МИХАИЛ

М. род. в семье известного педагога, директора 4-й московской гимназии Александра Григорьевича Новосёлова (1834-1887) и Капитолины Михайловны (урожд. Зашигранской; † 1918). Оба деда М. были священниками. М. окончил с золотой медалью 4-ю московскую гимназию (1874-1882), обучался на историко-филологическом фак-те Московского ун-та (1882-1886). В 1886-1887 гг. преподавал древние языки в женской классической гимназии С. Н. Фишер. Большое влияние на М. в молодые годы оказал Л. Н. Толстой, юноша стал ревностным адептом религ. учения писателя. Отец М. был хорошо знаком с Толстым, и, очевидно, это знакомство унаследовал М. Окончив университет, М. решил стать врачом, для чего ему нужно было учиться на медицинском фак-те еще 5 лет. Этим планам воспрепятствовал отец, к-рый хотел видеть сына преподавателем древних языков. Компромиссным решением стало поступление М. на работу в учительскую семинарию. В ожидании назначения М. уехал в деревню, где преподавал в сельской школе и размышлял о целях своей педагогической деятельности. Здесь 9 окт. 1886 г. М. написал 1-е письмо Толстому: «Мне хотелось бы, чтобы прошлая жизнь человечества дала юношам понятие о людях и их поступках со стороны их приближения или удаления от учения Христова. Может быть, мысль эта покажется Вам странной и наивной, но я серьезно остановился на ней и пока не вижу ничего, чем бы мог заменить ее» (Письма М. А. Новоселова к Л. Н. Толстому. 1994. С. 383). К школьным занятиям М. присоединялась и физическая работа: «В это время я пахал, копал картофель, рубил капусту, ворошил масло, возил дрова,- все это, конечно, не в таких размерах, какие желательны» (Там же. С. 384). После вскоре последовавшей смерти отца М. решил жить по заветам Толстого на земле трудом своих рук, обсуждал в кругу единомышленников планы по устройству земледельческих поселений интеллигентной молодежи. В 1887 г. М. размножил на гектографе рукописную брошюру Толстого «Николай Палкин». Результатом этого стал обыск на квартире М. и заключение его в тюрьму. Лишь вмешательство писателя избавило М. от ссылки в Сибирь. Толстой лично явился к начальнику московского жандармского управления и заявил ему, что наказать следует прежде всего автора брошюры. На это генерал ответил: «Граф! Слава Ваша слишком велика, чтобы наши тюрьмы могли ее вместить». В нач. февр. 1888 г. М. был освобожден под гласный надзор полиции с запрещением проживать в столицах. Это подтолкнуло его в том же году купить землю в с. Дугине Тверской губ., где он создал одну из первых толстовских земледельческих общин. Просуществовав ок. 2 лет, она распалась, как и др. толстовские общины.

