НОВГОРОДСКАЯ РЕСПУБЛИКА
Том LI, С. 486-528
опубликовано: 22 ноября 2021г.

НОВГОРОДСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Содержание

древнерус. гос-во в Сев.-Западной Руси. Новгород (ныне г. Вел. Новгород) - один из важнейших центров рус. политической, религ., культурной жизни X-XV вв., возник на северо-западе европ. территории совр. России, на р. Волхов, недалеко от ее истока (вытекает из оз. Ильмень), в ключевой точке системы рек Ильменского бассейна, соединявших Новгород с Зап. Двиной (а через нее - с Днепром и Юж. Русью), Чудским оз. и верховьями Волги. Географическое положение Новгорода и природно-климатические условия способствовали очень раннему его включению в систему торговли и международных связей на севере Европы. Он имел доступ как к богатым пушниной территориям Русского Севера, так и к Балтийскому м., с к-рым его связывал путь по Волхову, Ладожскому оз. и Неве.Основание Новгорода словенами. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 3)Основание Новгорода словенами. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 3)

На территории буд. Новгорода в древности располагалась общность новгородских (ильменских) словен - одного из восточнослав. этнополитических объединений. Археологические достоверные слав. памятники появились в Сев.-Зап. Руси в кон. 3-й четв. I тыс. н. э. До этого времени фиксируются памятники др. культурных традиций, этническая характеристика к-рых затруднена; вероятно, они отражают преобладание финно-угорского элемента (Конецкий В. Я. Некоторые вопросы ист. географии Новгородской земли в эпоху Средневековья // НИС. 1989. Вып. 3(13). С. 3-19; он же. Этнокультурные процессы 2-й пол. I тыс. н. э. на Северо-Западе: Итоги и перспективы изучения // У истоков рус. государственности: Ист.-археол. сб. СПб., 2007. С. 256-267). Тесные контакты между славянским и финноязычным населением получили отражение, в частности, в летописных преданиях о совместных действиях словен и финно-угорских этнических групп, чуди и мери.

Археологами не обнаружено никаких свидетельств существования Новгорода ранее X в., формирование древнейших известных усадебных комплексов относится к 30-м гг. X в. (Тарабардина. 2007. С. 10, 12). Согласно разделяемой мн. учеными концепции В. Л. Янина, первоначально (к сер. X в.) сложились 3 поселка, из к-рых впосл. развились 3 древнейших новгородских конца (самоуправлявшиеся административно-территориальные единицы): Славенский, Людин (Гончарский) и Неревский (Янин, Алешковский. 1971). В результате их объединения и появился Новгород. В соответствии с др. теориями Новгород возник как центр княжеской власти, пришедшей с юга, из Киева (Куза. 1975. С. 170-173), или же основан на месте проведения народных собраний «племени» словен и в этом отношении противостоял соседнему Рюрикову городищу, которое изначально было центром княжеской власти, а впосл., вплоть до падения новгородской независимости, там находилась резиденция князя (Флоря. 2012. С. 3-9). По мнению большинства ученых, именно на территории Рюрикова городища находился древнейший Новгород, который упоминается в письменных источниках. Данные топографии совр. города, впрочем, предполагают, что он мог развиться из поселений, существовавших на его территории еще в IX в. (Кушнир И. И. К топографии древнего Новгорода // Сов. Арх. 1975. № 3. С. 179).

Во 2-й пол. X - нач. XI в. Новгород стал важным городским центром, откуда члены правящей династии Рюриковичей распространяли свою власть на соседние территории. Одновременно с XI в. из Новгорода шел постепенный процесс их христианизации и включения в юрисдикцию Новгородской епископии (к XIII в. архиепископии; см. Новгородская и Старорусская епархия), до 30-х гг. XII в. всецело опиравшейся на поддержку княжеской власти.

Новгород установил свою власть над периферией, простиравшейся от верховьев Волги на юге до Белого м. на севере, от берегов Балтийского м. на западе до предгорий Сев. Урала на востоке. Только площадь территории буд. новгородских пятин (адм. единицы, на к-рые была разделена Новгородская земля, по-видимому, уже после присоединения к Москве), т. е. наиболее освоенной части новгородских владений, составляла к кон. XV в. почти 300 тыс. кв. км (Аграрная история Сев.-Запада России: 2-я пол. XV - нач. XVI в. Л., 1971. С. 321). На основании земельных описаний московских чиновников после присоединения Новгорода, предполагается, что общая численность населения Новгородской земли могла достигать в то время 520 тыс. чел. (Там же. С. 321-326). Существуют и др. оценки, напр., 400 тыс. чел. применительно ко 2-й пол. XV в. (Samsonowicz. 1968. S. 76, tab.).

Подчиненная Новгороду территория была основным источником его благосостояния. Опорными пунктами для освоения земель были основанные новгородцами погосты - судебно-податные центры. Отдаленные территории, как правило населенные неслав. народами, могли сначала не включаться непосредственно в адм. плане в состав Новгородской земли, с них лишь собиралась дань (Пермь, Печора, Югра, Терский берег, часть территории современных Эстонии и Финляндии) (Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерус. гос-ва: Ист.-геогр. исслед. М., 1951. С. 69-115).

Под властью Новгорода или в даннической зависимости от него оказалось значительное финноязычное население, среди которого были карелы, водь (вожане), ижора, саамы, вепсы, на какое-то время - эсты. Имена с фин. этимологией нередко встречаются в новгородских берестяных грамотах: по данным на 2007 г., их известно от 40 до 60, что составляет 4-5% всего именослова этих документов (Saarikivi J. Finnic Personal Names on Novgorod Birch Bark Documents // Slavica Helsingiensia. 2007. Vol. 32. P. 196-246). С сер. VIII в. значительное скандинавское присутствие отмечается в низовьях Волхова, где возникло поселение Ладога (в сканд. сагах: Aldeigja, Aldeigjuborg). Скандинавы жили там и позднее, в XI-XII вв., что подтверждается археологическими и антропологическими данными. Исключительно богато сканд. находками основанное уже в IX в. в 2 км южнее Новгорода Рюриково городище. Их обилие и разнообразие свидетельствуют о том, что скандинавы селились там целыми семьями (Носов. 2012. С. 102-118). Вероятно, именно это поселение скандинавы называли Holmgardr, позднее они перенесли это название на Новгород. Первые новгородские князья охотно нанимали варяжские дружины, существенно усиливая этим свои войска. Начиная с XII в. в источниках фиксируются тюрк. имена, носителями к-рых были, вероятно, люди из княжеского окружения - выходцы из Юж. Руси (Гиппиус А. А., Михеев С. М. Заметки о надписях-граффити новгородского Софийского собора. Ч. 3 // ДРВМ. 2011. № 2(44). С. 46; Гиппиус А. А. «Ильдятино селище»: Коммент. к новгородской берестяной грамоте № 71 // Проблемы дипломатики, кодикологии и актовой археографии: Мат-лы XXIV междунар. науч. конф. М., 2012. С. 231-234; Новгородские грамоты на бересте. 2015. Т. 12. С. 99-100). Проживали в Новгородской земле и выходцы из Литовского великого княжества. Никаких данных о дискриминации неславянского населения нет, напротив, в XIV-XV вв. появляются сведения о проникновении представителей карел в новгородскую элиту и о довольно крупном землевладении карел. знати («корельских детей») (Lukin. 2017. Р. 297; Чибисов Б. И. «Дети корельские» в контексте этнической истории Сев.-Зап. Приладожья XV в. // ДРВМ. 2017. № 2(68). С. 18-25).

В результате археологических работ в Новгороде были раскопаны большие участки застройки, что позволяет с известными оговорками предполагать численность его населения для разных периодов истории. Так, в сер. XII в. население Новгорода составляло, по-видимому, ок. 15 тыс. чел., а в 1-й пол. XIV в.- не более 25 тыс. чел. (Лукин. 2012. С. 46). Др. города Новгородской земли и по размеру и по значению уступали Новгороду. Среди них наиболее крупными центрами были Ладога (ныне с. Ст. Ладога), Руса (ныне Ст. Русса) и Торжок (Новый Торг). По сравнению с южнорус. землями Новгородская земля была очень мало заселена и урбанизирована.

Примыкавшее к истоку Волхова ильменское Поозерье характеризовалось благоприятными для ведения сельского хозяйства условиями, хотя в целом плодородие новгородских почв было невысоким. Данные по Поозерью свидетельствуют о том, что чаще всего выращивали: разные виды злаковых культур (ячмень, овес, рожь, пшеницу и др.), а также горох, бобы, чечевицу (Alsleben А. The Plant Economy of Northern Medieval Russia // The Archaeology of Medieval Novgorod. 2012. P. 326-327). Животноводство обеспечивало людей мясной и молочной пищей, тягловой силой и транспортными средствами, а также сырьем для кожевенного и косторезного ремесел. Разводили крупный рогатый скот, свиней, овец, коз и лошадей, а также птицу: кур, уток, гусей (Чернецов А. В., Куза А. В., Кирьянова Н. А. Земледелие и промыслы // Древняя Русь: Город. Замок. Село. М., 1985. C. 225-226).

Археологические находки в Новгороде свидетельствуют о развитии в нем кожевенного, текстильного, гончарного производства, металлургии, металло- и деревообработки, обработки кости и рога (Колчин Б. А. Ремесло // Там же. C. 243-297). В частности, для деревообработки в Новгороде применялась древесина 27 пород, причем нек-рые из них импортировались (Там же. C. 254). Как показывают находки на Рюриковом городище, кожевенное производство было настолько развитым и разнообразным уже в XI - нач. XII в., что исследователи не сомневаются в существовании там профессиональных кожевников и сапожников (Kurbatov A. V. Leather-Working in North-West Russia // The Archaeology of Medieval Novgorod. 2012. P. 405-406). Ремесло было специализированным: в новгородском летописании упоминаются, напр., такие мастера, как котельник или опонник (НПЛ. C. 57). Значительная часть сырья и ремесленной продукции импортировалась. Гончарные мастерские появились в Новгороде только в XIII в., что связывают с изменениями в технологии производства. В более раннее время гончарство имело домашний или полудомашний характер, хотя и тогда часть продукции, очевидно, продавалась на рынке (Brorsson T. Pottery Production in the Novgorod Region: Local Traditions and Foreign Influences // The Archaeology of Medieval Novgorod. 2012. Р. 431-432). Металлообработка (в частности, изготовление ювелирных изделий) активно развивалась в XII-XIII вв., когда в Новгороде расширялся доступ к импортному сырью (Eniosova N., Rehren Th. Metal Melting Crucibles from Medieval Novgorod // Ibid. P. 215, 222).

Благодаря развитой гидрографической сети (особенно это касается Приильменской низменности) важнейшее значение для новгородского хозяйства имело рыболовство. Промысловый лов осуществлялся, по-видимому, в основном с помощью сетей. Рыба упоминается и в новгородских берестяных грамотах, прежде всего как продукт, к-рый служил для выплаты дани. Получило развитие и садоводство (в культурных слоях средневек. Новгорода довольно часты находки косточек вишни и семечек яблок - Monk M., Johnston P. Perspectives on Non-Wood Plants in the Sampled Assemblage from the Troitsky Excavations of Medieval Novgorod // Ibid. P. 311).

С домонг. времени особое место в экономике Н. р. занимала внешняя торговля. Важнейшими экспортными товарами были пушнина (добываемые охотниками в Новгородской земле меха куниц, белок, бобров, а также выдр, лис, медведей, рысей и др.) и воск. Впрочем в торговле воском Новгород играл в основном роль не производителя, а транзитного центра (главными поставщиками экспортного воска были в XIII - нач. XIV в. Смоленская и Полоцкая земли, позднее - Поволжье) (Хорошкевич. 1963. С. 124-127). Импортировались прежде всего ткани и металлы, а также некоторые продукты питания и предметы роскоши.

В раннее время для Новгорода имели большое значение торговые связи со Скандинавией. Ключевая роль в торговых связях на Балтийском м. в X-XII вв. принадлежала о-ву Готланд (Рыбина. 2009. С. 35-40). До кон. XII в. хозяевами там были сканд. купцы. Именно ими на рубеже XI и XII вв. было основано древнейшее представительство иноземного купечества в Новгороде - Готский торговый двор, на территории к-рого имелась католич. ц. во имя св. Олава (Она же. 1986. С. 19). В свою очередь на Готланде был новгородский двор с православной церковью. В этот период новгородские купцы также активно участвовали в торговле на Балтике. Есть археологические свидетельства о торговых связях между Новгородом и слав. Поморьем, а также данные о проживании в одном из крупнейших западнопоморских центров - в Волине русских, вероятно новгородских купцов. В XII в. упоминается о строительстве в Новгороде ц. в честь Св. Троицы «шетициничами» - скорее всего новгородскими купцами, торговавшими с др. крупнейшим поморским центром - Щецином (НПЛ. C. 31).

Впосл. на Балтике появились нем. купцы, они основали колонию на Готланде и арендовали Готский двор в Новгороде, вытеснив оттуда прежних хозяев. К 1191-1192 гг. относится 1-й сохранившийся торговый договор Новгорода с немецкими и готскими купцами. В кон. XII в. основан изначально принадлежавший немцам Немецкий торговый двор, или Двор св. Петра (по названию церкви на нем). Эти дворы стали местами размещения ганзейской конторы в Новгороде - одной из крупнейших наряду с конторами в таких европейских центрах, как Брюгге, Берген и Лондон. Взаимоотношения с Ганзой (немецким союзом торговых городов), контролировавшей торговлю на Балтийском м., были важнейшим фактором новгородской экономики в XIII-XV вв. и источником доходов новгородской элиты.

Первые этапы политической эволюции Сев.-Зап. Руси традиционно связываются с т. н. призванием варягов, о к-ром рассказывается в летописных преданиях. Рассказ представлен 2 основными версиями: Новгородской первой летописью младшего извода (НПЛ младшего извода) и «Повести временных лет» (ПВЛ). Очевиден лит. характер предания, представляющего собой вариант распространенных в средние века легенд о происхождении народа (origine gentis) (Стефанович П. С. «Сказание о призвании варягов» или Origo gentis russorum? // ДГВЕ, 2010. М., 2012. С. 514-583). Но есть основания полагать, что отдельные детали в данном повествовании могут соответствовать исторической реальности. Имена варяжских князей Рюрика, Синеуса и Трувора скорее всего восходят к древнесканд. прототипам IX в. (Schramm G. Altrusslands Anfang: Historische Schlüsse aus Namen, Wörtern und Texten zum 9. und 10. Jh. Freiburg i. Br., 2002. S. 265-273). Сведения о призвании этническими группами Сев.-Зап. Руси варяжских князей могли содержаться в древнейшей части начального летописания. Возможно, однако, что в роли субъекта призвания там выступали только словене (впрочем, это предположение не выходит за рамки гипотезы) (Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов // Он же. История рус. летописания. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 2. С. 205-207; Михеев С. М. Кто писал «Повесть временных лет»? М., 2011. С. 103-104, 213-214; Гиппиус. До и после Начального свода. 2012. С. 54-55). В новгородской традиции (летописях новгородско-софийской группы и перечне посадников) также сохранилось предание о словенском правителе Гостомысле. Хотя сюжет с Гостомыслом в совр. историографии часто считается заимствованным из поздних устных преданий (Кучкин В. А. «Съ тоя же Каялы Святоплъкъ…» // RM. 1995. Bd. 8. N 1. S. 101; Лурье Я. С. Россия древняя и Россия новая. СПб., 1997. С. 76-77; Янин. 2003. С. 65-66) и его следует признать в значительной степени легендарным и анахроничным, были выдвинуты текстологические, лингвистические и исторические аргументы в пользу того, что его основа возникла не позднее XI-XII вв. и в нем могли сохраниться некоторые исторически достоверные детали (Васильев В. Л. Архаическая топонимия Новгородской земли: (Древнеслав. деантропонимные образования). Вел. Новг., 2005. С. 167-168; Горский А. А. К вопросу о происхождении слав. населения Новгородской земли // От Др. Руси к новой России: Юбил. сб., посвящ. Я. Н. Щапову. М., 2005. С. 88-89; Гиппиус. До и после Начального свода. 2012. С. 48).

Летописная традиция, материалы археологических раскопок и данные о др. слав. территориальных общностях позволяют предполагать, что словене владели определенной территорией, у них была социальная дифференциация (в частности, выделился слой знати, летописных «лучших мужей»), существовали элементы политической власти (вероятно, князья и народные собрания, ведущую роль на к-рых играла знать) и военной организации (Лукин. 2018. С. 63-88). Постепенно упоминания о словенах исчезали из источников, а население Новгорода и Новгородской земли стали обозначать политонимом «новгородцы».

Под 947 г. в начальной летописи говорится об установлении блгв. кнг. Ольгой (Еленой) в ходе ее поездки в Новгород погостов по р. Мсте для сбора дани (НПЛ. C. 113; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 60). Новгород показан здесь как центр княжеского властвования над прилегающими территориями. Примерно этим же временем датируются и первые мостовые в Новгороде, свидетельствующие о формировании в нем городской структуры. Последние исследования показали, что, возможно, тогда же были возведены и древнейшие стены Новгородского кремля (Детинца) (Олейников О. М. Вел. Новгород. Детинец // Города, поселения, некрополи: Раскопки 2016. М., 2017. С. 126-131; Олейников О. М., Долгих А. В. Новые данные по датированию оборонительных укреплений у Пречистенской башни Новгородского детинца // Новгород и Новгородская земля. СПб., 2018. Вып. 31. С. 176-181; вопрос о времени возведения первых укреплений в новгородском Детинце спорен, см.: Родионова М. А., Антипов И. В. Новгородский детинец и Владычный двор в XI-XV вв.: (По данным археол. исслед.) // Новгородский детинец и Владычный двор в XI-XV вв. СПб., 2017. С. 226-236).

В 1-й пол. X в. Киевские князья начали сажать на княжение в Новгородской земле своих сыновей. Первое свидетельство об этом имеется в сочинении визант. имп. Константина VII Багрянородного «Об управлении империей», согласно к-рому в «Немогарде» (Новгороде) сидел кн. Святослав Игоревич (Константин Багрянородный. Об управлении империей: (Текст, пер., коммент.). М., 1989. С. 44-45).

Под 970 г. в летописи говорится об определенной политической активности новгородцев (НПЛ. C. 121; ПСРЛ. T. 2. Стб. 57). Возможно, уже в это время новгородцы начали собираться на вече: ко времени новгородского княжения св. равноап. кн. Владимира (Василия) Святославича сканд. сага об Олаве I Трюггвасоне относит созыв «тинга» - народного собрания (Saga Óláfs Tryggvasonar aff Oddr Snorrason munk. København, 1932. Kap. 8). Тем не менее и в это время высшая власть в Новгороде принадлежала Киевскому князю, который управлял Новгородом через назначаемых им должностных лиц - посадников, в их роли могли выступать не только князья и бояре, но и его родственники. Так, после вокняжения в Киеве Владимир Святославич назначил посадником в Новгороде своего дядю по материнской линии Добрыню (НПЛ. C. 128; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 79). Позднее князь отправлял в Новгород своих старших сыновей: сначала Вышеслава, потом, после смерти последнего,- Ярослава (Георгия) Владимировича Мудрого. Следов., хотя во 2-й пол. X в. новгородцы могли в каких-то случаях проявлять политическую инициативу, Новгород оставался под властью князей. В летописи сохранились упоминания о даннической зависимости Новгородской земли от Киева еще со времен первых Киевских князей (согласно последнему исследованию, соответствующее известие попало в начальное летописание не позднее XI в.) (НПЛ. C. 107; ПСРЛ. T. 1. Стб. 23-24; см.: Стефанович П. С. Загадочное известие летописи: Древнейшая дань из Новгорода в Киев // НИС. 2011. Вып. 12(22). С. 3-33). Впоследствии дань, которую собирали новгородские князья с подвластной им территории, составляла 3 тыс. гривен, ее отправляли в Киев на содержание войска («гридей»).

В кон. X в. состоялось крещение новгородцев, произошло искоренение языческих культов и была учреждена Новгородская епископия, что подтверждают новгородские летописи, вероятно восходящие ко 2-й пол. XI в. (НПЛ. C. 159-160; ПСРЛ. T. 4. Ч. 1. С. 90-91; Т. 42. C. 55). В новгородское княжение Ярослава Владимировича Мудрого делается попытка начать чеканку в Новгороде собственной серебряной монеты (Янин. 2008. С. 35-36).

Правление блгв. кн. Мстислава Владимировича в Новгороде. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 132)Правление блгв. кн. Мстислава Владимировича в Новгороде. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 132)После кончины св. равноап. кн. Владимира Святославича († 15 июля 1015) между его сыновьями началась кровавая междоусобица, в к-рой активное участие принял и Ярослав Владимирович, стремившийся овладеть киевским столом. После получения сообщения о смерти отца он созвал вече «на поле», на к-ром новгородцы, незадолго до того расправившиеся со мн. нанятыми новгородским князем варягами на «Поромони дворе», согласились отправиться вместе с ним в поход. Было собрано войско из 4 тыс. новгородцев и 1 тыс. нанятых варягов (НПЛ. С. 174-175; ср.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 140-141). Это первое прямое упоминание новгородского веча в древнерусском источнике. Вече было созвано в явно экстраординарной ситуации; нет подтверждений того, что это был постоянно действующий орган власти или хотя бы регулярно созываемое собрание. В то же время очевидно, что без согласия новгородцев князь не мог принять важнейшего решения о мобилизации войска с их участием.

В 1016 г. Ярослав Владимирович одержал победу над Святополком при Любече и овладел Киевом, однако через 2 года он потерпел поражение в битве на р. Буг и бежал в Новгород. Оттуда он намеревался отправиться «за море» (очевидно, в Скандинавию), однако по инициативе посадника Константина Добрынича (двоюродного дяди князя) и новгородцев был объявлен чрезвычайный сбор средств, в результате к-рого вновь наняли варягов и собрали большое войско (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 143). Тем не менее автономных от князя институтов или должностных лиц в Новгороде в это время не обнаруживается. Складывается лишь коллектив горожан во главе со знатью, среди к-рой видное место занимает посадник, тесно связанный с князьями Рюриковичами. В кризисных ситуациях, в т. ч. в моменты резкого ослабления княжеской власти, горожане демонстрируют политическую самостоятельность, ярким проявлением которой являются вечевые собрания. Они служат площадкой для выдвижения требований к князю или совместного решения с ним острых вопросов, волнующих новгородцев.

Во второе княжение Ярослава Владимировича в Киеве (1019-1054) Новгородом управлял его старший сын блгв. кн. Владимир Ярославич, умерший прежде отца († 1052). В это время были построены кафедральный Софийский собор и укрепления Детинца, впервые прямо упомянутые в летописи (НПЛ. C. 181). В летописях новгородско-софийской группы сохранилось известие о создании в 1030 г. в Новгороде школы, в которую были приняты 300 учеников (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 113; Т. 42. C. 63).

После кончины Владимира Ярославича Новгородом управляли внук Ярослава Мстислав Изяславич и посадник Остромир (Иосиф) (заказчик знаменитой рукописи Евангелия, получившей его имя, см. ст. Остромирово Евангелие), причем новгородским князем считался, видимо, Киевский кн. Изяслав (Димитрий) Ярославич (Кучкин В. А. «Слово о полку Игореве» и междукняжеские отношения 60-х гг. XI в. // ВИ. 1985. № 11. С. 22-23).

Под 1071/72 г. в начальном летописании рассказывается о серьезном конфликте, разразившемся в Новгороде, когда там княжил др. внук Ярослава Мудрого Глеб Святославич. Явившийся в Новгород волхв выдавал себя за божество и «хулил» христ. веру. На его сторону встали «людье вси», а правосл. владыку Феодора поддержали кн. Глеб и его дружина. Кн. Глеб взял топор и зарубил им волхва, люди после этого разошлись (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 180-181; НПЛ. Т. 3. C. 196; Лукин. 2018. С. 131-164). Это повествование, с одной стороны, свидетельствует о сохранявшихся еще пережитках язычества в новгородском обществе, с другой - о том, что серьезной конкуренции христианизации язычество составить не могло. Вопреки встречающимся в лит-ре оценкам никаких реальных фактов, к-рые говорили бы о сохранении в Новгороде к.-л. сильных языческих традиций в более позднее время, нет.

Князья Глеб Святославич (1068-1078) и Давид Святославич (1094-1095) были изгнаны новгородцами. Особенно любим новгородцами был княживший в Новгороде с детства старший сын блгв. кн. Владимира (Василия) Всеволодовича Мономаха блгв. кн. Мстислав (Феодор) Владимирович (1088-1094, 1095-1117), в 1102 г. они добились в Киеве оставления его на новгородском столе. Вероятно, именно в княжение Мстислава Владимировича в Новгороде возникало независимое от князя посадничество. Посадники нового типа не назначались князем, а избирались самими новгородцами (Янин. 2003. С. 84-88). Среди них ведущую роль играла аристократическая элита. Тогда же княжеская резиденция окончательно перенесена из Новгорода на Рюриково городище. Однако и в это время Киев в целом сохранил контроль над Новгородом: могущественный Киевский кн. Владимир Мономах привел к присяге новгородских бояр и назначил в Новгород своего, княжеского посадника (1118, 1120).

Новгород в XIV-XV вв.Новгород в XIV-XV вв.Положение изменилось после смерти Владимира Мономаха в 1125 г. Сначала посадничество окончательно оказалось в руках новгородцев, а в 1132 г. новгородский кн. Всеволод (Гавриил) Мстиславич (1117-1136) был лишен новгородского стола после неудачных боевых действий на юге Руси (НПЛ. C. 22-23). В мае 1136 г. состоялось новое изгнание этого князя (Там же. С. 24). Вечевое собрание новгородцев, а также представителей 2 новгородских «пригородов» (городских центров, подчиненных Новгороду) - Пскова и Ладоги выдвинули против князя политические обвинения и заключили его под стражу в епископский двор.

Событиям 1136 г. в историографии часто приписывалось исключительное значение, иногда их называли даже революцией (Греков. 1929; Лихачев. 1986), в результате к-рой, как считалось, возникла независимая Н. р. Эта теория перестала быть общепринятой после публикации работ Янина, в которых он доказывал, что в 1136 г. лишь окончательно утвердился принцип «вольности в князьях» (Янин. 2003. С. 105). Действительно, формирование таких республиканских политических институтов, как вече и независимое от князя посадничество, началось ранее 1136 г. По мнению Янина, еще при Всеволоде возник совместный суд князя и новгородского посадника, что существенно ограничивало полномочия первого (Он же. 2008. С. 48). Однако формирование республиканского (коммунального) политического строя в Новгороде отнюдь не завершилось в домонг. время.

Тем не менее именно после 1136 г. князь утратил в Новгороде ряд своих прерогатив, явно выросло влияние и значение веча (Флоря. 2006. Новгородская земля. С. 131-132). Новгородцы теперь сами принимали решение о приглашении князя из той или иной ветви Рюриковичей (как правило, приглашались князья из наиболее могущественных земель: Киевской, Черниговской, Суздальской и Смоленской). Были ситуации, когда новгородцы действовали достаточно самостоятельно, но иногда им приходилось мириться с волей могущественного князя и, по-видимому, просто оформлять его волю своим одобрением на вече. Без князя Новгород также не хотел и не мог обходиться: он нуждался в его военной поддержке.

Принципиально важно формирование в Новгороде уже в XII в. (особенно начиная со 2-й половины) представлений об особом статусе своего политического образования - о своей «вольности» - и признание в определенной степени этого статуса князьями Рюриковичами. Князь воспринимался не как монарх, а как должностное лицо; новгородцы имели право его менять по собственной воле.

В 1156 г. произошла еще одна очень существенная перемена в политическом строе Новгорода. Если раньше Новгородские владыки избирались на кафедру княжеской властью, а потом поставлялись митрополитом Киевским, то после смерти архиеп. свт. Нифонта новый владыка свт. Аркадий был избран новгородцами, очевидно на вече (НПЛ. C. 29, 30). К 1193 г. относится 1-е прямое летописное известие о процедуре избрания архиепископа с помощью жребия на престоле Софийского собора (НПЛ. С. 231-232; о достоверности этого известия см.: Гиппиус. 1997. С. 26). Впоследствии такой порядок избрания владыки становится постоянным (с незначительными видоизменениями). Последовательное избрание архиепископов по жребию из 3 кандидатов упоминается в летописи только с сер. XIV в. (Paul M. C. Episcopal Election in Novgorod, Russia 1156-1478 // Church History: Studies in Christianity and Culture. 2003. Vol. 72. N 2. Р. 259). Избрание владыки в самом Новгороде превращало его в одного из выборных должностных лиц, что представляло собой еще один важный шаг на пути формирования республиканской политической организации.

Существенными элементами политической жизни Новгорода стали противостояние и ожесточенная борьба между группировками, ориентировавшимися на тех или иных князей. Как правило, эти группировки носили кланово-территориальный характер: их возглавляли представители знати, часто связанные родственными узами; они опирались на жителей определенных сторон - Софийской и Торговой (2 частей Новгорода, разделенных р. Волхов), концов (районов Новгорода) или улиц. Если стороны были в основном территориальными понятиями, то концы и улицы представляли собой самоуправляющиеся территориальные единицы, а их полноправные жители являлись политическими коллективами. В раннее время существовали 3 конца (Неревский и Людин на Софийской стороне, Славенский - на Торговой). Завершение формирования кончанской системы относится, по-видимому, к кон. XIII в., когда складываются Плотницкий конец на Торговой стороне и Загородский на Софийской (Дубровин. 2016. С. 231-235), однако сама кланово-территориальная основа внутриполитической борьбы и др. взаимодействий в Новгороде прослеживается уже с XII в.

В XV в. известны кончанские печати: в Людином и Славенском концах оформились собственно кончанские буллы, в других применялись буллы, связанные с соответствующими концами мон-рей (Актовые печати. Т. 2. С. 134-138).

Важным фактором противостояния между различными кланово-территориальными группировками знати была борьба за доступ к ресурсам. Поскольку раздачей земель в кормления (для суда и управления) представителям новгородской знати ведали князь и посадник, постольку весьма ожесточенной была борьба за приглашение «своего» князя и избрание «своего» посадника между различными группировками.

В 1219 г. впервые прямо упоминаются кончанские веча (НПЛ. С. 58, 259). Выстраивается, т. о., иерархия политических собраний в Новгороде: от локальных - к общегородскому. В XV в. упоминаются также уличанские собрания и должностные лица - кончанские посадники и уличанские старосты, которые, очевидно, избирались на кончанских и уличанских собраниях.

Серьезным испытанием для Н. р. стала война с могущественным Суздальским блгв. кн. Андреем Юрьевичем Боголюбским. В февр. 1170 г. войска, отправленные кн. Андреем, осадили Новгород, Новгородская земля была разорена, мн. жители сел были захвачены в плен. Однако 22 февр. в решающей битве осаждающие были разбиты и вынуждены отступить (НПЛ. C. 33; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 361-362; T. 2. Стб. 353-354). Впрочем, когда вскоре в Новгородской земле резко повысились цены на основные продукты (как предполагается, из-за блокады, организованной Андреем Боголюбским), новгородцы вынуждены были просить мира. События 1169-1170 гг. послужили основой предания о спасении Новгорода благодаря чуду от иконы Божией Матери «Знамение», в которую суздальцы попали стрелой, и тогда свыше на них была послана тьма, из-за которой они, не видя неприятеля, стали сражаться друг с другом и в результате потерпели поражение. Эта икона стала самой почитаемой в Н. р. и символом единства новгородцев, зримо подкреплявшим их коллективную идентичность. Впоследствии стали писать иконы, посвященные уже самому чуду от иконы «Знамение» (Конявская. 2009).

Важным этапом на пути формирования республиканских политических институтов в Н. р. и соответствующего самосознания новгородцев стали 80-90-е гг. XII в. В течение большей части этого времени новгородским князем был Ярослав Владимирович (1181-1184, 1187-1196, 1197-1199) - правнук Владимира Мономаха, но при этом свойственник и ставленник кн. владимирского (Владимира-на-Клязьме) Всеволода (Димитрия) Юрьевича Большое Гнездо (существует мнение об относительной самостоятельности политики Ярослава: Гиппиус. 2005. С. 11-25).

