Валенсии, для работы над переводом (Прп. Сергий в Париже. 2010. С. 89). Первоначально им был подготовлен пересмотренный текст Евангелия от Матфея, к-рый был обсужден и исправлен на общем собрании комиссии в дек. 1951 г., а затем отредактирован лит. и исполнительным комитетами в апр. 1952 г. Принятый текст был разослан всем членам комиссии и консультантам, а полученные отзывы учитывались исполнительным комитетом, его работа была окончена в авг. 1953 г. Предварительное издание пересмотренного рус. текста Евангелия от Матфея, подготовленное Британским Библейским обществом, вышло в свет в 1953 г.; его распространение сопровождалось многочисленными критическими откликами как в православных, так и в протестант. кругах (Алексеев. 1954; Иванов. 1954; Василий (Кривошеин). 1960. С. 120). Летом 1955 г. был закончен черновой перевод всего НЗ (Доклады епарх. собранию // ЦВЗЕЕ. 1957. № 1. С. 31). В сопроводительном тексте, утвержденном на заседании исполнительного комитета 25 янв. 1957 г., констатировалось, что первоначальный замысел произвести ревизию синодального текста оказался для участников проекта неосуществимым и был фактически выполнен новый перевод (Проект вкладного листа // Архив ССПБИ. Ф. еп. Кассиана (Безобразова). Коробка 6. Папка 4).
Осенью 1958 г. Британское Библейское об-во выпустило в свет Четвероевангелие, в 1960 г. была издана кн. Деяния св. апостолов. Работа продолжалась практически до конца жизни К.: последний протокол заседания членов исполнительного комитета Комиссии по пересмотру рус. текста НЗ датирован 25 сент. 1963 г. (Архив ССПБИ. Ф. еп. Кассиана (Безобразова). Коробка 6. Папка 5. Протоколы и письма Комиссии по переводу рус. текста НЗ. Д. 8). Издание перевода всего НЗ вышло в свет только в 1970 г., уже после кончины К.
К Рождеству Христову 1953 г. К. вернулся из Испании и вступил в должность ректора Свято-Сергиевского ин-та (Хроника церк. жизни // ЦВЗЕЕ. 1953. № 2(41). С. 16). Со 2 по 18 апр. 1954 г. находился в Бейруте и Дамаске по приглашению Антиохийского патриарха Александра III, прочел лекции по НЗ. 17 мая 1954 г. по приглашению Вселенского патриарха К. находился с делегацией Богословского ин-та в Халкинской богословской школе, где в присутствии патриарха прочитал лекции на греч. языке. В авг. 1954 г. в бенедиктинском мон-ре в Шевтони (Бельгия) прочел цикл лекций на тему «Учение о Св. Духе в Иоанновском корпусе», в обсуждении к-рых приняли участие ведущие католич. богословы Бельгии (Хроника церк. жизни // ЦВЗЕЕ. 1954. № 5. С. 25). В конце сент. 1954 г. вместе с прот. Алексием Князевым выезжал в Финляндию, где прочел цикл лекций на съезде фин. правосл. духовенства в правосл. семинарии, а также публичную лекцию в ун-те в Хельсинки. На обратном пути посетил приходы в Стокгольме и Копенгагене. Накануне отъезда из Копенгагена был представлен кор. Дании Фредерику IX (Хроника церк. жизни // ЦВЗЕЕ. 1957. № 1. С. 24). В 1957 г. в Оксфорде участвовал в конгрессе «The Four Gospels», посвященном Четвероевангелию. Состоял членом Международной орг-ции исследователей НЗ (Studiorum Novi Testamenti Societas), дважды выступал на собраниях об-ва. В июле 1957 г. на V литургическом съезде Свято-Сергиевского ин-та делал доклад «Смерть и жизнь в новозаветном понимании крещения» (Пятый литургический съезд // ЦВЗЕЕ. 