К нач. XX в. М. отошел от толстовства. Свое возвращение в Церковь он связывал с влиянием иеросхим. Алексия (Соловьёва), старца Смоленской иконы Божией Матери Зосимовой мужской пустыни, известного подвижника и духовника. М. сблизился со св. прав. Иоанном Кронштадтским, общался с оптинскими старцами. Все они видели в Толстом лжепастыря, уводящего христиан от Церкви. В 1902 г. М. печатно выступил с обличением Толстого: «Служить же вы хотите не Ему и не тому Отцу Его (Господу), Которого знает и признает вселенское христианство, начиная от православного и католика и кончая лютеранином, штундистом и пашковцем, а какому-то неведомому безличному началу, столь чуждому душе человеческой, что она не может прибегать к нему ни в скорбные, ни в радостные минуты бытия своего... Слова все хороши: Бог, Дух, любовь, правда, молитва, а в душе пустота получается по прочтении их. Не чувствуется в них жизни, веяния Духа Божия... Вы никак не можете выйти из заколдованного круга собственного «я»... Простите, если чем нечаянно обидел вас, Л. Н[иколаеви]ч. Говорю «нечаянно», потому что во все время писания не замечал в себе ничего к вам враждебного... Мне грустно, что их (дружеских отношений.- С. П.) нет теперь и не может быть, пока между нами стоит Он, Господь мой и Бог мой, молитву к Кому вы считаете кощунством и Кому я молюсь ежедневно, а стараюсь молиться непрестанно. Молюсь и о вас, и о близких ваших с тех пор, как, разойдясь с вами, я после долгих блужданий по путям сектантства вернулся в лоно Церкви Христовой» (Открытое письмо графу Л. Н. Толстому. 1902. С. 6, 11, 16). Впрочем, возникшее принципиальное расхождение во взглядах не поколебало взаимной симпатии. Выпуски издаваемой М. «Религиозно-философской библиотеки» Толстой читал за неск. дней до смерти. Д. П. Маковицкий писал М. по просьбе Толстого: «...она («Религиозно-философская библиотека».- С. П.) ему (Толстому.- С. П.) чрезвычайно нравится и он желал бы знать, продолжается ли она и сколько ее номеров. И присылает вам свой привет - если вы его помните» (Маковицкий. 1979. С. 408).

В 1901-1903 гг. М. принимал участие в С.-Петербургских Религиозно-философских собраниях. Здесь он выступал с позиций строго церковных. В прениях о свободе совести 4 апр. 1902 г. М. сказал: «Мы решим вопрос о свободе совести только тогда, когда вступим на почву истинного христианского подвига: в собственном смысле приобщимся к Христу. А то неизбежно будут противоречия. Эти противоречия снимаются только приобщением каждого из нас к той истине, которая сделает нас свободными. Вне этого приобщения все это будут высокие мысли, но бесцельные» (Записки Петербургских религ.-философских собраний. 2005. С. 158-159). Позже он прочитал доклад о христ. браке. И брак, и безбрачие М. полагал подчиненными цели спасения: «Церковь говорит: брак хорош, безбрачие лучше. Но какой брак хорош? Брак, в который вступают люди для удобнейшего служения Богу. Но какое безбрачие лучше? Которое поставляет целью теснейшее соединение с Господом. В безбрачии последнее достигается с большим успехом, но не всеми. Для других брачная жизнь является более спасительной - по разным причинам: по большей страстности, по меньшей ревности духовной, по внешним обстоятельствам жизни, по нравственной поддержке, которую находят друг в друге брачующиеся, по крестоношению, которое брак налагает на избегающих креста и проч. Во всяком положении цель одна - приближение к Богу» (Там же. С. 235-236). Следуя этим словам, и сам М. предпочел путь безбрачия. Реакцией Д. С. Мережковского на доклад была фраза: «Скучно слушать проповеди». На это В. М. Скворцов отреагировал: «Вам, может быть, скучно, а мне приятно. Будем же в этом отношении терпимы». На этих встречах твердая позиция М. вызывала порой раздражение в рядах «ищущей» интеллигенции, которая превратила свои искания в самоцель и с подозрением относилась к любому «нашедшему».

Мч. Михаил Новосёлов. Икона. Нач. XXI в.

