МСТИСЛАВОВО ЕВАНГЕЛИЕ
Том XLVII, С. 583-588
опубликовано: 16 февраля 2022г.

МСТИСЛАВОВО ЕВАНГЕЛИЕ

Содержание

Одна из древнейших слав. и рус. лицевых рукописей, написанная на пергамене и украшенная драгоценным окладом, хранится в ГИМ (ГИМ. Син. № 1203). Названа по имени заказчика, блгв. кн. Мстислава (Феодора) Владимировича Великого, старшего из сыновей кн. Владимира Всеволодовича Мономаха. По содержанию М. Е.- полный апракос с месяцесловом, воскресными и утренними евангельскими чтениями, а также с чтениями на особые случаи. Является ценнейшим источником по истории, духовной и художественной культуре Др. Руси: лингвистике, книжному искусству, языку и письменности, содержит разновременные напластования слав. языков и диалектов IX-XI вв., отражает историю перевода и бытования текста Свящ. Писания. Для искусства Др. Руси домонг. периода, а также эпохи Московской Руси XVI в. имеют значение миниатюры, украшения и детали драгоценного оклада М. Е.

Пергамен для рукописи был заготовлен в виде не менее 27 тетрадей средней толщины хорошего качества. Его кодикология свидетельствует о следовании традиции, принятой в визант. скрипториях, текст написан уставом 2 разновидностями почерка, принадлежащего руке одного писца (подробнее о кодикологии и палеографии: Уханова. 2006. С. 26-40). В заключительной части рукописи сохранились надписи, помогающие прояснить нек-рые обстоятельства ее создания и украшения. Из них известны непосредственные исполнители книжных работ: писец Алекса, сын «прозвутера» (пресвитера) Лазаря (Л. 212г - 213а, см.: Столярова. 2000. № 65. С. 67-69), златописец Жаден, исполнивший золотом заголовки чтений (Л. 213а). Сравнение почерков Алексы и Жадена позволило Е. В. Ухановой предположить, что киноварные заголовки под золото для заглавий также писал Алекса (Уханова. 2006. С. 30).

Мстиславово Евангелие в окладе. Нач. XII в.Мстиславово Евангелие в окладе. Нач. XII в.На л. 213 имеется рассказ об украшении рукописи окладом. В К-поль по приказанию кн. Мстислава выпало ехать одному из его приближенных, «худому Наславу», где он «учинихъ химипетъ» - заказал драгоценные перегородчатые эмали, производство которых составляло в Византии монополию императорского двора. Из той же записи известны дата завершения работы над окладом для уже готового кодекса в Киеве - 20 авг. и выражение восхищения современников по отношению к затратам на создание рукописи: «цену же евангелия сего един Бог ведае».

В 1551 г. в Новгороде оклад М. Е. был обновлен, о чем также известно из записей в рукописи; тогда же она была в последний раз переплетена. Позднее кодекс был вложен в Архангельский собор Московского Кремля. В 1893 г. из ризницы Архангельского собора он был передан в Синодальную ризницу, откуда 14 дек. 1919 г. попал в ГИМ (Уханова. 2006. С. 9).