Между 1185 и 1191 гг. должность тысяцкого - прежде служилого человека новгородского князя - становится республиканской магистратурой, а сами тысяцкие отныне, как и посадники и архиепископы, избираются на вече (Янин. 2003. С. 158; Leuschner. 1980. S. 89; Кучкин. 2017. С. 9-11; ср.: Бассалыго. 2008). В историографии господствует обоснованное Яниным представление о том, что первоначально тысяцкие почти всегда избирались из представителей небоярского населения (Янин. 1977. С. 228), но высказывалось и мнение о том, что и первые республиканские тысяцкие могли быть боярами (Leuschner. 1980. S. 91-93; Мартышин. 1992. С. 205-206; Кучкин. 2017). Под контролем Новгорода оказалась вся децимальная (десятичная) орг-ция с ее разнообразными функциями и подведомственным ей сотенным населением, на к-рую ранее оказывал влияние князь.

Возможно, именно в 90-х гг. XII в. (или несколько позже) возникла должность архимандрита Новгородского, главы организации черного духовенства, являвшегося одновременно настоятелем Юрьева новгородского мужского монастыря. Как и владыка, он избирался на вече (1-е упоминание о таком избрании - под 1226) (степень зависимости новгородских архимандритов от владык - вопрос дискуссионный, см.: Мартышин. 1992. С. 215-217).

Т. о., оформляется верхний уровень новгородской администрации, представленный архиепископом, посадником, тысяцким и архимандритом (см. об этом: Кучкин. 2017; Янин. 2008. С. 164-176). Важнейшую роль среди них играл посадник. Он был высшим должностным лицом Новгорода, возглавлял городскую власть и войско, заключал договор с князем, вел дипломатические переговоры, вместе с князем вершил суд. Тысяцкий представлял в городском управлении торгово-ремесленное население, ведал судом по торговым делам, отвечал за отношения с нем. купечеством. Архиепископ помимо руководства церковными делами участвовал в принятии всех важнейших внутри- и внешнеполитических решений. Как лицо, относительно независимое от территориальных кланов, он мог выступать в роли миротворца. В более позднее время, особенно в XIV-XV вв., влияние архиепископов усилилось еще больше. Владыка был хранителем владычной казны - фактически общегос. фонда. Также не только церковные, но и административно-политические функции исполняли владычные наместники, назначавшиеся в стратегически важные районы Новгородской земли.

Освобождение Пскова от немцев, чуди и др. захватчиков войсками блгв. кн. Александра Ярославича Невского. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.233. Л. 932)Освобождение Пскова от немцев, чуди и др. захватчиков войсками блгв. кн. Александра Ярославича Невского. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.233. Л. 932)Четкого разделения функций между должностными лицами не было, скорее существовало довольно приблизительное распределение сфер преимущественной компетенции. Все важнейшие решения принимались архиепископом, посадником и тысяцким совместно, а если какие-либо вопросы представляли интерес для всех новгородцев, то обсуждались и утверждались на вече. Тогда же, по-видимому, важные полномочия получило «иванское» купечество (объединение купцов вокруг ц. св. Иоанна Предтечи на Опоках на Торговой стороне) во главе с «иванским старостой» (со 2-й пол. XIII в. было уже 2 чел. в этой должности). «Иванские» купцы осуществляли контроль над эталонными весами - «мерилами» и участвовали в торговом суде. В пользу храма св. Иоанна на Опоках поступала и часть пошлин из некоторых новгородских «пригородов». В более позднее время купеческие старосты также играли существенную роль в политической и экономической жизни Новгорода. В частности, они участвовали в переговорах с зарубежными партнерами, затрагивавших интересы новгородских купцов. В XII - нач. XIII в. существовало еще одно купеческое объединение - «заморских» купцов, торговавших с западнослав. Поморьем и Скандинавией. Его патронатным храмом была ц. св. Параскевы на Торгу. Позднее, однако, сведения о «заморских» купцах не встречаются. Возможно, как предполагает Б. Н. Флоря, «заморское» купечество слилось с «иванским», но очень вероятно, что тут сыграли свою роль и монополизация Ганзой торговли на Балтике, и соответственно утрата новгородскими купцами своих позиций в экономических контактах с этими регионами (Флоря. 1999; Он же. 2015).

Противостояние войск блгв. вел. кн. Александра Ярославича Невского и ливонских рыцарей у Чудского оз. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.233. Л. 936 об.)Противостояние войск блгв. вел. кн. Александра Ярославича Невского и ливонских рыцарей у Чудского оз. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.233. Л. 936 об.)В идеологической сфере тенденция к укреплению республиканского строя проявилась в выражении «весь Новгород» применительно к полноправному населению Новгорода и в использовании в этом же значении словосочетания «все новгородцы» (одно из самых первых упоминаний «всего Новгорода» - в Церковном уставе кн. Всеволода, соответствующий фрагмент датируется, по-видимому, 80-ми гг. XII в. (ДРКУ. С. 155; Флоря. 1999)). Такие обозначения подчеркивали единство новгородцев при принятии решений, что было весьма существенно в раздираемом противоречиями между различными группировками Новгороде, где власть князя имела меньшее значение, чем это было в большинстве др. рус. земель (Севастьянова. 2011. С. 87-89; Лукин. 2017). На рубеже XII и XIII вв. в новгородских источниках становится обычной патрональная формула «Бог и Святая София», в к-рой Святая София понимается как объединяющая новгородцев святыня-покровительница (Хорошев. 1998; Гиппиус. 2009).

Смена князей на новгородском столе сопровождалась присягой на вече «на всеи воли новгородьстеи и на всех грамотах Ярославлих», князья обязывались выполнять требования новгородцев, что подкреплялось крестоцелованием или целованием иконы Божией Матери (НПЛ. C. 67, 68, 70). Т. о., князья должны были торжественно и публично признать особый, «вольный», статус Новгорода, заключить с ним договор («ряд»), обоснованием его были некие документы - «Ярославли грамоты». Тексты их не сохранились, относительно как их содержания, так и того, кем был Ярослав, издавший грамоты, в историографии нет единого мнения (наиболее распространенная т. зр. связывает их с Ярославом Мудрым - Петров. 2003. С. 71-87). Независимо от содержания «Ярославлих грамот» и даже от самого факта их существования апелляции к ним представляют собой важное свидетельство институционализации социально-политического строя Н. р.

В 20-х гг. XIII в. во внутренней политике Н. р. в основном преобладала просуздальская партия, новгородский князь Ярослав (Феодор) Всеволодович в отличие от своих предшественников не отказывается от своего «отчинного» княжества - Переяславского и посещает Новгород лишь в случае необходимости (в связи с военными действиями) (Янин. 2008. С. 111). В этом можно проследить новую тенденцию, к-рая получит полное развитие уже после монг. нашествия на Русь.

Новгород не был разорен в ходе Батыева нашествия на Русь в 1237-1240 гг., но, как и др. рус. земли, вынужден был признать владычество Монгольской империи, а впосл.- Орды. В 1236 г. Ярослав Всеволодович при помощи новгородцев вокняжился в Киеве, а в Новгороде оставил своего 15-летнего сына Александра (см. Александр Ярославич Невский), к-рому вскоре пришлось столкнуться с очень серьезными вызовами. В 1240-1242 гг. Новгород подвергся агрессии со стороны Швеции и ливонского отд-ния Тевтонского ордена. Особенно опасным было вторжение ливонских рыцарей, захвативших Псков, построивших крепость в Копорье и подходивших на расстояние более 30 км к самому Новгороду. Под рук. кн. Александра Ярославича новгородцам удалось отбить оба нападения (Невская битва 1240 г., Ледовое побоище 1242 г.). Однако к сер. XIII в. Новгород утратил свое влияние в Прибалтике и на территории совр. Финляндии, к-рые оказывались под контролем ордена и переставали платить дани Новгороду.

В 1259 г. в Новгород для проведения переписи («числа») прибыли монг. переписчики (численники). На основе этой переписи, как и в др. частях империи, должна была собираться дань. Для этого им при помощи Александра Ярославича, являвшегося тогда Владимирским великим князем, пришлось преодолеть сопротивление рядовых новгородцев, для к-рых бремя выплаты дани было особенно тяжким.

В княжение Александра Невского фактически установился новый порядок во взаимоотношениях Новгорода и княжеской власти: отныне новгородцы признают верховную власть Владимирских, а потом Московских вел. князей. Князья в XIV-XV вв. перестали лично участвовать в управлении, а присылали в Новгород наместников, к-рые их представляли. Реальный объем власти княжеских наместников в Новгороде не вполне ясен, но по данным XIV в. известно, что они вместе с подчиненными им людьми могли выполнять полицейские функции. Начиная с 60-х гг. XIII в. письменно фиксируются ограничения княжеской власти в Н. р. (договорные грамоты Новгорода с кн. Ярославом Ярославичем - ГВНиП. № 1-3. С. 9-13).

Во 2-й пол. XIII - XV в. происходило усложнение социального строя, что нашло отражение в терминологии. В домонг. время население Новгорода называлось в источниках «новгородцами», выделялась только элита, причем слово «боярин» использовалось эпизодически, а преобладали такие словосочетания, как «вячшие», «передние», «лучшие», «старейшие» «мужи». Происхождение элиты представляет собой спорный вопрос: по концепции Янина, новгородское боярство происходило из местной «родовой» знати; согласно иной т. зр., изначально новгородскими боярами были «осевшие» в Новгороде княжеские служилые люди, дружинники (см.: Стефанович П. С. Бояре, отроки, дружины: Военно-политическая элита Руси в X-XI вв. М., 2012. С. 494-503).

Встречается также деление горожан на «огнищан», «гридьбу» и «купцов». Существует мнение, согласно к-рому это были особые категории населения, связанные с князем, но более вероятным представляется, что эти понятия характеризовали всех свободных полноправных новгородцев: «огнищане» - аристократическую элиту, «гриди» - воинов, «купцы» - торгово-ремесленное население (отдельного обобщающего термина для обозначения ремесленников в Новгороде не существовало: ремеслом и мелкой торговлей обычно занимались одни и те же люди).

В 10-х гг. XIII в. впервые упоминаются «меньшие», или «молодшие», люди, позднее также - «простая чадь». «Вячшие», «меньшие» и др. подобные категории не представляли собой четко структурированные сословные группы, эти характеристики могли применяться к людям разного происхождения, но отличавшихся по своему положению в обществе.

После сер. XIII в. появляются новые социальные обозначения: «черные люди» (свободное непривилегированное население; 50-е гг. XIII в.) и «житьи люди» (букв.- «зажиточные», не принадлежавшие к боярской аристократии землевладельцы, возможно изначально занимавшиеся торговлей; 2-я пол. XIV в.). Понятие «купцы» утрачивает прежнее значение и начинает применяться к собственно торговцам. В XIV-XV вв. применительно к аристократической элите последовательно используется понятие «бояре». Несомненно, что важную роль в общественно-политической жизни Новгорода играло духовенство, к-рое иногда указывается как отдельная социальная группа («попы и игумены») в новгородских источниках неактового характера (изредка упоминаются также «софьяне» или «клирошане» - клирос новгородского Софийского собора).

Все эти категории населения принадлежали к политической общности новгородцев - членов кончанско-уличанских общин - и вплоть до падения Н. р. имели право участвовать в высшем органе власти - вече (см. подробнее: Лукин. 2018).

Лица, не принадлежавшие к числу полноправных горожан, от политической жизни в Н. р. были фактически отстранены и в вече не участвовали. Это относится к сельскому населению (к-рое или оказывалось в зависимости от частных землевладельцев, или по-прежнему было объектом совместной эксплуатации со стороны новгородских горожан во главе с боярской аристократией), а также к холопам. Лишь эпизодически в вече могли участвовать представители новгородских «пригородов». Т. о., реальное участие в политической жизни принимала лишь меньшая часть населения Новгородской земли.

Новгородский политический коллектив, от имени к-рого вече и избиравшиеся им должностные лица осуществляли управление и вершили суд, не позднее 30-х гг. XIV в. получил более торжественное наименование - Великий Новгород или «весь Великий Новгород». Это же наименование - Великий Новгород - закрепилось как офиц. название Н. р. (ранее таковым было Новгород). Позднее появились наименования «Господин Великий Новгород», а еще позднее - «Господин государь (господарь) Великий Новгород», к-рые отражали могущество и самостоятельность Н. р.

Оформилась республиканская символика: в кон. XIV - нач. XV в. символом новгородских вольностей становится вечевой колокол; во 2-й пол. XIII в. появилась печать «всего Новгорода», позднее - «новгородская печать и посадничья» (XIV в.), «печать Великого Новгорода», «печать новгородская» (XV в.). Надпись «Великого Новагорода» помещается на оборотной стороне монет, чеканка которых начинается в Новгороде с 1420 г. Происходит кодификация общегородского права: в XV в. принята Новгородская судная грамота (в существующей редакции 1471 г.), регламентирующая устройство суда и судопроизводства. С одной стороны, в ней провозглашалось требование судить «всех ровно, как боярина, так и житьего, так и молодчего человека», с другой - представителями концов в суде высшей инстанции («у докладу») имели право быть только бояре и «житьи люди». Сам же суд высшей инстанции должен вершиться «во владычне комнате», т. е. под контролем архиепископа (ПРП. Вып. 2. С. 212, 215).

Боярство превратилось в элиту, к-рой принадлежало монопольное право на занятие высших постов: посадника и тысяцкого. Политическое могущество бояр базировалось на экономическом фундаменте. Ко 2-й пол. XV в. уже более 90% «коренных» новгородских земель, ставших после присоединения к Москве территорией пятин, оказалось во владении бояр, а также «житьих» и корпораций Церкви. Пользуясь своими ресурсами, бояре манипулировали рядовыми горожанами, влияя на решения веча. В XIV-XV вв. в Н. р. появляется и все большее значение приобретает «господа» (т. н. совет господ). Изначально это было неформальное совещание высших должностных лиц и представителей новгородских концов, но постепенно произошло превращение его в политический институт, в рамках к-рого готовились проекты решений перед вынесением их на вече или принимались такие решения, в случае если они не вызывали протеста со стороны новгородцев. Возникновение «господы» можно расценивать, с одной стороны, как шаг на пути дальнейшего развития и укрепления республиканских институтов («господа» может быть сопоставлена с советами западноевроп. коммун и городских республик), с другой - как проявление усиления олигархических тенденций. Тем не менее процесс этот был еще далек от завершения. Основная масса полноправных горожан не была отстранена от участия в политической жизни, прежде всего в вече, вплоть до падения независимости Новгорода. Формально они входили вместе с представителями элиты в политическое сообщество, именовавшееся Великим Новгородом. Новгородцы дорожили своим статусом «мужей вольных», и эта вольность признавалась соседями и партнерами Новгорода (Лукин. 2018. С. 378-398, 522-538).

Высшие республиканские магистратуры также переживали в этот период значительные изменения. Согласно гипотезе Янина, с нач. XIV в. срок пребывания на посту посадника ограничивался одним годом. С нач. 60-х гг. XIV в. избирали уже не одного, а 6 посадников, к-рые представляли городские концы (2 - Плотницкий, по одному - все остальные). Из них каждый год избирали главного, степенного посадника (от слова «степень» - помост, трибуна на вечевой площади, где во время собрания находился посадник). Во 2-й пол. 10-х гг. XV в. количество посадников достигло 18, а срок полномочий степенного посадника сократился до полугода. В 1423 г. число посадников было увеличено до 24 чел., в 1463 г.- до 36 чел., к посадничеству получили доступ практически все боярские семьи, и т. о. окончательно сформировалась боярская олигархия. Похожая ситуация сложилась и для института тысяцких. С посл. трети XIV - нач. XV в. действовали одновременно 6 тысяцких, также представлявших концы, во главе со степенным тысяцким; после реформы 10-х гг. XV в.- 8. Отдельные аспекты этой концепции вызывали критику, и многое в истории новгородских магистратов остается дискуссионным (Янин. 2003; Он же. 1991. С. 10-78; ср.: Зимин А. А. [Рец. на:] Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962 // Сов. Арх. 1963. № 3. С. 275-278; Мартышин. 1992. С. 174-210; Линд. 1997).

В XIV-XV вв. Н. р. оказалась между 2 великими державами Вост. Европы того времени: Великим княжеством Литовским (ВКЛ) и Московским великим княжеством. Противостояние между ними в конечном счете и предопределило судьбу Н. р. Существенную роль для Новгорода играли также отношения с Тевтонским орденом. Из рус. земель наибольшее значение для Новгорода имели контакты с Тверью и Псковом. Последний, хотя и продолжал считаться формально «молодшим братом» Новгорода, в этот период стал самостоятельной республикой и проводил фактически независимую внутреннюю и внешнюю политику. Тем не менее Псков оставался в церковной юрисдикции Новгородской кафедры: в Пскове не было своего архиерея (попытки добиться от митрополита поставления в свой город епископа в 1331 и 1464 закончились для псковичей неудачно).

Новгородским элитам достаточно длительное время удавалось балансировать между Москвой и Литвой. Одним из проявлений этой политики было предоставление служилым князьям из ВКЛ или земель, находившихся под властью или контролем Москвы, кормлений в «пригородах» для усиления военного потенциала Новгорода. При этом служилые князья должны были выполнять условия, которые перед ними ставил Новгород, в противном случае они лишались своих кормлений (Krupa K. Książęta litewscy w Nowgorodzie Wielkim do 1430 r. // Kwartalnik Historyczny. Warsz., 1993. N 1. S. 29-46; Янин. 1998. С. 90-101). Тем не менее оба государства вынашивали планы закрепления республики в своей сфере влияния. Так, в 1398 г. между ВКЛ и Тевтонским орденом был заключен Салинский договор, в соответствии с которым орден обязывался помочь вел. кн. Литовскому Витовту овладеть Новгородом, а за это Витовт обещал в свою очередь ордену захватить Псков (Kolankowski L. Dzieje Wielkiego księstwa Litewskiego za Jagiellonów. Warsz., 1930. T. 1: 1377-1499. S. 63-64; Kubon S. Die Außenpolitik des Deutschen Ordens unter Hochmeister Konrad von Jungingen (1393-1407). Gött., 2016. S. 110-113). Этим планам не суждено было сбыться (из-за поражения Витовта в 1399 в битве на Ворскле и испортившихся в результате восстания в Жемайтии отношений между Литвой и орденом). Однако ВКЛ и после этого проявляло активность на новгородском направлении, отношение к этому новгородцев было неоднозначным, среди новгородской элиты сформировалась пролитовская партия.

Непростыми были отношения Новгорода и с Москвой. По мере усиления и территориального роста Московского великого княжества оно стало все последовательнее осуществлять давление на Н. р. Московские великие князья стремились потеснить новгородцев в значимых со стратегической и экономической точек зрения районах Русского Севера и придать своему формальному сюзеренитету над Н. р. реальное значение. Между Москвой и Новгородом неоднократно вспыхивали конфликты, сопровождавшиеся вооруженным противостоянием.

Немалую роль начиная с сер. XV в. играли и церковные противоречия, связанные с двойственной позицией Новгородских архиепископов в вопросе о судьбе рус. митрополии. С одной стороны, Новгородские владыки традиционно поставлялись в Москве и находились в каноническом подчинении Киевских (с 60-х гг. XV в.- Московских) митрополитов. С другой стороны, еще в 10-х гг. XV в. новгородские послы принимали участие в Констанцском соборе в составе делегации митрополита Киевского Григория Цамблака, избранного по инициативе Витовта для правосл. епархий ВКЛ (Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви. М., 2007. С. 342-343). Архиепископ Новгородский и Псковский не участвовал в хиротонии избранного епископами Сев.-Вост. Руси по инициативе великого князя Московского и без согласия К-поля митр. Киевского свт. Ионы и его преемников - митрополитов Феодосия (Бывальцева) и Филиппа I. Впосл. в Москве новгородцев обвиняли в стремлении перейти под юрисдикцию Киевского митр. Григория, признанного К-полем.

Кровопролитная московско-новгородская война 1393 г. сопровождалась захватом москвичами Торжка, Волока Ламского и Вологды, а новгородцами - Устюга и Устюжны. После этого был заключен мир «по старине», но в дальнейшем, еще до утраты Новгородом независимости в порубежных новгородских волостях - Волоке, Бежецком Верхе и Вологде, утвердилась московская администрация (Янин. 2008. С. 269-271). В 1397-1398 гг. между Новгородом и Москвой разгорелась ожесточенная борьба за Двинскую землю - ключевой регион на пути к жизненно важным для Новгорода ресурсам Русского Севера. Двинская земля отложилась от Новгорода, а двинские бояре конфисковали у новгородских бояр их владения и разделили между собой. Н. р. удалось все же восстановить контроль над Двинской землей, а инициаторы перехода на сторону Москвы были казнены. После окончания династической войны в Московском великом княжестве в 1456 г. войска вел. кн. Василия II Васильевича Тёмного вторглись в Новгородскую землю и нанесли поражение новгородцам под Русой. Война завершилась выгодным для Москвы Яжелбицким мирным договором 1456 г., а Н. р. вынуждена была заплатить контрибуцию.

Решающие события развернулись в 70-х гг. XV в. В условиях непрекращающегося давления со стороны Москвы в Н. р. усилилась пролитовская партия. Вероятно, с этим связано заключение весной 1471 г. договора между Н. р. и вел. кн. Литовским Казимиром IV Ягеллончиком (ГВНиП. № 77. С. 129-132; есть предположение о том, что это был только новгородский проект договора - Лурье. 1994. С. 140-142). В соответствии с соглашением Новгород признавал сюзеренитет Литовского великого князя, а тот обязывался оборонять Новгород в случае нападения на него Москвы. При этом полномочия Казимира как верховного правителя жестко ограничивались, в частности, одним из условий было «веры греческие православные нашеи не отъимати». Великокняжеский наместник, к-рого должен был прислать Казимир, также обязан был придерживаться Православия (ГВНиП. № 77. С. 130, 132). Несмотря на это, обвинения Н. р. в попытках уклонения в «латинство» (не имевшие реальных оснований) сыграли существенную роль в идеологическом обеспечении новгородской политики вел. кн. Московского Иоанна III Васильевича и отразились в московском офиц. летописании (Тарасов. 2011).

В мае-июне 1471 г. войска Иоанна III и его союзников (Пскова и Твери) выступили против Н. р., которая не получила помощи от Литвы. 14 июля новгородская рать была полностью разгромлена на р. Шелони. Главную причину этого новгородский летописец усматривает в раздорах в новгородском войске (рядовые воины жаловались на отсутствие коней и качественного вооружения, а архиепископский полк вообще отказался участвовать в сражении - ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 446). Ряд фактов указывает на существование в Новгороде промосковской партии, идеология к-рой основывалась, очевидно, на представлении о наследственных правах московских князей на верховную власть. Разделение новгородцев на сторонников Москвы и Литвы не носило ярко выраженного социального характера. Высказывавшаяся в советской историографии т. зр., согласно к-рой сближение с Москвой поддерживал простой народ, а бояре ориентировались на Литву, не подтверждается источниками. Более того, есть данные, свидетельствующие о том, что за сохранение новгородских вольностей активнее всего выступали именно рядовые новгородцы, «чернь» (Там же. Т. 37. C. 94).

После поражения в войне новгородцы вынуждены были подписать Коростынский договор, в котором: Новгород признавал себя «отчиной» Московских великих князей, но в то же время сохранял статус «мужей вольных»; отказывался от попыток «отдатися» вел. князю Литовскому и от приглашения князей из Литвы; признавал исключительное право ставить Новгородских архиепископов за митрополитом всея Руси (но выбирать их должны были по-прежнему в Новгороде), а также соглашался на др. значительные уступки (ГВНиП. № 26-27. С. 45-49). Самостоятельность Н. р., т. о., ограничивалась, но полное ее присоединение к Московскому великому княжеству произошло позднее - в 1477-1478 гг. Поводом для этого стал вопрос о признании Иоанна III и его сына и наследника кн. Иоанна Иоанновича Молодого «господарями» (государями) Новгорода. Это имело не только символическое, но и политическое значение, поскольку объявление Московского вел. князя своим «господарем» означало для Новгорода одновременно полное ему подчинение, утрату новгородским политическим сообществом статуса правителя («господарьства») и демонтаж элементов самостоятельности Н. р., которые еще сохранялись в соответствии с двойственной формулой Коростынского договора «отчина великих князей - мужи вольные».

Доставка вечевого колокола из Новгорода в Москву. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.232. Л. 275)Доставка вечевого колокола из Новгорода в Москву. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.232. Л. 275)Осенью 1477 г. Иоанн III предпринял еще один масштабный поход на Новгород, к-рый сдался уже без сопротивления. В нач. 1478 г. новгородцы вынуждены были согласиться с тем, чтобы «вечю колоколу... в Новегороде не быти, посаднику не быти», а «государьство» было у них такое же, как «в Низовской земле», что означало признание абсолютной власти Московских вел. князей (ПСРЛ. Т. 25. C. 318). Н. р. и ее ключевые политические институты перестали существовать.

Покорение Новгорода было завершено после ареста и высылки в Москву последнего выборного архиеп. Новгородского Феофила в 1480 г., что сопровождалось конфискацией владычной казны. Вслед за этим состоялось поэтапное массовое выселение из Н. р. представителей элиты (бояр, «житьих людей», купцов), которые вместо своих земельных владений получили поместья в Сев.-Вост. Руси, и произошла замена их московскими дворянами и гостями, получившими земельные владения в Новгородской земле (80-е гг. XV в.). Эти переселения, расформировавшие новгородскую элиту, носительницу идей самостоятельности, и заменившие ее на лояльных Москве служилых людей, ознаменовали необратимое уничтожение социальной базы Н. р.

П. В. Лукин

Археологическое исследование Новгорода

(об археологическом изучении территории Новгородской земли см. также статьи Новгородская область, Псковская область, Новгородская и Старорусская епархия, Псковская и Порховская епархия). Первые сведения о культурном слое Новгорода содержатся в книге митр. Евгения (Болховитинова) «Исторические разговоры о древностях Новгорода Великого» (1808). Во 2-й пол. XIX - нач. XX в. проводились небольшие раскопки (не более 60 кв. м) на территории Новгородского кремля. В нек-рых раскопах были обнаружены хорошо сохранившиеся деревянные настилы (см., напр.: Богословский Н. Г. Раскопки в детинце Новгорода // Изв. Об-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1878. Т. 31. С. 205; Рерих Н. К. Соч. Пг., 1914. С. 207-217; Жервэ Н. Н. Деятельность новгородских краеведов-археологов по изучению и охране памятников древности во 2-й пол. XIX в. // Рос. арх. 1992. № 3. С. 225-235). Большую роль в деле сохранения новгородского исторического и культурного наследия сыграло основанное в 1894 г. В. С. Передольским Новгородское об-во любителей древности. В районе Рюрикова городища и на территории Новгорода было найдено много вислых печатей (княжеских, владычных и др.), большинство из к-рых еще в дореволюционное время попало в коллекцию акад. Н. П. Лихачёва (см.: Лихачёв Н. П. Избр. тр. М., 2014. Т. 1: Мат-лы для истории визант. и рус. сфрагистики).

Систематическое археологическое исследование Новгорода началось в 1932 г. под рук. А. В. Арциховского. С тех пор раскопки в городе велись непрерывно за исключением неск. лет (1933, 1935, 1942-1945, 1949 и 1950). В ходе археологического исследования Новгорода было установлено, что мощность средневек. культурного слоя здесь колеблется от 40-60 см до 8 м. В силу особых условий его формирования в нем прекрасно сохраняются все предметы как органического (из дерева, кости, кожи, бересты), так и неорганического (из металла, глины, камня, стекла, янтаря) происхождения.

За прошедшие десятилетия было раскопано более 90 участков, общая исследованная площадь к-рых составляет свыше 40 тыс. кв. м (на 2017). Наиболее интенсивно изучались территории древнейших концов Новгорода (Славенского, Неревского, Людина), где расположены самые большие раскопы - Неревский (8840 кв. м) и Троицкий (8200 кв. м). В результате раскопок были открыты целые кварталы средневек. города с усадьбами (более 70 для каждого строительного периода), улицами (16), различными сооружениями (более 2500), берестяными грамотами (1102 на 2017 г.), а также с богатейшей вещевой коллекцией, к-рая насчитывает более 150 тыс. индивидуальных находок и сотни тысяч массовых (обломки керамики, обрезки кожи, кости животных, птиц, рыб).

История раскопок

Условно археологические исследования Новгорода можно разделить на неск. этапов: 1) 1932-1948 гг.; 2) 1951-1967 гг.; 3) 1968-1992 гг.; 4) c 1992 г.

1. Начало систематическому археологическому исследованию Новгорода положили раскопки на Славне и Ярославовом дворище. Первый раскоп был расположен в юж. части древнейшего Славенского конца средневек. Новгорода, между храмами св. Илии Пророка и св. апостолов Петра и Павла. Работы на этом участке общей площадью 508 кв. м велись в течение 4 лет (1932, 1934, 1936-1937). Важнейшим результатом работ на Славне стало открытие каменной стены Окольного города, сооруженной при посаднике Федоре Даниловиче в 1355 г. Кроме того, впервые были изучены многочисленные деревянные сооружения в виде срубов, настилов и проч. Особенно важно было обнаружение ремесленных мастерских кожевенника и игрушечника, поскольку в то время древнерус. ремесло по существу было неизвестно. Вещевая коллекция состояла из неск. тысяч разнообразных находок, в числе которых были свинцовые вислые печати, пломбы, предметы вооружения, инструменты и бытовой инвентарь, украшения.

В 1938-1939 гг. Арциховский провел раскопки на Ярославовом дворище. Здесь за 2 года раскопок было исследовано 8 небольших участков общей площадью 552 кв. м. Работы на Ярославовом дворище были продолжены в 1947-1948 гг., когда в зап. части был заложен большой раскоп общей площадью 748 кв. м. Основным результатом работ на этом участке было открытие разветвленной дренажной системы в виде прекрасно сохранившегося колодца и длинных деревянных труб. Кроме того, были открыты торговые ряды и лавки, великолепной сохранности огромный сруб. Большое значение для истории церковного строительства имело открытие в 1940 г. фундамента ц. во имя святых Бориса и Глеба в Детинце.

Перекресток Великой и Холопьей улиц. Мостовые сооружены в 1268 г. Фотография. 50-е гг. XX в.Перекресток Великой и Холопьей улиц. Мостовые сооружены в 1268 г. Фотография. 50-е гг. XX в.Раскопками на Славне и Ярославовом дворище в 30-40-х гг. XX в. были заложены методические основы исследования культурного слоя: разбивка всей площади раскопа на квадраты со сторонами 2 м и снятие культурного слоя по пластам толщиной 20 см. В дальнейшем эта методика стала обязательной при раскопках древнерус. городов. Особенно важными были выработка критериев хронологического членения слоя, а также введение в научный оборот термина «ярус», означающего прослойку с комплексом одновременных деревянных построек. Как на Славне, так и на дворище культурные напластования четко членились на 3 слоя: 1-й верхний слой - XVIII-XIX вв., 2-й - XIV-XVII вв., 3-й - XI-XIII вв. В течение 1-го этапа была зафиксирована исключительная сохранность культурного слоя Новгорода со всеми находящимися в нем древностями и накоплен опыт по его исследованию. Стало очевидным, что археологические материалы являются важным источником сведений по древнерус. истории.

2. В 1951 г. на Софийской стороне был заложен раскоп на территории бывш. Неревского конца. На протяжении 12 лет (1951-1962) в квартале, ограниченном 4 совр. улицами, была исследована площадь в 8840 кв. м с мощностью культурного слоя от 5 до 7 м. С целью повышения производительности раскопок стала активно применяться техника (ленточные транспортеры, скиповые подъемники) для удаления просмотренной земли из раскопа, а для контроля глубины и мощности вскрываемых пластов и точной фиксации местоположения сооружений и находок - нивелиры.

На Неревском раскопе были вскрыты 3 средневек. улицы - Великая (на 137 м), Холопья (на 52 м) и Кузьмодемьянская (на 60 м), вдоль к-рых располагались усадьбы. Каждая улица состояла из 28 лежащих один на другом, хорошо сохранившихся ярусов деревянных настилов, из к-рых самый нижний датируется 953 г., верхний - 1429 г. Деревянные мостовые каждой улицы неизменно возобновлялись на одном и том же месте в течение неск. столетий, что заложило основу ярусологии, т. е. стратиграфического членения культурного слоя на ярусы по числу мостовых. Каждому из ярусов мостовых соответствовали комплексы сооружений, прослоек и находящихся в них артефактов. Исключительная сохранность дерева позволила впервые в отечественной археологии применить дендрохронологический метод, к-рый дал возможность датировать ярусы с точностью до четверти века. Надежные датировки ярусов способствовали созданию вещевой хронологической шкалы и наиболее точной датировке берестяных грамот.