1958. № 1. С. 32). В 1959 г. получил степень доктора honoris causa церковных наук богословского фак-та Фессалоникийского ун-та (Прп. Сергий в Париже. 2010. С. 89). К. был приглашен наблюдателем на Ватиканский II Собор и в кон. 1963 г. присутствовал на его заседаниях как гость секретариата по делам единства Церквей (Schmemann. 1965. P. 3). По возвращении из Рима, уже будучи тяжелобольным, в нач. 1964/65 уч. г. читал лекции в течение 2 недель студентам Богословского ин-та. Скончался 4 февр. 1965 г. в парижской клинике. Похоронен в крипте кладбищенской ц. Успения Пресв. Богородицы в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Становление К. как исследователя НЗ пришлось на переломное время в истории как российской, так и западноевропейской библейской науки. Специфика этого периода определялась неск. факторами. Во-первых, после Октябрьской революции в России обрываются традиции научного исследования Свящ. Писания. Во-вторых, происходит очевидная смена парадигм в западноевроп. библейской науке. К нач. XX в. становится явным кризис радикально-либерального направления в протестантской библеистике с его отдельными, не имеющими оснований в библейском тексте, произвольными построениями как историко-филологического, так и богословско-философского характера (наиболее ярко представлено новотюбингенской историко-критической школой). На первый план выдвигаются новые методы исследования новозаветных писаний, основанные на более внимательном прочтении библейского текста (прежде всего метод анализа форм - Formgeschichte, впосл. метод анализа редакций - Redaktionsgeschichte и истории религий школа; см. также в статьях Библеистика, Исагогика). Все большее распространение в науке получает убежденность в непреходящей и самодовлеющей ценности богословского содержания новозаветных книг. Третьим фактором, характеризующим эпоху становления К. как исследователя НЗ, является постепенная потеря нем. наукой прежнего доминирующего положения в библеистике. В 1-й пол. XX в. стремительными темпами развивались франц. и англ. библейские школы, в значительной степени независимые от нем. влияния и в целом более консервативные. Т. о., К., не принадлежавший по своему образованию к духовно-академической школе, большую часть жизни проведший в эмиграции и соприкоснувшийся с зап. библейской наукой на принципиально новом этапе ее развития, оказался в ином положении по сравнению с дореволюционными рус. исследователями Свящ. Писания. Реализацию правосл. подходов в исследовании НЗ К. осуществлял находясь внутри единого европ. научного пространства, в тесном контакте с западноевроп. учеными самых разных направлений.
В целом позиция К. в вопросах научного исследования НЗ может быть охарактеризована как просвещенный традиционализм, отличительной характеристикой к-рого является гармоничное сочетание восприятия новозаветных книг как богословских свидетельств с признанием их исторической достоверности. Эта позиция противостоит как крайностям историко-критических подходов к исследованию НЗ, не уделяющим должного внимания специфике его богословского содержания, так и «спиритуализирующим» тенденциям в его изучении.