12 дек. 1904 г. вышел указ за подписью имп. Николая II, намечавший ряд реформ, в т. ч. касавшихся свободы вероисповеданий. В прессе началось обсуждение предполагаемых реформ в РПЦ. Вскоре в ж. «Русское дело» появилась анонимная статья (предположительно авторства М.) «О необходимости восстановления прихода в качестве церковно-общественной единицы», где реализация названной идеи полагалась возможной лишь «по милостивому почину Православного Царя», но не со стороны светского и синодального начальства. С программной статьей выступил редактор-издатель «Русского дела» С. Ф. Шарапов, к-рый предлагал восстановить патриаршее устройство Церкви. Это, по мнению автора, должно было произойти «по зову Царя». Поместному Собору иерархов РПЦ следовало бы восстановить жизнь Церкви по древним канонам, в частности воссоздать приходские общины. Это необходимо, т. к. «Церковь забыла свою земную задачу - быть естественной народной организацией Русского Царства... Если Церковь не остановит революцию, междуусобия не предотвратить» (Шарапов С. Ф. О положении в России и его улучшении // Русское дело. 1905. № 5). В следующем номере журнала появился отклик М. на статью Шарапова: «Лобызаю Вашу мысль о Церковном Соборе и о скорейшем восстановлении приходской общины... Голос русской Земли заглушается и бюрократией, и интеллигенцией... Грустное сознание, что на епископов надежда плоха... Я верю, что на Соборе, где должны сойтись епископы, священно- и церковно-служители и миряне... сердца и умы загорятся огнем Христовой любви и правды, который и выведет нас на путь истинного религиозно-общественного строительства родной земли» (Письмо к редактору «Русского дела» С. Ф. Шарапову. 1905. С. 7).

17 марта 1905 г. последовало решение Синода ходатайствовать перед государем о созыве весной того же года Всероссийского Собора и избрании патриарха. Предполагалось созвать Собор в С.-Петербурге, наиболее вероятным кандидатом в патриархи предполагался первенствующий в Синоде иерарх - митр. С.-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский). 23 марта 1905 г. в Москве состоялось собрание частного «Кружка православных ревнителей Церкви, клириков и мирян», на котором М. выступил с докладом «О воссоздании живой церковности в России». На собрании присутствовало ок. 60 чел., в т. ч. Ф. Д. Самарин, А. Д. Самарин, проф. Н. А. Заозерский, д-р А. А. Корнилов, В. К. Истомин и др. В докладе содержалась просьба к государю не созывать Собор немедленно, как просил Синод, но отложить его созыв до окончания войны с Японией. Ввиду предстоящего Собора была высказана просьба к государю о подготовке всеми членами Церкви соображений, касающихся разных сторон церковной жизни, к-рые будут представлены буд. Собору как материал для обсуждения. В прессе появились отзывы, характеризовавшие намерения Синода как «спешку» и даже «церковный переворот». 31 марта 1905 г. имп. Николай II наложил отрицательную резолюцию на ходатайство Синода, проведение Собора было признано несвоевременным: «Представляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных Императоров, дать сему великому делу движение и созвать собор Всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления». 1 дек. 1905 г. было назначено сроком подачи архиереями отзывов по вопросам буд. церковного переустройства. Эти ответы были опубликованы в 1906 г. в трехтомнике «Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе». В ст. «Голос мирянина» М. благодарил царя за «избытие беды скороспелых решений» и предлагал образовать «Соборное подготовительное совещание». И действительно, было высочайше утверждено Предсоборное Присутствие, деятельность к-рого продолжалась с марта по дек. 1906 г. и имела результатом 4 объемных тома материалов. В той же статье М. призывал не истолковывать царский указ в консервативном смысле: «Не дадим... косным защитникам существующего церковного порядка, сторонникам взгляда, что все обстоит благополучно, смешивающим живое и живительное благоустроение Церкви с мертвым благообразием кладбища... не дадим им ослабить и затормозить исполнение надежд наших!.. не допустим под предлогом и прикрытием Царского отказа Святейшему Синоду в немедленном созвании Поместного Собора - похоронить в старом бюрократическом сундуке Царскую волю о необходимости преобразования Церкви!»