Находка 26 июля 1951 г. на Неревском раскопе 1-й берестяной грамоты стала крупнейшим открытием не только новгородской, но и всей отечественной археологии XX в. Всего на Неревском раскопе было найдено 398 берестяных писем XI-XV вв. Открытие берестяных грамот стало поворотным пунктом в истории археологического исследования Новгорода, превратив этот город в неиссякаемый источник информации по средневек. Руси.

Наряду с грамотами важнейшим открытием стали городские усадьбы, полноценное изучение к-рых впервые началось на Неревском раскопе. Было обнаружено и исследовано более 10 усадеб. В ходе раскопок установлено, что границы между ними практически не менялись в течение столетий. Большинство открытых усадеб принадлежало боярам. Благодаря берестяным грамотам удалось установить, что владельцами ряда усадеб в XIV-XV вв. были члены боярской семьи Мишиничей-Онцифоровичей, хорошо известной по новгородским летописям. Принятая Арциховским методика раскопок большой площади позволила детально проследить систему соседских связей владельцев усадеб и динамику развития этих связей во времени. Впервые были получены убедительные данные относительно устройства родственных боярских усадеб, занимавших, как правило, значительные территории.

При изучении находок стали активно применяться спектральный, структурный, металлографический и др. виды анализов, позволившие получить важные данные о технологии изготовления различных предметов, об источниках ремесленного сырья и в целом о развитии новгородского ремесла.

3. Характерной чертой 2 первых этапов было ведение археологических работ на свободных незастроенных участках. Однако к кон. 60-х гг. XX в. таких участков в городе практически не осталось. С этого времени начинается новый этап в новгородской археологии, связанный с проведением охранных раскопок. Стало очевидным, что культурный слой, содержащий неисчерпаемый информационный потенциал, так же подлежит охране, как и памятники архитектуры. В 1969 г. по инициативе руководства археологической экспедиции (прежде всего ее главы - акад. В. Л. Янина) Новгородским горисполкомом принято постановление, запрещающее любые земляные работы в черте средневек. города без предварительного археологического исследования. В 1992 г. культурный слой Новгорода как особо ценный объект культурного значения был внесен в Список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.

В кон. 60-х - нач. 70-х гг. XX в. начали исследовать участки в местах буд. строительства. Финансирование раскопок осуществлялось за счет бюджетных средств. В 1973 г. впервые были начаты раскопки на территории Людина конца (к югу от кремля). Раскоп получил название «Троицкий» по находящейся неподалеку ц. Св. Троицы на Редятине ул. В дальнейшем площадь раскопок здесь постоянно расширялась, и со временем данный район стал базовым объектом археологического исследования Новгорода, работы на котором не прекращаются до сих пор. Площадь Троицкого раскопа, исследованная полностью, составляет 7480 кв. м (на 2018), мощность культурного слоя достигает 5 м, древнейшие слои датируются сер. X в. (на отдельных участках - 1-й пол. X в.).

На Троицком раскопе были вскрыты мостовые 3 древних улиц: Пробойной, Черницыной, Ярышевой. Здесь выявлено 16 усадеб, из к-рых несколько вошло в площадь раскопа почти полностью. Особенно важным было обнаружение комплекса усадеб XII в., принадлежавших боярской семье Мирошкиничей, из среды к-рой вышли самые известные посадники XII в. Знаменательным стало открытие в 1977 г. усадьбы и мастерской иконописца и мастера фресковой живописи Олисея Гречина (Колчин Б. А., Хорошев А. С., Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII в. М., 1981). Сопоставление берестяных грамот с летописными материалами позволило установить не только имя художника, но и его принадлежность к новгородскому духовенству, а также высказать предположение о том, что Олисей Гречин был главным мастером фресковой росписи ц. Преображения Господня на Нередице (1199).

Наряду с базовым Троицким раскопом в течение 3-го этапа постоянно велись археологические исследования на местах буд. строительства.

4. В 1992 г. для координации археологических работ на базе Новгородского музея был создан Центр по организации и обеспечению археологического исследования Новгорода (ЦООАИ). Центр фиксировал заявки и заключал с заказчиками договоры на проведение раскопок, приглашал специалистов, контролировал качество археологических работ. Всего к 2018 г. на территории средневек. части Новгорода было исследовано более 50 участков, попадавших под строительство. В отличие от предыдущего периода, когда охранные раскопки велись за счет бюджетных средств, с 1992 г. все раскопки на местах буд. строительства осуществлялись за счет застройщика. Каждый из охранных раскопов дает новые материалы по развитию градостроительной структуры Новгорода, его топографии, быту и материальной культуре. На нек-рых раскопах обнаруживаются берестяные грамоты, встречаются уникальные находки.

В кон. 90-х гг. XX в. на Троицком раскопе были сделаны 2 важнейших для истории Новгорода открытия. В 1998 г. здесь обнаружен огромный комплекс берестяных документов (ок. 100 экз.), связанных с судопроизводством XII в. Эти грамоты, найденные на т. н. усадьбе «Е» со своеобразной планировкой и застройкой, впервые зафиксировали место заседания «сместного» (совместного) суда князя и посадника и время его образования (по Янину - 1126 г.). В 1999 г. в слоях XI в. на этой же усадьбе было обнаружено 38 деревянных бирок-замков для запечатывания мешков с пушниной, свидетельствующие о сборе податей (налогов) на территории Новгородской земли в XI в. под контролем новгородских бояр. Оба этих открытия свидетельствуют о постепенном ограничении власти князя в Новгороде. Следов., археологические материалы подтверждают сведения о формировании республиканских институтов власти, отличающих Новгород от большинства др. древнерус. центров.

Деревянная бирка-замок. XI в. РисунокДеревянная бирка-замок. XI в. РисунокВещевая коллекция, собранная за десятилетия раскопок в Новгороде, характеризует в той или иной степени все сферы жизни и материальную культуру средневек. города: религию, политические институты, сбор дани, ремесло, торговлю, денежно-весовую систему, транспорт, промыслы, вооружение, прикладное искусство, музыкальную культуру, досуг и др. Большинство названных разделов не нашли отражения в письменных источниках и могут быть изучены только с использованием археологического материала. В составе вещевой коллекции Троицкого раскопа немало уникальных находок: 2 монетных клада (западноевроп. серебряные монеты 1-й трети XI в. и араб. монеты-дирхемы 1-й трети X в.), печать Ярослава (Георгия) Владимировича Мудрого, изделия прикладного искусства X-XIV вв., коллекция музыкальных инструментов, в т. ч. древнейшие гусли XI в., и мн. др. Беспрецедентным стало открытие в 2000 г. древнейшей сохранившейся слав. книги-кодекса - Новгородской Псалтири рубежа Х и ХI вв.

В 2008-2010 гг. археологи исследовали территорию Детинца и находящегося в нем Владычного двора (см.: Новгородский Детинец и Владычный двор. 2017). В 2005 г. начато изучение подводных остатков Великого моста через р. Волхов (известен с 30-х гг. XII в.) (Степанов А. В., Трояновский С. В. Мостостроение средневек. Новгорода по ист. и археол. источникам // Археология древнерус. города XI-XV вв.: Проблемы источниковедения, становления государственности и культурогенеза. Рязань, 2011. С. 65-67; они же. Новейшие подводно-археол. исследования новгородского Великого моста // Тр. III (XIX) Всерос. археол. съезда. СПб.; М.; Вел. Новг., 2011. Т. 2. С. 187-189).

Одновременно с исследованиями культурного слоя Новгорода регулярно велись архитектурно-археологические исследования новгородских храмов. Первые такие раскопки были проведены в 1933-1934 гг. М. К. Каргером в Георгиевском соборе Юрьева монастыря. В 1945-1947 гг. А. Л. Монгайт, вскрыв полы Софийского собора, обнаружил не только первоначальный пол XI в., но и фрески XII в., а также предположительно погребение свт. Василия Калики. В 1946-1955 гг. Каргер продолжил раскопки в Софийском соборе. В 60-80-х гг. проводились архитектурные исследования многих новгородских храмов. В 1966 г. Каргер впервые произвел раскопки руинированной ц. Благовещения на городище XIV в., а в 1969 г. исследовал нартекс Николо-Дворищенского собора и вел раскопки у ц. Андрея Стратилата в Кремле. Ведущий архитектор-реставратор Новгорода Г. М. Штендер в 1974 г. выявил фундаменты кон. XII в. и кон. XIII в. ц. Феодора Стратилата на Щиркове ул. П. А. Раппопорт в 1978 г. при проведении работ на территории музея деревянного зодчества вскрыл фундаменты монастырской ц. св. Пантелеимона, прежде известной только по письменным источникам. В 1979 г. он провел раскопки у стен ц. св. Иоанна Предтечи на Опоках и восстановил первоначальный план этого храма XII в. Исследования этой церкви были продолжены в 1980 г. А. А. Песковой, которая также провела раскопки у ц. Успения на Торгу и восстановила схему храма XII в.

В дальнейшем в связи с реставрационными и научно-исследовательскими задачами раскопки новгородских приходских и монастырских храмов были продолжены И. В. Антиповым, Вал. А. Булкиным (храм Хутынского мон-ря), Д. В. Пежемским (Николо-Дворищенский собор), Вл. В. Седовым. В 2007 г. под рук. Вл. В. Седова начаты раскопки храмов Пантелеимонова и Юрьева мон-рей (Седов Вл. В., Вдовиченко М. В., Мерзлютина М. А. Раскопки Благовещенского мон-ря на Мячине и собора Пантелеймонова мон-ря в 2007 г. // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Вел. Новг., 2008. Вып. 22. С. 38-52; они же. Работы Новгородского архитектурно-археологического отряда НАЭ в 2008 г. // Там же. 2009. Вып. 23. С. 162-174; они же. Архитектурно-археологические исследования новгородских Благовещенского и Пантелеймонова мон-рей в 2009 г. // Там же. 2010. Вып. 24. С. 50-62; Седов Вл. В. Археол. находки 2014 г. в Георгиевском соборе Юрьева мон-ря // Вестн. РГНФ. 2015. № 1(78). С. 175-185; Гиппиус А. А., Седов Вл. В. Новые находки в Георгиевском соборе Юрьева мон-ря: новые фрески и новые надписи // Тр. отделения ист.-филол. наук, 2015. М., 2016. С. 190-215 и др.). В 2016-2017 гг. под рук. Вл. В. Седова продолжилось археологическое исследование ц. Благовещения на Городище XIV в., позволившее обнаружить остатки предшествовавшей ей церкви нач. XII в., фрагменты фресок, надписи-граффити, в т. ч. глаголические.

За прошедшие с начала раскопок десятилетия археология Новгорода, на начальном этапе решавшая специфические задачи исследования материальной культуры, поставила и в значительной степени решила сложные исторические вопросы. Это проблемы славянского заселения Северо-Запада России, происхождения Новгорода и новгородского боярства, взаимоотношений Новгорода с князьями, сущности вечевого строя, социальной топографии, развития ремесла и торговли и др.

Христианские древности

Археологические находки в Новгороде предоставляют дополнительные возможности и для изучения церковной истории (см. также ст. Граффити).

Христ. древности представлены в археологическом материале Великого Новгорода различными категориями. Одна из них - нательные кресты из цветного металла, янтаря, камня и дерева. Изредка встречаются единичные экземпляры из глины, кости, перламутра и смальты. Самые ранние кресты найдены в слое нач. XI в. Наиболее многочисленной группой являются кресты из янтаря. Кроме нательных крестов известны находки энколпионов (крестов-складней), состоящих из 2 полых створок и предназначенных для хранения священных реликвий. Большинство новгородских крестов-складней относится к одному из самых распространенных в восточнохрист. мире типу энколпионов. Чаще всего на створках энколпионов помещались литые рельефные изображения: на лицевой стороне - распятого Христа, на оборотной - Богоматери и 4 евангелистов.

Др. категорию христ. древностей составляют нательные и наперсные иконки из цветных металлов, камня и кости, находки к-рых немногочисленны. Некоторые иконки могли привешивать и к окладам чтимых икон, что соответствует визант. традиции. В одной из берестяных грамот (№ 500) нач. XIV в. упоминается икона с гайтаном (шнурком для ношения на груди). Композиции на иконках определялись их функциональным назначением. Иконки носили на груди в качестве личного предмета благочестия (нек-рые исследователи предпочитают говорить об оберегах), поэтому на них чаще всего изображались патрональные святые или святые, покровительствующие в ратных делах, в пути, в той или иной профессиональной деятельности и др. Великолепным образцом прикладного искусства является каменная иконка (4,3×5,8 см), найденная в слое нач. XIV в. На одной ее стороне находится изображение прп. Симеона Столпника и св. Ставрокия, на другой - вмч. Георгия. На обеих сторонах по бокам размещены надписи.

Еще одной категорией находок, связанных с религ. культами, являются амулеты-змеевики, к-рые представляют собой круглые 2-сторонние привески: на одной стороне находится каноническое христ. изображение (Христа, Богоматери или святых), на другой - «змеевидная композиция» (голова, фигура или полуфигура, окруженная змеями).

Число берестяных грамот, обнаруженных в Великом Новгороде, к кон. 2017 г. достигло 1102 экз. Из них те или иные сведения о церковной жизни содержат более 60 экз. По содержанию они разделяются на неск. групп.

Прежде всего это тексты с записями церковной службы, молитв, поучений, поминаний. К этой группе относится более 20 грамот, к-рые датируются в основном XI-XIII вв. Из них самыми ранними являются 3 грамоты, к-рые обнаружены в Новгороде на одной из древних усадеб в слое, датированном 1050-1075 гг. Все они написаны безупречным книжным почерком. В грамоте № 913 содержится перечень основных праздников и дней памяти святых осенне-зимнего цикла, от Рождества Пресв. Богородицы (8 сент.) до Крещения Господня (6 янв.). Очевидно, это была памятная записка. В 2 др. грамотах записаны слова отпуста, в грамоте № 906 (наряду с др. святыми) названы святые князья Борис и Глеб, канонизированные не позднее 1071 г. (грамота является 1-м подлинным документом, в котором зафиксирована их канонизация). В грамоте № 914 наряду с перечнем святых указан один из двунадесятых праздников (Вознесение), что важно для истории правосл. службы, поскольку в настоящее время в православной церковной службе этот праздник не включается в литургическую формулу отпуста.

Две грамоты, датированные 2-й пол. XII в., содержат краткую запись церковных служб. В грамоте № 727, состоящей из 9 строк, записан в тезисной форме порядок служб пасхальной недели с чина утрени. В тексте содержатся литургические возгласы и начала церковных чтений с указанием лиц, произносящих их: «люди», «поп». Исключительной особенностью этой записи является наличие разделительного знака в виде креста. Как установил А. Е. Мусин, чин пасхальной службы в этой грамоте представляет собой неизвестный ранее вариант. Подобный характер имеет и грамота № 977 (1160-1190), содержащая сокращенную запись тропаря на «Бог Господь». В ней обозначен порядок 8 гласов и указаны начальные слова каждого из них. Несомненно, обе грамоты представляют собой памятные записки, служившие подсказкой во время службы. Такой же подсказкой являлся и текст грамоты № 419 (1280-1300), представляющей собой маленькую книжечку (5×5 см) из 12 страниц. На 7 из них записаны фрагменты 2 молитв, читаемых в субботу Страстной седмицы. В тексте сделано много описок, что дает основание предположить, что владелец книжки был не духовным лицом, а певчим церковного хора.

Евангельский сюжет изложен в грамоте № 916 (1260-1280) (Мф 1. 18-20). Сюжет об Иосифе и Марии подробно вошел также в тропарь на «Славу», исполнявшийся в навечерие Рождества Христова. Начало богородичного тропаря записано на обрывке бересты № 970, найденной в слое XIII в. на Борисоглебском раскопе.

Церковные песнопения (ирмос) составили содержание грамоты № 128 (1380-1400), сохранившейся не полностью. Они были записаны на листе бересты длиной 40 см, разграфленном на 4 столбца. Очевидно, эта грамота также была составлена для напоминания текста во время богослужения.

Две грамоты (№ 317 и 507), сохранившиеся в отрывках, содержат фрагменты поучений и проповеди. Еще в неск. грамотах, сохранившихся также в отрывках, были записаны молитвы, текст к-рых полностью восстановить не удалось. В ряде грамот XII-XIII вв. содержатся молитвенные обращения: «Господи, помози рабу своему...» или «Господи, услыши молитву». Несомненно, к числу церковных текстов относятся записки с именами, к-рые нужно было помянуть во время службы. К их числу относятся неск. грамот, обнаруженных в усадьбе новгородского священнослужителя и худож. Олисея Гречина.

Основные сведения об обучении детей получены из т. н. грамот мальчика Онфима, найденных в 1956 г. в слое XIII в. Это написанные одним почерком обрывки бересты с записью алфавита, грамматическими упражнениями и разнообразными детскими рисунками, на одном из к-рых автор изобразил себя в виде всадника, поражающего копьем врага, и подписал: «Онфиме». Тексты церковного характера (покаянная запись, отрывки из Псалтири, сокращенная запись начала тропаря 6-го часа) содержатся в 4 грамотах учебного характера (№ 203, 206, 207, 331).

О распространении бытовой магии, сочетающейся с обращением ко Христу, к Пресв. Богородице и святым, свидетельствуют записанные в неск. грамотах заговоры против лихорадки (трясовицы) (№ 734 (1140-1160) и № 1022 (1160-1190) с обращениями к известному по апокрифам ангелу-демоноборцу Сихаилу, а также № 715 (1220-1240) с упоминанием молитв Пресв. Богородицы).

Неск. грамот адресованы Новгородскому владыке или в них упомянуто его имя; обычно это грамоты, связанные с владычным судом или содержащие просьбу о заступничестве (№ 672 (1160-1180), № 725 (1180-1200), № 968 (1-я пол. XIV в.), № 756 (2-я пол. XIV в.), № 244 (1400-1410)).

Целиком сохранилась грамота № 963, адресованная Новгородскому архиеп. Симеону (1416-1421), найденная при раскопках Владычного двора в Детинце в слое 1-й четв. XV в. Это челобитная жителей Ошевского погоста (ныне с. Ашево в Псковской обл.) о поставлении попа и освящении престола.

Написанная на обеих сторонах большого берестяного листа целая грамота № 689 (1360-1380) представляет собой отчет душеприказчика о проведенных им расчетах по завещанию и о подготовке сороковин по умершему. Имя завещателя не названо, однако указанные в тексте суммы весьма значительны, что предполагает высокий ранг покойного. На основе сопоставления текста грамоты и ее даты Янин предположил, что речь в грамоте идет о завещании архиеп. Новгородского свт. Василия Калики, умершего от чумы в 1352 г.

Неск. целых грамот XII в. (№ 605, 657, 682, 717) содержат немало подробностей о монастырском быте. Исключительным в их ряду является письмо № 605 (1100-1120). Это дружеское послание мон. Ефрема к брату во Христе Исухии. В грамоте содержится одно из первых упоминаний церковного звона на Руси. Три целиком сохранившиеся грамоты (№ 657, 682, 717), датированные 2-й пол. XII в., представляют собой переписку монахинь. Судя по содержанию писем, это были монахини Варварина мон-ря, к-рый находился поблизости от усадеб Людиного конца, где были найдены грамоты.

На одной из усадеб Троицкого раскопа в слое 2-й пол. XII в. найден самый большой во всем фонде берестяных грамот комплекс документов (37 экз.), написанных одним почерком. Их автором оказался некий Яким, чье имя обозначено в 2 его письмах (№ 979, 989). Им же написана и рассмотренная выше запись тропаря (№ 977). Неск. грамот Якима представляют собой однотипные короткие записки, в которых указана стоимость различных предметов церковного и монастырского обихода: клобука, водмола (грубого домотканого сукна) для монашеской одежды, «древяного масла» (елея). Он же ведал запасами пергамена. Эти и нек-рые др. грамоты Якима со всей определенностью показывают, что он имел отношение к монастырским делам. Возможно, Яким распоряжался монастырской казной и выдавал определенные суммы на необходимые для мон-ря предметы. Не исключено, что он выступал также в роли квалифицированного писца.

Отдельную группу составляют разного рода письма, авторами или адресатами к-рых были представители духовенства и церковнослужители - иереи («попы»), игумен, дьяки (14 грамот, к-рые датируются в основном XIV-XV вв.). Содержание этих грамот разнообразное, в них есть просьбы о помощи, деловые указания, денежные расчеты (№ 87 (1180-1200), № 293 (1240-1260), № 619 (1360-1380) и др.).

С просьбой о помощи обращается священник к Моисею (грамота № 489 (1320-1340)). Судя по датировке грамоты, предположительно адресатом был архиеп. Новгородский свт. Моисей. О характере взаимоотношений лиц церковного звания с новгородскими боярами свидетельствует грамота № 610 (1360-1380), автор к-рой, дьяк Рох, просит своего господина выделить ему участок на расчищенном месте («росчисть») для избы.

В грамотах № 413 (1400-1410) и 414 (1340-1360) зафиксирован обычай хранить ценные вещи в церквах. Из новгородского летописания известно, что каменные церкви в Новгороде служили надежными хранилищами товаров и др. ценного имущества горожан от пожаров.

Наконец, тексты нек-рых грамот содержат церковную фразеологию. К ним относятся прежде всего духовные завещания, начальная фраза которых в большинстве случаев звучит стандартно: «Въ имя Отца и Сына и Святаго Духа се аз раб Божии (такой-то) пишю рукописание при своем животе…» (грамоты № 28 (1400-1410), 42 (1380-1400), 369 (1360-1380), 692 (1400-1410), 1077-1078 (рубеж XIV и XV вв.)).

Берестяные грамоты церковной тематики, несмотря на сравнительно небольшое количество, содержат немало конкретных свидетельств различных аспектов христ. жизни. Комплексный анализ берестяных грамот и христ. древностей позволяет выявить усадьбы, в к-рых проживали монахи и священнослужители. Для истории богослужения большой интерес представляют тексты, содержащие неизвестные ранее варианты церковной службы. В тексте берестяных грамот с церковными сюжетами отмечается определенная тенденция: для XI-XIII вв. преобладают памятные записки, которых нет в грамотах XIV-XV вв., для этого периода характерны тексты делового содержания.

Е. А. Рыбина
Ист.: ПСРЛ. Т. 1, 2; Т. 4. Ч. 1; Т. 6. Вып. 1; Т. 25, 37, 42, 43; Hansisches Urkundenbuch. Halle, 1876-1879. Bd. 1-2; Leipzig, 1899-1905. Bd. 5-6; Hansische Recesse von 1256-1430. Leipzig, 1897. Bd. 8; Hansische Recesse von 1431-1476. Leipzig, 1876-1892. Bd. 1-3, 7; Liv-, Esth- und Curländisches Urkundenbuch nebst Regesten. Reval, 1853-1859. Abt. 1. Bd. 1-4; Riga, 1867-1873. Bd. 5-6; Riga; М., 1881, 1889. Bd. 7; Bd. 9; Riga; M., 1896. Bd. 10; Köln; Weimar; Wien, 2018. Bd. 13: 1472-1479; ГВНиП; ПРП. Вып. 2; НПЛ (То же: ПСРЛ. М., 2000. Т. 3); ДРКУ; ДДГ; Актовые печати. Т. 1-3; Новгородские грамоты на бересте. М., 1953-20[15]. Т. 1-[12].
Лит.: Евгений (Болховитинов), митр. Ист. разговоры о древностях Вел. Новгорода. М., 1808; Соловьёв С. М. Об отношениях Новгорода к вел. князьям. М., 1846; Красов И. И. О местоположении др. Новгорода. Новг., 1851; Беляев И. Д. Рассказы из рус. истории. М., 18662. Кн. 2: История Новгорода Великого от древнейших времен до падения; Сергеевич В. И. Вече и князь: Рус. гос. устройство и управление во времена князей Рюриковичей. М., 1867; Никитский А. И. Очерки из жизни Вел. Новгорода // ЖМНП. 1869. Т. 145. № 10. Отд. 2. С. 294-309; 1870. Т. 150. № 8. Отд. 2. С. 201-224; он же. История экон. быта Вел. Новгорода. М., 1893; Передольский В. С. Новгородские древности: Записка для местных изысканий. Новг., 1898; Костомаров Н. И. Собр. соч.: Ист. монографии и исслед. Кн. 3. Т. 7/8: Севернорус. народоправство во времена удельно-вечевого уклада: (История Новгорода, Пскова и Вятки). СПб., 1904; Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII в. // УЗ Ин-та истории. М., 1929. Т. 4. С. 13-21; НИС. 1936-1961. 10 вып.; 1981-[2016]. Вып. 1(11)-[16(26)]; Порфиридов Н. Г. Древний Новгород: Очерки из истории рус. культуры XI-XV вв. М.; Л., 1947; Арциховский А. В. Раскопки на Славне в Новгороде // МИА. 1949. № 11. С. 119-151; он же. Раскопки вост. части Дворища в Новгороде // Там же. С. 152-176; Тр. Новгородской археол. экспедиции. М., 1956. Т. 1; 1959. Т. 2; 1963. Т. 3; Т. 4 (МИА. 55, 65, 117, 123); Кушнир И. И. О культурном слое Новгорода // Сов. Арх. 1960. № 3. С. 217-224; Хорошкевич А. Л. Торговля Вел. Новгорода с Прибалтикой и Зап. Европой в XIV-XV вв. М., 1963; Засурцев П. И. Новгород, открытый археологами. М., 1967; Колчин Б. А. Новгородские древности: Деревянные изделия. М., 1968. (САИ; Вып. Е1-55); Samsonowicz H. Późne średniowiecze miast nadbałtyckich: Studia nad dziejami Hanzy nad Bałtykiem w XIV-XV w. Warsz., 1968; Янин В. Л., Алешковский М. Х. Происхождение Новгорода: (К постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. С. 32-61; Куза А. В. Новгородская земля // Древнерус. княжества X-XIII вв. М., 1975. С. 144-201; Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневек. Новгород. М., 1977; он же. Новгородская феод. вотчина: Ист.-генеалогич. исслед. М., 1981; он же. Некрополь Новгородского Софийского собора: Церк. традиция и ист. критика. М., 1988; он же. Новгородские акты XII-XV вв.: Хронол. коммент. М., 1991; он же. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII-XV вв. М., 1998; он же. Я послал тебе бересту... М., 19983; он же. У истоков новгородской государственности. Вел. Новг., 2001; он же. Новгородские посадники. М., 20032; он же. Средневек. Новгород: Очерки археологии и истории. М., 2004; он же. Очерки истории средневек. Новгорода. М., 2008; Археол. изучение Новгорода. М., 1978; Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова: (К вопросу о соц. эволюции древнерус. городской общины) // ИЗ. 1979. Т. 103. С. 242-274; Каргер М. К. Новгород. М., 1980; Leuschner J. Novgorod: Untersuchungen zu einigen Fragen seiner Verfassungs- und Bevölkerungsstruktur. B., 1980; Birnbaum Н. Lord Novgorod the Great: Essays in the History and Culture of a Medieval City-State. Columbus (Ohio), 1981; Седова М. В. Ювелирные изделия др. Новгорода, X-XV вв. М., 1981; Новгородский сб.: 50 лет раскопок в Новгороде. М., 1982; Андреев В. Ф. Северный страж Руси. Л., 1983; он же. О соц. составе новгородского веча // Проблемы отеч. и всемирной истории. Л., 1988. Вып. 11. С. 70-80; он же. Об организации власти в Новгородской республике в XIV-XV вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Вел. Новг., 2003. С. 3-19; Лихачёв Д. С. «Софийский временник» и новгородский полит. переворот 1136 г. // Он же. Исследования по древнерус. лит-ре. Л., 1986. С. 154-184; Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII-XVII вв. М., 1986; она же. Торговля средневек. Новгорода: Ист.-археол. очерки. Вел. Новг., 2001; она же. Новгород и Ганза. М., 2009; Новгород и Новгородская земля: История и археология. Новг., 1998-[2015]. Вып. 1-[29]; Гайдуков П. Г. Славенский конец средневек. Новгорода. Нутный раскоп. М., 1992; Мартышин О. В. Вольный Новгород: Обществ.-полит. строй и право феод. республики. М., 1992; Фроянов И. Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, соц. и полит. борьбы кон. IX - нач. XIII ст. СПб., 1992; он же. Др. Русь: Опыт исслед. истории соц. и полит. борьбы. М.; СПб., 1995; Буров В. А. Очерки истории и археологии средневек. Новгорода. М., 1994; Лурье Я. С. Две истории Руси XV в.: Ранние и поздние, независимые и офиц. летописи об образовании Моск. гос-ва. СПб., 1994; он же. Россия древняя и Россия новая. СПб., 1997; Сорокин А. Н. Благоустройство др. Новгорода. М., 1995; Гиппиус А. А. К истории сложения текста Новгородской 1-й летописи // НИС. 1997. Вып. 6(16). С. 3-72; он же. Кн. Ярослав Владимирович и новгородское общество кон. XII в. // Церковь Спаса на Нередице: От Византии к Руси. М., 2005. С. 11-25; он же. Архиеп. Антоний, новгородское летописание и культ св. Софии // Хорошие дни: Памяти А. С. Хорошева. М., 2009. С. 181-198; он же. К реконструкции древнейших этапов истории рус. летописания // Др. Русь и средневек. Европа: Возникновение гос-в: Мат-лы конф. М., 2012. С. 41-50; он же. До и после Начального свода: Ранняя летописная история Руси как объект текстолог. реконструкции // Русь в IX-X вв.: Археол. панорама. М.; Вологда, 2012. С. 37-63; Линд Дж. Х. К вопросу о посаднической реформе Новгорода около 1300 г. и датировке новгородских актов // ДГВЕ, 1995. М., 1997. С. 263-270; Хорошев А. С. Новгородская Св. София и Псковская Св. Троица по летописным данным: (Из истории местных патрональных культов) // Mediaevalia Ucrainica: Ментальнiсть та iсторiя iдей. К., 1998. Т. 5. С. 5-25; Вел. Новгород в истории средневек. Европы: К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999; Флоря Б. Н. К изучению церк. устава Всеволода // Россия в средние века и новое время: Сб. ст. к 70-летию Л. В. Милова. М., 1999. С. 83-94; он же. Новгородская земля в XII-XIII вв. // История России с древнейших времен до кон. XVII в. / Ред.: Л. В. Милов. М., 2006. С. 129-137; он же. «Сотни» и «купцы» в Новгороде XII-XIII вв. // Средневек. Русь. М., 2006. Вып. 6. С. 66-79; он же. Новгород и князья в XII в. // Вел. Новгород и средневек. Русь: К 80-летию В. Л. Янина. М., 2009. С. 295-299; он же. Призвание Рюрика и основание Новгорода // ВМУ: Ист. 2012. № 5. С. 3-9; он же. «Иванское» купечество в средневековом Новгороде // Города и веси средневек. Руси: Археология, история, культура. М.; Вологда, 2015. С. 302-307; Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. СПб., 2001; Трояновский С. В. Новгородский детинец в X-XV вв. по археол. данным: АКД. М., 2001; он же. Вел. Новгород: Седмицы истории, 859-1990-е гг. М., 2015; Novgorod: Das mittelalterliche Zentrum und sein Umland im Norden Russlands // Studien zur Siedlungsgeschichte und Archäologie der Ostseegebiete. Neumünster, 2001. Bd. 1; Археологи Вел. Новгорода. Вел. Новг., 2002; Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. М., 2003; Петров А. В. От язычества к Св. Руси. Новгородские усобицы: К изуч. древнерус. вечевого уклада. СПб., 2003. С. 71-87; Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 20042; Носов Е. Н., Горюнова В. М., Плохов А. В. Городище под Новгородом и поселения Сев. Приильменья: (Новые мат-лы и исслед.). СПб., 2005; Тарабардина О. А. Дендрохронология средневек. Новгорода: (По мат-лам археол. исслед. 1991-2005 гг.): АКД. М., 2007; Бассалыго Л. А. Новгородские тысяцкие // НИС. 2008. Вып. 11(21). С. 33-67; 2011. Вып. 12(22). С. 37-62; 2013. Вып. 13(23). С. 115-150; Вел. Новгород и средневек. Русь: Сб. ст. к 80-летию В. Л. Янина. М., 2009; Вел. Новгород: История и культура IX-XVII вв.: Энцикл. словарь. СПб., 2009; Конявская Е. Л. Об этапах формирования легенды о Знаменской иконе // Особенности рос. ист. процесса: Сб. ст. памяти Л. В. Милова. М., 2009. С. 68-86; Севастьянова О. В. Др. Новгород: Новгородско-княжеские отношения в XII - 1-й пол. XV в. М.; СПб., 2011; Тарасов А. Е. Церковь и подчинение Вел. Новгорода // НИС. 2011. Вып. 12(22). С. 71-109; Янин В. Л., Рыбина Е. А. Новгородская археология за 75 лет: Осн. вехи истории // Новгородские археол. чт.-3. Вел. Новг., 2011. С. 16-39; Лукин П. В. Население средневек. Новгорода по данным письменных и археол. источников // Русь в IX-X вв.: Об-во, гос-во, культура. М., 2012. С. 45-46; он же. Обозначение «весь Новгород» и формирование новгородского «воображаемого сообщества» // Вост. Европа в древности и Средневековье: 29-е чт. памяти В. Т. Пашуто: Мат-лы конф. М., 2017. С. 137-144; idem. (Lukin P. V.) Novgorod: Trade, Politics and Mentalities in the Time of Independence // The Routledge Handbook of Maritime Trade Around Europe 1300-1600 / Ed.: W. Blockmans, M. Krom, J. Wobs-Mrozewicz. L.; N. Y., 2017. P. 292-312; он же. Новгородское вече. М., 20182; Носов Е. Н. Новгородская земля: Северное Приильменье и Поволховье // Русь в IX-X вв.: Археол. панорама. М.; Вологда, 2012. С. 93-119; The Archaeology of Medieval Novgorod in Context: Studies in Centre/Periphery Relations. Oxf., 2012; Дубровин Г. Е. Плотницкий конец средневек. Новгорода. М., 2016; Археология Новгорода: Указ. лит-ры, 2001-2010. М., 2017; Кучкин В. А. Тысяцкие в Новгороде в домонг. период // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь, 2017. Вып. 10.
П. В. Лукин, Е. А. Рыбина

Архитектура

Н. р.- одна из самых значимых страниц в истории древнерус. зодчества. Большое количество построек, известных благодаря летописям, а также сохранившихся и изученных археологами, дает возможность реконструировать основные особенности развития новгородской архитектурной школы на протяжении неск. веков. Стабильность, устойчивость художественной системы в целом характеризуют как архитектуру домонг. времени, так и этап ее развития, начавшийся в 1292 г. и продолжавшийся до кон. 70-х гг. XV в.