В исагогической области начальной точкой исследования для К. было обращение к Преданию Церкви, которое он понимал согласно формуле Викентия Леринского: «…то, во что всюду, всегда и все верили» (Vincent. Lirin. Common. I 2; Кассиан (Безобразов). Христос и первое христианское поколение. 2001. С. 469). Эта формула, по мнению К., принципиально верно передает существенный признак Предания, заключающийся в общем согласии Церкви. Такое понимание Предания выводит за его пределы множество несогласованных указаний древних авторов и позволяет вычленить в общей массе ранних свидетельств то ядро, с анализа которого должно начинаться исследование обстоятельств возникновения той или иной библейской книги. Само по себе свидетельство Предания не является для ученого заведомо обязательной для усвоения истиной, однако основной принцип человеческого общения, состоящий в изначальном доверии собеседнику, требует внимания к этому свидетельству. Поскольку свидетельство Предания, как правило, отрывочно и отличается фактической скудостью, исследователь вынужден идти путем «исторической дедукции». «Сочетая указания Предания с тем, что ему известно об исторической среде, в которой, по свидетельству Предания, возникло то или иное новозаветное Писание, он старается воспроизвести те требования жизни, которым оно должно было отвечать, а значит, и ту цель, которую должен был ставить перед собою писатель» (Христос и первое христианское поколение. 2001. С. 477). Историческая дедукция, однако, в большинстве случаев недостаточна и должна, по суждению К., восполняться «интуицией» исследователя, т. е. «творческим узрением, осеняющим исследователя при соприкосновении с материалом» (Там же. С. 477-478). Свидетельство Предания, раскрываемое дедуктивно и восполняемое интуицией Писания, для науки есть рабочая гипотеза, к-рая подлежит проверке. Путь проверки для каждой новозаветной книги есть ее толкование, при этом, согласно К., ввиду связанности между собой отдельных новозаветных книг «историческое исследование Нового Завета должно брать его как единое целое» (Там же. С. 479), и гипотезы о происхождении отдельных новозаветных Писаний могут считаться выдержавшими проверку только тогда, когда этой проверке будут подвергнуты все книги НЗ. Данный метод исторического исследования новозаветных книг К. называл «церковно-богословским». По мнению К., этот метод «требует от историка, чтобы он был богословом, и от богослова, чтобы он был историком» (Там же. С. 482). В том случае, когда неск. толкований оказываются исторически одинаково возможными, правосл. исследователь, согласно К., вправе делать выбор по догматическому признаку, т. е. руководствуясь вероучением Церкви (напр., в вопросе о братьях Господних, в толковании Ин 14. 28 - Там же. С. 482-483). Уникальность предмета новозаветной науки, как считает К., делает в ряде случаев признание исследователем своего незнания более корректным в научном отношении, нежели настойчивое утверждение своего ограниченного знания.
Являющийся результатом применения данного метода общий взгляд К. на Свящ. Писание НЗ имеет в общих чертах следующий вид. В новозаветной истории выделяются история евангельская и история апостольского века; последняя в свою очередь делится на 4 периода (Там же. С. 169-170). Первый период продолжается от Вознесения Христа до убиения Стефана (ок. 35), связанного с ним гонения на христиан и рассеяния их за пределы Иерусалима. Второй период длится от убиения Стефана до гонений на христиан Агриппы I Ирода и его смерти (44). К этому периоду относится начало распространения христианского благовестия в неиудейской среде. Третий период начинается с 44 г. и продолжается до ухода христиан из Иерусалима в Пеллу (Euseb. Hist. eccl. III 5. 3) во 2-й пол. 60-х гг. в связи с событиями Иудейской войны. Основные события этого периода связаны с распространением христианства в бассейне Средиземного м. прежде всего трудами ап. Павла, в служении которого до его заключения в узы в Иерусалиме выделяется 3 больших миссионерских путешествия. Четвертый период апостольского века охватывает посл. треть I в. Дошедшие до нас новозаветные книги написаны в течение 3-го и 4-го периодов апостольского века. Традиц. атрибуция всех новозаветных книг, согласно К., является верной. Оговорки необходимы лишь по отношению к Посланию к Евреям, роль ап. Павла в его составлении неясна, и уместнее говорить об участии ап. Павла в работе предполагаемого авторского коллектива (Кассиан (Безобразов). Христос и первое христианское поколение. 