ИСМАЙЛОВ

С 20 сент. 1820 г. И. преподавал физико-математические науки и франц. язык, а также занимал должность секретаря семинарского правления в Вифанской ДС. Впосл. в соч. «Из записок старого профессора семинарии» он рассказал о внутренней жизни семинарии, быте и учебе семинаристов, ярко описал характеры и личностные качества ректоров, инспекторов и профессоров. И. привел в порядок запущенную документацию ДС, а также досконально изучил касающиеся духовного ведомства отделы юриспруденции и уставы духовно-учебных заведений. По его словам, он стал «опытным секретарем, на котором может и должно обеспечиваться целое присутствие».

Ректора (1818-1826) архим. Никанора (Клементьевского; впосл. митрополит Новогородский и С.-Петербургский) И. характеризовал как человека, служить при к-ром было «легко и приятно»; с профессорами и учителями ректор «держал себя благородно и обращался больше товарищески, нежели как начальник: мы его... чтили за доброту души… При нем все, и учащие, и учащиеся, дышали свободно». Преподаватель словесности и нем. языка (1814-1830) И. И. Лилеев описан как образованный и умный человек, к советам и помощи к-рого И. нередко прибегал. Сокурсник по академии Т. И. Платонов преподавал в Вифанской ДС в 1820-1824 гг. и оказал влияние на И. Эконома ДС иером. Никандра (1814-1822) И. характеризует как строгого аскета, «любимого всеми», к-рый охотно помогал студентам, «ставя последнюю копейку ребром». Когда в 1822 г. иером. Никандр был назначен строителем московского в честь Сретения Владимирской иконы Божией Матери мон-ря, выяснилось, что у него почти нет личного имущества. Ректор отдал иеромонаху рясу, подрясник, камилавку и трость. В пустой сундук для имитации багажа семинаристы наложили поленьев, дабы иером. Никандр мог «явиться перед братиею начальником». Духовника семинарии, ранее бывшего духовным отцом митр. Московского Платона, И. описал как «бескорыстного и непритворной святости жизни» старца, к которому приходили со своими нуждами окрестные крестьяне и жители Сергиева Посада. «Готовый к близкой смерти», он спал в гробу, «но и тот часто выпрашивали у него люди бедные». Также И. привел неск. случаев из жизни инспектора Вифанской ДС (1823-1828) молодого иером. св. Феодотия (Озерова; впосл. архиепископ Симбирский) и эконома (1822-1834) иером. Иннокентия (Солнцева). В 1822 г. к И. переехала овдовевшая младшая сестра с дочерью и с сыном старшей сестры.

В 20-х гг. XIX в. Российское Библейское общество приступило к переводу ВЗ. В Вифанской ДС был образован комитет по работе над переводом кн. Исход; И. занимался сличением перевода, сделанного преподавателем Вифанской ДС с древнеевр. языка, с текстом Библии на франц. языке; работа была отправлена в МДА и затем в комиссию духовных уч-щ. С 1826 г. И. читал в Вифанской ДС курс философии и курс психологии, для к-рого написал учебник на лат. языке.

Во время ректорства (1826-1828) игум. Платона (Березина) И. заболел и подал прошение об отставке с тяготившей его секретарской должности. Не найдя взаимопонимания с новым ректором, он обратился к митр. Московскому свт. Филарету (Дроздову), и тот предложил И. принять постриг, чтобы И. имел более широкий выбор рода деятельности. И. отказался. 29 дек. 1826 г. он был уволен с должности секретаря; в 1827 г., оставив церковную карьеру, получил чин 8-го класса. При ректоре (1828-1830) архим. Смарагде (Крыжановском; впосл. архиепископ Рязанский) И. уволился из уч-ща (19 сент. 1828).

По рекомендации свт. Филарета И. поступил на службу домашним учителем к ген. П. М. Капцевичу, у которого жил «сначала как воспитатель сына, а потом как друг дома». Генерал был знаком с обер-прокурором Синода (1817-1833) кн. П. С. Мещерским. По протекции последнего И. был принят в синодальную канцелярию и 3 янв. 1829 г. приступил к делам. И. продолжал заниматься с сыном генерала, и обер-прокурор давал ему особые поручения, к-рые можно было исполнять дома. В соч. «Из воспоминаний секретаря при Святейшем Синоде» (1882) И. подробно описал здание 12 коллегий на Васильевском о-ве С.-Петербурга, где размещался Синод, структуру канцелярии и делопроизводства. Во время 1-го доклада в присутствии И. так волновался, что «ни одного шагу не мог сделать без благоговения», чувствовал себя «в каком-то молитвенном состоянии, как бы в церкви» (Из восп. секретаря. 1882. С. 73-74). В ведении И. находились дела 21 епархии РПЦ, а также дела ГПЦ и высшей духовной цензуры. Он описывал трудности, с к-рыми столкнулся: от скончавшегося предшественника ему досталось 1,5 тыс. необработанных дел при ежемесячной нагрузке 150-200 дел (Там же. С. 76).

И. охарактеризовал 3 обер-прокуроров, при к-рых ему довелось служить в Синоде. Отметил благочестие и кротость кн. Мещерского, при к-ром «стройность и благочиние» на заседаниях Синода не нарушались, чего не удалось сохранить его преемникам. 26 авг. 1831 г. И. был назначен на должность секретаря синодальной канцелярии, 8 янв. 1832 г. получил чин надворного советника.