Изучение архитектуры Н. р. началось во 2-й пол. XIX - нач. XX в. и было связано в т. ч. с рядом реставрационных работ (В. В. Суслов, П. П. Покрышкин). Своего рода итогом 1-го этапа изучения стал раздел «Архитектура Новгорода и Пскова» в издании «История русского искусства», выпущенном под ред. И. Э. Грабаря. В 20-30-х гг. XX в. новгородская архитектура получила освещение в трудах К. К. Романова, А. И. Некрасова, А. А. Строкова и В. А. Богусевича. В годы Великой Отечественной войны (1941-1945) многие храмы существенно пострадали, некоторые разрушены практически полностью. В ходе реставрационных работ, проведенных в послевоенные десятилетия под рук. Т. В. Гладенко, Л. Е. Красноречьева, Г. М. Штендера, Л. М. Шуляк и др., удалось не только воссоздать мн. памятники, но и получить значительное количество натурных данных, свидетельствующих о развитии зодчества средневек. Новгорода. Результаты исследований, проводившихся в ходе реставрации построек, нашли отражение в публикациях послевоенного времени (труды М. К. Каргера, П. Н. Максимова, коллективная статья Гладенко, Красноречьева, Штендера, Шуляк, а также серия отдельных публикаций Штендера). Историей новгородской архитектуры домонг. времени много занимался А. И. Комеч. В 70-90-х гг. XX в. знания о зодчестве Н. р. значительно расширились благодаря археологическим работам, проведенным Вал. А. Булкиным, П. А. Раппопортом и А. А. Песковой. В последние десятилетия продолжаются археологические и реставрационные работы, вышел в свет ряд книг и статей Вл. В. Седова, И. В. Антипова, Д. А. Петрова и др.; определенным итогом изучения истории архитектуры Н. р. стала публикация каталога реставрированных новгородских памятников, подготовленного авторским коллективом под рук. М. И. Мильчика (Архитектурное наследие. 2008).

Кон. X - 1-я пол. XI в.

Первый деревянный храм Новгорода - Софийский собор - был построен, возможно, еще в кон. X в. Сведения о его строительстве в 989 г. содержатся в малодостоверных летописях XVII в., все ранние источники сообщают только о пожаре в деревянном храме в сер. XI в. В относящейся к 3-й четв. XV в. «Летописи Авраамки» фигурирует дата 998 г., однако и она вряд ли основана на каких-либо ранних источниках, так как соседствует с явно фантастическим упоминанием об основании в этот год еп. Иоакимом Десятинного мон-ря. В древнейшем Синодальном списке НПЛ ничего не говорится об архитектурных формах и о местоположении этого храма, в то время как в Комиссионном списке НПЛ в сообщении о пожаре в «деревянной Софии» указано, что храм имел 13 верхов (очевидно, глав; по «Летописи Авраамки» - 12 верхов) и стоял в конце Пискуплей улицы, на том месте, где позднее построили каменную ц. святых Бориса и Глеба. Сообщение летописи противоречиво, в ходе археологических работ на этой территории остатков деревянного храма не обнаружено. Сведения о многоглавии 1-го деревянного храма Н. р. также не находят подтверждения в реальной архитектурной практике кон. X - 1-й пол. XI в. (первый каменный многоглавый храм Др. Руси - Десятинная церковь - в кон. X в. только строился). Согласно версии С. И. Сивак, древнейшее летописное известие о пожаре в соборе Св. Софии в 1045 г., содержащееся в Синодальном списке НПЛ, относится к каменному Софийскому собору в Киеве (Сивак. 1992. С. 11). Не исключено, что 1-й новгородский храм действительно появился в кон. X в., однако о его формах и даже о посвящении нет достоверных данных. Недостоверны и сведения о каменной ц. святых Иоакима и Анны 989 г., будто бы построенной еп. Иоакимом Корсунянином и располагавшейся к юго-востоку от существующего каменного собора Св. Софии.

Собор Св. Софии в Новгороде. 1045–1050 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Собор Св. Софии в Новгороде. 1045–1050 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Софийский собор - главный храм города, заложен в 1045 г. новгородским кн. Владимиром Ярославичем, в 1050 г. строительство было завершено; освящение храма произошло, по сообщению ряда летописей, в том же 1050 г., по другим данным - в 1052 г. Храм представляет собой редуцированную версию собора Св. Софии в Киеве - 5-нефный, с 3 апсидами (центральная - граненая, боковые - полуциркульные) и одним поясом широких 2-ярусных галерей, заканчивающихся на востоке закрытыми приделами с апсидами. Первоначально галереи имели разную структуру, в нижнем ярусе они были частично открыты и имели проемы с арочным завершением. Галереи были задуманы одноэтажными, однако в ходе строительства замысел зодчего был изменен: у них появился 2-й ярус (исследования Штендера). Церковь имеет обширные хоры, занимающие не только боковые нефы и зап. поперечный неф, но и 2-й ярус галерей. Основной объем здания завершают 5 глав, 6-я глава венчает лестничную башню, встроенную в юго-зап. угол галерей. Большая часть прясел фасадов храма завершена закомарами, помимо традиц. полуциркульных закомар в здании есть и уникальные для древнерус. архитектуры треугольные закомары-щипцы. Стены выложены из чередующихся рядов плинфы и камня (известняка и ракушечника) на известково-цемяночном растворе, на нек-рых участках фасадов обнаружена сделанная с помощью раскраски имитация кладки из каменных квадров, а также декоративная кладка. Нанесенная позднее штукатурка и окраска стен собора в белый цвет существенно изменили облик храма, привнесли в него монументальность и лаконичность художественного решения, изначально ему несвойственные. Среди др. декоративных элементов - полуколонки на гранях центральной апсиды и аркатурные пояски с зубчиками, находящиеся в основании куполов, а также карниз из зубчиков в завершении здания. Храм был построен визант. мастерами, возводившими до этого собор Св. Софии в Киеве, однако киевский образец получил в Новгороде иную интерпретацию - были уменьшены общие размеры здания, у новгородского храма есть только 3 апсиды и одна лестничная башня, нет 2-го пояса галерей. Как следствие, уменьшилось и количество глав, завершающих храм и галереи. Из-за использования местного строительного камня существенно изменился и характер трактовки поверхности стен. В лит-ре неоднократно встречались суждения о романском влиянии на архитектуру новгородского собора Св. Софии, что не подтверждается, однако, анализом архитектурных особенностей памятника (Иоаннисян О. М. К вопросу об элементах романской архитектуры Софийского собора в Новгороде // Искусство Др. Руси и его исследователи. СПб., 2002. С. 88-113). После завершения строительства собора мастера ушли из Н. р., никаких данных о каменном строительстве в городе во 2-й пол. XI в. нет.Интерьер собора Св. Софии в Новгороде. Фотография. 10-е гг. XXI в.Интерьер собора Св. Софии в Новгороде. Фотография. 10-е гг. XXI в.

1100 - 30-е гг. XII в.

Строительство каменных храмов в Н. р. возобновилось в 1103 г. В качестве основных заказчиков выступали новгородские князья, хотя на страницах летописей упомянуты и основатели мон-рей, и названные по имени новгородцы, вероятно бояре. В княжеской резиденции на Новгородском (Рюриковом) городище кн. Мстислав Владимирович заложил ц. Благовещения Пресв. Богородицы. Об освящении церкви летописи не сообщают, но, вероятно, ее строительство было завершено к 1105-1106 гг. В 1113 г. на страницах летописи появляются сведения о начале возведения кн. Мстиславом каменного Никольского собора на Ярославовом дворище. Далее строительство на Новгородской земле велось без перерывов. В 1115 г. некий Воигост заложил ц. вмч. Феодора Тирона. В 1116 г. кн. Мстислав начал строительство новой, более крупной новгородской крепости («заложи Новгород более перваго»), летописи не сообщают, была ли она каменной или деревянной. В том же году посадник Павел заложил каменный город Ладогу. По заказу прп. Антония - основателя новгородского Антониева мон-ря - в 1117-1119 гг. возвели каменный храм в честь Рождества Пресв. Богородицы. В 1119 г. кн. Всеволод Мстиславич и игум. Кириак заложили Георгиевский собор Юрьева мон-ря, а в 1127 г. кн. Всеволод начал строительство ц. Рождества св. Иоанна Предтечи на Опоках (на Петрятином дворе), к-рое было завершено в 1130 г. Наконец, в 1135 г. кн. Всеволод и архиеп. Нифонт заложили ц. Успения Пресв. Богородицы на Торгу, строительство к-рой было завершено только в 1144 г., уже после изгнания из Новгорода князя и его смерти. Под 1127 г. в летописи сказано: «...обложи трьпезницю камяну Антон игумен Новегороде» (НПЛ. С. 21). Вероятно, здесь речь идет о каменной трапезной Антониева мон-ря. В 1135 г. некий Ирожнет заложил ц. свт. Николая на Яковлеве ул., в 1136 г. она была освящена (вероятнее всего, храм был деревянным, т. к. под 1356 летопись сообщает о строительстве новой деревянной ц. свт. Николая). Приведенными известиями исчерпываются летописные сведения о строительстве каменных церквей в нач. XI - 40-х гг. XII в. Среди перечисленных зданий сохранились Никольский собор, собор Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря и Георгиевский собор Юрьева мон-ря. Благовещенская ц. на Городище изучена археологами (Каргер, Седов), так же как и стена посадника Павла в Ладоге (А. Н. Кирпичников). Церкви св. Иоанна Предтечи на Опоках и Успения на Торгу утрачены, домонг. кладки обнаружены в ходе раскопок, проведенных только по внешнему контуру стен ныне существующих храмов XV в. с теми же посвящениями. Об остальных постройках определенных сведений пока нет.

Собор Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря. 1117–1119 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Собор Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря. 1117–1119 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Три сохранившихся храма и ц. Благовещения на Городище принадлежат к одному типу зданий - 4-столпных, с нартексом и хорами, с позакомарным покрытием. Однако в деталях постройки заметно отличаются друг от друга. Наиболее близки архитектура ц. Благовещения на Городище и Георгиевского собора Юрьева монастыря: к сев.-зап. углу храма примыкает квадратная в плане лестничная башня, завершающаяся главой, в юго-западном углу находилась глава над хорами, имевшими П-образную форму (эти формы сохранились в Георгиевском соборе, по аналогии с ним реконструируются в ц. Благовещения). Хоры подобной формы были устроены и в Никольском соборе, однако этот храм имеет не 3, а 5 глав. Появление этой уникальной черты связано с ориентацией на 1-й новгородский храм - собор Св. Софии, находящийся на противоположном берегу Волхова (Никольский собор стал 2-й церковью, построенной непосредственно на территории Новгорода). В Никольском соборе, очевидно, изначально не было лестничной башни, а способ попадания на хоры пока не вполне понятен (во 2-й пол. XII в. в юж. угловой компартимент нартекса храма была встроена лестница). Фасады этих 3 построек, сложенных в смешанной технике кладки (из камня и плинфы со скрытым (утопленным) рядом), украшали уступчатые ниши с полуциркульным завершением, арочные пояски в основании куполов и зубчатые карнизы по контуру закомар.

Никольский собор на Ярославовом дворище. 1113–1136 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Никольский собор на Ярославовом дворище. 1113–1136 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Несколько иной облик имеет собор Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря - первоначально это был 4-столпный храм без нартекса и хоров, затем, на 2-м этапе строительства (видимо, в 20-х гг. XII в.), зап. стену церкви частично разобрали, к 4-столпному ядру примкнул нартекс с круглой лестничной башней и хорами, занимавшими пространство только над нартексом. Подобный тип башни и хоров не характерен для архитектуры этой эпохи, на фасадах Рождественского собора нет ниш, к-рые существуют в др. 3 храмах. Отличается и форма зап. столбов: в соборе Антониева мон-ря они граненые, в остальных постройках - традиционные, крещатые. Среди декоративных элементов Рождественского храма - только аркатурные пояски в основании куполов и зубчатые карнизы по контуру закомар.

Первые храмы, появившиеся в Н. р. после полувекового перерыва в строительстве, были возведены южнорусскими, очевидно киевскими, мастерами - на это указывают как особенности их архитектуры (объемно-пространственное решение, характер проработки фасадов), так и технико-технологические особенности кладки и использованных строительных материалов. От киевских образцов новгородские постройки отличает прежде всего широкое использование местного камня-известняка. Последовательность дат возведения каменных храмов может свидетельствовать о работе одних и тех же мастеров, однако архитектурные особенности собора Антониева мон-ря позволяют рассматривать его как постройку, относящуюся к несколько иной строительной традиции. Поздние летописи называют имя зодчего Георгиевского собора Юрьева мон-ря - мастер Петр (это известие основано на существовавшей в храме ктиторской надписи), неоднократно предпринимались попытки связать с творчеством этого архитектора и др. постройки первых десятилетий XII в.

В 20-30-х гг. XII в., вероятно, произошло некоторое упрощение архитектурного типа - в частности, лестничных башен у церквей св. Иоанна Предтечи на Опоках и Успения Пресв. Богородицы на Торгу не было, хотя хоры безусловно существовали.

В 30-60-х гг. XII в. строительство в основном велось за пределами Новгорода, в Пскове и Ладоге. Очевидно, именно во Псков перешли мастера, строившие храмы в 20-30-х гг. XII в. для кн. Всеволода Мстиславича в Новгороде. В XII в. в Пскове было построено 4 каменных храма, в Ладоге - не менее 6. В ходе псковско-ладожского этапа окончательно сформировался тип церкви, ставший характерным для новгородского строительства сер.- 2-й пол. XII в. в целом: одноглавый 4-столпный храм с хорами и замкнутыми угловыми палатками, на к-рые вела лестница в зап. стене.

Посл. треть XII - 1-я пол. XIII в.

В 1166 г., после долгого перерыва, в Новгороде заложили новый храм - надвратную ц. Спаса на воротах в Юрьевом мон-ре (заказчик неизвестен), на следующий год Сотко Сытинич заложил в Детинце церковь святых Бориса и Глеба. Оба храма освящены только в 1173 г., хотя строительство их, возможно, завершено ранее, в кон. 60-х - нач. 70-х гг. XII в.- сложное для Новгорода время во внешнеполитическом отношении, что и помешало, вероятно, быстро закончить работы по созданию внутреннего убранства церквей и освятить их. Спасская ц. не сохранилась, и ее следы пока не обнаружены археологами, Борисоглебский храм в Детинце неоднократно раскапывали (Строков, Богусевич, Каргер, Седов; см. ст. Борисоглебская церковь в Детинце Великого Новгорода). Для архитектуры 3-й четв. XII в. этот памятник во многом архаичный - большой 4-столпный храм с нартексом, к юго-зап. углу к-рого примыкала башня с винтовой лестницей на хоры (т. е., вероятно, это был 3-главый храм). Очевидно, что формы этой постройки обусловлены ориентацией на какой-то памятник 1-й четв. XII в.

Церковь Преображения Господня на Нередице. 1198 г. Фотография. 2008 г.Церковь Преображения Господня на Нередице. 1198 г. Фотография. 2008 г.В 1172 г. заложена ц. св. Иакова на Яковлевой ул., о ее освящении сведений в летописях нет. В 1179 г. архиеп. свт. Иоанн (Илия) со своим братом Гавриилом за один сезон построил Благовещенскую ц. в Благовещенском мон-ре на оз. Мячино («в Аркажах»). С 80-х гг. и до кон. XII в. строительство в Н. р. велось практически без перерывов, при этом мн. храмы строили за 1-2 сезона. К этой эпохе относится возведение надвратной ц. Богоявления в Благовещенском мон-ре на оз. Мячино (1180-1182), перестройка ц. св. Иоанна Предтечи на Опоках (1184), строительство церквей апостолов Петра и Павла на Сильнище (1185-1192), Вознесения на Прусской ул. (1185-1191), Успения в Аркажском мон-ре (1188-1189), Преображения Господня Хутынского мон-ря (1192), Положения ризы и пояса Пресв. Богородицы на воротах Детинца (1195), Воскресения на Мячине (1195-1196), св. Кирилла (1196), Преображения Господня в Ст. Руссе (1198), Преображения на Нередице (1198), прор. Илии на Славне (1198-1202), Сорока мучеников (1199-1211), вмц. Параскевы на Торгу (1207), вмч. Пантелеимона (1207). Заказчиками храмов были как церковные иерархи, так и частные лица, князья. Многие из этих храмов сохранились или изучены археологами. В 10-30-х гг. XIII в. сообщения о новом строительстве носят нерегулярный характер: в 1211 г. новый архиеп. Антоний «створи полату Митрофаню церковь в имя святого Антония» (НПЛ. С. 52), однако характер этих работ не вполне понятен; в 1218 г. владыка заложил ц. вмц. Варвары в Варварином мон-ре, в 1219 г. Твердислав и Феодор - ц. арх. Михаила на Прусской ул. (освящена в 1224), в 1224 г. Семен Борисович построил ц. ап. Павла с приделами прав. Симеона Богоприимца и равноапостольных Константина и Елены, в 1226 г. заложили ц. св. Иакова на Яковлеве ул. (очевидно, на месте храма 1172 г.), в 1233 г.- ц. св. Феодора на воротах Детинца от Неревского конца. К данному периоду, вероятно, относится возведение единственного сохранившегося памятника - ц. Рождества Пресв. Богородицы в Перыни, не имеющая летописной даты. Из этих построек (помимо перынской церкви) изучен только храм арх. Михаила на Прусской ул. (исследования Булкина), об остальных сооружениях пока сведений нет.

Постройки посл. трети XII - нач. XIII в. в основном относятся к одному типу - это 4-столпные одноглавые храмы с угловыми палатками на хорах. Зап. столбы квадратные в плане, тип восточных варьируется - они могут быть Т-образными, Г-образными или квадратными. В нередицкой церкви боковые апсиды понижены относительно центральной; вероятно, такая схема постройки была использована и в Спасской ц. в Ст. Руссе. Фасады храмов по-прежнему весьма лаконичны: их украшают только зубчатые карнизы в завершении закомар и аркатурные пояски на барабане. В основном храмы строились в обычной для Новгорода XII в. смешанной технике кладки (из камня и плинфы в равнослойной технике), однако на стенах ц. апостолов Петра и Павла на Сильнище есть участки, сложенные из плинфы с утопленным (скрытым) рядом, что рассматривается как признак работы приезжих полоцких мастеров. Традиция строительства храмов подобного типа продолжилась и в нач. XIII в.- напр., ц. вмч. Пантелеимона 1207 г. (не сохр., раскопана Раппопортом, Седовым).

Церковь во имя вмц. Параскевы. 1207 г. Фотография. 10-е гг. XXI в.Церковь во имя вмц. Параскевы. 1207 г. Фотография. 10-е гг. XXI в.Построенная в том же 1207 г. купцами, торговавшими с «Заморьем» (Балтийскими странами), ц. вмц. Параскевы значительно отличается от др. памятников новгородской архитектуры домонг. времени по своему плану и объемно-пространственному решению (храм сохр. частично, многократно перестраивался). Это 6-столпная постройка с круглыми подкупольными столбами и Т-образными восточными, 3 притворами, открытыми в основной объем храма. Церковь в интерьере имеет 3 алтарных полукружия, однако боковые апсиды снаружи не выявлены. Особый интерес представляет объемно-пространственное решение постройки и трактовка ее фасадов. Храм, очевидно, имел башнеобразную композицию, для к-рой характерна ступенчатая организация масс - от располагавшихся на одной высоте завершений притворов и апсиды через повышенный восточный объем к 3-лопастному завершению основного четверика, увенчанного, видимо, одной главой на высоком барабане. Особенностью его фасадов являются пучковые пилястры, 2-уступчатые ниши с полуциркульным завершением, располагающиеся в нижнем ярусе, пояски небольших нишек с полуциркульным завершением, полуколонки на апсиде, перспективные формы порталов. Необычно и устройство хоров - по внутристенной лестнице можно было попасть на площадку над зап. притвором, затем по внутристенным коридорам пройти на аналогичные площадки над северным и южным притворами. В кладке в большом количестве использована лекальная (фигурная) плинфа, из к-рой, в частности, выложены уступы полуколонок. Архитектурные особенности памятника свидетельствуют о том, что он был возведен приезжими мастерами, вероятно полоцко-смоленскими зодчими. Возможно, как предполагал Штендер, храм начала строить приглашенная смоленская артель, которая возвела нижние участки стен и столбов, а продолжали работы местные мастера (вероятно, под руководством смоленского зодчего).

Архитектурные особенности ц. вмц. Параскевы оказали значительное влияние на развитие новгородского зодчества 10-30-х гг. XIII в. Однако известно об этой архитектуре очень немного. Церковь арх. Михаила на Прусской ул. типологически продолжает линию, начатую строительством ц. вмц. Параскевы,- это 4-столпный одноглавый храм со столбами крещатой формы, с внутренними лопатками, пучковыми пилястрами на фасадах (не соответствующими опорам), с полуколонками на апсиде. Вероятнее всего, храм имел 3-притворную композицию. Но в отличие от ц. вмц. Параскевы здесь вместо 6 столбов - 4, профиль пучковых пилястр упрощен, жертвенник и диаконник не выявлены полукружиями не только снаружи, но и внутри.

В ц. Рождества Пресв. Богородицы в Перыни соединились традиция новгородской архитектуры XII - нач. XIII в. и новые формы, заимствованные из полоцко-смоленской архитектуры. Это небольшой одноглавый 4-столпный храм с 3-лопастным завершением фасадов. В отличие от Пятницкой ц. или храма арх. Михаила на Прусской ул. здесь нет пучковых пилястр, только углы храма закреплены узкими лопатками. На фасадах практически отсутствуют декоративные мотивы, лишь в основании купола есть традиционный поясок арочек, а в завершении фасадов - зубчики. Необычна форма столбов перынского храма - вост. столбы квадратные, западные - в нижней части 8-гранные, выше их сечение становится квадратным.

Важная особенность последнего периода развития архитектуры Н. р. домонг. времени - значительное расширение круга заказчиков: церкви строили не только церковные иерархи, но и новгородские бояре, купцы. Княжеский заказ почти полностью ушел из практики строительства вместе с изменением организации политической и социальной жизни средневек. Н. р. В летописи упоминается мастер Коров Якович, построивший в 1196 г. ц. свт. Кирилла в Кирилловом мон-ре под Новгородом, не исключено, что он же был и архитектором Нередицы (предположение Булкина).

Церковь Рождества Пресв. Богородицы в Перыни. 20-е гг. XIII в. Фотография. 10-е гг. XXI в.Церковь Рождества Пресв. Богородицы в Перыни. 20-е гг. XIII в. Фотография. 10-е гг. XXI в.Домонгольская эпоха стала временем формирования самостоятельной новгородской архитектурной школы, ко 2-й пол. XII в. окончательно определился ведущий тип постройки - относительно небольшой 4-столпный 3-апсидный одноглавый храм с хорами с замкнутыми угловыми камерами-палатками. Фасады таких построек весьма лаконичны, общий облик здания цельный и монументальный. Уменьшение размеров храмов, налаживание строительного производства способствовали увеличению количества построек, уменьшению сроков возведения церквей. В этом отношении новгородская архитектура оказалась уникальным явлением на фоне всего древнерус. строительства домонг. времени. Мощный импульс извне, из полоцко-смоленской архитектурной традиции, к-рый новгородская архитектура получила в XIII в., подготовил новый этап в истории средневек. зодчества Н. р., в к-ром привнесенные архитектурные формы были творчески преобразованы новгородскими зодчими. В домонг. время в Новгороде и на Новгородской земле также строились многочисленные деревянные храмы, однако об их архитектуре ничего не известно - новые каменные постройки полностью уничтожили все следы более раннего строительства.

1290-1310-е гг.

После 1292 г. Начина嬬¬тся 20-летний период подъема новгородской архитектуры – вплоть до 1313 г. строительство в Новгороде и Новгородской земле идет практически непрерывно. За 20 лет здесь было построено более 10 сооружений, среди к-рых не только храмы, но и каменные крепости, из их числа ряд построек не сохранился или пока не обнаружен археологами. Среди полностью или частично сохранившихся памятников – церкви свт. Николая Чудотворца на о-ве Липно близ Новгорода / Николы на Липне (1292), вмч. Феодора Стратилата на Щиркове ул. в Новгороде (1292–1294), Михаила Архангела на Михайловой ул. (1300–1302), свт. Николая Чудотворца / Николы Белого (1312–1313), крепость Копорье (1297), археологами изучены надвратные церкви Спасо-Преображения (1297) и св. кн. Владимира (1311) в новгородском Детинце, Покровская ц. Шилова мон-ря (1310).

Заказчиком ц. св. Николы на Липне был новгородский архиеп. Климент. Это четырехстолпная, одноглавая, одноапсидная постройка с трехлопастным завершением фасадов. Углы здания раскрепованы лопатками, промежуточных лопаток на фасадах нет. Форма западной и восточной пар столбов различается: западные столбы в нижней части 8-гранные, в верхней – крещатые, восточные столбы внизу прямоугольные, вверху также крещатые. В данной постройке развились и получили новое звучание формы, применявшиеся в новгородской архитектуре 1-й пол. XIII в., а также появились новые, не свойственные предшествующему зодчеству конструктивные и декоративные черты: сомкнутые («шатровые») своды в западных угловых компартиментах на хорах, пояски из висячих арочек по верху всех фасадов и на барабане, кресты, вырезанные на камнях, помещенных на фасадах, крест из поливных керамических плиток на западном фасаде и др. Важной является смена строительной технологии – вместо плинфы и известково-цемяночного раствора был использован брусковый кирпич и известково-песчаный раствор. Новые технологические приемы, нек-рые конструктивные и декоративные детали свидетельствуют о том, что в строительстве принимали участие мастера, пришедшие из стран Балтийского региона. Возможно, заказчик храма обратился в поисках мастеров в соседние земли, очевидно, к городам Ливонского ордена или Рижского архиепископства. Типологическая схема Никольской ц. родственна храму Рождества Пресв. Богородицы в Перыни, к-рый, очевидно, послужил непосредственным образцом для липенского храма. Зодчие творчески переработали предложенный образец – взяли за основу общую плановую схему перынской церкви, но существенно изменили пропорции и многие конструктивные и декоративные детали.

Ц. вмч. Феодора Стратилата на Щирковой ул. в целом повторила план и, очевидно, общее объемно-пространственное решение домонгольского предшественника (четырехстолпного, трехапсидного храма, вероятно имевшего позакомарное покрытие) без особых новаций. Причина здесь, во многом, – экономия средств: здание возведено по контуру стен домонгольского храма (очевидно, кон. XII в.), хотя и не имеет лестничной башни, к-рая была у домонгольской церкви. Нововведением в Феодоровской ц. является использование брускового кирпича, в том числе лекального, и известково-песчаного раствора.

Храм Михаила Архангела на Торгу – необычная постройка с вытянутым, «базиликальным» планом (исследования Л. Е. Красноречьева). Церковь (сохранились в основном нижние части стен) была четырехстолпной, одноапсидной, очевидно, одноглавой, с прямоугольными столбами, вытянутыми по оси восток-запад. Подкупольное пространство расширено и смещено на восток для увеличения западной трети, где находились хоры (наверх вела лестница, располагавшаяся в западной стене). Фасады членились узкими лопатками, к-рые, однако, не соответствовали столбам, характер завершения храма неизвестен. Формы церкви Михаила Архангела остались эпизодом в истории новгородской архитектуры, подобных черт в зодчестве сер. – 2-й пол. XIV в. мы не находим.

Cохранилась, хотя и значительно перестроена, ц. Николы Белого – одноапсидный, одноглавый четырехстолпный храм с восьмискатным покрытием основного объема и одноэтажным западным притвором (исследования Г. М. Штендера). Фасады Никольской ц. симметрично расчленены плоскими лопатками, стянутыми вверху ползучими арками – трехлопастные арки центральных прясел сочетаются с арками боковых, образуя на фасадах семилопастную композицию, впервые встречающуюся в новгородском зодчестве. Толщина стены в нижней части центральных прясел боковых фасадов больше, чем в боковых, центральные лопатки выделены с высоты примерно 3 м от дневной поверхности – для устройства перспективных порталов обычной ширины стены оказалось недостаточно. Тип окон и расположение их на фасадах храма также необычны для Новгорода, часть окон, а также все порталы и ниши в пастофориях имеют стрельчатые перемычки проемов. Неоштукатуренные узкие щелевидные окна, перспективные порталы и поребрик на апсиде (употреблен впервые в Новгороде) оживляли поверхности стен, видимо, изначально покрытых белой обмазкой – штукатуркой теплого тона. Система сводов храма в целом традиционная, в его западных углах были устроены замкнутые камеры на полатях, объединенные узким помостом. Восточные углы не имеют замкнутых палаток и открыты достаточно высокими арками в центральное пространство храма.

Художественный образ Никольской церкви во многом уникален для новгородского зодчества: симметричное расположение лопаток на фасадах, значительный наклон наружных стен, возможно, барабан конусовидной формы подчеркивали устойчивый вертикализм построения архитектурных масс этого, в общем, не очень высокого храма.

Черты, характерные для новгородской архитектуры этого времени (плановая структура, характер трактовки интерьера с замкнутыми западными угловыми компартиментами и открытыми восточными, отчасти расположение окон), сочетаются в Никольской ц. с ярко выраженными раннеготическими деталями: стрельчатыми окнами, порталами, нишами, использованием пережженного кирпича в кладке, семилопастными готическими арками, а также восьмискатным завершением фасадов.