Общепринятым временем создания рукописи считается нач. XII в. Более узкая датировка обосновывается исследователями по-разному. Обычно это временной промежуток между 1103 и 1117 гг. Еще К. Е. Невоструев предположил, что слова «на благословение Пресвятей… Богородице» указывают на предназначение рукописи как вклада князя-храмоздателя, т. е. связаны с датой освящения новгородской ц. в честь Благовещения Пресв. Богородицы на Городище, в которой она продолжала находиться к моменту своего последнего поновления в 1551 г. Окончание работ ассоциировалось с последним годом правления кн. Мстислава Владимировича в Новгороде. По мнению Л. П. Жуковской, рукопись могла быть написана еще на рубеже XI и XII вв., точнее между 1095 и 1117 гг. (Мстиславово Евангелие. 1997. С. 675). Большинство исследователей придерживаются мнения, что М. Е. было переписано в Новгороде и там же украшено миниатюрами, хотя Жуковская считает, что лингвистические особенности языка и технологические данные Евангелия не принадлежат к новгородской культуре нач. XII в. (Там же. С. 675-676). Н. Н. Лисовой, сопоставляя упоминаемые в записях М. Е. подвижные дни памяти церковного года с пасхалией на нач. XII в., предложил сузить дату до 1117 г. Именно на этот год приходится совпадение в день 17 марта 2 праздников: памяти прп. Алексия, человека Божия (и возможного небесного покровителя писца Алексы), с воспоминанием «великого труса» и воскрешения Лазаря, о чем известно из приписки писца. Учитывая совпадение Лазаревой субботы с 17 марта, а Пасхи - с Благовещением Пресв. Богородицы, 25 марта (Кириопасха), исследователь вычисляет 2 возможные даты написания текста М. Е.: 1106 и 1117 гг., из к-рых выбирает вторую, привлекая сведения об обстоятельствах позднего периода княжения кн. Мстислава Владимировича в Новгороде (Лисовой Н. Н. К датировке Мстиславова Евангелия // Мстиславово Евангелие. 1997. С. 710-717). Уханова, обратившись к истории создания и бытования М. Е., а также к истории отношений между Киевом и Новгородом, Византией и Др. Русью, предлагает в качестве верхней даты (завершения всех работ по окладу) 1113 г., когда в Новгороде правил кн. Мстислав Владимирович, в Киеве великим князем был поставлен его двоюродный дядя Святополк (Михаил) Изяславич, а отношения между Византией и Др. Русью позволили Наславу ехать в К-поль ради заказа драгоценных эмалей. Анализируя состав месяцеслова М. Е., его уникальный набор праздников, исследовательница поддерживает гипотезы Лисового о создании текста М. Е. ок. 1106 г. и возможном путешествии Наслава в К-поль вместе с игум. Даниилом в 1106-1108 гг. (Уханова. 2006. С. 13-23).

Текст М. Е. является самым древним сохранившимся полным апракосом и важнейшим памятником древнерус. традиции, что было установлено уже Невоструевым (Мстиславово Евангелие. 1997. С. 1-263). Евангельский текст этой рукописи не знает аналогов и в отношении полноты состава, поскольку нек-рые тексты переписаны в нем до 5 раз, в зависимости от того весь текст или только его часть должны были употребляться на протяжении церковного года по визант. обряду (начиная от Пасхи) или по древнерус. гражданскому году (в месяцеслове начиная с 1 сент.). Жуковская считала, что текст М. Е. является древнейшим текстом нового типа, к-рый возник в Др. Руси благодаря сверке типа полного апракоса с Евангелием-тетр и стал главным для рус. текстов апракоса вплоть до XIV в. (Там же. С. 215-220). Текст включает правку, сделанную по Толковому Евангелию Феофилакта Болгарского (кон. XI в.), что позволяет исследователям говорить о временны́х рамках сложения полного апракоса и предполагать теснейшую связь между развитием слав. богослужения и богослужебной лит-ры и проведением литургических реформ в Византии в сер. XI в. (Уханова. 2006. С. 39). Редакция евангельского текста, полного апракоса в варианте М. Е., станет главной для древнерус. литургики, она будет положена в основу большинства древнерус. списков полного апракоса (Темчин. 1998; Уханова. 2006. С. 40).