2001. С. 338-340). Наиболее ранние дошедшие до нас памятники НЗ - 1-2-е послания к Фессалоникийцам, написанные во время 2-го путешествия ап. Павла в нач. 50-х гг. I в. (Там же. С. 253, 256). В ходе 3-го путешествия появились 1-2-е послания к Коринфянам, Послания к Галатам и к Римлянам (Там же. С. 258-260, 272-275, 281-282, 288-289). Послания из уз - к Филимону, к Ефесянам, к Колоссянам, к Филиппийцам - написаны в Риме во время 1-го пребывания ап. Павла в заключении (Там же. С. 302-304). После освобождения написаны 1-е послание к Тимофею и Послание к Титу; 2-е послание к Тимофею - во вторых рим. узах, незадолго до смерти ап. Павла (ок. 64; Там же. С. 324-325). Послание к Евреям создано в Риме после освобождения ап. Павла из первых уз (Там же. С. 338-340). Это послание трактуется К. как «манифест» христиан из язычников, обращенный к палестинским иудеохристианам. Ответом на него, по предположению К., является Послание Иакова, написанное Иаковом, братом Господним (Там же. С. 357). Отстаивая этот взгляд на соотношение Послания к Евреям и Послания Иакова, К. вопреки доминирующей в науке т. зр. был вынужден относить кончину Иакова, брата Господня, ко 2-й пол. 60-х гг. на основании замечания раннехрист. писателя Егесиппа, согласно к-рому осада Иерусалима римлянами последовала «сразу после его мученической кончины» (см.: Euseb. Hist. eccl. II 23. 19; Кассиан (Безобразов). Завещание иудеохристианства // Он же. Да приидет Царствие Твое. 2003. С. 62). 1-2-е послания ап. Петра, по мнению К., созданы в Риме в последние годы жизни апостола (64-68; Он же. Христос и первое христианское поколение. 2001. С. 377-378, 383-384). Вероятным К. считает и написание в Риме до 70 г. Послания Иуды, автором которого является Иуда, брат Господень. В вопросе о соотношении 2-го послания Петра и Послания Иуды К. склонялся к признанию более раннего происхождения 2-го послания Петра (Там же. С. 388-389). Евангельское предание в объеме общесиноптического ядра, согласно К., закрепляется в виде связного очерка во 2-й период апостольского века в Иерусалиме. Это закрепление не обязательно должно было быть письменным, оно могло существовать и в устной форме (Там же. С. 208-212). Написание Евангелий как завершенных лит. текстов относится к 4-му периоду апостольского века. Два первых Евангелия, по версии К., написаны до падения Иерусалима в 70 г. Евангелие от Матфея возникло в Иерусалиме и адресовано первоначально христ. читателям иудейского происхождения (Там же. С. 360-368). Евангелие от Марка написано в Риме для язычников и основано на проповеди ап. Петра, к-рого евангелист Марк сопровождал в качестве переводчика (Там же. С. 391-397). Евангелие от Луки и соответственно Деяния св. апостолов К. рассматривает как творения спутника и сотрудника ап. Павла и уверенно датирует временем после 70 г. Вопрос о месте их написания К. оставляет открытым, утверждая лишь, что первоначальными адресатами этих книг были читатели из язычников. Все иоанновские писания НЗ, считает К., созданы ап. Иоанном Богословом в Ефесе ок. 100 г. (Там же. С. 417-427).
В решении синоптической проблемы К. пытался предложить альтернативу господствующей в науке теории 4 источников, получившей широкое распространение в англоязычной среде благодаря работам Б. Х. Стритера (см. в ст. Евангелие, разд. «Библейская критика о происхождении синоптических Евангелий»). Согласно этой теории, Евангелие от Марка является самым ранним из Евангелий и служит источником для Евангелий от Матфея и от Луки; эти Евангелия в не совпадающих с Евангелием от Марка общих для них частях пользуются не дошедшим до нас источником, обозначаемым в науке буквой Q (от нем. Quelle - источник), и каждое из них имеет при этом особый письменный источник своего уникального, не находящего параллелей в других Евангелиях материала. По утверждению К., в основе каждого из 3 синоптических Евангелий лежит связный очерк евангельской истории - от служения Иоанна Крестителя до воскресения Христа, сформировавшийся и закрепленный, как было отмечено выше, во 2-й период апостольского века в Иерусалиме. В Евангелии от Матфея этот очерк соединяется с др. источником ярко выраженного иудеохрист. характера, к-рый мог не иметь связной формы, но представлял собой совокупность разрозненных элементов. В Евангелии от Марка первоначальный очерк евангельской истории дополнен воспоминаниями ап. Петра, дошедшими до евангелиста Марка в устной форме через его личное общение с Петром. Оба евангелиста подвергали находящийся в их распоряжении материал редакционной обработке. При этом К., критически относившийся к распространенному мнению о первенстве Евангелия от Марка и о его влиянии на Евангелие от Матфея, считал 2 первых Евангелия взаимно независимыми. Евангелист Лука позаимствовал первоначальный очерк евангельской истории из Евангелий от Матфея и от Марка, бывших его основными источниками. К Евангелию от Матфея восходят те части Евангелия от Луки, к-рые, согласно теории 4 источников, почерпнуты из Q. Наряду с евангелистами Матфеем и Марком Лука использовал и ряд др. источников, как устных, так и письменных, при этом в нек-рых случаях он мог получить сведения и от очевидцев событий евангельской истории. Редакционная работа Луки признается К. наиболее значительной среди всех евангелистов-синоптиков (Там же. С. 208-213; Он же. Историческое решение синоптической проблемы // Он же. Лекции по Новому Завету. 2004. С. 249-278).