Большинство из новых архитектурных форм, с к-рыми мы впервые (из сохранившихся памятников) сталкиваемся в ц. Николы Белого, стали постоянно использоваться в новгородской архитектуре сер. XIV – XV вв., в том числе семилопастная арка, пояс поребрика, перспективные порталы; стрельчатые формы проемов и ниш – обычное явление в новгородской архитектуре сер. XIV – 1-й четв. XV в. В то же время, не все эти формы новгородцы сразу активно использовали. Так, наиболее яркая отличительная черта храма – восьмискатное завершение фасадов – применялась в новгородской архитектуре XIV–XV вв., очевидно, крайне редко. Некоторые элементы архитектуры Никольского храма позднее не встречаются: многочисленные окна на восточном фасаде и связанная с этим система освещения восточной части здания, стрельчатые формы ниш в пастофориях и пр.

Копорье в 1297 г. было мощной крепостью, обладавшей замкнутыми криволинейными стенами, рассчитанными на ведение фронтальной стрельбы (исследования О. В. Овсянникова). Средистенных башен в крепости не было, их функции выполняли уступы преграды, с которых, вероятно, велась фланкирующая стрельба.

Все новгородские летописи сообщают о закладке в 1302 г. каменного Детинца в Новгороде. О характере этих работ существует несколько предположений. А.А. Строков и В.А. Богусевич считали, что в 1302 г. новгородцы заменили деревянные стены каменными примерно на две трети в наиболее слабом и опасном в случае военных действий участке – со стороны рва и Софийской стороны. При этом часть стен, примыкающих к Волхову (между Владимирской и Борисоглебской башнями), оставалась деревянной вплоть до 1331 г. (строительство «стены архиепископа Василия»). По мнению М. Х. Алешковского, в 1302 г. в камне были выстроены только проездные башни, причем как раз те, у к-рых незадолго перед этим, или несколькими годами позже, были построены надвратные церкви — Воскресенская (1296), Спасская (1297), Покровская (1305), Владимирская (1311). Из этих построек археологически изучены только ворота под последними двумя церквями.

Для новгородской архитектуры 1290–1310-е гг. – это период поиска. Упомянутые многочисленные надвратные храмы – архитектурный тип, относительно редко встречавшийся в древнерус. зодчестве. Интересным явлением, присущим эпохе, является строительство храмов «по образцу», а также возведение церкви вмч. Феодора Стратилата на Щирковой ул. «на старой основе»: очевидно, новая церковь во многом повторила формы храма-предшественника.

В памятниках церковной архитектуры типологическая основа, связанная с новгородским зодчеством 1-й трети XIII в., соединилась с необычными деталями, свидетельствующими о воздействии архитектуры сопредельных регионов – Ливонского ордена, возможно, о-ва Готланд или Сев. Германии. Особое разнообразие видим мы в форме покрытий храмов: Никольская ц. на Липне имела трехлопастное завершение, церковь вмч. Феодора Стратилата на Щирковой ул. – позакомарное, ц. Николы Белого – восьмискатное. Не исключено, что в храме Михаила Архангела на Михайловой ул. изначально было двускатное завершение фасадов.

В кон. XIII в. произошла замена основных строительных материалов, применявшихся в новгородской архитектуре. Вместо домонгольских плинфы и известково-цемяночного раствора начинает применяться брусковый кирпич и известково-песчаный раствор. Подобный тип кирпича просуществовал до 20–30-х гг. XV в., когда произошла новая, хотя и не столь резкая, смена технологических приемов.

Важно отметить, что не существует какого-либо универсального образа новгородского храма кон. XIII – 1-й четв. XIV в.: памятники отличаются не только деталями плана или декором фасадов и типом завершений. Существуют принципиально разные подходы к объемно-пространственному построению формы, а соответственно и к оформлению структуры интерьера – от храмов с ярко выраженным вертикализмом объемно-пространственного решения до зданий, вытянутых по оси запад-восток, в интерьере к-рых вертикальная ось не играла столь значимой роли.

Способы организации фасадов и интерьеров в ц. Николы на Липне и особенно в ц. Николы Белого оказались востребованы в ходе дальнейшего строительства, составив основу архитектурной типологии в церк. зодчестве Новгорода. В то же время, архитектурные особенности ц. Михаила Архангела на Михайловой улице (очень вытянутый по оси запад-восток план, прямоугольная форма столбов, тип апсиды, узкие лопатки, совершенно не соответствующие столбам), а также церкви вмч. Феодора Стратилата на Щирковой ул. (три апсиды) не находят дальнейшего продолжения в новгородской архитектуре сер. XIV – XV в.

Архитектура кон. XIII – нач. XIV в. явилась передаточным звеном, благодаря к-рому преобразованное домонгольское наследие стало использоваться в архитектуре сер. XIV – XV вв., а также своеобразной «лабораторией» архитектурных форм. В это время были выработаны новые подходы к церковной архитектуре, в полной мере реализованные в сер. XIV – XV вв.

С 1313 г. по 1331 г. строительная деятельность в Новгороде опять замирает – за это время был построен только один каменный храм.

30-50-е гг. XIV в.

Новый период в истории новгородской архитектуры XIV в. связан с деятельностью архиеп. Василия Калики (1331-1352). Всего в течение 21 года его пребывания на кафедре в Новгороде и на Новгородской земле архиеп. Василием и др. заказчиками было возведено и отремонтировано не менее 10 церквей, 2 гражданские постройки, 4 крепости, из них не менее 12 сооружений были каменными. Проводились и др. важные строительные мероприятия, прежде всего неоднократно ремонтировался Великий мост. Строительство в 30-40-х гг. XIV в. велось в основном с перерывами: напр., в 1345 г. возведено 3 храма, а затем в течение неск. лет летопись не сообщает о новых постройках. Из этих зданий частично сохранились 3: церкви Благовещения Пресв. Богородицы на Городище (1342-1343), вмц. Параскевы (храм 1207 г. капитально отремонтирован в 1345) и Преображения Господня (Спаса) на Ковалёве (1345). В результате археологических работ были открыты еще неск. сооружений, упомянутых в летописи: участки стены Детинца (1331-1333), стена посадника Федора (1335), Воскресенская ц. Деревяницкого мон-ря (1335), ц. Входа Господня в Иерусалим (1336-1337), гражданская постройка на Владычном дворе, вероятно палата (1350), крепость Орлец (1342) и участок стены крепости Орешек (1352).

Церковь Преображения Господня (Спаса) на Ковалёве. 1345 г. Фотография. 2008 г.Церковь Преображения Господня (Спаса) на Ковалёве. 1345 г. Фотография. 2008 г.Церкви Входа Господня в Иерусалим и Благовещения на Городище имеют достаточно близкие архитектурные формы: 2-уступчатые лопатки, круглые зап. столбы, центральные прясла на 2 фасадах в нижней части сложены заподлицо с лопатками, лестница на хоры находится в толще зап. стены. Есть и определенные отличия - Входоиерусалимская ц. имела двойные уступы на стыке апсиды и участков вост. стены (эта особенность уникальна и более нигде не отмечена), а также и вытянутые в плане вост. столбы. План храма в отличие от близкого к квадрату плана ц. Благовещения на Городище был вытянут по продольной оси.

От данных памятников существенно отличается ц. Спаса на Ковалёве - изначально храм имел асимметричную 2-притворную композицию, квадратные столбы, стены, расчлененные на углах простыми лопатками, а в центральной части стен вместо лопаток над притворами были устроены кронштейны. Покрытие ковалёвской церкви было позакомарным, система основных сводов традиционна для новгородской архитектуры, однако вместо коробовых сводов в зап. углах, возможно, были сделаны своды в четверть окружности. Архаические черты архитектуры храма, вероятно, были определены ориентацией заказчика на конкретный прообраз (возможно, храм Преображения на Нередице). В то же время мастера снабдили его притворами, композиция которых характерна уже для архитектуры XIV в. и система организации освещения храма иная.

Нек-рые архитектурные формы Входоиерусалимской и Благовещенской церквей, возможно, связаны с зодчеством Новгорода 1-й пол. XIII в. (круглые столбы, уступчатые лопатки). В то же время в данных памятниках заметны черты, позволяющие проследить преемственность с архитектурной традицией первого десятилетия - нач. 10-х гг. XIV в. Так, оформление центральных прясел некоторых фасадов Благовещенской и Входоиерусалимской церквей (стена сложена заподлицо с лопатками) повторяет решение фасадов храма свт. Николая Чудотворца (Николы Белого) 1312 г., близки к ним и формы порталов Никольского храма и ц. Благовещения. Т. о., зодчие архиеп. Василия, ориентировавшиеся, вероятно, на какой-то домонг. образец, при этом безусловно были наследниками мастеров, работавших в первые десятилетия XIII в., что говорит о непрерывности строительной традиции в Н. р. этого времени.

Памятники церковной архитектуры времени архиеп. Василия, так же как и храмы, построенные в кон. XIII - нач. XIV в., имеют черты, которые исследователи называют готическими (прежде всего стрельчатая форма нек-рых ниш и порталов). Однако везде эти элементы являются лишь деталями, не затрагивающими конструкцию и общий образный строй памятника. Храмы 30-40-х гг. XIV в., несмотря на различия, демонстрируют индивидуальный язык новгородской архитектуры, основанный прежде всего на глубоком осмыслении архитектурного наследия XI-XIII вв.

Изученная в ходе археологических работ гражданская постройка на Владычном дворе, вероятно палата 1350 г.,- одностолпное сооружение, подвальный этаж которого был перекрыт сводами. Многочисленные фрагменты фресок, а также большое количество обнаруженных в переотложенном культурном слое средневек. строительных материалов показывают, что здание имело по крайней мере еще один каменный этаж. «Палата архиепископа Василия» пока является самым ранним примером каменного гражданского здания в Новгороде, по своей структуре она гораздо сложнее, чем др. изученные постройки, в основном однокамерные и перекрытые бревенчатым накатником.

Среди основных особенностей крепостного зодчества этого времени можно выделить тенденцию к созданию крепостей с более регулярным планом (Орлец, Орешек), появление башен, с к-рых возможно было простреливать фланги.

В годы, когда Новгородской епархией 2-й раз управлял архиеп. Моисей (1352-1359), новгородцы возвели ок. 10 каменных церквей, при этом заказчиком мн. храмов являлся сам владыка. Среди памятников 50-х гг. XIV в. частично сохранились церкви Успения Пресв. Богородицы на Волотовом поле (1352), арх. Михаила на Сковородке (1355) и вмч. Георгия на Торгу (1356), археологами изучен Знаменский храм на Ильине ул. (1354).

Архитектурные формы построек сер. XIV в. отражают очевидную преемственность с зодчеством 30-40-х гг. XIV в.: продолжает использоваться круглая форма зап. столбов, на хорах находятся палатки-приделы, вост. угловые ячейки открыты высокими арками в боковые рукава креста и в апсиду, во всех памятниках встречаются стрельчатые завершения проемов. Есть и новые архитектурные элементы: в волотовском и сковородском храмах нет лопаток на фасадах, а зап. углы открыты высокими арками; в сковородской церкви на зап. фасаде появляется необычное круглое окно в уступчатой нише с валиковым обрамлением, в Знаменской ц.- крещатые столбы. Памятники новгородской архитектуры 50-х гг. XIV в. обладают отчетливой индивидуальностью: при общем варьировании единой конструктивной и композиционной схемы (4-столпный одноапсидный одноглавый храм с одним или неск. притворами) каждый храм имеет свой образ, далекий от к.-л. шаблона. Среди основных черт построек этой эпохи - вертикальность построения архитектурных форм, камерность, лаконизм решения как фасадных плоскостей, так и интерьера. В декоре памятников новгородской архитектуры 50-х гг. XIV в. продолжают применяться готические формы, но роль их невелика, значение этих элементов резко увеличилось только в 60-х гг. XIV в.

В роли заказчиков монументальных построек 30-50-х гг. XIV в. чаще всего выступали архиепископы; их строительные инициативы тесно связаны с украшением храмов: устройством медных дверей (Васильевских ворот), иконостаса в соборе Св. Софии, росписью стен, а также с изготовлением колоколов. Велось строительство и по заказу частных лиц (жителей Лубяницы, новгородцев Лазуты, Андреяна и Данилы и др.). Для владык и для др. заказчиков предположительно строили одни и те же мастера.

2-я пол. XIV - 1-я четв. XV в.

В 1360 г. со строительства ц. вмч. Феодора Стратилата на Ручью начинается новый период в истории зодчества средневек. Новгорода, во многом, возможно, связанный с естественной сменой части мастеров или появлением нового зодчего. Общность конструктивных и декоративных решений, единство примененных строительных материалов и технологий позволяют рассматривать архитектуру 60-х гг. XIV - 20-х гг. XV в. как зодчество единого периода. Наиболее активно строительство велось при Новгородских архиепископах Алексии (1359-1389), Иоанне II (1389-1415) и Симеоне (1415-1421). Летописные данные свидетельствуют о возведении во 2-й пол. XIV - 1-й четв. XV в. неск. десятков построек, многие из к-рых сохранились, нек-рые изучены в ходе археологических работ. Меньше всего известно об архитектуре 10-20-х гг. XV в. заключительной части периода. В летописях отмечено значительное развитие строительного дела в Н. р. в это время - сооружение храма занимало, как правило, один сезон, в нек-рые годы на Новгородской земле строилось одновременно неск. церквей. Постепенно большая часть городских храмов стала каменной, церкви возводили и в малых городах Новгородской земли - Ст. Руссе, Порхове, мн. пригородные мон-ри также получили каменные постройки. В некоторых мон-рях возникли комплексы, состоявшие из ряда каменных церквей (Аркажский, Деревяницкий, Лисицкий). Об организации строительства в Н. р. в это время известно благодаря сведениям порядной на строительство Троицкой ц. Клопского мон-ря 1419 г., дошедшей до нас в составе Жития прп. Михаила Клопского. Строительство церквей выполняла дружина из неск. мастеров, нанимавших подсобных рабочих на месте, поставкой строительных материалов занимался заказчик.Церковь во имя вмч. Феодора Стратилата на Ручью. 1360–1361 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.Церковь во имя вмч. Феодора Стратилата на Ручью. 1360–1361 гг. Фотография. 10-е гг. XXI в.

Одноглавые 4-столпные одноапсидные храмы 2-й пол. XIV - 1-й трети XV в. можно разделить на 2 группы. К 1-й группе относятся крупные, богато украшенные церкви, фасады к-рых декорированы композициями из окон и ниш, круглыми нишами, кирпичными розетками, полосами декоративной кирпичной кладки, закладными и кирпичными крестами; на апсиде обычно находится аркатура - т. н. валиковые разводы. Таковы церкви вмч. Феодора Стратилата на Ручью (1360-1361), Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. (1374), Рождества Пресв. Богородицы на Молоткове (1379), ап. Иоанна Богослова на Витке (1383-1384), апостолов Петра и Павла в Кожевниках (1406), св. Иоанна Милостивого на Мячине (1422) и др. Ко 2-й группе принадлежат храмы с лаконичными фасадами, минимальным количеством декоративных элементов: церкви апостолов Петра и Павла на Славне (1367), Рождества Христова «на поле» (1381-1382), Рождества Пресв. Богородицы Десятинного мон-ря (1397), св. Власия (1407) и др.

К основному объему мн. храмов примыкали пристройки - помимо зап. притворов, часто встречающихся в эту эпоху, у нек-рых церквей были и масштабные пристройки с боковых сторон (напр., палата, примыкавшая с севера к ц. Иоанна Милостивого на Мячине). Структура интерьеров храмов в целом сходная - пониженные подпружные арки поддерживают паруса и барабан, рукава креста перекрыты коробовыми сводами, угловые компартименты - полукоробовыми. Подкупольный квадрат обычно расширяется с помощью приближения столбов к стенам. Храмы имеют хоры, в которых находятся одна или 2 замкнутые палатки-приделы, в вост. углах также обычно устраиваются изолированные палатки. В ряде построек юго-зап. камера сделана проходной, вдоль юж. стены устроен настил, а придел освящен в юго-вост. палатке (помещении над диаконником). Форма столбов, как правило, квадратная, иногда встречаются круглые зап. столбы (напр., в ц. Рождества Христова «на поле»).

В архитектуре этого времени господствует 3-лопастная форма покрытия, в верхней части фасадов обязательно есть декоративная многолопастная арка. Общим для 2 групп построек является использование 2 основных форм завершения проемов и ниш - стрельчатого и полуциркульного. Мн. декоративные элементы явно имеют западноевроп. происхождение, однако большинство из них были заимствованы новгородцами значительно ранее, а в эту эпоху лишь получили новую интерпретацию. Широкое распространение обрела практика закладывания в стены каменных крестов.

Памятники 2-й пол. XIV - 1-й трети XV в., особенно относящиеся к 1-й группе, обычно рассматриваются как вершина развития новгородской архитектурной школы - впечатляющий образ масштабных сооружений с разнообразно украшенными фасадами, цельными интерьерами, расписанными фресками действительно символизирует расцвет архитектуры Н. р. Вполне вероятно, что большая часть этих построек связана с деятельностью одной артели или даже одного мастера. Заказчиками церквей в основном выступали архиепископы и бояре, а также уличане и городские корпорации.

Среди многочисленных сохранившихся памятников архитектуры этого времени следует выделить неск. храмов. Церковь вмч. Феодора Стратилата на Ручью хотя и повторяет общую типологическую схему, ставшую в XIV в. базовой для новгородской архитектуры (4-столпный одноапсидный одноглавый храм с 3-лопастным завершением фасадов), однако общий облик здания и его детали принципиально отличаются от построек 50-х гг. XIV в. На смену лаконизму форм Успенской ц. на Волотовом поле приходит разнообразие декоративных приемов - в этом храме впервые встречается 2-ярусная аркатура на апсиде, фасады украшают многочисленные круглые ниши, закладные и кирпичные кресты; порталы и нек-рые окна имеют стрельчатую форму завершения. Декоративные элементы не располагаются сплошным ковром, а акцентируют узловые части фасадов (напр., закладной крест по центру апсиды или кирпичный крест в центральном прясле юж. фасада). Храм изначально имел узкий зап. притвор, а также небольшую пристройку-усыпальницу у юго-вост. угла. В интерьере доминирует подкупольное пространство - столбы сдвинуты к углам, при значительных размерах храма роль центрального квадрата увеличивается. В ц. вмч. Феодора впервые встречается каменная внешняя лестница на хоры, находящаяся в сев.-зап. углу,- такое расположение несколько меняет восприятие пространства интерьера.

Церковь Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. 1374 г. Фотография. 10-е гг. XXI в.Церковь Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. 1374 г. Фотография. 10-е гг. XXI в.Вершиной новгородской архитектуры этого времени является ц. Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул.- монументальный храм, типологически близкий к ц. вмч. Феодора Стратилата, с тем лишь отличием, что лестница здесь размещена в зап. стене. Изначально храм имел узкий зап. притвор. Наиболее примечательны живописные фасады Преображенской ц., украшенные асимметрично расположенными декоративными элементами: многочисленными нишами, закладными и кирпичными крестами, поясками поребрика и бегунца. Новым приемом становится устройство на фасадах 5-частных композиций из 3 окон и 2 ниш, объединенных общей бровкой. Близок к Преображенской ц. и храм св. Иоанна Богослова на Витке - зодчему удалось создать изящную архитектурную миниатюру, акцентируя фасады уже ставшими традиционными элементами декора.

Западный и южный фасады ц. апостолов Петра и Павла в Кожевниках украшены разнообразными деталями (5-частной композицией из окон и ниш, полосами фигурной кладки, кирпичными крестами, розетками и т. п.), на апсиде находятся валиковые разводы, однако не 2-ярусные, как в храмах 2-й пол. XIV в., а одноярусные. Иной облик имеет северный фасад - здесь нет портала, отсутствуют декоративные элементы, только 2 окна со стрельчатым завершением проемов оживляют плоскость стены.

Во 2-й пол. XIV - 1-й трети XV в. возведено неск. каменных гражданских построек (найдены в ходе археологических работ): однокамерный квадратный терем на Нутном раскопе (60-е гг. XIV в.), однокамерный прямоугольный терем на Ильинском раскопе (рубеж XIV и XV вв.), однокамерная и 2-камерная постройки на Неревском раскопе (1-я четв. XV в.). Архитектура этих сооружений проста, хотя, судя по формам терема на Нутном раскопе, и в постройках гражданского назначения встречались архитектурные элементы, характерные для данной эпохи (перспективные порталы).

В это время появляется и ряд крепостей: Корела (1364), Окольный город Новгорода (1372-1392, в 1391 строятся каменные башни), Ям (1384), Порхов (1387), каменная стена посада Орешка (1410). Крепость Корела была построена еще в старой традиции - одна каменная башня находилась в кольце дерево-земляных стен; порховcкая крепость имела уже неск. башен, выступавших из контура каменных стен, соответственно у защитников появлялась возможность вести фронтальный обстрел противника. Особо примечателен новгородский Окольный город - масштабная дерево-земляная крепость с большим количеством каменных проездных башен.

С 1424 г. и вплоть до 1430 г. летописи упоминают о постройке лишь 2 церквей; возможно, что одной из причин перерыва в строительстве стала эпидемия 1424-1426 гг.

30-70-е гг. XV в.

Период служения архиеп. Евфимия II Вяжицкого (1429-1458) отмечен активной строительной деятельностью как самого владыки, так и др. заказчиков. Всего известны ок. 50 строительных проектов (возведение зданий, крепостных сооружений, перестройка церквей, ремонт их), не считая основания деревянных храмов. Заказчиком большинства зданий был архиепископ. В деятельности владыки можно четко проследить 2 основных направления. Во-первых, это обустройство Владычного двора, на территории к-рого Евфимий построил больше 10 зданий (надвратные и сенные церкви, жилые и хозяйственные здания), создав уникальный для древнерусской архитектуры XIV-XV вв. ансамбль каменных сооружений. Во-вторых, это работы в Николо-Вяжищской обители: здесь архиеп. Евфимий дважды строил каменный Никольский храм (в 1436 и 1438, 1-я церковь обрушилась), а незадолго до смерти освятил ц. во имя св. Иоанна Богослова при трапезной палате.

Новгородское строительство в 30-50-х гг. XV в. в типологическом отношении было на редкость разнообразным: возводились оборонительные сооружения, жилые, хозяйственные и служебные постройки, часозвоня и колокольни, велись ремонтные работы. Строились церкви достаточно редких типов: сенные, надвратные, а также соединенные с трапезными палатами- уникальное явление для древнерус. архитектуры того времени. В 30-40-х гг. XV в. появились первые в Н. р. каменные храмы на погостах. Документы нач. XVII в. упоминают многочисленные каменные храмы такого типа; не исключено, что некоторые из них были построены еще в XV в.

В годы архиепископства Ионы Отенского (1458-1470) было построено и отремонтировано ок. 30 сооружений. Основным заказчиком каменных церквей по-прежнему являлся архиепископ, продолживший обустраивать резиденцию - Владычный двор, а также возводить храмы в наиболее важных для святителя мон-рях - Отенском и Вяжищском. Строительством городских церквей или храмов в других мон-рях владыка не занимался - это было делом уличан, частных заказчиков и игуменов. Вполне возможно, что возведение новых построек продолжилось и в 70-х гг. XV в.- в годы архипастырского служения Феофила (1470-1479). К сожалению, в летописи в эти годы отмечено только 2 строительных акта; возможно, к 70-м гг. XV в. относится и возведение ц. свт. Николая в Гостинопольском мон-ре.

Принято разделять все памятники новгородской церковной архитектуры 30-70-х гг. XV в. на храмы, возведенные «на старой основе» (Спасский собор в Ст. Руссе 1442 (1441?) г., церкви св. Иоанна Предтечи на Опоках 1453 г., арх. Михаила на Михайлове ул. 1454 г., прор. Илии на Славне 1456 (1455?) г., Успения на Торгу 1457 г., св. Димитрия Солунского на Славкове ул. 1462 г., Воскресения на Мячине 1463 г. и др.), и «новые» храмы (церкви св. Николая Мостищского мон-ря 1448 г., Двенадцати апостолов 1454 г., св. Лазаря 1461 г., св. Симеона Богоприимца 1467 г. и др.). Эти 2 строительные тенденции по-разному интерпретируют архитектурную форму. В храмах «на старой основе» заметна типологическая схема, характерная в основном для домонг. эпохи, новации присутствуют только в решении интерьера, разделенного деревянным перекрытием на 2 этажа, а также в области фасадного декора. В «новых» храмах заметно созвучное эпохе объемно-пространственное решение, в интерьере господствует камерный способ организации пространства. Обычно в лит-ре строительство «на старой основе» времени архиепископов Евфимия и Ионы связывалось с борьбой Новгорода и Москвы. Исследователи видели в этом стремление противопоставить новгородскую старину Москве и считали, что строительная программа Евфимия являлась частью его антимосковской политики. Внимательное рассмотрение вопроса позволяет сделать вывод об отсутствии «идеологической» составляющей в строительной программе архиеп. Евфимия, связанной с капитальным ремонтом и перестройкой соборов.

Новгородские строители 30-70-х гг. XV в. во многом ориентировались на архитектурное наследие XIV - нач. XV в.: основным типом церковной постройки оставался 4-столпный одноглавый одноапсидный храм. В некоторых церквах «на старой основе» интерпретируется тип 6-столпного 3-апсидного храма (такие храмы строились в Н. р. в 1-й трети XII в.). Вместе с тем в эпоху архиепископов Евфимия II и Ионы Отенского появились новые архитектурные формы. В 30-60-х гг. XV в. распространились храмы с подцерковьем, возникшие, видимо, в 1-й трети XV в.,- интерьер постройки разделен деревянным перекрытием на 2 этажа: нижний этаж (подцерковье) использовался исключительно для хозяйственных нужд, на верхнем этаже находился собственно храм. Перекрытие подцерковья никак не выражено на фасадах, соответственно 2-этажная структура здания снаружи не видна. При этом пропорции зданий остаются теми же, их высота не увеличивается. Устройство подцерковий существенно изменило характер решения интерьеров церквей: отсечение в интерьере нижней части постройки сделало их более компактными, вертикальный акцент в них уже не ощущается так, как в интерьерах храмов предшествующих столетий. В «новых» храмах с подцерковьем не устраивались хоры, для них в этом пространстве фактически не было места.

Единственный сохранившийся храм без подцерковья 30-50-х гг. XV в.- небольшая ц. Двенадцати апостолов на Пропастех. Фасады храма расчленены узкими лопатками, при этом боковые прясла близки по размерам, благодаря чему подчеркнута вертикальная ось композиции. Компактность, собранность архитектурных масс, значительное доминирование высотных характеристик являются отличительными чертами этой постройки. В храме отсутствуют хоры и вост. палатки, из-за чего его интерьер приобретает необычный для архитектуры этого времени зальный характер.

Среди сохранившихся построек времени архиеп. Евфимия II особое значение имеет Владычная (Грановитая) палата - очевидно, здание, о возведении которого в новгородских летописях сообщается под 1433 г.: «...постави... владыка Еуфимеи полату в дворе у себе, а дверии у неи 30: а мастеры делале немечкыи из Заморья с новгородскыми масторы» (НПЛ. С. 416). В летописных текстах указывается срок возведения здания (95 дней), а также то, что помимо немецких мастеров в строительстве принимали участие новгородские «стенщики». Сложное по структуре здание, не имеющее аналогов в гражданской архитектуре Н. р. предшествующего времени, включает различные по функции помещения (парадные, жилые, хозяйственные). Многочисленные готические конструктивные и декоративные элементы, не применявшиеся ранее в новгородской архитектуре (слепые ниши, нервюрные своды, лусковая техника кладки и т. п.), свидетельствуют о работе нем. мастеров. Комплекс каменных построек Владычного двора состоял из неск. гражданских зданий, а также из надвратных и сенных церквей. Подобных сложных архитектурных ансамблей не было до той поры не только в Н. р., но и вообще на Руси. Уникальные комплексы каменных зданий формируются в эти годы в пригородных мон-рях: Вяжищском, Отенском и Хутынском. Зодчие архиеп. Ионы Отенского впервые в истории новгородской архитектуры вместо сводов применяют для перекрытия основного объема храма деревянные конструкции; в 2 памятниках 60-х гг. XV в. встречается новая форма покрытия основного объема храма (на 16 скатов).

В сер.- 2-й пол. XV в. изменились и принципы оформления фасадов. Если в XIV - нач. XV в. основными элементами, образующими декоративное целое фасадов новгородских храмов, были закладные и кирпичные кресты, розетки, короткие отрезки декоративной кладки, а также сочетание окон различной формы, то в сер.- 2-й пол. XV в. доминируют окна одного типа, причем они расположены стандартно, фасады украшают ряды декора, в к-ром чередуются 3 основных мотива: бегунец (кирпичи, поставленные на угол), поребрик (кирпичи, поставленные на тычки) и зубчики (низкий поребрик - кирпичи, поставленные на ложки). На смену асимметрии, свойственной фасадам храмов 2-й пол. XIV - нач. XV в., приходит симметрия, декор имеет строчный характер, помимо общей вертикальной оси, к-рой подчиняется построение фасадов всех памятников новгородской церковной архитектуры, появляется и 2-я, горизонтальная ось.

Лазаревская церковь Муромского мон-ря на Онежском озере. 2-я пол. XIV в. Фотография. 10-е гг. XXI в.Лазаревская церковь Муромского мон-ря на Онежском озере. 2-я пол. XIV в. Фотография. 10-е гг. XXI в.Новациями отмечена и технико-технологическая сторона зодчества: изменились тип кирпичей и характер известкового раствора, появились постройки, возведенные только из кирпича (церкви св. Сергия, св. Симеона Богоприимца), из практики строительства постепенно ушел ракушечник, ранее применявшийся в качестве основного материала. Нельзя не отметить, однако, ухудшение качества строительства - некоторые постройки 30-50-х гг. XV в. разрушались вскоре после окончания строительных работ.

Большое количество возведенных в эти годы зданий свидетельствует о том, что в Новгороде в сер.- 3-й четв. XV в. существовала четкая организация строительного производства, а не работали обособленные артели. Определенные люди занимались разметкой плана памятника, откопкой фундаментных рвов, др. рабочие возводили стены храма, выполняли отделочные работы.

Важной страницей в истории новгородской архитектуры кон. XIII - XV в. было и церковное деревянное зодчество, однако утрата почти всех памятников этой эпохи не позволяет составить представление об их типологии и характерных особенностях. Ко 2-й пол. XIV в., видимо, относится Лазаревская ц. Муромского монастыря на Онежском озере (ныне в Музее-заповеднике «Кижи») - храм простейшего клетского типа, состоящий из 2 срубов, перекрытых 2-скатными кровлями и увенчанный одной главой. Датировку церкви подтверждает целый ряд архаичных строительных приемов. Не исключено, что найденный на Владычном дворе Новгорода фрагмент деревянной постройки посл. трети XIII в. может быть интерпретирован как часть 10-угольного «круглого» храма (исследования М. А. Родионовой).

Значительные трансформации, которые претерпела в XV в. новгородская архитектурная школа, не привели, однако, к принципиальным изменениям в облике новгородского храма. Основной путь развития зодчества Новгорода во 2-й пол. XV в.- создание все более камерных построек, при этом уменьшались абсолютные размеры храмов, затеснялось их внутреннее пространство, но не допускалось упрощение форм, а происходило «сжатие», небольшому храмовому объему придавалась цельность и компактность. Наиболее ярко это проявляется в архитектуре ц. св. Симеона Зверина мон-ря и Никольской ц. в Гостинополье.