М. Е. бесценно как памятник переводной житийной лит-ры и источник для изучения древнерус. календаря, системы хронологии и церковного года. Рукопись содержит древнейший полный месяцеслов, к-рый включает памяти святых на каждый день каждого месяца общим числом 418 - единственный пример из рукописей той эпохи (Лосева. 2001. С. 31). Как и любой др. средневек. текст, месяцеслов М. Е. неповторим: в нем случайно опущена единственная дата - 23 окт. (Там же. С. 34). Уханова считает, что месяцеслов был разработан специально для М. Е. (Уханова. 2006. С. 22). По наблюдениям О. В. Лосевой, этот месяцеслов включает сведения, указывающие на следование разным традициям, не только К-польской Церкви. Праздник 27 марта, Положения главы св. Иоанна Предтечи, неизвестный ни Уставу Великой церкви, ни Студийскому, ни Савваитскому уставам, восходит к обычным для Сирийской Церкви яковитским календарям (Лосева. 2001. С. 52). Воспоминание о воскрешении прав. Лазаря под 17 марта, а не в Лазареву субботу, за 8 дней до Пасхи, восходит лишь к неск. древним календарям, очевидно хранящим сведения о знаменитом объекте паломничества, известном с IV в.,- ц. во имя св. Лазаря на юж. склоне Елеонской горы в Вифании. На Руси кроме М. Е. этот праздник отмечен в календарях 3 Евангелий, к-рые по составу близки к месяцеслову М. Е.: Галицком 1144 г. (месяцеслов-добавление - кон. XIII - XIV в. Л. 251 об.), РНБ. F.п.I.118 (XIII в. Л. 121), Евангелии вел. кн. Симеона Гордого (1343-1344. Л. 250). Лосева считает бесспорными следы влияния Святогробского Типикона на текст М. Е. (Лосева. 2001. С. 72). Несмотря на связь с палестинскими календарями, месяцеслов М. Е.- наиболее ранний из сохранившихся, к-рые были созданы под преимущественным воздействием к-польского Студийского устава (Там же. С. 52-54). По классификации Лосевой, он принадлежит к той группе месяцесловов, которая включает хотя бы фрагментарно греч. праздники, установленные в период после Торжества Православия, во 2-й пол. IX - 1-й пол. X в. (Там же. С. 58). Исследовательница обращает внимание на то, что в М. Е. не были внесены новые праздники, принятые и учрежденные к моменту изготовления его оклада в самой столице Византии (Там же. С. 61), и объясняет это следованием образцу, к-рый был древне́е XI в.

Месяцеслов М. Е. представляет собой образец сочетания праздников византийской, латинской и отечественной традиций и восходит к различным лит. источникам, отражая культурные связи еще сохраняющего единство слав. мира, а также правосл. Востока и христ. Запада. Наличие зап. праздников в месяцеслове М. Е. можно объяснить прежде всего родственными связями и активными политическими контактами. Среди них оказались святые, память к-рых содержится в мартирологах: напр., память мч. Виктора в Эбредуне (ныне Амбрён) в Галлии (22 янв.) - в Мартирологах Римском или Узуарда, что свидетельствует о знакомстве составителей текста месяцеслова М. Е. с фундаментальными трудами по зап. агиологии; память прп. Венедикта Нурсийского празднуется дважды: под 14 (согласно визант. традиции) и 21 марта, днем преставления основателя аббатства Монте-Кассино и составителя монашеского устава (Там же. С. 67). М. Е. также содержит праздники из числа к-польских: 11 мая - основание К-поля (Царьград), 5 июня - избавление от нападения аваров на К-поль в 617 г. (Лосева. 2009. С. 160). В его месяцеслове присутствует празднование святым князьям Борису и Глебу под 24 июля. К числу уникальных рус. праздников относится также освящение храма Св. Софии в Киеве, Сказание о к-ром помещено под 4 нояб. (с упоминанием митр. Ефрема); в Прологах встречается лишь со 2-й пол. XIII в. Лосева считает, что на помещение подобного праздника повлияли празднование освящения ц. во имя вмч. Георгия в Лидде 3 нояб. и почитание вмч. Георгия Победоносца как патронального святого вел. кн. Ярослава (Георгия) Мудрого, предка вел. кн. Мстислава (Феодора) Великого. Время освящения киевского собора Св. Софии исследовательница соотносит с возможным повышенным интересом и к Георгиевскому храму в Лидде, который был восстановлен визант. имп. Константином IX Мономахом после разрушения в 1009 г. (Лосева. 2001. С. 98-100; Она же. 2009. С. 179). Не исключено, что внимание к вмч. Георгию и почитание храмов с посвящением ему обусловлены не только памятью имени пращура заказчика рукописи, но и отношением к нему как к личному патрону: Уханова полагает, что кн. Мстислав Владимирович имел еще одно крестильное имя - в честь вмч. Георгия Победоносца, так же как и его прадед (Уханова. 2006. С. 10).