В 1902 г. М. организовал издание «Религиозно-философской библиотеки» (далее: Библиотека). Серия просуществовала до 1917 г., в нее вошло 39 выпусков. Печатались издания в Вышнем Волочке, Москве и Сергиевском посаде (ныне г. Сергиев Посад). Помимо этого М. были опубликованы 20 книг в сер. «Издания религиозно-философской библиотеки», а также более 80 «Листков религиозно-философской библиотеки», выходивших в 2 сериях: «Семена Царствия Божия», где публиковались святоотеческие тексты, и «Русская религиозная мысль», посвященная религиозно-философским вопросам. М. был составителем большинства выпусков Библиотеки и автором мн. из них. Ему же принадлежит авторство ряда предисловий. Целью издательской деятельности М. было воцерковление рус. общества, прежде всего интеллигентной молодежи. В газ. «Колокол» следующим образом комментировалось издание: «Христианство и Православная Церковь освещаются в них (в выпусках серии.- С. П.) с тех точек зрения, с которых они наиболее понятны русскому интеллигенту... Книжки разъясняют те вопросы, которые или забыты, или извращены в интеллигентском понимании... Привести отбивающихся от веры в Церковь, дать им возможность пережить живое христианство, христианство со Христом,- и имеют целью издания «Религиозно-философской библиотеки»».

Первый выпуск серии носил характерный заголовок «Забытый путь опытного богопознания». Здесь М. призывал вернуться к указанному «забытому пути» как к единственно верному. Тема богопознания является одной из основных тем выпусков Библиотеки. Постижение Бога через религ. опыт М. противопоставляет рациональному познанию. Так же как христианство в целом не вероучительная система, а «прежде всего и существенно новая жизнь, принесенная человеческой душе Богочеловеком» (Психологическое оправдание христианства. 1912. С. 7), так и истинное, спасительное познание Бога носит не рассудочный, а сердечный характер и приобретается через откровение Духа Божия. «...Под познанием Истины христианские мудрецы разумели не теоретическое познание, добываемое и усвояемое силами формального мышления, а некоторое особое проникновение, вхождение в потустороннюю область вечной Истины, выражающееся в подаваемом свыше «благодатном ощущении» ее, в осиянии и озарении души через «прикосновение» к ней Самой Истины» (Догмат, этика и мистика в составе христ. вероучения. 1912. С. 23). Практическим следствием подобного взгляда на богопознание М. называл связь богословия с религиозно-нравственным подвигом, постановку богословия «на почву внутреннего опыта» (Там же. С. 26). По мнению М., «школьные богословы», зараженные, по его словам, протестант. рационализмом, убивающим живые начатки религ. жизни, порождающим равнодушие, а часто и отвращение к религии, были далеки от истинного богословия. Эти богословы, по М., подменяют веру «правоверием, т. е. правильным мнением», а представление о правильном движении к Истине подменяется ими представлением о правильном мнении об Истине; в итоге православие заменяется правоверием (Там же. С. 41-42).

Ряд выпусков Библиотеки посвящен вопросу границ Церкви и ее сущности. М. занимает жесткую критическую позицию по отношению к католицизму и протестантизму, которые именует не иначе как расколом и сектантством и которым отказывает в обладании Христовой истиной (Спасение и вера по правосл. учению. М., 1913. С. 3-4. (Религ.-филос. б-ка; 31)). М. осуждает католич. мистику, характеризует ее как «разгоряченную и исступленную мечтательность», которая в правосл. традиции называется прелестью. В отличие от католической мистика правосл. Церкви трезвенна, проста, основана на смирении, призывает не к высоте видений, а к «покаянному видению грехов своих» (Мистика Церкви: По сравнению с мистикой католической. Серг. П., 1914. (Религ.-филос. б-ка; 37)).

М. обращал внимание читателей Библиотеки на процесс подмены христианства «безбожным сознанием» в культурном пространстве России нач. XX в. М. настаивает на том, что построить безрелигиозную автономную мораль невозможно, т. к. единственным основанием морали является религия. За «прекраснодушием» в духе Толстого в действительности скрывается аморализм. Бесплодна всякая саморефлексия без молитвы. За почтительным отношением гуманизма к христианству кроется отрицание его божественного достоинства. В подмене христ. понятия любви к ближнему альтруизмом М. прозорливо видел угрозу, поскольку «между альтруизмом и ближним становится человечество, которое и определяет, как и кого должно любить или даже ненавидеть» (Тихомиров Л. А. Альтруизм и христ. любовь. Вышний Волочёк, 1905. С. 19. (Религ.-филос. б-ка; 9)). Это означает способность морали эволюционировать, т. е. ее фактическое отрицание.