С синоптической проблемой тесно связан вопрос о возможности согласования и об исторической достоверности Евангелий. Правильное решение этого вопроса, по мнению К., должно базироваться на учении о богодухновенности Свящ. Писания. Богодухновенность Писания исключает возможность неправильного восприятия и искажения воспринятого авторами новозаветных книг (Он же. Евангелисты как историки // Он же. Христос и первое христианское поколение. 2001. С. 489). Различия в освещении фактов евангельской истории отдельными Евангелиями объясняются разными целями, к-рые ставили перед собой евангелисты. Ни один евангелист не стремился к созданию чисто исторического повествования. В наибольшей степени забота об исторической точности проявляется в Евангелии от Луки, и поэтому именно это Евангелие, согласно К., должно стать основой для построения хронологии евангельской истории. Однако даже в нем историческая цель не является главной, и последовательность событий этого Евангелия не отвечает требованиям научной хронологии. Каждое из Евангелий есть свидетельство вхождения вечного во временное, и это сопряжение 2 планов не может быть передано на человеческом языке в виде хронологически безупречного исторического повествования. К. сближает в этом отношении Евангелия с правосл. иконой, условные формы к-рой, чуждые натурализма, представляют собой попытку изъяснить неизъяснимое. Каждый из евангелистов ставил перед собой прежде всего определенные богословские цели, и именно различие богословских акцентов определяет различия в построении повествования. «Для сравнения Евангелий в плоскости истории не остается места, и этим сразу разрешаются наблюдаемые между Евангелиями противоречия. Противоречий не существует. Различия объясняются различием цели» (Там же. С. 503). Это не исключает, по мысли К., возможности для православного исследователя пользоваться Евангелием как историческим источником, но общеисторический метод приложим лишь к области доступного человеческому опыту, т. е. к внешней обстановке, в к-рой протекало земное служение Иисуса Христа. К личности Самого Христа этот метод неприложим. К. считал невозможным для правосл. автора создание исторического жизнеописания Спасителя и протестант. опыты в жанре «Жизни Иисуса» оценивал как заведомо неудачные.