Изд.: Апракос Мстислава Великого / Изд. подгот.: Л. П. Жуковская. М., 1983.
Лит.: Симони П. К. Мстиславово Евангелие нач. XII-го в. в археол. и палеогр. отношениях: Мат-лы для изучения его серебряного переплет. оклада с древ. финифтями, лицевых икон. изображений свв. евангелистов, заставиц, заглав. букв и раз. родов письма, как украшенного, золотого, так и всех почерков уставного черного: С прил. 12-ти светописных табл. снимков и со многими черт. в тексте. СПб., 1904-1910. 2 т. (ОЛДП; 123, 129); Щепкина М. В. и др. Описание пергаментных рукописей ГИМ // АЕ за 1964 г. М., 1965. С. 142-143; СКСРК, XI-XIII в. М., 1984. Кат. 51. С. 90-92; Мстиславово Евангелие XII в.: Исслед. М., 1997; Темчин С. Ю. Текстологическая семья Мстиславова Евангелия: новые данные о группировке древнерусских списков полного апракоса // XII междунар. съезд славистов: Доклады литовской делегации. Вильнюс, 1998. С. 133-233; Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI-XIV вв. М., 2000. № 65, 66. С. 67-70; Дурново Н. Н. Русские рукописи XI и XII вв. как памятники старослав. языка // Он же. Избр. работы по истории русского языка. М., 2000. С. 391-495; Gardzaniti M. Die altslavische Version der Evangelien. Köln etc, 2001. S. 387, 397-400; Лосева О. В. Рус. месяцесловы XI-XIV вв. М., 2001; она же. Жития рус. святых в составе древнерус. Прологов XII - 1-й трети XV вв. М., 2009; Уханова Е. В. К вопросу о месте Мстиславова Евангелия в культуре Др. Руси кон. XI - нач. XII вв. // Paleoslavica. Camb. (Mass.), 2006. XIV. P. 5-40; Уханова Е. В., Шульгина Э. В. Мстиславово Евангелие: Науч. аппарат // Стриго А. С., Калинина Т. А. Мстиславово Евангелие. М., 2006; Федорова М. А. Орфография Мстиславова Евангелия и проблема узкой датировки памятников раннедревнерус. периода // Вестн. СПбГУ. Сер. 9. 2015. Вып. 2. С. 164-176; Гиппиус А. А. Химипет Мстиславова Евангелия и падение редуцированных // Тр. Ин-та рус. языка им. В. В. Виноградова. 2016. Т. 9. С. 147-156.

Миниатюры

Миниатюры М. Е.- главный памятник новгородского книжного искусства 1-й трети XII в. Миниатюры современны тексту, исполнены несколькими мастерами. Новгородское происхождение рукописи принимается большинством искусствоведов. Между тем они же указывают на тесную текстологическую и художественную связь М. Е. с древнейшим памятником лицевой рукописной книги, созданным в Киеве,- Остромировым Евангелием (РНБ. F. 1. 5, 1056-1057). Э. С. Смирнова полагает, что М. Е. выполнено по образцу той же киевской рукописи, что и Остромирово Евангелие. О. С. Попова считает М. Е. копией Евангелия посадника Остромира, указывая на большое количество сходных черт. В отличие от Остромирова Евангелия в М. Е. сохранились все 4 изображения евангелистов (на л. 1 об., 27 об., 69 об., 123 об.). Попова указывает на воспроизведение мельчайших подробностей одной рукописи в другой, вплоть до деталей: совпадают позы, чередование свитков и кодексов на миниатюрах евангелистов и др. Однако Смирнова отмечает, что миниатюры М. Е. имеют подробности, к-рых нет на миниатюрах из Остромирова Евангелия. В. Г. Пуцко относит лицевые украшения рукописи высочайшего художественного уровня к киевскому художественному кругу, этого же мнения придерживается Уханова, рассматривающая широкий исторический контекст создания текста М. Е. и его миниатюр.

