ПРАЖСКИЕ ЛИСТКИ

Пражские листки. XI в. Лист 1В (Архив Пражского Града. № 57)[Пражские глаголические листки], глаголический памятник западнослав. (чешского) происхождения XI в.; представляет собой 2 сильно поврежденных пергаменных листа. П. л. обнаружил профессор истории Карлова ун-та К. Хёфлер в 1855 г. в б-ке Пражского митрополичьего капитула в ц. св. Вита в переплете лат. рукописи XI в. (Святовитский Апокалипсис. A 60/3). После отделения от переплета листки находились в той же б-ке до 1957 г., когда вместе с частью ее рукописного фонда были переданы в Архив Пражского Града, где хранятся в наст. время (№ 57). В научный оборот памятник ввел П. Й. Шафарик, к-рый в 1857 г. совместно с Хёфлером осуществил его научное издание.

П. л. содержат фрагменты богослужебных песнопений на листах 1 - 10 светильнов воскресных и из праздничных служб (1-й светилен сильно поврежден, далее следуют светильны на Преполовение Пятидесятницы, Преображение Господне, Неделю всех святых, Неделю о слепом, Вознесение Господне, Пятидесятницу, Рождество Иоанна Предтечи, день апостолов Петра и Павла и Успение Пресв. Богородицы), на л. 2 - часть последования из служб Страстей Христовых и в Великую Пятницу. Подобный состав гимнографических текстов ранее не засвидетельствован и, по мнению исследователей, представляет собой либо один из вариантов смешения византийского и римского обрядов (Weingart. 1949. S. 68-70; Mareš. 1951. Roč. 2. S. 228-230; Pokorný. Liturgie. 1963; Idem. Die slawische. 1963; Dvorník. 1970. S. 128-129; Bláhová. 1988), либо соответствует визант. обряду (Šafařík. 1857; Грунский. 1905; Hannik. 1985). Специфику такого подбора светильнов М. Йовчева объясняет влиянием внек-польской литургической традиции и заимствованием палестинских (иеруслимских) элементов, последнее наблюдается и в др. ранних слав. богослужебных кодексах (Йовчева. 2001. С. 60; Пентковский, Йовчева. 2001).

На чеш. происхождение памятника указывают характерные лингвистические особенности: 1) употребление буквы «ц» для передачи рефлекса праслав. сочетаний *tj и *kt:    ; 2) употребление буквы «з» для передачи рефлекса *dj:   ; 3) написание сочетания « » для отражения рефлекса *stj и *skj:    ; 4) отсутствие l-epentheticum:    ; 5) сохранение сочетания *dl:   ; 6) употребление буквы « » в формах местоимения   и его производных:    ; 7) смешение   -   отражающее деназализацию звука «o» о-носового:    ; 8) форма род. п. ед. ч. личного местоимения 1-го «я»  ; 9) формы им. п. ед. ч. жен. р. с флексией -   ; 10) форма твор. п. ед. ч. существительных ср. р. с флексией -   Большинство из указанных признаков представлены в «Киевских листках» - древнейшем старослав. памятнике моравского (?) происхождения. Вместе с тем язык П. л. содержит ряд архаичных черт, к которым, в частности, относятся: 1) форма асигматического аориста 3 л. мн. ч.  ; 2) исконные формы вин. п. сущ. муж. р.   ; 3) исконные формы действительного причастия прошедшего времени глаголов с суффиксом - -   