Лит.: Макарий (Миролюбов), архим. Описание Новгородского архиерейского дома. СПб., 1857; История рус. искусства. М., [1910]. Т. 1; Некрасов А. И. Великий Новгород и его худож. жизнь. М., 1924; Строков А. А., Богусевич В. А. Новгород Великий: (Пособие для экскурсантов и туристов). Л., 1939; Памятники искусства, разрушенные нем. захватчиками в СССР. М.; Л., 1948; Воронин Н. Н. У истоков рус. национального зодчества // Ежег. Ин-та истории искусств, 1952. М., 1952. С. 257-316; Кацнельсон Р. Древняя церковь в Перынском скиту близ Новгорода // Архит. наследство. 1952. Вып. 2. С. 69-85; Монгайт А. Л. Оборонительные сооружения Новгорода Великого // МИА. 1952. Вып. 31. С. 7-132; История русского искусства / Общ. ред.: И. Э. Грабарь, В. Н. Лазарев, В. С. Кеменов. М., 1953-1959. Т. 1-4; Шуляк Л. М. Церковь Спаса Преображения. Новг., 1958; Максимов П. Н. Зарубежные связи в архитектуре Новгорода и Пскова XI - нач. XVI в. // Архит. наследство. 1960. Вып. 12. С. 23-44; Алешковский М. Х. Новгородский детинец 1044-1430 гг. // Архит. наследство. 1962. Вып. 14. С. 4-26; Дмитриев Ю. Н. О формах покрытия в новгородском зодчестве XIV-XVI вв. // ДРИ. 1963. [Вып.:] XV - нач. XVI в. С. 196-207; Гладенко Т. В. и др. Архитектура Новгорода в свете последних исследований // Новгород: К 1100-летию города. М., 1964. С. 183-263; Красноречьев Л. Е., Орлов С. Н. Археол. исследования на месте Аркажского мон-ря под Новгородом // Культура и искусство Др. Руси: Сб. ст. в честь М. К. Каргера. Л., 1967. С. 69-76; Алешковский М. Е., Воробьев А. В. Новгородский кремль. Л., 19722; Каргер М. К. Новгород. Л., 19804; Пескова А. А., Раппопорт П. А., Штендер Г. М. К вопросу о сложении новгородской архитектурной школы // Сов. Арх. 1982. № 3. С. 35-47; Раппопорт П. А. Рус. архитектура X-XIII вв.: Кат. памятников. Л., 1982; он же. Строительное производство Др. Руси: (XI-XIII вв.). СПб., 1994; Штендер Г. М., Ковалева В. М. О формировании древнего архитектурного облика Рождественского собора Антониева мон-ря в Новгороде // КСИА. 1982. Вып. 171. С. 54-60; Штендер Г. М. Архитектура Новгородской земли XI-XIII вв.: АКД. Л., 1984; он же. Композиционные особенности трех древнерус. софийских соборов в их связи с литургией // Литургия, архитектура и искусство визант. мира. СПб., 1995. С. 298-302; Комеч А. И. Древнерус. зодчество кон. Х - нач. XII в.: Визант. наследие и становление самостоятельной традиции. М., 1987; он же. Церковь Успения на Волотовом поле в Новгороде: Соотношение канона и творчества // ДРИ. 2002. [Вып.:] Византия, Русь, Зап. Европа: Искусство и культура. С. 230-244; Седов В. В. Об иконографии внутреннего пространства новгородских храмов XIII - нач. XVI вв. // Иконография архитектуры. М., 1990. С. 102-127; он же. Новгородский храм эпохи расцвета боярского строительства: Ц. Рождества Богородицы на Молоткове // Рос. Арх. 2004. № 1. С. 46-54; он же. Церковь Рождества Богородицы в Перыни: Новгородский вариант башнеобразного храма // ДРИ. 2009. [Вып.:] Идея и образ: Опыты изучения визант. и древнерус. искусства. С. 29-54; он же. Церковь Спаса на Ильине улице в Новгороде: Архитектура боярского храма. М.; Вологда, 2015; Кузьмина Н. Н. Исслед. ц. Успения в Колмове // Реставрация и архит. археология: Новые мат-лы и исслед. М., 1991. [Вып. 1]. С. 136-146; она же. Церковь св. Филиппа Апостола и Николая Чудотворца на Нутной ул. в Вел. Новгороде. Новг., 2001; Булкин В. А. Постройка тверских мастеров в новгородском Хутынском мон-ре // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь, 1996. Вып. 1. С. 85-90; он же. Новгородское зодчество нач. XII в. по новым археол. мат-лам // ДРИ. 2002. [Вып.:] Русь и страны визант. мира, XII в. С. 270-288; он же. О древнерус. архитектуре: Избр. тр. СПб., 2012; Соленикова Е. В. Закладные кресты в архитектуре Северо-Запада России. СПб., 1996; Кузьмина Н. Н., Филиппова Л. А. Крепостные сооружения Новгорода Великого. СПб., 1997, 20122; Кузьмина Н. Н., Секретарь Л. А. Деревяницкий Воскресенский мон-рь: (История строительства, архитектуры, реставрации) // НИС. 1999. Вып. 7(17). С. 226-244; Петров Д. А. Проблемы исторической топографии Новгорода. М., 1999. (Архив архитектуры; 10. Новгородские древности; 4); Антипов И. В. Древнерус. архитектура 2-й пол. XIII - 1-й трети ХIV в.: Кат. памятников. СПб., 2000; он же. Новгородская архитектура времени архиепископов Евфимия II и Ионы Отенского. М., 2009; он же. Новгородская архитектура времени архиеп. Василия Калики: Основные проблемы изучения // Вестн. С.-Петербургского ун-та. Сер. 2: История. 2012. Вып. 3.С. 95-104; Новоселов Н. В. От Благовещения до Благовещения: Строительное производство Новгородской земли в период сложения местной архитектурной школы. СПб., 2002; Чукова Т. А. Алтарь древнерус. храма кон. Х - 1-й трети XIII в. СПб., 2004; Богослов на Витке: История и возрождение старообр. храма в Вел. Новгороде. Новг., 2006; Красноречьев Л. Е., Секретарь Л. А. К истории строительства, архитектуры и реставрации каменных храмов бывшего Воскресенского Мячинского мон-ря // НИС. 2006. Вып. 10(20). С. 96-121; Вел. Новгород: История и культура IX-XVII вв.: Энцикл. слов. СПб., 2007; История рус. искусства. М., 2007. Т. 1; 2012. Т. 2/1; 2015. Т. 2/2; Торшин Е. Н. Полоцкие строители в Смоленске и Новгороде // Изучение и реставрация памятников древнерус. архитектуры и монументального искусства: Мат-лы науч. конф. памяти архитектора-реставратора Г. М. Штендера. СПб., 2007. С. 74-88. (Тр. ГЭ; 34); Архитектурное наследие Вел. Новгорода и Новгородской обл. / Ред.-сост.: М. И. Мильчик. СПб., 2008, 20142; Секретарь Л. А. Мон-ри Вел. Новгорода и окрестностей. М., 2011; Сакса Л. А. Церковь апостолов Петра и Павла на Сильнище и новгородское зодчество кон. XII в.: Предв. итоги исслед. // Архит. наследство. 2012. Вып. 56. С. 38-59; Ёлшин Д. Д. Новгородская плинфа XI-XIII вв.: Возможности типологического изучения // Там же. С. 208-213; Антипов И. В., Яковлев Д. Е. Владычная палата в Вел. Новгороде - памятник сотрудничества немецких и новгородских мастеров // Русские и немцы: 1000 лет истории, искусства и культуры: Эссе. Petersberg, 2013. С. 72-79; Сарабьянов В. Д. Помещения 2-го этажа в древнерус. церквах, их функция и иконография // В созвездии Льва: Сб. ст. по древнерус. искусству в честь Л. И. Лифшица. М., 2014. С. 396-439; Antipov I., Gervais A. The Bricks from St. Nicholas Church at Lipno near Novgorod (1292) and the Origins of the New Novgorodian Building Tradition // Estonian J. of Archaeology. 2015. Vol. 19. N 1. P. 58-79; Ядрышников В. А. Чудо возрождения: История новгородской архит. реставрации. СПб., 2017.
И. В. Антипов

Изобразительное искусство

Новгородская средневек. школа живописи, сложившаяся на территории самого города, а также земель, в разное время находившихся под влиянием его художественной культуры - одно из наиболее значительных и самобытных явлений в древнерусском искусстве. Формирование школы происходило на протяжении XII-XV вв., черты местного своеобразия сохранялись в произведениях XVI-XVII вв. Развиваясь в общем русле искусства Византии и Др. Руси, живописная школа Новгорода выработала самостоятельный художественный язык со стилистическими и иконографическими особенностями, оказавший влияние на сложение общерус. стиля после присоединения Н. р. к Московскому гос-ву.

Памятники новгородской школы живописи по количеству превосходят наследие любого др. центра Др. Руси. Объективное представление о художественных особенностях новгородской школы и процессе ее становления дает целостное рассмотрение различных видов живописи - настенных росписей, иконописи, книжной иллюстрации, а также произведений малых форм. Сосредоточены они ныне не только в совр. Новгороде, но и за его пределами. Уже в XVI в. как княжеское наследие были вывезены мн. древние иконы из Софийского собора, из мон-рей и храмов Новгорода. В XX в. в результате национализации имущества РПЦ, перемещения икон из церквей в музейные фонды мн. иконы оказались в музеях Москвы, Ленинграда (ныне С.-Петербург), Пскова. Во время Великой Отечественной войны храмы с фресками пострадали или были разрушены.

Первые упоминания о новгородских художественных древностях появились в XVIII в., но основы изучения искусства Н. р. были заложены в XIX в. В 2-томном труде архим. Макария (Миролюбова) 1860 г. отмечены не только архитектурные особенности храмов, но и настенные росписи, а также памятники иконописания и церковного шитья. До нач. XX в. развитие в России церковной археологии, а позднее и искусствознания, было связано с произведениями архитектуры, искусства и художественной культуры именно Н. р. Научный интерес к новгородской живописи начал активно возрастать с кон. XIX - нач. XX в. в связи с археологическими раскопками и раскрытием новых фрагментов храмовых росписей как в самом Новгороде, так и в соседних с ним городах - Пскове и Ст. Ладоге. Материалы, посвященные памятникам новгородской живописи и архитектуры, публиковались в отдельных выпусках различных периодических изданий и в сериях специализированных книг («Памятники древнерус. искусства», «Русские древности в памятниках искусства»). В 1-й трети XX в. опубликовано большое количество научных работ по археологии и реставрации росписей ряда памятников. Изучением фресковых ансамблей Н. р. занимались: В. К. Мясоедов, Н. П. Сычёв, П. П. Муратов, Н. Л. Окунев, Д. П. Гордеев, Л. А. Мацулевич, А. И. Анисимов, И. Э. Грабарь, Н. Г. Порфиридов, М. И. Артамонов, А. А. Строков и др. В основном был собран и систематизирован большой материал, к-рый предстояло исследовать в контексте древнерус. и визант. искусства. Городу посвятил книгу-эссе А. И. Некрасов. Главы о Новгороде вошли в книгу очерков по истории монументальной живописи Др. Руси Б. В. Михайловского и Б. И. Пуришева, а также в изданные на нем. языке труд Д. В. Айналова о рус. монументальной живописи (Ainalov D. Geschichte der russischen Kunst. B., 1932. 2 Bde) и в обобщающую работу по истории древнерус. искусства М. В. Алпатова и Н. И. Брунова (Alpatov M., Brunov N. Geschichte der altrussischen Kunst. B., 1932).

После Великой Отечественной войны развернулась широкомасштабная реставрационная деятельность, вызвавшая новый виток интереса к художественному наследию Новгорода. Ее частью стали работы в мастерской художника-реставратора ВХНРЦ А. П. Грекова по собиранию, очищению и изучению фрагментов монументальной живописи из разрушенных храмов Н. р. Результатом этой работы стали статьи и монографии Грекова, Г. И. Вздорнова, Э. А. Гордиенко, Н. В. Пивоваровой, посвященные монументальным ансамблям Новгорода от домонг. времени до XIV в. В это время была разработана периодизация искусства Новгорода и выявлены художественные особенности каждого периода. Для начального этапа становления местной школы живописи были характерны 2 основных направления во всех видах изобразительного искусства: близкое к визант. искусству и связанное с аристократической, княжеской средой, а впосл.- с Владычным двором, и т. н. народное (демократическое) или местное, ориентированное на вкусы заказчиков из более широкого социального круга. В научной лит-ре также анализировались особенности проявления в памятниках Н. р. «экспрессивного» стиля, характерного на определенном этапе для всего визант. искусства.

Изучение монументального искусства Новгорода домонг. периода в 2000-х гг. обогатилось научными трудами Л. И. Лифшица, В. Д. Сарабьянова, Т. Ю. Царевской, посвященными отдельным памятникам (Георгиевской ц. Ст. Ладоги, Благовещенской ц. мон-ря на оз. Мячине и др.), а также совместной монографией этих авторов. К числу новейших работ принадлежат обзорные статьи 2-го тома «Истории русского искусства» под редакцией Лифшица. Настенным росписям XIV-XV вв. с экспликациями сюжетного состава росписей, с альбомом иллюстраций и исследованиям художественного языка в контексте искусства Византии и др. центров Др. Руси посвящены монографии Лифшица, Царевской, С. О. Дмитриевой. Основная проблематика, относящаяся к фресковым ансамблям Н. р. этого периода, связана с т. н. южнослав. влиянием на монументальную живопись Др. Руси. Впервые этот вопрос был поднят В. Н. Лазаревым, развит др. учеными. В научной литературе утвердилось условное разделение памятников монументальной живописи на греческую и южнославянскую (балканскую) группы; данная классификация периодически уточняется.

Комплексный подход к культуре и искусству Н. р. XVI в. наиболее полно представлен в работах Гордиенко, к-рая в ряде статей и в книге 2001 г. анализирует специфику новгородской школы в рамках общерус. искусства, соотнося ее традиц. черты с многообразными нововведениями. Памятники новгородской живописи XVII в. представлены в работах Г. Н. Бочарова, Ю. Б. Комаровой, Лазарева, М. М. Постниковой-Лосевой, М. В. Седовой и посвящены иконописи и декоративно-прикладному искусству. Росписи Знаменского собора 1702 г. в контексте монументального искусства эпохи исследовала И. А. Слуцкая.

Помимо многочисленных исследований монументальной живописи существует корпус научных работ, посвященных станковым произведениям (иконы и иллюминированные рукописи) и малым формам искусства. Особенности новгородской школы живописи по данным миниатюры были описаны В. Н. Щепкиным, изучением специфики книжного и иконописного искусства Новгорода занимались Муратов, Лазарев, Гордиенко, В. К. Лаурина, Э. С. Смирнова, О. С. Попова. Выявление новых памятников декоративно-прикладного искусства Новгорода было начато Постниковой-Лосевой и Бочаровым в кон. 60-х гг. XX в. и продолжено Т. В. Николаевой, В. Г. Пуцко, А. В. Рындиной. Богатый материал о церковных произведениях малых форм, торевтике XI-XVII вв., а сами предметы были исследованы И. А. Стерлиговой и В. В. Игошевым.

Обзор новгородской школы иконописи был представлен в статьях Лазарева в «Истории рус. искусства» (1954), в монографии Г. С. Колпаковой «Искусство Др. Руси: Домонгольский период» (СПб., 2007), а также в совместном труде Смирновой и Сарабьянова. Вопросы новгородской живописи регулярно освещаются в периодических изданиях и сборниках. С 1963 г. актуальные исследования в области древнерус. искусства публикуются в сборнике ДРИ, начатом ГИИ по инициативе О. И. Подобедовой. Художественной культуре Новгорода полностью посвящены тома ДРИ 1968 г., а также часть статей в томе о монументальной живописи средневековой Руси (ДРИ. 1980). Научные статьи об отдельных произведениях иконописи и малых форм средневек. искусства Новгорода включены в каталоги постоянной экспозиции и временных выставок ГТГ, ГРМ и НГОМЗ.

Материалы о художественной жизни средневек. Новгорода представлены в изданиях НГОМЗ - «Ежегоднике Новгородского государственного объединенного музея-заповедника», сборниках статей по итогам научных конференций («Новгород и Новгородская земля: История и археология», «Новгород и Новгородская земля: Искусство и реставрация»). Источниковедческая, архивная и иная проблематика активно разрабатывается в изданиях: «Новгородский исторический сборник» (НИС) и «Новгородский архивный вестник» (НовгАВ).

С 1992 г. издается ежеквартальное издание Новгородской епархии - ж. «София» с тематическими статьями по церковной истории и краеведению (аннотированный указатель содержания журнала за 1992-2007 выпущен в 2009 Новгородским гос. ун-том им. Ярослава Мудрого). К периодическим изданиям Новгородского ун-та относится «Вестник НовГУ», где представлены исследования по истории, археологии и искусствоведению. Благодаря непрерывному процессу археологических и реставрационных работ, выявлению новых данных круг памятников архитектуры и живописи продолжает расширяться, идет переатрибуция нек-рых произведений станковой живописи.

Живописное наследие домонгольского периода

развивалось вместе со становлением новгородской государственности в XI-XII вв. В этот период в монументальной живописи постепенно складываются 2 основных направления - т. н. византинизирующее (грекофильское) и местное, оказывавшие влияние друг на друга. Византинизирующее направление в искусстве Новгорода сформировалось на основе его тесных культурных связей как с К-полем, так и с Киевом. Как правило, заказчиками были князья или духовные лица, тогда как местное направление ориентировалось на вкусы посадского и ремесленного населения города.

Сложение местной живописной мастерской связано с именем кн. Мстислава Владимировича. Однако единого мнения о времени и месте появления в Новгороде собственных артелей художников-монументалистов нет. Предполагают, что они могли существовать в XII в., а также в сер. XV в., при свт. Евфимии II Вяжицком, архиеп. Новгородском и Псковском, когда росписи храмов часто упоминались в летописях. Из письменных источников известно о неоднократном приглашении в Новгород греч. мастеров.

Настенная живопись определяла основное направление стилистического развития всего искусства Новгорода в целом: иконописного, книжного и прикладного. В Новгороде и в соседних с ним городах, являвшихся в определенные исторические периоды его пригородами (Псков, Ст. Ладога, Ст. Русса), сосредоточено наибольшее количество памятников со средневек. стенописями. Состав иконографических программ, их характер и специфика во многом определялись объемно-пространственной структурой памятников архитектуры. Традиц. крестово-купольные храмы XII в. в Новгороде, как и в др. центрах Византии и Др. Руси, состояли из нартекса, наоса и алтарной части с 3 апсидами. Каждой из алтарных апсид, согласно устойчивой системе росписи визант. храма, соответствовал индивидуальный фресковый цикл: конху центральной апсиды занимал образ Богоматери на троне с Младенцем Христом или в типе Оранты, ниже располагалась композиция «Причащение апостолов», на уровне престола - фронтальные фигуры отцов Церкви, образующие святительский чин; сев. апсида (жертвенник) обычно отводилась под Богородичный (протоевангельский) цикл, тогда как южная (диаконник) - под сюжеты из Жития св. Иоанна Предтечи (особенно для монастырских храмов) или того святого, к-рому был посвящен храм. На сводах и стенах наоса художники размещали сцены из Свящ. истории, в первую очередь - двунадесятые праздники, столбы и части стен на уровне человеческого роста предназначались для изображений святых. Выбор святых мог определяться как наличием в храме связанных с ними реликвий, так и волей заказчика (ктитора) росписи. Нижние части стен заполнялись, как правило, «полилитией» или «мраморировкой» - фресковыми имитациями облицовки мрамором или др. камнем.

Самый ранний пример фресковой декорации в Новгороде сохранился в соборе Св. Софии, Премудрости Божией, расписанной греч. мастерами (1109). Ее фрагменты свидетельствуют, что фрески находились (с востока на запад): в виме, центральной апсиде, верхних зонах наоса (за исключением малых глав) и в приделе в честь Рождества Пресв. Богородицы. Сохранились только изображения 8 пророков в барабане и 4 святителей в алтарной части. Образ Христа Пантократора в окружении Небесных сил, традиционно располагавшийся в скуфье купола, имел отличительную деталь - благословляющая десница Христа была изображена с полусогнутыми пальцами (образ в позднем средневековье почитался чудотворным). Роспись погибла 5 июля 1942 г. при разрушении куполов Софийского собора, она известна по летописным свидетельствам и частично - по довоенным фотографиям, о композиционной структуре изображения Пантократора можно судить и по памятникам более позднего периода, для к-рых оно послужило образцом.

Равноапостольные имп. Константин и имп. Елена. Фреска собора Св. Софии в Новгороде. Сер.— 2-я пол. XI в.Равноапостольные имп. Константин и имп. Елена. Фреска собора Св. Софии в Новгороде. Сер.— 2-я пол. XI в.Для декорации таких храмов средневизант. периода, как Софийские соборы в К-поле (мозаики ок. 867 г. и позднее), в слав. городах, Охриде или Киеве (30-40-е гг. XI в.), было характерно акцентирование темы священства, что указывает на вероятную ориентацию Новгорода не только на киевскую живописную традицию, но и на искусство Византии в целом. К особенностям программ в храмах Новгорода домонг. периода относится расширенный состав святительского чина, нередко распространявшийся за пределы центральной алтарной апсиды. Увеличение количества изображаемых епископов отмечается уже в соборе Св. Софии и в дальнейшем останется отличительной чертой мн. памятников. Разновременные изображения сохранились в юж. паперти (Мартириевской). К более раннему периоду относятся образы святых Константина и Елены по сторонам креста (пилястра сев. стены). Большинство исследователей относят их к сер.- 2-й пол. XI в., однако стилистическое своеобразие и отсутствие прямых аналогов в восточнохрист. живописи оставляют открытым вопрос о точной датировке и происхождении данной композиции. Изображение выполнено в технике al secco (роспись по сухой штукатурке), нехарактерной для стенописи, на основании чего выдвигается предположение, что его создателями могли быть художники, основной специальностью к-рых была не монументальная живопись, а иконопись или миниатюра. От декорации Мартириевской паперти 1144 г. дошло самое раннее в древнерус. искусстве изображение 7-фигурного Деисуса.

Примерно в одно время с созданием фрескового ансамбля Св. Софии была расписана ц. Благовещения Пресв. Богородицы, возведенная в 1103-1105 (или 1106) гг. в резиденции князя на Рюриковом городище (на Городище). Храм перестраивался в 1342-1343 гг., был полностью разрушен во время Великой Отечественной войны. Характер живописи, некоторые особенности личного письма найденных при археологических раскопках фресковых фрагментов XII в. свидетельствуют о возможном участии в декорации храма мастеров из софийской артели. Дополнительные сведения должны появиться после публикации данных, полученных в ходе археологических работ 2017 г.

Собор свт. Николая Чудотворца на Ярославовом дворище (на Дворище), по всей видимости, был расписан ок. 1120 г. по заказу кн. Всеволода (Гавриила) Мстиславича. До наших дней дошли образы свт. Лазаря, еп. Кипрского, и неизвестного святителя. В основном объеме храма просматриваются отдельные части фигур, Голгофские кресты и растительные орнаменты. В этом памятнике святительский чин состоял не менее чем из 14 фигур. В подцерковье нартекса, в юго-зап. части собора, фрагментарно сохранилась одна из самых ранних в древнерусской живописи сцена - «Страшный Суд»,- традиционная для визант. нартексов. На зап. стене юж. рукава компартимента находятся композиция «Богатый в аду» и редкая для визант. монументальной живописи, но характерная для миниатюр греч. рукописей сцена «Иов на гноище».

С сер. 20-х гг. XII в. наряду с князьями-ктиторами заказчиками храмовых росписей и икон становятся также церковные иерархи Новгорода. В 1125 г. по заказу прп. Антония Римлянина был расписан собор в честь Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря - одного из первых мон-рей Н. р. Происхождение основателя точно не установлено, но вполне вероятно, что до своего прибытия в Новгород он был иноком Киево-Печерского мон-ря, и его влияние как заказчика на состав иконографической программы отражается в патрональных изображениях и в акцентировании монашеской тематики. Два яруса с изображениями святителей в алтарных росписях распространяются на стены наоса, что является уникальной особенностью и подтверждает становление в XII в. иконографической традиции расширения святительского чина во фресковых ансамблях Новгорода. Декорация жертвенника собора Антониева мон-ря посвящена протоевангельскому циклу: сохранились сцены: «Введение во храм», «Рождество Пресв. Богородицы», «Омовение Марии». От характерной для диаконника программы, посвященной св. Иоанну Предтече, дошли сцены: «Пир Ирода», «Подношение главы св. Иоанна Иродиаде» и фрагменты 2 композиций с «Обретением главы св. Иоанна». Особенностью цикла св. Иоанна Предтечи является усиление повествовательности - примеры столь подробного живописного изложения Жития в более ранней монументальной живописи Византии неизвестны. Система размещения сюжетов НЗ на стенах наоса соответствует принципу символического значения сцен и соотнесения их с порядком богослужений: на юж. стене - небольшие фрагменты композиций «Рождество Христово», на северной - «Пир в Кане Галилейской» и «Успение Пресв. Богородицы» (в облачном изводе). «Рождество Христово» и «Успение», расположенные напротив друг друга,- одна из самых устойчивых «иконографических пар» в восточнохрист. живописи XI-XV вв. (вариант «облачной» иконографии «Успения», где дважды изображены апостолы - вокруг ложа Богоматери и парящими на облаках, - стал популярен в визант. живописи во 2-й пол. XI в.). Для данной фрески, вероятнее всего, прототипом послужила композиция Успенского собора Киево-Печерского мон-ря (1086-1089), расписанного визант. мастерами. Помимо традиц. сцены «Благовещение» на зап. гранях вост. столбов собора сохранились изображения святых врачей и целителей - Кира и Иоанна, Флора и Лавра.

Росписи Рождественского собора Антониева мон-ря стали импульсом для развития монастырской темы в искусстве Новгорода - впервые в древнерус. храмовых стенописях появляется развернутый монашеский чин. Уникальной особенностью является месторасположение монашеских образов не в зап. части храма, как было принято в Византии, а в алтарной части. Монашеская тематика определяет и декорацию сев.-зап. башни Рождественского собора, росписи к-рой выполнены в основном красной охрой и имеют сходство с рисунками на полях рукописи новгородского по происхождению Типографского устава рубежа XI и XII вв. Помимо неск. сохранившихся фигур святых стены и своды лестничной башни покрыты различными сюжетами символико-аллегорического характера, источниками к-рых являются апокрифические сочинения.

Фрески соборов Св. Софии, Николо-Дворищенского и Рождественского Антониева мон-ря относятся к т. н. аскетическому направлению визант. искусства, для к-рого характерны лики святых с крупными чертами лица, с большими глазами, со взглядами, устремленными на зрителя или вглубь себя, что создает впечатление внутренней сосредоточенности персонажей, их отрешенности. По стилю фрески Антониева мон-ря с их жестким и контрастным рисунком, графичностью и экспрессивностью в значительной мере знаменуют начало нового этапа в изобразительном искусстве Новгорода. Черты аскетического направления проявлялись в княжеских заказах, и наоборот,- особенности аристократического стиля могли быть свойственны живописи, заказанной монастырскими властями.

Мученики Флор и Лавр. Фреска собора Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря. 1125 г.Мученики Флор и Лавр. Фреска собора Рождества Пресв. Богородицы Антониева мон-ря. 1125 г.Монументальная живопись 2-й трети XII в. представлена стенописями Георгиевского собора Юрьева мон-ря (ок. 1130); фрески практически не сохранилась, но обнаруженные в ходе археологических работ (наиболее богатых находками в 2017) фрагменты свидетельствуют об усилении линейного начала и дают представление о насыщенной цветовой палитре. В гораздо большем объеме сохранились фрески сев.-зап. башни храма, исполненные в легкой графической манере, характерной для визант. и древнерус. миниатюры. Росписи лестницы состоят из неск. циклов, включающих символико-аллегорические изображения пороков и добродетелей в образах зверей, персонификации месяцев года и деяния праотца Самсона. В небольшой купольной церкви находятся образы Христа, Богоматери, вмч. Георгия, прор. Исаии, евангелистов в медальонах, святителей и преподобных. Стилистика живописи в башне сильно разнится со стилистикой росписи основного объема храма. Изображениям в башне свойственны вытянутые пропорции, линеарность и абсолютная плоскостность, что усиливает дух аскезы, присущий декорациям новгородских мон-рей, тогда как стенописи храма, заказанные князьями Мстиславом Владимировичем и его сыном Всеволодом, отличаются большей красочностью. Черты аскетического направления, характерного в этот период для всего визант. искусства, особенно ярко выражены в купольных образах, лишенных классической красоты, с бестелесными фигурами и ликами, полными духовного напряжения. Преобладание образов преподобных в купольной церкви в башне свидетельствует о продолжении развития монашеской тематики.

После 1136 г. князь перестал играть ведущую роль в т. ч. в художественной жизни города, тогда как значимость епископа (впосл.- архиепископа) возросла. Во 2-й пол. XII в. меняется архитектурный облик построек Новгорода: возводимые храмы стали скромнее по размерам, на их хорах появляются каморы-приделы с тематическими фресковыми циклами (одним из первых примеров является Спасо-Преображенский собор Мирожского мон-ря в Пскове).Роспись Спасо-Преображенского собора Мирожского мон-ря. Рубеж 30-х и 40-х гг. XII в.Роспись Спасо-Преображенского собора Мирожского мон-ря. Рубеж 30-х и 40-х гг. XII в. Во 2-й четв. XII в. псковские памятники были напрямую связаны с именем свт. Нифонта, архиеп. Новгородского и Псковского, постриженика Киево-Печерской лавры. В связи с политическими обстоятельствами в 1137-1142 гг. архиепископ мог пребывать в Пскове, и вполне вероятно, что его связи с К-полем сказались на выборе мастеров для возведения и росписи в этом городе таких соборов, как Спасо-Преображенский в Мирожском мон-ре и в честь Рождества св. Иоанна Предтечи в Ивановском мон-ре (происхождение строителей храмов до сих пор остается темой дискуссии, но единогласно признано, что художники-монументалисты были греками). Если от фресок в Ивановском мон-ре практически ничего не сохранилось, то иконографическая программа, стиль и художественные методы настенной росписи Мирожского собора обновили грекофильскую струю в искусстве Новгорода и оказали значительное влияние на более поздние памятники древнерус. монументальной живописи. В куполе собора Мирожского мон-ря вместо традиц. изображения Христа Пантократора помещено «Вознесение Господне». Эта особенность восходит к архаичным программам храмовых росписей VI-VIII вв., во 2-й пол. XII в. была воспроизведена в некоторых памятниках Новгорода и Полоцка. Появление «Вознесения Господня», а также ряда др. изображений Христа (Мандилион, Керамион, Еммануил и образы в составе композиций «Деисус», «Евхаристия» и «Преображение») в алтарной зоне обусловлено происходившими в то время в К-поле активными богословскими дискуссиями о Евхаристической жертве и соединении во Христе 2 природ - Божественной и человеческой. В росписях центрального объема акцентирована тема искупительной жертвы Христа, в верхнем регистре находятся изображения праздников, среди к-рых большим размером выделяются расположенные в сев. и юж. рукавах креста напротив друг друга «Успение Пресв. Богородицы» и «Рождество Христово». Средний ярус полностью занимает Страстной цикл, нижний - сцены чудес Христа. Важной темой является апостольское служение - деяния учеников Христа проиллюстрированы фресками в сев.-зап. компартименте, где также располагаются сцены жития свт. Климента, папы Римского. Чин преподобных в нижнем регистре обрамляет по периметру весь собор. Относительно декорации сев.-зап. каморы на хорах точных сведений нет, тогда как южная предназначалась для протоевангельского цикла, к-рый обычно размещался в жертвеннике. Деяниям арх. Михаила посвящены росписи диаконника, в связи с чем традиционный для этого компартимента цикл св. Иоанна Предтечи был перенесен в жертвенник. Под влиянием аскетических идей в псковском фресковом ансамбле происходит усиление линейной трактовки формы. В числе др. стилистических особенностей следует отметить богатый колорит с красочностью изысканных цветовых сочетаний. Формирование личного письма за счет белильных высветлений, символизирующих Божественный свет, станет отличительной чертой памятников 2-й пол.- кон. XII в., относящихся к экспрессивному направлению, именуемому также динамичным, или маньеристическим, стилем. Экспрессивное направление принято соотносить с провинциальной художественной средой восточнохрист. региона и противопоставлять классической к-польской традиции. Данное направление представлено в Н. р. фресковыми ансамблями церквей во имя вмч. Георгия в Ст. Ладоге, в честь Благовещения Пресв. Богородицы на Мячине и Спаса-Преображения на Нередице.