Размещение миниатюр на оборотных сторонах листов, примыкающих к евангельским «зачалам», отражает продуманность и системность: по замечанию Жуковского, в каждом случае фигура автора предстоит в молении, лицом к тексту. Евангелисты представлены со своими символами, от которых они получают Свящ. Писание. Аркады обрамлений в композициях с апостолами Лукой и Марком напоминают по форме архитектурные фоны на византийских миниатюрах X в., однако на миниатюрах М. Е. меньше классической правильности в пропорциях, больше экспрессии в ликах, устойчивости и массивности в расположении стоящих или сидящих фигур. При всей иконографической или композиционной сходности с Остромировым Евангелием миниатюры М. Е. принадлежат к др. эпохе и имеют иной характер художественного образа. Декоративное оформление М. Е. отличается пышностью и нарядностью. Для миниатюр М. Е. характерны крупные, чуть грубоватые формы. Этими качествами миниатюры близки к другим памятникам новгородской живописи княжеского круга нач. XII в.- фигурам пророков в барабане новгородской Софии (1108-1112). Сходство настолько велико, что Попова считает фрески софийского барабана и миниатюры М. Е. произведениями одного художника. Святые представлены с широко открытыми глазами, головами, запрокинутыми вверх,- визионерами, ожидающими чуда. Для их лично́го письма особенно характерны сильные высветления, крупные пятна в виде мазков белил. В этом приеме Попова видит продолжение традиций византийской живописи 2-й четв. XI в., актуальных и в эпоху Комнинов, на рубеже XI и XII вв., когда в могучих пластических образах было необходимо подчеркнуть одухотворенность и выразительность, как в живописи храма монастыря Велюса, Республика Македония (80-е гг. XI в.), фрески к-рого наиболее близки по духу к тому направлению, к-рого придерживались и создатели миниатюр для этого периода. Попова находит сходство миниатюр М. Е. с др. произведениями новгородской книжной иллюминации, напр. с миниатюрой из Евангелия писца Домки (кон. XI в.).

Способом воспроизведения Остромирова Евангелия или другого киевского образца является также использование золотого ассиста в разделке драпировок и деталей, имеющего вид золотой разделки-«паутины», обволакивающей фигуру. Этот рисунок в М. Е. сделан более густым, очевидно, с желанием улучшить качество миниатюр. Необычный формат заглавной композиции «Апостол Иоанн Богослов с Прохором» (Л. 1 об.) с использованием квадрифолия, на центральной оси которого размещены сам евангелист и его символ - орел, подающий ему свиток со священным текстом, а по бокам - фигура пишущего Прохора и незанятый пюпитр, не только точно воспроизводит Остромирово Евангелие, но и напоминает реликварии романской эпохи. Эта композиция принадлежит старшему из мастеров, работавших над миниатюрами рукописи, в его живописи больше сдержанности, не столь сильны красочные и светотеневые контрасты, розовый тон использован для лично́го письма и рук. Обилие орнаментов, заполняющих не только фон, поля миниатюр, но и все поверхности предметов, а также нимбы евангелистов, призвано подчеркнуть высочайший статус рукописи и уровень украшающих ее мастеров. Упрощение приемов киевской рукописи проявляется в исполнении инициалов с помощью 3 цветов: красного, синего и желтого. Красота в понимании миниатюриста М. Е. достигается за счет укрупнения уже известных форм византийского «эмалевого» орнамента: «схемы такого орнамента - те же, что в греческих моделях, но масштаб и ритмы напоминают скорее настенную роспись» (Попова. 2008. С. 373). Художник-словописец М. Е. отказывается от такого приема Остромирова Евангелия, как изображение личин-масок, приставленных к мачтам букв, сходных с европейским тератологическим (звериным) орнаментом.