Большинство исследователей относят П. л. к XI в., но высказывались и иные мнения. Так, Шафарик датировал памятник 850-950 гг. (Šafařík. 1857. S. 61), В. Облак - нач. XII в. (Oblak. 1893. S. 358-359), В. В. Макушев и Г. А. Воскресенский - XIII-XIV вв. (Макушев. 1877. С. 15-22; Воскресенский. 1879. С. 148). Палеографический анализ, проведенный Шафариком, В. Вондраком, Н. К. Грунским, Й. Враной (Šafařík. 1857; Vondrák. 1904; Грунский. 1905; Vrana. 1970), показал неоднородность листков - л. 1 был создан приблизительно через 50 лет после л. 2. Шафарик установил, что страницы л. 1 написаны разными почерками, текст, скопированный, вероятнее всего, с одного оригинала, не прерывается. Начертания ряда букв «у» 1-го (л. 1а) и 2-го (л. 1б) писцов различаются (напр.,   с 2 внутренними поперечными чертами в 1-м почерке и позднее с чертой - во 2-м); в то же время некоторые начертания по характеру аналогичны (напр.,  , состоящее из 2  ). Глаголица л. 1а квалифицируется как округлая, а листов 1б и 2 - как угловатая. Врана усматривает сходство почерка л. 1б с лат. минускулом, влияние к-рого он прослеживает и в почерке писца л. 2. Врана в целом характеризует П. л. как новый этап развития глаголицы по сравнению с древнейшим, представленным в «Киевских листках». К новым чертам, отразившимся в письме кодекса, относятся, в частности, на л. 1 об.   с одной внутренней чертой ,   без левого штриха ,   со срезанной прямой верхней линией и глубоко врезавшимся в верхнюю часть углом треугольника - ,   со срезанной вершиной - ,   с петлей, плотно примкнувшей к основной черте - ; на л. 2   с тесно сомкнутыми частями без срединного кружка - , на л. 1 об. и л. 2  , усики к-рой не расходятся, а сливаются в вертикальную линию с покрышкой - (Кульбакин. 2008. С. 114-116). По мнению Вондрака, письмо П. л. имеет сходство с письмом Синайской Псалтири (см. в ст. Синайские находки 1975 г.). Но наличие одинаковых богемизмов свидетельствует о том, что оба листа являются отрывками разных рукописей, написанных в одной среде и отражавших единую традицию. Л. 1 является палимпсестом, стертый текст к-рого также был написан глаголицей. На основании этих обстоятельств сделано предположение, что листки происходят из 2 литургических рукописей Сазавского монастыря, где и были созданы.

Наиболее дискуссионным является вопрос о происхождении архетипа и протографа П. л. и пути их проникновения в чеш. книжность. Согласно изначальному мнению, оригинал имел моравское происхождение, поэтому П. л. могли свидетельствовать о непрерывности Кирилло-Мефодиевской традиции и слав. богослужения в западнослав. землях (Havránek. 1963; Idem. 1968; Večerka. 1970. S. 229-230; Vrana. 1970; Bláhová. 1988. S. 55-56 и др.). Но в кон. XIX - нач. XX в. было высказано предположение о том, что П. л. восходят к болг. оригиналу непосредственно (Оblak. 1896; Vondrák. 1904) или через древнерус. посредство (Срезневский. 1866. C. 53-54; Jagić. 1913. S. 187-190). Гипотезу о древнерус. кириллическом посредничестве на основе анализа графико-орфографических и лексических особенностей отстаивал Ф. В. Мареш, предложивший следующий путь миграции текста: Вел. Моравия - Болгария (Македония) - Др. Русь - Чехия (Mareš. 1949-1951). Несостоятельность аргументации Мареша обосновала Йовчева, установившая, что те лексемы, к-рые были квалифицированы им как архаизмы, восходящие к Кирилло-Мефодиевскому архетипу памятника (     ), и предполагаемые русизмы, которые могли быть заимствованы писцами из гипотетического древнерус. протографа (   ), входят в словарный фонд среднеболг. богослужебных кодексов, в частности Триодей XIII-XIV вв. (Орбельской Триоди, Аргировой, Загребской, Кюстендилской Триодей - Йовчева. 2001). Доказательством зависимости П. л. от болг. книжной и богослужебной традиции служат выявленные Йовчевой текстологические совпадения П. л. с древнейшими южнослав. Минеями XIII-XIV вв. (в частности, с Добриановой (см. в ст. Добриан Многогрешный); НБКМ. № 113; ГИМ. Хлуд. № 164, 166 и др.). Болг. происхождению протографа не противоречит и одноеровая орфография   (за исключением на л. 1б), которую Мареш интерпретировал как внесенный писцами богемизм: по данным Б. Велчевой, эта орфография характерна для глаголических рукописей XI в. из собрания мон-ря вмц. Екатерины на Синае (Псалтири Димитрия (Sinait. Slav. 3/N) и Праздничной Минеи (Sinait. Slav. 4/N)) и актуальна для поздней болг. глаголицы нач. XII в. (Велчева. 1999). Впрочем, и эта версия происхождения П. л. оставляет нерешенным ряд вопросов, в частности относительно путей миграции текстов.