Вмч. Георгий. Фреска ц. вмч. Георгия в Ст. Ладоге. 1167 г.Вмч. Георгий. Фреска ц. вмч. Георгия в Ст. Ладоге. 1167 г.Относительно точного времени создания росписей Георгиевского храма в Ст. Ладоге письменных источников нет, на основании стилистического анализа живописи Сарабьянов датирует ее 80-90-ми гг. XII в. В скуфье купола находится сцена «Вознесение Господне», монументальная декорация каждой из 3 апсид посвящена отдельной теме: согласно общей византийской традиции, в конхе центральной апсиды находились изображения Богоматери с архангелами, «Причащение апостолов» и «Служба святых отцов», в жертвеннике - протоевангельский цикл. Диаконник имел необычное для Новгорода посвящение вмч. Георгию и был украшен сценами жития святого, из к-рых лучше всего сохранилась композиция «Чудо Георгия о змие» в нижнем регистре. Привычное изображение евангельских событий на стенах наоса дополнено размещением регистра с пророками (сохр. фигура прор. Даниила рядом с окном на юж. стене), что становится отличительной чертой иконографической программы этого ансамбля. На зап. стене, под хорами, сохранились остатки сцены «Страшный Суд», плоскости столпов и арок занимали фигуры святых различных чинов, в т. ч. воинов. Роспись Георгиевской ц. выделяется редкой соразмерностью живописи и архитектуры - пропорции, масштаб и динамика фигур строго подчинены архитектурным членениям, естественно включенным в живописную структуру. Размеры изображений постепенно увеличиваются в зависимости от сакральной значимости частей храма, их связи с литургией в направлении от запада к востоку. Росписи собора Успенского монастыря (ок. 1160) в Ст. Ладоге почти полностью утрачены, однако фресковые фрагменты показывают, что святительский чин в алтаре был обширным.

Еще одним примером экспрессивного стиля в живописи Новгорода XII в. является ц. Благовещения на оз. Мячине, расписанная в 1189 г. Основной объем сохранившихся фресок находится в алтарной зоне, значительную часть которой занимает 2-ярусная композиция «Служба святых отцов», состоящая из 24 фигур епископов и выходящая за пределы центральной апсиды. Вероятно, акцент на святительском чине был сделан по настоянию заказчиков (представителей высшего духовенства), в жертвеннике и диаконнике - традиционные циклы св. Иоанна Предтечи и протоевангельский. Сохранившиеся в основном объеме храма фрагменты фресок свидетельствуют о наличии неск. регистров в росписях наоса: изображения двунадесятых праздников, фриз медальонов с мучениками и ярус со святыми.

В одном стилистическом ряду с росписями Благовещенской ц. на Мячине и Георгиевской ц. в Ст. Ладоге находятся росписи ц. в честь Преображения Господня Нередицкого монастыря (Спаса Преображения на Нередице), расписанная в 1199 г. О фресковой декорации храма, полностью разрушенного во время Великой Отечественной войны, можно судить по фотографиям, живописным копиям и собранным фрагментам. Система росписи повторяла основные принципы своих стилистических предшественников. В аркосолии юж. стены, в юго-зап. углу наоса, находилась ктиторская фреска с изображением заказчика храма - новгородского кн. Ярослава Владимировича, подносящего модель церкви сидящему на троне Христу. Одна из ведущих тем - монашеская: образы преподобных занимают значительную часть росписей боковых апсид. В отличие от архитектоничной росписи ц. вмч. Георгия в Ст. Ладоге в небольшом нередицком храме изображения плотно заполняют стены, создавая эффект «коврового покрытия». Линейная стилизация, бесплотность персонажей, активное применение пробелов в ликах, одеяниях отличают стенописи Георгиевской ц., церквей Благовещения на Мячине и Спаса Преображения на Нередице. Эти 3 церкви демонстрируют разные варианты экспрессивного направления, свойственного всей визант. живописи последних десятилетий XII в. Во фресках церквей Благовещения на Мячине и Спаса Преображения на Нередице отчетливо видна местная традиция, тогда как росписям Георгиевской ц. в Ст. Ладоге присущи черты визант. динамичного стиля. Яркое своеобразие стиля росписей Благовещенской и Спасо-Преображенской церквей свидетельствует о наличии в Новгороде в этот период собственных художественных кадров.

Спас Нерукотворный. Фреска ц. Преображения Господня на Нередице. 1199 г.Спас Нерукотворный. Фреска ц. Преображения Господня на Нередице. 1199 г.Количество сохранившихся домонгольских древнерус. икон невелико, в основном их происхождение связано с Новгородом. В позднее средневековье, напр. при царе Иоанне Грозном, эти иконы рассматривались как вклады князей - «прародителей» московского царя и на этом основании были вывезены в Москву (Маханько М. А. Почитание и собирание древних икон в истории и культуре Моск. Руси XVI в. М., 2015. С. 58-71). Так же как и фрески, иконы принято соотносить с аристократическим (грекофильским) и с местным направлениями, но зачастую в одном произведении могли совмещаться признаки, близкие обоим течениям.

Единственный памятник XI в., сохранивший древнюю живопись,- монументальная икона апостолов Петра и Павла из Софийского собора (ок. 1050-1052, НГОМЗ). Внушительный размер иконной доски (236×147 см), нехарактерный для визант. иконописи, позволяет предполагать ее местное происхождение, однако этот вопрос остается дискуссионным, поскольку на иконе имеются многочисленные записи (Иконы Вел. Новгорода. 2008. Кат. 1). Не установлены пока точная датировка (от сер.- 3-й четв. XI в. до 3-й четв. XII в.) и происхождение (новгородское или киевское) полуфигурного изображения вмч. Георгия на 2-сторонней иконе с образом Богоматери «Одигитрия» на лицевой стороне (ГММК; Иконы Успенского собора Моск. Кремля XI - нач. XV в.: Кат. М., 2007. Кат. 1). Классическая красота лика с тонкими чертами, ясный взгляд больших глаз, чистые краски, выразительный и лаконичный силуэт ставят это произведение в один ряд с визант. иконами того времени.

Вероятно, одновременно с росписью Георгиевского собора Юрьева мон-ря была создана икона «Вмч. Георгий» (ГТГ) с изображением св. воина в полный рост. Торжественность фигуры со слегка приземистыми пропорциями, а также крупный размер доски (230×142 см) указывают на храмовый характер «настолпного» образа. Контраст объемно написанного лика и уплощенной фигуры находит прямые аналогии с росписями в соборе Антониева мон-ря и в купольной церкви в башне Георгиевского собора Юрьева мон-ря; фронтальность и величественность позы, статичность и отсутствие позема дают возможность сопоставления с изображениями пророков в барабане Св. Софии.

Открытым остается вопрос о происхождении иконы «Благовещение» (1-я треть XII в., ГТГ) с редким иконографическим изводом, где на лоне Богоматери помещается Младенец Христос (иллюстрация непорочного зачатия Девы Марии), а в полукруглом сегменте неба представлен образ Ветхого денми, осеняющего фигуру Богоматери лучом света (изображение луча не сохр.). Подобная трактовка образа Божией Матери встречается в иллюстрациях Акафиста на визант. миниатюрах (Смирнова. 2002). Предполагается, что икона могла быть написана как для Георгиевского собора Юрьева мон-ря, так и для Благовещенской ц. на Городище, и была вывезена из Новгорода царем Иоанном Грозным в Москву, где помещена в местном ряду иконостаса Успенского собора Московского Кремля.

Иконы «Вмч. Георгий» и «Благовещение» были созданы по княжескому заказу и обладают рядом схожих черт: крупные размеры, монументальность и величие, плавные выразительные силуэты, мощные, но в то же время изысканные пропорции. Они сближают иконы с аристократической (столичной) линией визант. живописи нач. XII в. К византинизирующему направлению относится также икона «Успение» в облачном изводе из ц. в честь Рождества Пресв. Богородицы новгородского Десятинного мон-ря (рубеж XII и XIII вв., ГТГ), иконографический аналог к-рой есть во фресках Рождественского собора Антониева мон-ря.

Наряду с общевизант. тенденциями в иконописи развивалась местная художественная традиция, судя по 2-сторонней иконе «Спас Нерукотворный» и «Поклонение Кресту» (живопись 2-й пол. и кон. XII в., ныне в ГТГ). Как и др. визант. 2-сторонние иконы, вероятно, ее брали в богослужебные процессии, а в храмовом пространстве она была закреплена перед алтарной преградой. Лицевая сторона с изображением лика Христа на Нерукотворном Его образе свидетельствует об ориентации мастера на визант. образцы, тогда как стилистические особенности оборотной стороны с ее широкой и смелой манерой письма, ярким колоритом и резкими контрастами света позволяют провести параллель с фресками Георгиевской ц. в Ст. Ладоге и росписью купола Спасской ц. на Нередице.

Кон. 30-х - 40-ми гг. XII в. датируется чудотворная икона Божией Матери «Знамение» - 2-сторонняя икона (древняя живопись на лицевой стороне почти не сохр.) с образами 2 святых на обороте, к-рых идентифицируют как праведных Иоакима и Анну,- пример самобытного искусства, для к-рого характерны приземистые фигуры, свободная манера письма, открытость и искренность образов. Образ прав. Иоакима сходен с образом ап. Петра из Деисуса в софийской Мартириевской паперти, что свидетельствует о возможности совмещения художником мастерства фрескиста и иконописца.

Икону «Ангел «Златые власы»» (рубеж XII и XIII вв., ГРМ) с оплечным изображением архангела также связывают с Новгородом, хотя точных данных о ее происхождении нет. С к-польской живописью икону сближают в первую очередь техника нанесения плавей и их свечение, мерцание золотого ассиста на волосах архангела. Черты лика неск. преувеличены, огромные глаза выражают печаль и делают образ эмоционально открытым, такие детали, как короткая шея, укрупненный изогнутый нос, низкий лоб находят прямые параллели с образами на фресках в ц. Спаса Преображения на Нередице.

К новгородским произведениям относится икона «Свт. Николй Чудотворец, с избранными святыми» (рубеж XII и XIII вв., ГТГ) с поясным изображением святителя в среднике. Памятник долгое время хранился в соборе в честь Смоленской иконы Божией Матери в московском Новодевичьем мон-ре, однако был привезен туда, по преданию, из Новгорода царем Иоанном Грозным. Выбор святых на полях - целители Косма и Дамиан, св. князья Борис и Глеб, мученики Флор и Лавр - определяется их особым почитанием в регионе. Техника личного письма близка к памятникам Н. р. XII в. и в то же время соединяет различные живописные приемы: лик святителя некогда имел много слоев и прозрачные лессировки, а его рука была написана проще.

Живопись XIII-XV вв.

Развитие местной художественной традиции не было полностью прервано ни нашествием Золотой Орды, ни немецко-швед. нападениями. Однако торговые и культурные контакты Н. р. с др. странами сократились, что, с одной стороны, ослабило визант. влияние, с другой - обусловило интенсивность развития народного творчества. Эти качества способствовали постепенной кристаллизации собственно новгородского стиля. Художественное наследие XIII в. в целом невелико, такие иконы, как «Богоматерь с Младенцем» (рубеж XII и XIII вв., ГММК), «Святые Петр и Павел» из Белозерска (1-я пол. XIII в., ГРМ), демонстрируют ориентированность искусства на визант. произведения, но в них уже проявляются особенности формирующейся местной школы с ее суровой интерпретацией образов, массивными формами, упрощенными линиями, жестким, графичным рисунком и ярким колоритом. От середины и особенно от периода кон. XIII в. сохранились иконы, к-рые Смирнова определяет как фольклорные.

В XIII в. широко распространяется тип икон, в к-рых главный фронтальный образ совмещен с отдельными фигурами или полуфигурами избранных святых на полях или в среднике. Переходный этап к стилю, в к-ром новгородские черты начнут преобладать над «византинизмами», знаменует собой икона свт. Николая Чудотворца (сер. XIII в., ГРМ) из новгородского Духова мон-ря - с приземистым силуэтом, графически очерченными контурами, очевидной геометризацией рисунка и медальонами, напоминающими эмалевые украшения. От 2-й пол. XIII в. сохранились неск. икон, а также миниатюр лицевых рукописей и настенные росписи ц. во имя свт. Николая Чудотворца в мон-ре на о-ве Липно (см. Липенский во имя святителя Николая Чудотворца мужской монастырь). Опознавательными знаками новгородской школы стали киноварный фон икон, преобладание геометрических линий, вертикальной направленности и резкого контраста фигур в сочетании с суровостью образов, ярким цветом и плоскостностью неподвижных поз святых с застывшими взорами: иконы «Св. Иоанн Лествичник, св. Георгий и св. Власий» (ГРМ), «Спас на престоле, с избранными святыми на полях» (ГТГ), «Сошествие во ад», «Вознесение прор. Илии» (обе - галерея икон банка Интеза, палаццо Леони Монтанари, Виченца).

Главный памятник этого периода - икона свт. Николая Чудотворца со Христом и Богоматерью, с избранными святыми на полях мастера Алексы Петрова (1294, НГОМЗ; см. разд. «Иконография» в ст. Николай, свт. Чудотворец) - свидетельствует об окончательной утрате связей с визант. традицией. Образ святого занимает всю поверхность доски крупного размера, что придает ему нек-рую тяжеловесность. Большое количество святых на полях представляет собой соборный образ Церкви. Плотное заполнение композиции, статичность и орнаментальность изображения, графичность и яркость близки народному творчеству. Ровно закрашенные плоскости, разделенные темными контурами, вызывающие ассоциации с поздними романскими и готическими витражами, свидетельствуют о западноевроп. влияниях. Эта икона связана с единственным сохранившимся памятником монументальной живописи - росписями ц. во имя свт. Николая Чудотворца Липенского мон-ря (между 1292 и 1299). Фрагменты сохранившихся фресок сосредоточены в основном в алтарной части и на стенах наоса, при этом композиции праздников занимали верхние части; напр., в тимпане вост. стены расположено «Сошествие Св. Духа на апостолов» - один из ранних примеров этого сюжета в пространстве алтаря, его сопоставление с расположенной ниже сценой «Преображение» можно найти только в Спасо-Преображенском соборе Мирожского мон-ря в Пскове. На стенах вимы хорошо читаются композиционно перекликающиеся сцены «Введение во храм» и «Сретение», а над проходом из алтаря в диаконник - фрагменты изображения «Крещение Господне». Образы в жертвеннике и на вост. стене диаконника соответствуют новгородской традиции росписей боковых апсид храмов домонг. периода. По сторонам Богоматери и св. Иоанна Предтечи расположены фигуры неизвестных святых в молитвенных позах, которых Царевская идентифицирует как праведных Иоакима и Анну (в жертвеннике) и как святых кн. Владимира Святославича - Крестителя Руси и кнг. Ольгу (в диаконнике), чьи изображения могут являться косвенным свидетельством интереса к почитанию древнерус. св. князей. Стилистически фрески ц. свт. Николая на Липне с их статичными композициями и несколько тяжеловесными фигурами еще сохраняют связь с памятниками домонг. времени.

Христос Пантократор. Фреска ц. Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. 1378 г. Мастер Феофан ГрекХристос Пантократор. Фреска ц. Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. 1378 г. Мастер Феофан ГрекВ XIV-XV вв. расцвета и могущества достигает Новгородская архиепископия, владыки являлись одними из главных заказчиков произведений живописи. Круг ктиторов стал включать представителей городского населения - посадников, купцов, бояр, а также целые общины уличан, жителей улиц и городских районов. Происходит восстановление тесных контактов Новгорода с Византией и слав. гос-вами Балкан. Стилистические новшества палеологовской эпохи на Руси встраиваются в искусство и культуру Новгорода благодаря приезжим мастерам, а также паломничествам новгородцев в К-поль, на Афон, к др. св. местам. Вместе с тем архиепископы Моисей и Василий Калика активно развивают идею самостоятельности Новгорода, поддерживая почитание святынь, в т. ч. местночтимых. В новгородском искусстве происходит сплав визант. влияний с местной традицией. Продолжает существовать и искусство архаического, народного характера. Особенно ярко эти 2 направления проявили себя в настенной живописи, к-рая в XIV в. вновь заняла ведущую позицию среди др. видов изобразительного искусства.

С кон. XIII в. основным типом церковного здания становится небольшой одноапсидный храм. Это сказывается и на иконографической программе, из к-рой исчезает цикл, посвященный св. Иоанну Предтече. Количество регистров в настенной росписи увеличивается, масштаб изображений уменьшается. Основными циклами в наосе остаются Богородичный и праздничный, появляются многочисленные символические сцены, лит. источники к-рых - ВЗ, жития святых, Пролог, Патерик. Из летописей известно, что в 1338-1340 гг. по заказу архиеп. Василия Калики грек Исаия расписал ц. в честь Входа Господня в Иерусалим в новгородском Детинце (многочисленные фрагменты стенописи были обнаружены в ходе археологических работ 10-х гг. XXI в.). Стилистическое разнообразие монументальных ансамблей 2-й пол. XIV - нач. XV в. свидетельствует о работе в Новгороде неск. артелей фрескистов. Внутри византинизирующего направления сосуществовали 2 течения, одно из которых связывают с работой приезжих греч. мастеров, а другое - с южнослав. художниками. Первое объединяет стенописи церквей: в честь Успения Пресв. Богородицы на Волотовом поле (1363), Преображения Господня (Спаса Преображения) на Ильине ул. (1378) и во имя вмч. Феодора Стратилата на Ручью (80-е гг. XIV в.). Их живопись имеет стилистическое родство, но каждый ансамбль представляет собой самостоятельное явление, обладает индивидуализированным художественным языком. К т. н. южнославянской, или балканской, группе принято относить фрески церквей: в честь Преображения Господня (Спаса Преображения) на Ковалёве (1380), Благовещения на Городище (кон. XIV в.), Рождества Христова на Красном поле (90-е гг. XIV в.) и арх. Михаила Сковородского мон-ря (нач. XV в.). Сохранность их различна: отреставрированы части фресковой декорации Преображенской ц. на Ковалёве, уцелели разрозненные фрагменты стенописи Благовещенской ц. на Городище, так же как росписи церкви на Красном поле; Сковородский монастырь полностью разрушен в годы Великой Отечественной войны.

Ранним примером монументальной живописи является алтарная композиция 1352 г. из Успенской ц. на Волотовом поле (фотографии, копии, описания и реставрационные работы в разрушенном во время войны храме дают возможность тщательного изучения росписей). Массивностью форм и акцентированной линейной стилизацией «Служба святых отцов» (в алтаре) отличается от остальной росписи, созданной в более свободном живописном стиле с присущей искусству эпохи Палеологов экспрессией и динамикой. Архаический характер алтарной росписи мог быть продиктован волей ктитора - свт. Моисея, ориентировавшегося на культурное и художественное наследие своего города.

Заказчиком стенописей волотовского храма в 1363 г. стал сменивший свт. Моисея владыка Алексий (1360-1388), портретные изображения обоих ктиторов по сторонам тронного образа Богоматери с Младенцем были представлены на юж. стене церкви. Купольная композиция со Христом Пантократором в окружении Небесных сил в скуфье купола и с традиц. образами пророков в барабане ориентирована на программу нач. XII в. собора Св. Софии. В конхе апсиды была изображена Богоматерь на троне и поклоняющиеся Ей святые гимнографы - прп. Косма Маюмский и прп. Иоанн Дамаскин, в парусах - евангелисты с персонификацией Софии, Премудрости Божией, в образе ангела с ромбовидным нимбом. «Софийная» тема - одна из сквозных тем росписей, раскрытая в образе Пресв. Богородицы как Храма Премудрости через сюжеты ВЗ, НЗ и гимнографии. Протоевангельский цикл в храме на Волотовом поле был перенесен в наос, где связывался с традиц. евангельскими сюжетами. На вост. стене жертвенника располагалась редкая для древнерус. живописи, но характерная для новгородских росписей композиция «Христос во гробе» («Не рыдай Мене, Мати»). В притворе были представлены прообразы Богоматери из ВЗ: композиции «Премудрость созда себе дом», «Лествица Иакова», «Моисей в скинии завета». Экспрессивный рисунок, сдержанный колорит, свободные построения композиций позволяют считать, что волотовскую артель фрескистов возглавлял греч. мастер, обладавший философским складом ума и глубокими знаниями в области богословия. Здесь проиллюстрировано нисхождение на человека нетварного света, преобразующего его природу,- идея, развитая в эпоху исихастских споров, имевших важнейшее значение для духовной и культурной жизни Византии 2-й пол. XIV в. Аскетический образ ярко выявлен во фресках ц. Спаса Преображения на Ильине ул., расписанной визант. мастером Феофаном Греком. Иконографическая программа сохранившихся росписей включает в себя традиц. черты: образы Христа Пантократора в окружении Небесных сил в скуфье купола, ветхозаветных святых в простенках барабана, «Причащение апостолов» и «Служба святых отцов» в алтаре, «Благовещение» на предалтарных столбах, праздничный евангельский цикл на стенах и сводах наоса, а также большое количество отдельных фигур святых. Наиболее полно сохранились росписи Троицкого сев.-зап. придела на хорах храма, служившего, по всей вероятности, личной молельней заказчика, боярина Василия Даниловича, или для проведения богослужений во время Великого поста. Под центральной композицией «Троица Ветхозаветная (Гостеприимство Авраама)» на вост. стене некогда располагалась сцена «Поклонение Жертве». Верхняя часть юж. стены отведена под изображения столпников и аскетов, являющихся последователями исихазма, над входом - Богоматерь «Знамение» и арх. Гавриил. Святые кисти Феофана не только озарены сверхъестественным светом, но и отмечены высоким духовным сосредоточением на молитвенном подвиге и полной отрешенностью от мирской суеты. Для создания внешне статичных монументальных образов, вся динамика которых заключена во внутреннем горении, в сильнейшем душевном напряжении, стремлении к воссоединению с Богом, мастер использует почти монохромную коричневую гамму. Белильные «оживки» напоминают вспышки света, яркие белые глазницы придают взглядам святых отрешенность. При всей эскизной манере и экспрессии художник сохраняет классически правильный рисунок.

В визант. живописи росписи, близкие к фрескам Спасо-Преображенской ц., неизвестны. В одном стилистическом и художественном русле с ними и с росписями Волотова находятся росписи ц. во имя вмч. Феодора Стратилата на Ручью, дату которых последние исследования относят к 80-м гг. XIV в. Особенности их иконографической программы, в целом традиционной для этого периода, являются расположение в алтаре сцен Страстного цикла (по мнению Царевской, благодаря зап. влияниям), а также непривычное направление их прочтения - справа налево, что может объясняться особенностями литургической практики. Одной из важных в росписях Феодоровской ц. является тема св. воинов, образы к-рых расположены в средней зоне наоса, прежде всего образы святых Феодора Стратилата и Феодора Тирона, чьи жития были подробно проиллюстрированы в зап. части храма. Княжеская тема представлена на зап. стене, в юж. ветви планового креста, в образах св. князей Владимира, Бориса и Глеба. Для фресок характерны перепады масштабов изображений: в верхних регистрах находятся сцены с мелкими фигурами, в нижних - крупные фронтальные образы святых. В аскетичном колорите преобладают 2 цвета - коричнево-бежевый и сине-серый. Легкий, эскизный рисунок, стремление к обобщенности формы, многофигурные композиции, лаконичные пейзажи, сложные ракурсы, эмоциональная выразительность поз и жестов, световые акценты свидетельствуют о том, что росписью руководил греч. мастер столичной выучки. По мнению Царевской, в этом фресковом ансамбле эллинистическая традиция соединяется с принципами аскетического искусства.

Св. воин. Фреска ц. вмч. Феодора Стратилата на Ручью. 80-е гг. XIV в.Св. воин. Фреска ц. вмч. Феодора Стратилата на Ручью. 80-е гг. XIV в.Направление, тяготеющее к академичному стилю, представляет собой 2-я группа памятников, истоки к-рой долгое время связывали с южнослав. живописью. Центральное место среди них занимает роспись Преображенской ц. на Ковалёве, заказанная новгородским боярином Афанасием Степановичем с супругой (согласно надписи над зап. входом в храм). Большая часть росписей погибла при пожаре 1386 г. Представление о стенном декоре церкви, утраченном в годы Великой Отечественной войны, помогают составить реставрационные работы, начавшиеся в сер. XX в. Впервые в древнерус. живописи и в Новгороде появляются: изображение тетраморфа в росписи купола, композиция «Предста Царица одесную Тебе» на сев. стене храма, что долгое время служило основанием для атрибуции фресок этого памятника южнослав. мастерам. Среди многочисленных фигур святых в нижней части храма - воины, преподобные, столпники и аскеты, а также пророки. Небольшой размер, замкнутость сцен, плотность живописи и детализация нек-рых изображений позволяют предположить, что подобные росписи могли выполняться иконописцами. Яркий насыщенный колорит, пластичность живописи, белильные блики, завершающие построение формы, устойчивость и статичность монолитных фигур, отсутствие динамики и экспрессии отличают этот фресковый ансамбль от памятников 1-й группы. Проблема соотношения местной традиции и новых для новгородского искусства элементов связана с вопросом о происхождении работавших здесь мастеров. Тот факт, что во 2-й пол. XIV в. между возведением храмов и их росписью нередко проходило неск. десятилетий, ставит под вопрос присутствие в Н. р. постоянных артелей фрескистов. Однако прямых стилистических и иконографических аналогов всему ансамблю ковалёвских фресок в балканской живописи не обнаружено.

Памятник, с к-рым исследователи сопоставляли декорацию Преображенской ц. на Ковалёве,- это росписи ц. Благовещения на Городище, заново сделанные после перестройки храма. По нек-рым данным, фресковое убранство было не повсеместным, а в виде нескольких композиций: «Служба святых отцов» с 2 ангелами и 2 святителями, композиция «Не рыдай Мене, Мати», фланкированная святыми ап. Иоанном Богословом и ап. Иродионом (после разрушения храма в 1941 сохр. довоенная фотография и копия в красках). С деятельностью балканских мастеров связывают также фресковую декорацию ц. Рождества Пресв. Богородицы на Красном поле, не исключая, однако, и возможность участия местных художников. Храм был украшен фресками только в верхней части, и система росписи в целом традиционна для новгородской монументальной живописи. Среди праздничных сцен внушительными размерами выделяются композиции «Рождество Христово» на юж. стене и «Успение» на северной, сопоставление к-рых известно уже в XII в. Помимо традиц. евангельского цикла представлены также образы пророков в барабане и на подпружных склонах арок. В верхнем регистре вост. рукава, над алтарем, акцентирована тема учительства Христа - «Преполовение Пятидесятницы» и «Беседа Христа с самарянкой». Среди иконографических нововведений: композиция «Ангел вручает прп. Пахомию монастырский устав» в люнете зап. объема, а также образы преподобных Ефрема Сирина и Саввы Освященного - основателей общежительного монашества. Насыщенная цветовая гамма, а также приближенная к иконописной технике «сплавленная» манера наложения друг на друга высветляющих слоев краски, используемая для написания нек-рых ликов, близка к ковалёвским фрескам. Более светлый мягкий колорит, тональное единство, достигнутое за счет многочисленных световых рефлексов, свободное движение кисти художника придают росписи пространственную иллюзорность.

С работой приезжей артели мастеров принято связывать фрески ц. арх. Михаила Сковородского монастыря (нач. XV в., не сохр., о них можно судить по копиям и фотографиям). Сюжеты традиционные - Христос Пантократор в окружении Небесных сил в скуфье купола, пророки в простенках барабана, ветхозаветные праведники на арках; из евангельских сцен - «Благовещение», «Вознесение», «Сошествие во ад», «Вход Господень в Иерусалим» и «Воскрешение Лазаря». Удлиненные фигуры с небольшими головами, мелкие черты ликов образуют единство с серб. памятниками 1-й четв. XV в., напр. с росписями моравской школы в Троицком мон-ре Ресава (до 1418), однако прямые аналогии не найдены.

Летописные источники свидетельствуют о том, что храмы Н. р. расписывали на протяжении всего XV в., однако до наших дней дошли немн. фресковые ансамбли. Между 1459 и 1463 гг. живописное убранство получила небольшая бесстолпная ц. во имя прп. Сергия Радонежского на архиепископском дворе: в зап. пространстве сохранились сцены из Жития преподобного, а также отдельные фигуры святых в разных частях храма. Судя по всему, та же артель художников работала в ц. прав. Симеона Богоприимца в Зверином мон-ре (ок. 1467, неоднократно поновлялась в более позднее время). Если в верхней зоне изображены традиц. образы Христа Пантократора, Небесных сил, пророков и евангелистов, то весь наос - это лицевой минологий. Образы святых (фигуры и полуфигуры) расположены в соответствии с церковным календарем с сент. по авг., традиц. Христологический и Богородичный циклы замещаются образами Христа и Богоматери. Здесь есть древние святые, чтимые не только в Византии и на правосл. Востоке, но и в Зап. Европе, напр. мч. Евагрий, свт. Томийский (почитавшийся до недавних пор в католич. Церкви), и мч. Крискент. Также в основном объеме находится ктиторский портрет свт. Ионы, архиеп. Отенского (1459-1470), к-рый возвел храм в память о прекращении мора. Яркий колорит живописи, тщательность рисунка напоминают иконописные произведения.

Фрески ц. во имя свт. Николая Чудотворца Гостинопольского мон-ря также были исполнены мастерами архиепископского двора (ок. 1475, не сохр.). Архивные материалы помогают отчасти восстановить общую систему росписи и судить о стиле. После 1478 г. развитие новгородской монументальной живописи замирает.

В XIV в. активное строительство церквей требовало и большего количества моленных образов для алтарных преград и личной молитвы. Иконописные мастерские существовали при архиепископском дворе, а также, вероятно, в городских и пригородных монастырях. Вопрос о соотношении местной художественной традиции и внешних влияний является одним из самых актуальных в науке и исследуется на материале не только монументальной, но и станковой живописи Новгорода. Иконопись этого периода условно можно разделить на неск. направлений - византинизирующее, архаизирующее и провинциальное.

В произведениях византинизирующего характера проявляется интерес к совр. стилистическим и иконографическим новациям палеологовской Византии, а также происходит их переосмысление в русле местной художественной культуры. Количество икон данного типа по сравнению с архаизирующими образцами не слишком велико, но именно они определяли главные тенденции в городском искусстве того времени. На храмовой иконе «Вмч. Георгий» из Юрьева мон-ря в 1-й трети XIV в. был переписан лик, моделировка к-рого определялась белильными бликами и отличалась более мелкими чертами. Прекрасный образец визант. живописи эпохи Палеологов, это произведение не утрачивает новгородский характер в тональности красок, резких светотеневых контрастах и в направленном в сторону взгляде святого.

Икона святых Бориса и Глеба из Зверина мон-ря (1-я пол. XIV в., ГИМ) демонстрирует уравновешенность пропорций, многокрасочность лепки формы, выразительный эмоциональный образный строй и не утрачивает связь с архаическим новгородским искусством XIII в. благодаря неподвижности фигур, упрощенности силуэтов и плоскостной раскраске одеяний.

Главным явлением в новгородской иконописи 1-й пол. XIV в. стал праздничный чин Софийского собора (ок. 1341, НГОМЗ), развивавший приемы палеологовского искусства в живописи Новгорода. Иконы в виде 3 вытянутых по горизонтали досок (каждая ок. 2 м в длину) были созданы при дворе Новгородского архиепископа, скорее всего артелью приезжих мастеров, о чем косвенно свидетельствуют греч. надписи и прекрасное знание мастерами вост. иконографии. Палеологовские приемы сказываются в выявляющем пластику тела рисунке, диагональных композициях, в сложных ракурсах поз и архитектуры, в богатой цветовой гамме со множеством оттенков и в многослойной моделировке ликов. Иконы классицистической традиции отличаются более суровым и торжественным характером, интересом к героическим образам древности - «Благовещение» (НГОМЗ), «Святые Борис и Глеб» из ц. Бориса и Глеба в Плотниках (НГОМЗ).