Художественное убранство

От первоначального оклада М. Е., изготовленного в К-поле специально для этой рукописи, сохранились 2 отличающиеся качеством и художественным исполнением золотые дробницы-иконки прямоугольного формата в технике перегородчатой эмали с фигурами стоящих апостолов Иакова и Варфоломея (X-XI вв., по мнению А. В. Банк, см.: Банк А. В. Византийское искусство в собраниях СССР. Л.; М., 1966. Ил. 183-184. С. 19; кон. XI в., по мнению И. А. Стерлиговой, см.: Стерлигова. 1996. С. 152). К 2 разным наборам принадлежат 11 серебряных дробниц. Они имеют разный формат и разного типа изображения святых. Квадратные дробницы с поясными образами Пресв. Богородицы, св. Иоанна Предтечи и апостолов Петра и Павла с греч. подписями, образующие своего рода деисус, а также пластину-дробницу с Этимасией со и слав. подписью: «Престол Гнь» - Стерлигова относит к сер. XII - XIII в. Более поздний набор, кон. XII - XIII в., составили арочные (киотцами) эмали с поясными фигурами Еммануила и мучеников, вмч. Георгия (?) и святых князей Бориса и Глеба (все без подписей). Образ Христа Еммануила в новгородском искусстве получает распространение не ранее кон. XII в., что служит дополнительным указанием на время создания дробниц этого типа. Основываясь на изучении типологии византийских окладов для Евангелий, Стерлигова предполагает, что оклад М. Е. включал изображения 12 апостолов, окружающих центральную пластину с образом Христа, и был подобен к-польскому окладу Евангелия из б-ки Марчиана в Венеции (кон. X - нач. XI в.).

В 1551 г., согласно записи в рукописи, еще в момент нахождения ее в новгородской ц. в честь Благовещения на Городище (Рюриковом городище), древней княжеской резиденции, оклад был обновлен. Мастера, выполнявшие необычную для сер. XVI в. задачу поновления драгоценного оклада большой древней рукописи, отказались от использования привычных для роскошных окладов XVI в. литых рельефов. Они дополнили уцелевшие эмали другими, взятыми также с древних предметов, а новые изображения выполнили в технике эмали по оброну (выемчатой эмали). Г. Н. Бочаров и Т. И. Макарова убедительно доказали, что квадратные эмали принадлежат к новгородским произведениям, причем Макарова считает их произведением смешанной по своему составу мастерской, где работали как греческие, так и рус. мастера. По мнению Бочарова, квадратные дробницы были созданы в тот период, когда в ней работали только рус. мастера, обращавшиеся к визант. произведениям лишь как к образцам. Макарова предположила, что 5 квадратных дробниц могли первоначально украшать напрестольный крест, а 6 киотчатых - княжеский церемониальный убор, т. к. на их боковых гранях сохранились отверстия для крепления к ткани (Макарова. 1975. С. 76). Упрощение ремесленных приемов при изготовлении дробниц с образами Еммануила, св. воинов и князей (для всех изображений характерна одна форма лотка), использование серебра вместо золота, отсутствие надписей делают более вероятной датировку этих эмалей XIII в.