В центре внимания К. как исследователя всегда находилась иоанновская письменность, прежде всего 4-е Евангелие - единственная новозаветная книга, к-рой К. посвятил исследования монографического масштаба. При этом восприятие им Евангелие от Иоанна заметно эволюционировало. Если в ранней работе «Евангелисты как историки» К. резко отделял Евангелие от Иоанна от синоптических Евангелий, усматривая в последних «вечное в его земном выражении», а в первом «предельное откровение вечного» (Там же. С. 504), то впосл. он пришел к убеждению, что 4-е Евангелие не может восприниматься как текст исключительно духовно-символического содержания, и видел в нем наличие важнейших сведений по евангельской истории, ставя его как источник исторической информации не ниже синоптических Евангелий, включая Евангелие от Луки. К. считал возможным историческое согласование Евангелия от Иоанна с синоптическими Евангелиями. Вместе с тем основное его внимание привлекала именно богатая символика этого Евангелия, тщательный анализ к-рой привел К. к убеждению, что ею определяется не только богословское содержание, но и построение 4-го Евангелия. К. допускал различные варианты членения Евангелия от Иоанна, основывающиеся на присутствии в тексте определяющих содержание Евангелия символов - Агнца Божия, света и тьмы, дня и ночи. К ранее предложенным в науке вариантам структурирования Евангелия от Иоанна К. прибавил и свой, являющийся одним из самых оригинальных его построений. В членении Евангелия от Иоанна К. основывается на стихе 1 Ин 5. 6, в к-ром говорится о пришествии Иисуса Христа «водою и кровию и Духом». Данный стих К. считает возможным понимать как «догматическую схему, заполняющуюся конкретным содержанием в Евангелии» (Он же. Толкование на Евангелие от Иоанна. 1995. С. 39). Эта догматическая схема была сформулирована апостолом и евангелистом Иоанном в полемике с еретиком Керинфом, учившим, что Христос, тождественный Духу, сошел на человека Иисуса в воде крещения Иоаннова, но оставил Его в Страстях. «В противовес лжеучению апостол утверждает, что Иисус Христос пришел не только Водою, то есть через явление Его миру в Крещении и свидетельстве Иоанновом, но и Кровью, разумея под Кровью нерасторжимое единство Страстей и Воскресения, и что Дух не есть Христос, но в полном и собственном смысле Свидетель о Христе» (Там же. С. 39). В соответствии с этим взглядом К. делит Евангелие от Иоанна на 3 части, соответствующие триаде «вода-кровь-Дух». 1-я охватывает Ин 1-10 и может быть озаглавлена «Водою», 2-я («Кровь») соответствует отрывку 11. 1 - 20. 18, 3-я, названная «Духом», содержит фрагмент 20. 19 - 21. 25. С этим планом связана и излюбленная К. идея т. н. Иоанновой пятидесятницы. По мысли К., к-рый в данном случае отталкивается от толкования на Евангелие от Иоанна свт. Кирилла Александрийского (Сyr. Alex. In Ioan. 14. 18, 21, 33 // PG. 74. Col. 259-263, 285, 289), слова Христа о Его скором возвращении к ученикам, произнесенные в ходе Его прощальной беседы с ними (Ин 14. 18-25; 16. 16-22), следует понимать как указание на возвращение Христа в Духе Святом. Соответственно стихи Ин 20. 19-23, повествующие о явлении воскресшего Христа ученикам и о преподании им Духа, должны пониматься в смысле исполнения обетования о даровании Духа-Утешителя (Ин 14. 16-17, 26; 15. 26; 16. 7-15) и служат в этом Евангелии эквивалентом рассказа о сошествии на апостолов Св. Духа в день Пятидесятницы (Деян 2). Др. оригинальная идея К., связанная с построением Евангелия от Иоанна,- понимание отрывка Ин 1. 19 - 2. 22, являющегося продолжением пролога (Ин 1. 1-18), как среза евангельской истории, предваряющего хронологически последовательное повествование о служении Иисуса Христа, начинающееся с Ин 2. 23. При этом К. в противоположность Р. Бультману и другим представителям либеральной западноевроп. науки был убежденным сторонником целостности Евангелия от Иоанна, включая гл. 21, и категорическим противником не обоснованных ни текстологически, ни экзегетически перемещений отдельных его разделов.
В своей экзегезе К. основывался на тщательном филологическом анализе текста, уделяя значительное внимание разным текстологическим вариантам. Будучи классическим ученым-библеистом и не переходя ни в область публицистики, ни в область смежных богословских дисциплин, К. в то же время не чуждался и обращения к актуальным темам современного ему богословия (Кассиан (Безобразов). Новый Завет в наше время: История и богословие // Он же. Да приидет Царствие Твое. 2003. С. 73-94; Он же. Царство Кесаря перед Судом Нового Завета // Там же. С. 157-187). При несомненно высоком научном уровне трудов К. их оформление лишено тяжеловесной наукообразности, они не перегружены ни большим количеством ссылок, ни масштабными историографическими обзорами, ни отвлекающими от хода мысли исследователя дискуссиями с оппонентами. Язык трудов К. отличается предельной ясностью и лаконизмом и является одним из самых очевидных их достоинств.