Нередко палеологовские мотивы перерабатывались иконописцами в духе местной традиции, что сказалось в упрощенности и декоративности образов и предвосхитило стиль живописи следующего столетия («Свт. Николай Чудотворец и ап. Филипп» из дер. Телятниково близ погоста Кижи в Республике Карелия (ГТГ), «Свт. Николай Чудотворец» из дер. Перёдки Боровичского р-на Новгородской обл. (1-я пол. XIV в., ГЭ), икона Божией Матери «Одигитрия» из погоста Любони Боровичского р-на (кон. XIV в., ГРМ), «Сошествие во ад» из Тихвина (кон. XIV в., ГРМ), «Отечество, с избранными святыми» (из собрания М. П. Боткина, кон. XIV в., ГТГ)). Написанные для Софийского собора большие иконы «Похвала Богоматери» и «Предста Царица» («Христос Великий Архиерей») (обе 80-90-е гг. XIV в., ГММК) имеют прямые аналогии в балканской живописи кон. XIV в. и связываются с работой приезжих мастеров. Однако внушительный масштаб иконных досок наводит на мысль о том, что иконы могли быть созданы в самом Новгороде. К работе балканских художников относят также икону «Покров Пресв. Богородицы» из Зверина мон-ря (ок. 1399, НГОМЗ), близкую по стилю к росписям в ц. Рождества Христова на Красном поле - ранний пример особого варианта этой сцены с иконографической особенностью: покров-плат держат ангелы, а не Пресв. Богородица, как на иконах из др. областей Др. Руси.

В иконописи сильнее, чем во фресковой живописи проявлялись местные особенности. В иконах архаизирующего направления сохранилась приверженность к художественному наследию XIII в. В клеймах житийной иконы свт. Николая Чудотворца из погоста Любони (1-я четв. XIV в., ГРМ) фигуры напоминают святителей на вставной миниатюре Уваровской Кормчей (ГИМ. Увар. № 124, 2-я пол. XIII в.), а на иконе из дер. Телятниково - миниатюры Соловецкого Служебника (РНБ. Солов. 1017. Л. 20 об., XIII в.). В иллюстрациях Хлудовской Псалтири можно найти параллели из круга архаизирующих икон (ГИМ. Хлуд. 3). Местная традиция проявляла себя в замкнутых, внутренне неподвижных образах, в упрощенном рисунке, декоративно-локальном цвете, плоскостной композиции и обилии надписей: иконы «Чудо Георгия о змие» (нач. XIV в., ГРМ), «Свт. Николай Чудотворец в житии» из с. Озерёва Бокситогорского р-на Ленинградской обл. (1-я четв. XIV в., ГРМ), «Сошествие во ад» из Тихвина (кон. XIV в., НГОМЗ).

Иконы, созданные в новгородской провинции в основном на рубеже XIV и XV вв., близки к иконам архаизирующего типа декоративно-плоскостным началом, графичностью и статичностью образов, резкой манерой исполнения и упрощенностью стиля: «Чудо Георгия о змие» (ГТГ), «Деисусный чин» (ГРМ), «Свт. Николай Чудотворец» (ГРМ), «Рождество Богоматери, с избранными святыми» (ГТГ).

В XV в. иконопись становится ведущим видом новгородского искусства, использует узнаваемые художественные приемы. Как и на др. землях Др. Руси, появляется высокий иконостас - неотъемлемая часть храмового пространства. Среди иконографических особенностей новгородских иконостасов: расположение в центре деисусного ряда иконы «Спас на престоле» (а не «Спас в силах»); в центре пророческого ряда - иконы прор. Давида (не Богоматерь «Воплощение»/«Знамение»). Частично сохранились иконы из праздничных и пророческих чинов, а также деисусные композиции: иконы 1438 г. из Софийского собора, фрагменты иконостасов ц. свт. Власия, еп. Севастийского, в Новгороде, и свт. Николая Чудотворца Гостинопольского мон-ря, из к-рого происходят также неск. образов пророческого яруса, праздничный чин из Успенской ц. на Волотовом поле.

Широкий круг заказчиков, желавших иметь личные образы св. покровителей для индивидуальной молитвы, способствовал распространению икон малого размера: вмч. Георгия и вмч. Димитрия из собрания Мараевых (ГТГ). В числе особо почитаемых святых в Новгороде: вмч. Георгий, мученики Флор, Лавр, святители Власий и Спиридон, прор. Илия («громовержец», к-рому молились о ниспослании дождя). Почитание великомучениц Параскевы Пятницы и Анастасии, а также свт. Николая Чудотворца было связано с их «функцией» защищать путешественников.

К формированию оригинальных иконографических сюжетов вело собирание местных святынь при архиеп. Евфимии II Вяжицком: 3-ярусная иконная композиция «Чудо от иконы Богородицы «Знамение»» («Осада Новгорода суздальцами», или «Битва суздальцев с новгородцами») - иллюстрация новгородской победы 1169 г. над войсками кн. Андрея Боголюбского. Еще сохраняется местная интерпретация ктиторского портрета, широко распространенного в восточнохрист. живописи и в серб. живописи XIII-XIV вв., напр. на иконе «Деисусный чин и молящиеся новгородцы» (1467, НГОМЗ; см. подробно: Преображенский А. С. Ктиторские портреты средневек. Руси. М., 2012. С. 191-238). В нижнем ярусе изображены перечисленные по именам предки боярина Антипы Кузьмина, к-рые возносят молитвы ко Христу за семью.

Иконопись этого столетия подразделяется на 2 основных направления, одно из к-рых переосмысляет актуальные художественные веяния, тогда как другое продолжает следовать традиции. Данные направления определяются не столько иконографическими, но и (в большей степени) стилистическими особенностями произведений. Характерная черта 1-го направления - активное культурное взаимодействие Новгорода с Москвой. В нач. XV в. прослеживаются аналогии с живописными образами прп. Андрея Рублёва с их ориентацией на визант. стиль, а в конце века - с работами Дионисия и его последователей. Изысканный стиль провинциальной иконы «Чудо арх. Михаила о Флоре и Лавре, с Власием и Спиридоном» (кон. XIV - нач. XV в., МИИРК) имеет близкие взаимосвязи с московским искусством. Произведения, в разной степени демонстрирующие классицистические живописные начала: иконы «Сошествие Св. Духа» из Духова мон-ря (нач. XV в., НГОМЗ), «Двенадцать апостолов» из одноименной церкви (ок. 1432, НГОМЗ), деисусные чины из Софийского собора (1438), волотовской церкви (все - НГОМЗ) - изящные пропорции, тонкие линии, стройные фигуры, музыкальный ритм, сияющие чистые краски создают поэтичные образы, исполненные мягкости и лиризма. Неизвестно, могли ли такие иконы создавать в новгородских мастерских, хорошо зная московские художественные традиции, или новгородские иконописцы работали в Москве. Отклик на балканское направление в новгородском искусстве без утраты местных черт демонстрируют иконы «Ап. Фома» (1-я треть XV в., ГРМ), «Богоматерь Умиление» (галерея икон банка Интеза, палаццо Леони Монтанари, Виченца). Киноварный фон, стилизованная линейная трактовка, декоративность рисунка, плотность письма, героизация облика сочетаются с размеренным ритмом, точеными ликами, лиричностью и замкнутостью, близкими к фрескам Сковородского мон-ря. Ряд произведений демонстрирует консервативный характер: «Свт. Николай Чудотворец, с житием» из Вяжищского монастыря (ок. 1411 или 1417, ГММК) с энергичной жестикуляцией и экспрессией в многофигурных композициях, «Покров» из собрания А. В. Морозова (ГТГ) с симметрично-геометризированной композицией и динамично направленными скошенными взглядами персонажей, икона «Евангельские сцены» (НГОМЗ) со статичными фигурами и ярким контрастным колоритом. К наиболее ярким образцам, отражающим специфику самобытной культуры Новгорода, относятся 3 краснофонные иконы, исполненные на высочайшем художественном уровне: «Вмч. Георгий» (ГРМ), «Прор. Илия» (ГТГ) и «Вмч. Димитрий Солунский» (Музей икон, Рекклингхаузен).

К кон. XV в. новгородская иконопись, подчиняясь общерус. тенденции, становится все более каллиграфичной, миниатюрной и изящной. Ансамбль Софийских святцев-«полотенец» (таблеток, аналойных икон, в НГОМЗ, в музеях Москвы, С.-Петербурга и Лондона) был создан при свт. Геннадии (Гонзове), архиеп. Новгородском (1484-1504). Гордиенко относит к «промосковскому» типу иконы-таблетки с образами «Спас Нерукотворный» и «О Тебе радуется…», отмечая удлиненность пропорций фигур (1:9 вместо классического соотношения в XV в.-1:7); их ближайшие аналоги - росписи Рождественского собора Ферапонтова мон-ря (1502) мастера Дионисия. Фактура икон кон. XV в. очень плотная, иногда почти рельефная, применение ассиста не столь велико, общая цветовая тональность становится более светлой и красочной. Для мн. произведений характерны многослойная плавь ликов и типичный контраст пламенного красного цвета с сине-зелеными, белыми, нежно-розовыми оттенками. Новый этап, обусловленный процессами становления общерус. искусства, наступает после вхождения Н. р. в состав Московского великого княжества (1478). Ок. 1497 г. новгородский мастер наряду с московским и ростовским (среднерусским?) иконописцами принял участие в создании иконостаса для Успенского собора Кириллова Белозерского монастыря (ныне - в собраниях ГТГ, ГРМ, КБИАХМЗ, ЦМиАР). Однако, несмотря на сильное воздействие московских художественных тенденций, новгородская школа сохраняла местную специфику вплоть до 1570 г.

Лицевые рукописи

Вероятно, с кон. XI в. при монастырях и владычной кафедре Н. р. могли существовать мастерские книгописания (скриптории). Важнейшие рукописи XII в., связанные с Новгородом - Мстиславово (ГИМ. Син. № 1203, между 1103 и 1117 гг.) и Юрьевское Евангелия - показывают разные системы декора, характерные для рукописей, заказчики к-рых принадлежали к разным социальным слоям. Мстиславово Евангелие, созданное по заказу кн. Мстислава (Феодора) Владимировича для Благовещенской ц. на Городище - один из древнейших слав. и рус. списков Евангелия. Рукопись содержит большие миниатюры с изображениями евангелистов, с золотом, яркими красками, отличающиеся энергичной живописью и крупными формами. Аскетические лики со впалыми щеками и темными тенями вокруг широко распахнутых глаз сближают эти миниатюры с фресками Софийского (1109) и Николо-Дворищенского соборов (ок. 1120). Юрьевское Евангелие (ГИМ. Син. № 1003, между 1118 и 1128) было создано для Георгиевского собора княжеского Юрьева мон-ря. Рукопись не содержит миниатюр, однако буквицы и заставки по содержанию и манере исполнения во многом аналогичны рисункам в башне Георгиевского собора, ряд инициалов имеет сходство с украшениями деревянных изделий и др. произведениями искусства малых форм того же времени.

Великомученики Георгий и Екатерина. Миниатюра из Пантелеимонова Евангелия. Рубеж XII и XIII вв. (РНБ. Соф. 1)Великомученики Георгий и Екатерина. Миниатюра из Пантелеимонова Евангелия. Рубеж XII и XIII вв. (РНБ. Соф. 1)Нек-рые вопросы вызывает миниатюра из Милятина Евангелия (РНБ. F. п. I.7, 1188 или 1215 гг.) - вставка из кодекса рубежа XI и XII вв. с изображением сидящего ап. Иоанна Богослова и стоящей за его спиной фигурой, к-рую Вздорнов идентифицирует как ап. Павла, а Т. А. Сидорова - как Спасителя - Слово Божие, вдохновляющего евангелиста (Сидорова Т. А. К вопросу о миниатюре из Евангелия попа Домки // ПКНО, 1982. Л., 1984. С. 208-211). Одни исследователи связывают ее стиль с эпохой, когда были написаны фресковые образы святых Константина и Елены в Мартириевской паперти Софийского собора, другие - с более широким кругом провинциального восточнохрист. искусства.

Одной из важных черт рукописи Евангелия-апракос (Пантелеимонова Евангелия, или «Евангелия Тошинича», по имени писца Максима Тошинича - РНБ. Соф. 1. Рубеж XII и XIII вв.) являются усложнение орнаментальных мотивов и появление элементов тератологического стиля, широко распространенного в XIII-XIV вв. Евангелие украшено миниатюрой с изображениями святых, вмц. Екатерины и вмч. Пантелеимона, видимо, небесных покровителей заказчика; заставки и инициалы относятся к визант. типу, фигуры геометрически упрощены и подчеркнуто линейны.

Новгородские рукописи 2-й пол. XIII в. по стилю во многом напоминают иконы: в пределах целого листа размещаются довольно крупные изображения святых в торжественных позах, написанные плотными красками и нередко на цветном фоне. Евангелисты в Симоновском Евангелии (РГБ. Рум. № 105, 1270 г., писец Георгий по заказу Симона, инока Юрьева мон-ря) имеют много общего с краснофонными новгородскими иконами 2-й пол. XIII в.- «Спас на престоле, с избранными святыми на полях» (ГТГ), «Св. Иоанн Лествичник, св. Георгий и св. Власий» (ГРМ). Святые изображены во весь рост также в Уваровской Кормчей (ГИМ. Увар. № 124 - святители Василий Великий и Иоанн Златоуст, венчаемые Христом) и в Соловецком Служебнике - благословляющий свт. Иоанн Златоуст (РНБ. Солов. № 1017/1126. Л. 20 об.). В Лобковском Прологе (ГИМ. Хлуд. № 187. Л. 1, 1262 (или 1282) г.) на заставке воспроизведена композиция, близкая к композиции 2-сторонней иконы 2-й пол. XII в. «Спас Нерукотворный. Поклонение Кресту» (ГТГ). Традиционным для Новгорода становится обращение к византийским и южнославянским источникам при создании рукописного орнамента, который нередко синтезирует языческие и христ. формы. Книжное искусство вновь развивалось с XIV в. в связи с активным строительством новых церквей во 2-й пол. столетия. В Хлудовской (Симоновской) Псалтири (ГИМ. Хлуд. № 3, кон. XIII - нач. XIV в. или 1-я четв. XIV в.) основная часть миниатюр выполнена в традициях XIII в.: с характерными укороченными фигурами, отчетливым контуром, резкой экспрессией лиц и декоративной яркостью цвета. В ту же рукопись вшита миниатюра со сценой «Явление Христа женам-мироносицам», образный и стилистический строй которой представляет собой живой отклик на традиции раннепалеологовского искусства. К архаическим чертам данной миниатюры относятся симметричные фигуры жен, плоскостный фон и отсутствие пейзажных и архитектурных элементов.

Миниатюры Евангелия-апракос из собрания А. И. Хлудова (ГИМ. Хлуд. № 30, сер. XIV в.) с изображениями евангелистов представляют собой пример художественной интерпретации местными мастерами элементов современного им визант. искусства. Крупный масштаб фигур и тяжеловесная монументальность образов сосуществуют с такими особенностями, как передача пространства через развитые архитектурные фоны, особое понимание светового строя, а также интерес к разнообразным ракурсам предметов и фигур. К произведениям классицистического визант. круга относится Евангелие-апракос (ГИМ. Муз. № 3651, посл. треть XIV в.), в котором использован редкий иконографических извод - евангелисты изображены в полный рост, они пишут тексты на спускающихся с небес свитках. С экспрессивным направлением визант. искусства можно соотнести Псалтирь Иоанна Грозного (РГБ. Муз. № 8662, кон. XIV в.), миниатюры которой с изображением псалмопевцев, прор. Давида и Асафа, близки к образам в стенописи новгородской ц. Феодора Стратилата на Ручью. Местная традиция сказывается в иллюстрациях 2 Прологов кон. XIV - нач. XV в. (РНБ. Погод. № 59 и РГАДА. Ф. 381. Тип. 162), а в некоторых рукописях 80-х гг. XV в.- напр., в Евангелии-тетр из собр. Першина (ИРЛИ) - она соединяется с искусством, близким к московскому. В новгородской книжности 2-й пол. XIV в. сохранились уникальные памятники, иллюстрирующие житийные и иные тексты, в т. ч. Сказание о Борисе и Глебе из Сильвестровского сборника (РГАДА. Ф. 381. Тип. 53), в к-ром миниатюры, напоминающие клейма житийных икон, размещены попарно и чередуются с текстом.

Дошедшие до наших дней лицевые рукописи XV в. демонстрируют наличие разнообразных стилистических оттенков и прототипов - византийских, южнославянских и московских, а также сохранность местной традиции. Использование бумаги вместо пергамена, удешевившее процесс изготовления, сочетается с дальнейшим созданием пергаменных рукописей - Шереметевское Евангелие (ГИМ. Син. № 364, 30-40-е гг. XV в.) и Евангелие-апракос 1468 г. (Московский обл. краеведческий музей, Истра). Оба манускрипта находят близкие аналогии с памятниками московского искусства. Иллюстрации Евангелия из собрания графини Е. Г. Шереметевой отличаются прозрачностью живописи, повышенной эмоциональностью, вдохновенностью ликов и хрупкостью лиричных образов, как и в Евангелии 1468 г., к-рое было создано для Никольского Островского мон-ря по заказу одного из представителей архиепископского двора и в XVII в. вывезено в Новоиерусалимский Воскресенский мон-рь по благословению патриарха Никона (Минова). Широкое распространение литературы поучительно-нравственного характера повлияло на создание Лествиц; в рукописях XVI-XVII вв. преобладает бумага, оформление заменяется на более скромное.

В новгородском книжном искусстве существуют 2 основных типа орнамента. Тератологический появился в XIV в. и сохранился до эпохи свт. архиеп. Евфимия II Вяжицкого, когда достиг расцвета: Минея на янв. 1441 г. (РГБ. Ф. 256. Рум. 273); Минея на апрель 1441 г. (РНБ. Соф. № 200); Евангелие-тетр 1443 г. (ГИМ. № Щук. 9), Цветная Триодь 1452 г. (РНБ. Погод. № 486). Балканский орнамент при свт. Евфимии II имел 2 разновидности - оригинальную и традиционную, причем обе могли сосуществовать в одной рукописи: Евангелие 1441 г. (БАН. 34.7.10); Триодь Цветная 30-х гг. XV в. (ГИМ. Увар. № 517/782). Для 1-й пол. XV в. типично сочетание орнаментов тератологического и балканского, как в Вяжищском Служебнике (РНБ. Соф. № 1537), позднее балканский орнамент полностью вытеснил тератологический.

Необычной разновидностью орнамента, характерного для монументальной живописи Сербии позднепалеологовского периода, отличается Евангелие-тетр (ГИМ. Увар. № 95, 30-40-е гг. XV в.). Визант. орнамент впервые представлен в новгородском искусстве в Евангелии Валаамского мон-ря (БАН. 24.4.26, 1495 г.). Рукописи посл. трети XV в. украшены композициями с миниатюрными формами и мелкими фигурами, как, напр., в Гостинопольском Служебнике (РНБ. Соф. № 531, 1475 г.) и в т. н. Геннадиевской Библии (ГИМ. Син. № 915, 1499 г.). В единственной миниатюре в заставке с изображением пишущего прор. Моисея отмечают элементы, навеянные нем. искусством поздней готики, хотя прямых аналогов не обнаружено.

Искусство малых форм

Важное место в Новгороде и во всем древнерус. наследии занимают произведения прикладного искусства. Предметы церковной утвари и храмового убранства, созданные в традиционных для XII в. византийском и новгородском художественных направлениях свидетельствуют также о связи с художественной культурой Зап. Европы, о взаимопроникновении христ. и языческих традиций в орнаментальном искусстве. Особенно в Новгороде была развита художественная обработка металла: изготавливали литургические сосуды, оклады икон, царских врат, Евангелий, кресты, колокола и др. Образцом к-польского искусства 1-й пол. XI в. является малый сион (иерусалим), выполненный в виде храма-ротонды. К направлению, ориентирующемуся на визант. образцы, относятся 2 серебряных кратира из Софийского собора - единственные примеры древнерус. евхаристических чаш. Известны имена их заказчиков - новгородских посадников, чьи святые покровители включены в фигуры Деисуса, а также мастеров-создателей: Петра с супругой Марией, мастера Косты (кратир кон. XI - нач. XII в., НГОМЗ), Петрилы Микульчича с супругой Варварой и мастера Флора (Братило) (кратир 1131-1134 гг., НГОМЗ). Из Софийского собора происходит большой серебряный сион (иерусалим) с изображением 5-фигурного Деисуса и свт. Василия Великого (1-я четв. XII в., НГОМЗ), его отделка чеканкой и гравировкой отличается высоким профессиональным уровнем; самобытный стиль художественных деталей иерусалима проявляется в геометрическом упрощении форм и виртуозном владении линией в разделке складок, в индивидуализации ликов святых. Серебряный оклад местной иконы «Святые Петр и Павел» из собора Св. Софии, созданный, по мнению Стерлиговой, одновременно с ее написанием в сер. XI в., по иконографии и структуре соответствует визант. канонам, однако роскошь золочения, крупные декоративные элементы, большой размер и пышное украшение близки к принципам романского стиля.

Мастера используют византийскую и европ. технологии: перегородчатую эмаль, огневое золочение. Специфические черты новгородского стиля - плоскостность, сочетание ярких декоративных цветов - характерны для эмалевого изображения свт. Ипатия Гангрского на крышке мощевика (сер. XIII в., НГОМЗ), повторение визант. образцов при упрощении художественного исполнения - для Архангельской ставротеки с образами свт. Климента, папы Римского, на внешней крышке и святых Константина и Елены, 2 ангелов - внутри (XIII в., АОКМ).

Самобытный характер декоративно-прикладного искусства Новгорода в XIV-XV вв. значительно усилился, демонстрируя трансформацию мотивов византийского искусства. На выносном кресте нач. XIV в. (НГОМЗ) с тиснеными изображениями Распятия, Спаса на престоле, Богоматери черты зрелого стиля XIII в. (укрупненные образы, массивные и декоративно проработанные детали) сочетаются с пропорциональной стройностью и со свободным ритмом линий. Архаичны по декору и стилю произведения, созданные при свт. архиеп. Моисее,- принадлежавшая ему панагия (НГОМЗ), оклад Евангелия (РНБ. Соф. № 2, 1325-1329 гг.), резной деревянный Людогощенский крест (1359, НГОМЗ). Создаются изделия в технике «золотой наводки». Медные Васильевские врата Софийского собора (1335/36, Покровский собор Александровой слободы), получившие наименование в честь заказчика - свт. архиеп. Василия Калики, состоят из 2 створок, разделенных на 7 рядов, с иллюстрациями евангельских событий - праздники и сцены Богородичного цикла, апокрифические и нравоучительные сюжеты о царе Давиде, «Притча о сладости мира сего» с образами святых, а также с портретом заказчика, владыки, молящегося перед Христом на престоле. Стиль Васильевских врат демонстрирует переход к новому качеству, но сохраняет архаические черты (плоскостность и экспрессивность). В Лихачёвских вратах из Софийского собора (сер. XIV в. ГРМ), названных по имени Н. П. Лихачёва, частью коллекции к-рого они некогда являлись, более отчетливо выражены византийские традиции раннепалеологовского времени. Стилистика композиций с изображениями евангелистов и сценой «Благовещение», со свободно развернутыми в пространстве фигурами (пластика тела передана складками одеяний) имеет большое сходство с миниатюрами из Евангелия-апракос (ГИМ. Хлуд. № 30), хотя есть и точки соприкосновения с оформлением Васильевских врат (архитектурные фоны, трактовка одеяний, типы ликов).

На рубеже XIV и XV вв. в прикладном искусстве в Новгороде, как и в иконописи, находят отражение тенденции, свойственные московской живописи, в работах греч. мастеров или их местных последователей, напр., в гравированном Распятии на лицевой крышке серебряной позолоченной ставротеки из Софийского собора (НГОМЗ). Создаются драгоценные произведения церковного обихода для кафедрального собора, напр. панагиар 1435 г. работы мастера И. Фомина с изображением Св. Троицы и иконой Божией Матери «Знамение» на внутренних поверхностях тарелей относится к произведениям т. н. евфимиевского круга, связанным с именем архиеп. свт. Евфимия II Вяжицкого. Украшение панагиара выдержано в классицистическом направлении, о чем свидетельствуют спокойный ритм плавных, льющихся линий, красота ликов и гармоничность композиций. В облике ангелов, несущих тарели панагиара, отмечают черты западноевроп. искусства. Оклад Евангелия (ок. 1500, НГОМЗ) с гравированными изображениями евангелистов является отражением процесса слияния особенностей новгородского и общерус. искусства. Типы святых, детали архитектурных фонов и орнаментов находят прямые параллели с изображениями в новгородских рукописях того времени.

Лицевое шитье

Памятники из Новгорода, датированные XII-XIII вв. (парные хоругви (судари?) с образами Христа и Богоматери «Знамение» (ГММК); «Распятие с предстоящими» (ГИМ), т. н. поручи и епитрахиль прп. Варлаама Хутынского (НГОМЗ)), свидетельствуют о высоком уровне развития новгородского шитья уже в домонг. эпоху. Золотное шитье употреблялось также для украшения светского костюма (опястья и пояс кн. Владимира; княжеская рубаха со сценой «Вознесение Александра Македонского» из раскопок в Мартириевской паперти (все - НГОМЗ).

Расцвет древнерусского лицевого шитья приходится на время правления свт. архиеп. Евфимия II Вяжицкого. В этот период созданы большого размера плащаницы, напр. Пучежская (1441, ГММК), изготовленная, видимо, для кафедрального собора Св. Софии и поражающая не только размерами (175×255 см), но и монументальностью композиции, ее реплика - Хутынская плащаница (1440, НГОМЗ), деисусный чин с небесными патронами свт. Евфимия II (т. н. Евфимиевский чин; ГТГ). Все они объединены общим техническим решением и своеобразным стилем, главной приметой которого является уникальная живописная манера (напр., светотеневые моделировки одежд, выполненные в определенной гамме, с использованием оттенков синего, зеленого, красно-коричневого); создатели этих произведений могли быть знакомы с образцами европ. шитья (т. н. опус англиканум). В ряде плащаниц (Тихвинской (ГРМ), из Антониева мон-ря и т. н. Мелетовской (обе - НГОМ)) использованы те же приемы, но не в столь совершенной форме. Возможно, эти плащаницы были созданы во 2-й пол. XV в. под влиянием «евфимиевских вещей» менее искусными мастерами.

Е. А. Немыкина
Лит.: Макарий (Миролюбов), архим. Археол. описание церк. древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. 2 ч.; Щепкин В. Н. Новгородская школа иконописи по данным миниатюры // Тр. XI археол. съезда в Киеве, 1899 г. М., 1902. Т. 2. С. 183-208; Некрасов А. И. Вел. Новгород и его худож. жизнь. М., 1924; Лазарев В. Н. Новгород Великий // История рус. искусства. М., 1954. Т. 2. С. 7-15; он же. Живопись и скульптура Новгорода // Там же. С. 72-283; он же. Ранние новгородские иконы // Он же. Рус. средневек. живопись: Статьи и исслед. М., 1970. С. 103-127; Гордиенко Э. А. Росписи 1125 г. в соборе Рождества Богородицы Антониева мон-ря в Новгороде. М., 1974; она же. Новгород в XVI в. и его духовная жизнь. СПб., 2001; ДРИ. М.; Л., 1968. [Вып.:] Худож. культура Новгорода; Смирнова Э. С. Живопись Вел. Новгорода: Сер. XIII - нач. XV в. М., 1976; она же. Лицевые рукописи Вел. Новгорода: XV в. М., 1994; она же. Новгородская икона «Благовещение» нач. XII в. // ДРИ. СПб., 2002. [Вып.]: Русь и страны визант. мира: XII в. С. 517-538; она же. Искусство книги в средневек. Руси: Лицевые рукописи Вел. Новгорода: XV в. М., 2011; она же. Новгородская живопись 2-й пол. XIII в.: Нек-рые наблюдения // Новгород и Новгородская земля: Искусство и реставрация. Вел. Новг., 2011. Вып. 4. С. 99-115; Ильина Т. В. Декоративное оформление древнерус. книг: Новгород и Псков: XII-XV вв. Л., 1978; ДРИ. М.; Л., 1980. [Вып.:] Монументальная живопись XI-XVII вв.; Смирнова Э. С., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Живопись Вел. Новгорода: XV в. М., 1982; Лаурина В. К., Пуришев В. Н. Новгородская икона XII-XVII вв. Л., 1983; Греков А. П. Фрески церкви Спаса Преображения на Ковалёве. М., 1987; Лифшиц Л. И. Монументальная живопись Новгорода XIV-XV вв. М., 1987; Вздорнов Г. И. Волотово: Фрески ц. Успения на Волотовом поле близ Новгорода. М, 1989; Трифонова А. Н. Рус. икона из собр. Новгородского музея. СПб., 1992; Малков Ю. Г. Фрески Гостинополья // ДРИ. СПб., 1995. [Вып.:] Балканы, Русь. С. 351-378; Стерлигова И. А., сост. Декоративно-прикладное искусство Вел. Новгорода: Худож. металл XI-XV вв. М., 1996; она же. Декоративно-прикладное искусство Вел. Новгорода: Худож. металл XVI-XVII вв. М., 2008; Царевская Т. Ю. Фрески ц. Благовещения на Мячине («в Аркажах»). Новг., 1999; она же. Роспись ц. Феодора Стратилата на Ручью в Новгороде и ее место в искусстве Византии и Руси 2-й пол. XIV в. М., 2007; Пивоварова Н. В. Фрески ц. Спаса на Нередице в Новгороде: Иконогр. программа росписи. СПб., 2002; Сарабьянов В. Д. Собор Рождества Богородицы Антониева мон-ря в Новгороде. М., 2002; он же. Георгиевская ц. в Ст. Ладоге. М., 2003; Лифшиц Л. И., Сарабьянов В. Д., Царевская Т. Ю. Монументальная живопись Вел. Новгорода: Кон. XI -1-я четв. XII в. М., 2004; Смирнова Э. С., Сарабьянов В. Д. История древнерус. живописи. М., 2007; Иконы Вел. Новгорода XI - нач. XVI вв. М., 2008; Дмитриева С. О. Фрески храма Спаса Преображения на Ковалёве в Новгороде, 1380 г. М., 2011; Слуцкая И. А. Роспись 1702 г. Знаменского собора в Вел. Новгороде и проблемы монументальной живописи кон. XVII - нач. XVIII в.: Дис. СПб., 2011; Геров Г. Церковь Спаса на Ковалёве. Новг., 2013; История рус. искусства: В 22 т. Т. 2. Ч. 1: Искусство 20-60-х гг. XII в. М., 2015.
Рубрики
Ключевые слова
См.также
  • БАРМЫ накладное оплечье, возлагавшееся поверх одежды вел. государям во время венчания на царство
  • АГАФИЯ ВСЕВОЛОДОВНА († 1238), св. блгв. кнг. местночтимая (пам. 23 июня - в Соборе Владимирских святых)
  • АГРИППИНА († 1237), кнг. рязанская
  • АЛАВАСТР в богослужении визант. обряда сосуд для хранения св. мира
  • АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (1200–1339), кн. тверской, вел. кн. владимирский (1326-1327), св. блгв., мч. (пам. в 1-ю неделю после 29 июня - в Соборе Тверских святых и во 2-ю Неделю по Пятидесятнице в Соборе Всех святых в земле Российской просиявших)
  • АЛЕКСАНДР (ПЕРЕСВЕТ) И АНДРЕЙ (ОСЛЯБЯ) РАДОНЕЖСКИЕ (XIV в.), преподобные (пам. 7 сентября, в Соборе Брянских святых, в Соборе Московских святых и в Соборе Радонежских святых)
  • АЛЕКСАНДР ЯРОСЛАВИЧ НЕВСКИЙ (в иночестве Алексий, после 1219/20 - 1263), вел. кн. Владимирский, св. блгв. (пам. 23 нояб. и 30 авг., в Соборе Владимирских святых, в Соборе Карельских святых, в Соборе Новгородских святых, в Соборе Ростово-Ярославских святых, в Соборе Санкт-Петербургских святых, в Соборе Тульских святых и в Соборе святых земли Эстонской)
  • АЛЕКСАНДРА княгиня Владимирская
  • АЛЕКСИЙ (1304-1378), митр. всея Руси, гос. деятель, дипломат, свт. (пам. 12 февр., 20 мая - обретение мощей, 5 окт.- пяти святителей Московских, в Соборе Владимирских святых, в Соборе Московских святых и в Соборе Самарских святых)
  • АНАЛОЙ подставка для возложения богослужебных книг или икон
  • АНАСТАС КОРСУНЯНИН (X-XI вв.), упом. в расск. о взятии Херсонеса св. кн. Владимиром (989)
  • АНДРЕЙ († 1324), еп. Тверской
  • АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ (1233?-1261), кн. угличский, подвижник благочестия
  • АНДРЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1323-1365), св. блгв. кн. нижегородский (пам. 2 июня)