Гуманизм представлен в выпусках Библиотеки сутью истории Нового времени. Существо же гуманизма указывается в «постановке человеческого развития во всех его главнейших обнаружениях на безусловно самостоятельный путь, вне всякого влияния и контроля со стороны Высшего существа» (Гуманизм: Его смысл и значение в новой истории человечества. М., 1911. С. 6. (Религ.-филос. б-ка; 27)). Гуманизм ратует за автократическое развитие из себя, через себя и для себя. По отношению к знанию он оборачивается рационализмом, по отношению к нравственности - автономизмом, по отношению к конечной цели нашей жизни - эвдемонизмом. Гуманизм стремится заменить культ культурой, в результате чего возникли деизм, пантеизм, позитивизм, материализм, к-рые вместе ведут к тотальному пессимизму. В конечном счете совлечение с себя образа Божия ведет к совлечению и образа человеческого, к усвоению образа звериного и сатанинского. Подлинный смысл жизни М. предлагает искать в том, на что указывал прп. Серафим Саровский,- в стяжании Духа Святого.

В выпусках Библиотеки затрагивались вопросы общественного устройства. В предисловии к 9-му выпуску М. высказывает мысль о том, что «только религиозная личность способна дать общественный строй, где сохраняются одновременно и высшие идеалы, и необходимая общественная дисциплина» (Новосёлов М. А. Предисловие // Тихомиров Л. А. Альтруизм и христианская любовь. Вышний Волочёк, 1905. С. IV-V). М. предупреждает, что «горькое разочарование ждет всякого человека, кто, имея в душе благородные стремления, думает найти удовлетворение в социальном построении, чуждом религиозного начала». Примером такого безбожного общественного устроения М. называет социализм, соглашаясь с Тихомировым, что восстановление правильного религ. сознания есть «единственное средство оздоровления мира» (Социальное значение религ. личности. Вышний Волочёк, 1903. С. IV, 109. (Религ.-филос. б-ка; 4)). М. выступает за свободу слова, к-рая предполагается, по мысли М., самим религ. сознанием и к-рая связана с религ. свободой как Божиим даром человеку. Только в контексте свободы слова открывается возможность победы «над вредными идеями». М. жаловался: «Как ни странно это, но у нас в православной России несвободны не только «пасынки» Церкви, но и «сыны» ее. Вместо того, чтобы быть словесным стадом Христовым, они являются бессловесным множеством, которое вместе со своими «пастырями» пасется жезлом мирских надзирателей» (Значение свободного слова для личности, общества и Церкви: По воззрениям славянофилов и Вл. Соловьёва. Вышний Волочёк, 1904. С. 65. (Религ.-филос. б-ка; 7)).

«Религиозно-философская библиотека» М. была заметным явлением религиозно-философской жизни Серебряного века. Она пользовалась большой популярностью. Многие темы, затронутые в ее выпусках, такие как опытное постижение догматов, стяжание Духа Святого как цель христ. жизни, границы Церкви, социальная активность христианина, христ. мистика, критика гуманизма и социализма, проблема секуляризации культуры и др., были общими и для Кружка ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви, сложившегося вокруг М.

В кон. 1912 г. М. был утвержден в звании почетного члена МДА. Представление к избранию М. было написано свящ. Павлом Флоренским. Это избрание стало признанием заслуг М. перед Церковью в деле духовного просвещения (Из академической жизни. 1912. С. 863-872). Примерно в то же время состоялось чествование М., связанное с 10-летием издания «Религиозно-философской библиотеки».