Особое место среди трудов К. занимает перевод НЗ на рус. язык. Хотя формально К. был лишь главой Комиссии по переводу НЗ, данный труд был фактически выполнен им лично и может рассматриваться как авторское творение. Концепция перевода по ходу работы над ним претерпела серьезные изменения: если изначально речь шла лишь о пересмотре синодального перевода, то впосл. было принято решение о создании нового рус. текста НЗ.
Принципиальным отличием перевода К. от синодального является то, что в его основе лежит текст критических изданий НЗ, отличающийся от textus receptus («общепринятого текста» визант. типа), используемого в правосл. Церкви богослужебного текста НЗ. Эта особенность перевода К. придает ему спорный характер, т. к. основной текст критических изданий, с которого делался перевод, гипотетический, полученный в результате научной реконструкции, и не соответствует тексту ни одного из дошедших до нас рукописных источников. Результатом обращения К. к тексту критических изданий НЗ стало то, что в новом переводе отсутствуют привычные, часто цитируемые, знакомые по богослужебным чтениям слова и фразы. Так, напр., в Мф 9. 13 нет словосочетания «к покаянию», в Мк 9. 29 - указания на пост, в Мф 6. 4, 6, 18 в словах о воздаянии опущено наречие «явно». При этом отношение К. к критическим изданиям НЗ характеризуется определенной непоследовательностью, т. к. он не воспроизводит критический аппарат этих изданий, содержащий все варианты чтений того или иного отрывка НЗ. Т. о., в переводе К. не отражена именно та составляющая критических изданий, к-рая придает им основную научную ценность, а приводимый в нем текст НЗ не может не вызвать недоумения у читателя, воспитанного на традиц. церковном тексте.
В передаче греч. подлинника перевод К. стремится, с одной стороны, к максимально точному воспроизведению структуры оригинала, с другой - к использованию совр. лит. рус. языка, свободного от нарочитой архаизации. Новый перевод, несомненно, точнее синодального. Так, в переводе К. правильно передано т. н. praesens historicum («настоящее историческое») греч. оригинала в отдельных местах прощальной беседы Спасителя (Ин 13. 4-5; 16. 33), где синодальный перевод заменяет его прошедшим и буд. временем; в полной мере и богословски обоснованно соблюдено единообразие перевода слов σημεῖον как «знамение» и μένω как «пребывать» в Евангелии от Иоанна (Ин 2. 18; 3. 36 и т. д.). Если в синодальном переводе одним словом могут быть переданы различные греч. слова, то в переводе К. налицо стремление сохранить лексическую множественность оригинала. Так, в синодальном переводе греч. словам πέτρα (Мф 7. 24-25; 16. 18), λίθος (Мф 21. 42; 1 Петр 2. 4-7) и ψῆφος (Откр 2. 17) соответствует одно и то же слово «камень», в то время как в переводе К. они переданы соответственно: «скала», «камень» и «камешек». В нек-рых местах переводу К. в отличие от синодального удается передать образную тонкость греч. оригинала: в Евр 2. 1 глагол παραρρέω переведен как «быть унесенным течением», в синодальном стоит просто «отпасть». Яркой находкой перевода К. могут считаться своего рода «расщепление» содержащегося в новозаветном подлиннике слова μέτωπον (в синодальном - «чело») и передача его в зависимости от контекста разными словами. В тех случаях, когда речь идет о праведниках, К. переводит его возвышенно-архаически, как «чело» (Откр 7. 3; 14. 1; 22. 4), а когда говорится о представителях грешного мира, употребляет уже обыденное слово «лоб» (Откр 13. 16; 14. 9; 17. 5; 20. 4). При этом стремление перевода К. к точности приводит в нек-рых местах и к спорным результатам, напр. в Мф 5. 4, где филологически безупречный перевод πενθοῦντες как «скорбящие» является отходом от привычного «плачущие». В наибольшей степени эта спорность проявляется в попытке К. передать шероховатости синтаксиса посланий ап. Павла в Рим (Рим 5. 12-13; 15. 24) и Еф 3. 1, где в рус. текст вводятся незавершенные обороты, заканчивающиеся многоточием.