В центре оклада был укреплен новый медальон сложной многолопастной формы, близкой к ромбу. В него вмонтировали (в центр) древнюю арочную дробницу с образом Христа Еммануила со свитком. По сторонам медальона в технике выемчатой эмали были сделаны изображения, программа к-рых близка к выходным миниатюрам нескольких новгородских лицевых рукописей Хроники Космы Индикоплова сер. XVI в. Еммануилу, изображенному на древней киотчатой эмали, предстоят в молении архангелы со сферами и с жезлами. Как и на новом медальоне в среднике оклада М. Е., на миниатюрах лицевых рукописей Космы Индикоплова использованы круглые медальоны с обращенными друг к другу и ко кресту образами святых. На новгородских миниатюрах эпохи архиеп. Макария (впосл. свт. Макарий, митрополит Московский) в таких медальонах изображены апостолы; в центральном медальоне оклада М. Е. это 4 евангелиста: Иоанн Богослов и Матфей, Марк и Лука. Между фигурами архангелов, медальонами с евангелистами помещены херувим со светлыми крыльями и серафим с крыльями темного сине-зеленого тона. Эти лицевые изображения являются редчайшими для техники выемчатой эмали, к-рая в ту эпоху уже использовалась в основном для исполнения орнаментальных мотивов. Как на редкие аналогии дополнений оклада М. Е. XVI в. в технологическом отношении Стерлигова указывает на деисусный чин на потире из новгородской ц. во имя Жен-мироносиц (нач. XVI в., ГММК) и на воздвизальный крест из Александрова Свирского мон-ря (1576, ГРМ). Чрезвычайная редкость технологии лицевых изображений в выемчатой эмали позволила Стерлиговой предположить, что центральный медальон М. Е. был сделан в той же мастерской, что и эмалевый крест из Свирской обители, несмотря на хронологическую разницу (Стерлигова. 2008. С. 338-339).

Сканый узор на фоне оклада использует мотивы византинизирующей рус. скани кон. XIV - нач. XV в., напр. 4 медальона с колечками по окружности и с разными фигурами в центре (кресты, розетки). В распределении скани Стерлигова прослеживает симметрию, однако оценивает исполнение ее как свободное, когда крупные и мелкие завитки не различаются по толщине, а узор, расцвеченный синей, красной и белой мастикой, напоминает природное цветение. Точных аналогий скани М. Е. среди новгородских произведений сер. XVI в. не выявлено. Аналогичная скань, расцвеченная цветной мастикой, с медальонами, полностью совпадающими по рисунку с медальонами оклада М. Е., присутствует на венце пядничной Владимирской иконы Божией Матери, вклада Г. Застолбского в Троице-Сергиев мон-рь (ок. 1514, СПГИАХМЗ). Видимо, в поновлении оклада М. Е. принимали участие приезжие мастера. Убор с лицевыми дробницами дополняют 22 симметрично расположенные касты-гнезда с крупными самоцветами и жемчужинами. Нижняя доска покрыта бархатом, в центре украшена небольшой жуковиной, к-рая, как и 2 застежки, выполнена из золоченого медного сплава. С «реставрацией» 1551 г. Уханова связывает повреждение пергамена каплями кислоты или едкого раствора и использование в качестве заплатки одного из листов, на к-ром размещалась пространная киноварная запись с описанием истории рукописи (Уханова. 2006. С. 27).

Время, когда М. Е. попало в Москву, устанавливается исследователями лишь приблизительно. Уханова, обратившись к описям московского Архангельского собора XVIII в., определила, что к 1730 г. рукопись уже находилась в б-ке царской усыпальницы (Уханова. 2006. С. 8). Вероятнее всего, как принято мн. исследователями (историками, филологами, искусствоведами), М. Е. было взято из новгородской Благовещенской ц. на Городище в период Новгородского похода царя Иоанна IV Васильевича Грозного и разгрома города в янв.-февр. 1570 г. Вывоз М. Е. и помещение в семейный мемориальный храм скорее всего были обусловлены убеждением царя в том, что рукопись является родовой святыней, древней собственностью князей Рюриковичей-Мономашичей, с потомками к-рых он себя идентифицировал. При захвате Кремля большевиками, 9 нояб. 1917 г., пострадал оклад М. Е., была утрачена часть эмали в левом верхнем углу. Во время тех трагических событий мог быть поврежден металл на нижнем поле, о чем свидетельствовали современники, в т. ч. еп. Нестор Камчатский, а также члены комиссии ученых, осматривавших помещения Синодальной (Патриаршей) ризницы, и М. Е. было перенесено в Синодальную б-ку. Благодаря этому, ценнейшая рукопись не пострадала и не исчезла во время ограбления Патриаршей ризницы в ночь на 30 янв. 1918 г. (подробнее: Там же. С. 8-9).