Наряду с другими членами Кружка ищущих христианского просвещения М. решительно выступал против Г. Е. Распутина. В марте 1910 г. он поместил в газ. «Московские ведомости» 2 статьи, где прямо называл Распутина эротоманом и хлыстом, ссылаясь на частное мнение «одного архиепископа» (возможно, имелся в виду архиеп. Антоний (Храповицкий), высказывавшийся в этом духе в письме к Ф. Д. Самарину), и выражал удивление по поводу молчания Синода о нем. Здесь впервые публично, за полной подписью, со стороны православного и монархиста, человека известного и авторитетного, было брошено обвинение церковной власти в малодушии, «позорном и преступном». 24 янв. 1912 г. в газ. «Московские ведомости» появилась петиция «Святейший Синод и епископ Гермоген: Голос мирян» за подписью ведущих членов Кружка, в т. ч. М. В петиции выражалось недоумение по поводу удаления с кафедры еп. Саратовского и Царицынского Ермогена (Долганёва), к-рый был подвергнут прещениям, как считали авторы петиции, за противодействие Распутину (Моск. ведомости. 1912. № 19. 24 янв.). В тот же день в газ. «Голос Москвы» появилась статья М. «Голос православного мирянина: Письмо в редакцию». Автор вопрошал: «Доколе, в самом деле, Святейший Синод, перед лицом которого уже несколько лет разыгрывается этим проходимцем (Распутиным.- С. П.) преступная трагикомедия, будет безмолвствовать и бездействовать?» И далее: «Быть может, ему недостаточно известна деятельность Григория Распутина? В таком случае прошу прощения за негодующее, дерзновенное слово и почтительно предлагаю высшему церковному учреждению вызвать меня для представления данных, доказывающих истинность моей оценки хитрого обольстителя». Эти данные, а также антираспутинские статьи М. объединил в сб. «Распутин и мистическое распутство» (М., 1912). Отпечатанные экземпляры книги были конфискованы так же, как был конфискован и тираж «Голоса Москвы» от 24 янв. 1912 г. Конфискация газет обсуждалась 25 янв. на вечернем заседании Гос. думы. Дело получило огласку и вызвало реакцию в прессе, однако никаких решений не последовало. Синод ответил на петицию кружковцев в «Церковных ведомостях», где объяснялась вина и правомерность наказания еп. Ермогена. При этом отрицалась всякая связь дела еп. Ермогена с Распутиным. Здесь же был высказан упрек в адрес «москвичей», устроивших «суд над церковной властью», со ссылкой на 64-е правило Трулльского Собора, запрещающее мирянину «перед народом» рассуждать о вере или «учить как учителю». Члены Кружка, отстаивая свое понимание отношений между иерархией и мирянами, выступили с полемической статьей в «Московских ведомостях», в к-рой утверждали, что канон, на к-рый ссылается Синод, запрещает мирянам учить в церкви догматам веры, но не запрещает высказывать свое суждение о действиях представителей церковной власти. В статье еще раз было прямо указано на связь дела еп. Ермогена с Распутиным и повторялось требование созыва Собора для расследования этого дела (Моск. вед. 1912. № 65, 66).

Во время разгоревшихся споров относительно почитания Имени Божия М. оказался одним из самых ревностных защитников имяславия. М. самостоятельно не выступал в печати по догматической стороне вопроса, однако организовывал выступления др. лиц, издавал сочинения имяславцев. Поддерживали М. свящ. П. Флоренский, С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн и др. Нек-рые члены Кружка (Ф. Д. Самарин, С. П. Мансуров, В. А. Кожевников) не решались занять определенную позицию, призывали к осмотрительности, особенно после осуждения «имябожничества» Синодом. Из-за возникших противоречий среди членов Кружка был поставлен вопрос о его упразднении или переустройстве. В «Изданиях «Религиозно-философской библиотеки»» М. напечатал «Апологию» иеросхим. Антония (Булатовича), «Разбор Послания Святейшего Синода об Имени Божием» Эрна и «Материалы к спору о почитании Имени Божия» (2 издания). М. продолжил защиту имяславия и после его осуждения Синодом. Выявлено единственное богословское выступление М. по поводу имяславия в тексте, помеченном 9 нояб. 1919 г. В «имяборчестве» М. видел глубочайшее отступление от православия, а революцию и то, что за ней последовало, он считал карой за отступление от достойного почитания Имени Божия и хулу на Него.