По стилю перевод К., с одной стороны, не нацелен на резкий разрыв с синодальным и может даже считаться выполненным в его традициях, с другой - он очевидным образом стремится предложить читателю текст на более совр. языке. Это проявляется прежде всего в отказе от архаичных слов вроде «сей», «оный», от форм «домы», «святый», «злый», «человеки». Традиц. «обетование» везде заменяется словом «обещание», «темница» переведено как «тюрьма», «змий» - как «змей». Вместо «колодезя» (Ин 4. 6) и «кладязя» (Откр 9. 1) употребляется слово «колодец». Мф 12. 19 (цитата из Книги прор. Исаии) звучит как «Он не вступит в спор и не подымет крика» вместо «не воспрекословит, не возопиет», как в синодальном. Но при этом перевод К. оказывается непоследовательным в этом отношении. В нем можно встретить и такие слова, как «чрез» и «пред», употребляется то слово «мать» (Ин 2. 1-5; 19. 25-27), то «матерь» (Мф 12. 46-50 пар.).
Особо следует отметить передачу языковых особенностей Откровения Иоанна Богослова (см. ст. Иоанна Богослова Откровение), перевод которого представляет собой в целом весьма удачную попытку отразить своеобразие языка этой книги, проявляющееся в частых отступлениях от классической греч. нормы. Примером может служить перевод обетований «побеждающему» в посланиях (обращениях) к 7 церквам (Откр 2-3), где сохранен плеонастически-дублирующий характер местоимения αὐτός (он), хотя nominativus pendens («подвешенный номинатив») оригинала (Откр 2. 26; 3. 12, 21) остается при этом неотраженным. Обетование в послании к ангелу Ефесской церкви имеет в переводе К. следующий вид: «Тому, кто побеждает, Я дам вкусить ему от древа жизни, которое в раю Божием» (Откр 2. 7). Подобного рода обороты, регулярно встречающиеся в разговорной рус. речи, лит. норме не соответствуют, однако их применение дает возможность хотя бы в нек-рой мере ощутить языковой колорит оригинала. Также следует отметить точную передачу глагольных времен в Откровении, к-рые в этой книге иногда чередуются в рамках одного повествовательного блока без видимой логики. Ярким примером является повествование о 2 свидетелях (Откр 11. 3-13). Оно ведется сначала в формах буд. времени (ст. 3), затем описание их деятельности представлено в наст. времени (стихи 4-6), к-рое вновь сменяется буд. временем (ст. 7), после чего доминируют формы наст. времени (стихи 8-10), а в конце этого эпизода употребляется ряд аористных форм (стихи 11-13). Перевод К. в отличие от синодального точно передает все эти изменения глагольных времен, что следует признать проявлением не просто филологической щепетильности, но и подлинной богословской чуткости переводчика. Не вполне обычное чередование времен в рассматриваемом фрагменте, вероятно, является отражением выходящего за рамки обычной временной последовательности метаисторического характера данного эпизода, отмечаемого большинством совр. исследователей Апокалипсиса. Точная передача реалий подлинника в переводе К. дает больше простора для полноценного толкования текста, нежели синодальный перевод. Перевод К., несмотря на неск. изданий, не получил широкого распространения среди верующих России, прежде всего ввиду того, что он основан не на традиц. церковном тексте НЗ. Однако высокое филологическое качество делает его хорошим пособием для изучения Свящ. Писания НЗ и новозаветного греч. языка в духовных учебных заведениях.