Лит.: Макарий (Миролюбов), архим. Археол. описание церк. древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. Ч. 2. С. 167-168; Филимонов Г. Д. Оклад Мстиславова Евангелия: Разбор древнейших финифтей в России. М., 1861; Кат. рус. эмалей на золотых и серебряных изделиях собр. ГИМ и его филиалов / Сост.: М. М. Постникова-Лосева, Н. Г. Платонова, Б. Л. Ульянова. М., 1962. С. 17, 53-54, 59; Бочаров Г. Н. Прикладное искусство Новгорода Великого. М., 1969. С. 12; Пуцко В. Г. Оклад рус. литургической книги XIV-XVII вв. // Музеѣ примњене уметности. Београд, 1974. Зб. 18. С. 13-14; Макарова Т. И. Перегородчатые эмали Др. Руси. М., 1975. Кат. 111-123. С. 74-79, 116-118. Табл. 21; Стерлигова И. А., сост. Декоративно-прикладное искусство Вел. Новгорода: Худож. металл XI-XV вв. М., 1996. Кат. 13. С. 150-154; она же, сост. Декоративно-прикладное искусство Вел. Новгорода: Худож. металл XVI-XVII вв. М., 2008. Кат. 62. С. 336-339; Уханова Е. В. К вопросу о месте Мстиславова Евангелия в культуре Др. Руси кон. XI - нач. XII вв. // Paleoslavica. Camb. (Mass.), 2006. XIV. P. 5-40; Сарабьянов В. Д., Смирнова Э. С. История древнерус. живописи. М., 2007. С. 104-107. Ил. 102-104; Попова О. С. Миниатюры Мстиславова Евангелия в кругу визант. и рус. искусства XI - раннего XII в. // Анфологион: Власть, общество, культура в слав. мире в Средние века: К 70-летию Б. Н. Флори. М., 2008. С. 370-382.
О. В. Лосева, М. А. Маханько
Рубрики
Ключевые слова
См.также
  • BIBLIA PAUPERUM краткое иллюстрированное изложение библейских сюжетов; жанр назидательной лит-ры
  • ВАСИЛИЯ II МИНОЛОГИЙ древнейший из сохранившихся иллюстрированных греч. агиографических сборников
  • ВУКАНОВО ЕВАНГЕЛИЕ один из древнейших памятников сербского извода церковнославянского языка, книгописания и книжной иллюминации
  • ГАЛИЦКОЕ ЕВАНГЕЛИЕ 1144 г., древнейшая точно датированная славянская рукопись
  • ГЕННАДИЕВСКАЯ БИБЛИЯ первый в истории слав. кириллической письменности полный свод библейских книг Ветхого и Нового Заветов
  • ДРАГАНОВА МИНЕЯ [Зографский трефологий] (кон. XIII в.), праздничная, с месяцесловом и избранными проложными Житиями; памятник болг. языка и лит-ры, муз. культуры, книгописания и книжной иллюминации
  • ДУБРОВСКОГО МИНЕЯ восточнослав. рукопись XI в., фрагмент Праздничной Минеи на июнь
  • ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОМУЧЕНИЦЫ МОНАСТЫРЬ НА СИНАЕ автономный, самоуправляемый, муж., общежительный, расположен в юж. части Синайского п-ова