На Поместном Соборе Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. архиеп. Сергий (Страгородский) и кн. Е. Н. Трубецкой подали заявление о приглашении М. в состав Собора, но 6 окт. 1917 г. по результатам голосования пополнение Собора новыми членами было признано нежелательным. Однако 22 марта 1918 г. секретарь Собора В. Шеин направил М., а также свящ. П. Флоренскому, С. Н. Дурылину, Мансурову приглашение принять участие в разработке проекта пастырских уч-щ, к-рая была поручена соборному отделу, занимавшемуся проблемами духовных учебных заведений.

30 янв. 1918 г. М. был избран членом Временного Совета объединенных приходов г. Москвы. Председателем Совета стал А. Д. Самарин, на квартире которого и проходили собрания. Совет занял позицию активной обороны церквей от посягательств большевиков. По итогам заседания Совета от 31 янв. была выпущена листовка, в к-рой население призывалось «придти на помощь и своей многочисленностью дать отпор покушению на церковь» (Архив свящ. П. Флоренского). Вскоре Совет был разогнан. М. удалось избежать ареста.

В это время возникли условия для реализации заветных планов членов Кружка ищущих христ. просвещения о создании духовной школы аскетической направленности на основе заветов св. отцов. Кружок стал инициатором создания богословских курсов, действовавших в апр.-июне 1918 г. на квартире М. Организацию курсов благословил патриарх свт. Тихон (Беллавин). На курсах преподавали еп. Феодор (Поздеевский) (Свящ. Писание), М. (св. отцы, их жизнь и творения), М. И. Смирнов (богослужение), Мансуров (история Церкви), А. Г. Куляшов (апологетика), Дурылин (церковное искусство). С сер. янв. 1919 г. предполагалось возобновить деятельность курсов. В составе преподавателей вновь значились члены новосёловского кружка: еп. Феодор (Поздеевский), Мансуров, Л. А. Тихомиров и М. Однако деятельность богословских курсов возобновить не удалось, так же как не развернулась в полную силу и деятельность Даниловской академии в Даниловом во имя преподобного Даниила Столпника московском мужском монастыре, где настоятелем стал еп. Феодор (Поздеевский).

В сер. нояб. 1919 г. М. переехал в Данилов мон-рь. 30 нояб. 1919 г. он писал свящ. П. Флоренскому: «Положением своим в Дан[иловом] пока доволен,- чтобы не сказать больше,- несмотря на некоторые неудобства, как напр[имер], на отсутствие отдельной комнаты. Но и «угол» дает больше, чем Ковригинская квартира (прежнее место жительства М., где, в частности, собирался Кружок ищущих христ. просвещения.- С. П.), т. к. имею досуг и тишину для занятий. Конечно, ежедневно бываю в церкви, работаю и физически - разгребаю снег, иногда варю пищу...»

В 1922 г. М., вероятно, принимал участие в составлении воззвания «Братское предостережение чадам истинной Церкви Христовой», подписанного как «Братство ревнителей Православия. Издание друзей истины». Воззвание призывало отвергнуть обновленцев как узурпаторов церковной власти. За публикацией последовала карательная акция ГПУ. Ордер на обыск жилища М. подписал 11 июля 1922 г. Г. Г. Ягода, и, хотя ничего компрометирующего найдено не было, а следствие было прекращено, М. перешел на нелегальное положение и скрывался у своих многочисленных друзей, гл. обр. в Москве и Петрограде.

В 1922-1927 гг. М. работал над циклом статей в эпистолярном жанре «Письма к друзьям» (известны 20 писем). Тематика писем весьма разнообразна, в них затрагиваются и злободневные вопросы церковной жизни, и основополагающие богословские темы. Со всей присущей ему энергией М. выступал против обновленцев, последователей т. н. Живой церкви, к-рых называл «церковными большевиками». Причину революции в России М. видел в отступлении от веры Христовой: «Бог отнимает у нас то, от чего мы сами отказались и все больше отказываемся». Он считал, что большевики явились лишь орудиями гнева Божия, а посему не заслуживают ненависти. В письмах М. настаивал на том, что в Церкви не должно быть общеобязательного внешнего авторитета в делах веры и совести: «Непогрешим не отдельный человек (папа) и даже не Собор (который может быть отвергнут Церковью). Непогрешима сама Церковь в ее соборности - союзе взаимной любви, на которой основано познание Христовых истин. И для Церкви важны не Соборы сами по себе, но соборность как тождественность выражаемых на них свидетельств с верою тела Церкви». М. указывал на большой вред от усвоения ложного католич. воззрения на иерархию как на непогрешимый авторитет и хранительницу безусловной истины, на нелепость отождествления иерархии с Церковью, особенно опасного во время церковных нестроений, когда православию изменили мн. архиереи. Верность Церкви, по мысли М., выражается в верности слову св. отцов, в молитве, в участии в таинствах Церкви. В богоборческие времена М. внушал своим читателям веру в непобедимость Церкви.

М. был арестован в марте 1929 г. как один из идеологов и организаторов движения «непоминающих». В справке 1995 г. по делу М. сказано: «...будучи враждебно настроен к Советской Власти и к ВКПб и Правительству и проводимым ими мероприятиям, систематически проводил контрреволюционную пропаганду среди окружающих, за что Особым Совещанием при Коллегии б. ОГПУ 17 мая 1929 г. по статье 58-10 ч. I У.К. РСФСР осужден на 3 года». Как «особо вредный элемент», М. отбывал срок не в лагере, а в Ярославском политизоляторе (Переписка свящ. П. А. Флоренского и М. А. Новосёлова. 1998. С. 263). В 1930 г. было возбуждено дело о деятельности церковно-монархической организации «Истинное православие», где особая роль отводилась «контрреволюционной монархической организации «имяславцев»». По этому делу были осуждены М., А. Ф. Лосев, В. М. Лосева-Соколова, Д. Ф. Егоров, свящ. Феодор Андреев и др. 13 сент. 1931 г. М. был вторично осужден на 8 лет. 7 февр. 1937 г. М. был 3-й раз осужден за контрреволюционную деятельность на 3 года. 29 июня 1937 г. М. привезли в вологодскую тюрьму, где ему инкриминировалось, что он «систематически среди сокамерников распространял клеветнические сведения по адресу рук. ВКПб и Советского Правительства с целью вызвать недовольство и организованные действия против установленных тюремных правил...» (Там же). 17 янв. 1938 г. М. был приговорен Особой тройкой УНКВД по Вологодской обл. к расстрелу.

Сохранилось письмо Ахмета Ихсана прот. Сергию Булгакову, написанное в Стамбуле после освобождения Ихсана из российской тюрьмы, где он общался с М., в результате чего принял христианство: «Хочу Вас уверить, что как Вы его видели или оставили последний раз, он так и остался глубоко верующим. В тюрьме многие звали его богословом, но он не хотел, чтоб его так звали. Он и не был священником. Авва говорил, что он православный христианин!» (Там же. С. 256).

Сведения о рукоположении М. во епископа «катакомбной церкви» (см. Катакомбное движение) исходят из недостоверных источников.

Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 г. М. причислен к лику святых.