Обер-прокурора С. Д. Нечаева (1833-1836) И. называл «нелегким» человеком, своевольным, властолюбивым и грубым. При нем, по замечанию И., начались «неурядицы», которые впоследствии привели к изменениям в синодальном правлении, к увеличению власти обер-прокурора и умалению роли архиерейского собрания. В Синод стали поступать жандармские доносы на архиереев и членов Синода, большинство из них оказывались ложными; «канцелярия подозревала, что в них участвует сам обер-прокурор, имея целию унизить духовное правительство в России» (Там же. С. 77). Особое место в записках И. отводит описанию интриг Нечаева против свт. Филарета; некоторые подробности этого дела известны только из записок И.

И. рассказал об обстоятельствах вступления в должность обер-прокурора гр. Н. А. Протасова (1836-1855), который окончательно преобразовал высшее духовное правление России. По наблюдению И., при нем «Синода совсем почти не видно», у архиереев «осталась одна судная власть, а церковная администрация вся перешла в руки людей светских, и Синод в делах административных имеет голос разве только совещательный… Синода он не уничтожил, но из обер-прокурорства сделал настоящее министерство» (Там же. С. 81). Власть обер-прокурора превратилась практически в абсолютную; при этом решение дел затягивалось из-за бюрократической волокиты, увеличилось количество доносов.

И., «воспитанный в страхе и уважении к духовному начальству», занял позицию Синода, за что регулярно подвергался обструкции по службе. Так, в связи с 15-летием службы (1835) И. в 1836 г. имел право на получение знака отличия, Синод единогласно проголосовал за представление его к ордену св. Владимира 4-й степени, но Протасов отказал ему в награде. 7 июля 1836 г. И. был утвержден старшим секретарем Синода, 28 окт. 1837 г. получил чин коллежского советника (Там же. С. 85).

В дорожных воспоминаниях И. приводит биографические сведения о своем сокурснике, настоятеле Отроча в честь Успения Пресв. Богородицы муж. монастыря архим. Платоне (Казанском), которого он посетил в Твери; рисует портрет и дает краткое жизнеописание свт. Игнатия (Брянчанинова), который, по утверждению И., под рук. архим. Платона освоил почти весь курс богословских наук (Там же. С. 81-82).

В окт. 1840 г. И. выехал из Москвы. Он описывает «необыкновенное нищенство» в Туле и Орле из-за неурожая: «...толпы бледных и с опухшими лицами крестьян, не десятками, а сотнями окружали нас у гостиницы». Люди уходили из домов, питались листьями и корой; И. видел много умерших, оставленных на дороге (Там же. С. 83-85). В Орле И. посетил знакомого ректора Орловской ДС Климента; в Курске - еп. Курского и Белгородского Илиодора (Чистякова), И. редактировал его книгу проповедей в С.-Петербурге; в Харькове - еп. Смарагда (Крыжановского), а также однокурсника протоиерея кафедрального собора (не назван) и своего ученика проф. И. В. Платонова. Рождество И. встретил во Владикавказе, а 6 янв. 1841 г., на Богоявление, молился в тифлисской ц. Квашвети. И. поразили ветхость облачений священнослужителей, неопрятность «нечесаных и в лохмотьях церковников», грязные лампады и подсвечники в храмах (Там же. № 2. С. 260-284).

В тот же день И. вступил в должность обер-прокурора. Главноуправляющий на Кавказе Е. А. Головин, военный губернатор и члены синодальной конторы встретили его радушно. И. занялся разбором приостановленного «Дела о возмущении семинарии против начальства». Семинаристы, устроив бунт, забрали у эконома деньги и сами тратили их на продукты для учащихся. И. учредил следственную комиссию, в состав к-рой вошли член синодальной конторы из грузин, выборный священник и И. Он привел в порядок семинарию: прекратил экономическое своеволие учеников, назначил внеочередные экзамены и принял их у студентов. На следствии выяснилось, что семинаристы и груз. преподаватели были недовольны рус. инспектором, к-рый вел себя как «самовластный паша», грубо и жестко, несмотря на приказы ректора, а экзарх игнорировал жалобы. В Синод была отправлена бумага, подписанная 70 студентами и 3 учителями, в к-рой сообщалось о деятельности инспектора. Инспектора временно отстранили, а студенты начали своевольничать. И. писал, что с т. зр. юриспруденции было бы справедливо «направить осуждение на экзарха», но это было невозможно по политическим причинам. Также нельзя было наказать учеников, можно было т. о. потерять всех студентов - по его признанию, семинария только «стала входить в норму русских семинарий… грузины не терпели нашей школы» и вначале родителям выплачивались деньги за то, что они отдавали детей в ДС. И. ограничился наказанием инспектора (Там же. № 4. С. 709-710).

В канцелярии синодальной конторы никто не вел учета дел, архив отсутствовал, не было настольных и докладных реестров, для финансовой отчетности существовал лишь общий реестр, хозяйством занимался расходчик из писцов, внутренние распоряжения давались не через экзекутора, а «через кого попало». И. учредил архив, устроил казнохранилище, назначил казначея и определил экзекутора, пригласил 5-6 писцов из семинаристов, установил время присутствия; дела были разобраны, ок. 4 тыс. сдано в архив, 1900 текущих дел занесены в реестры, и по ним составлены именные ведомости. Ок. 800 незаконченных дел представляли собой тяжбы по церковным имениям, они были запущены в производство.

И. разбирал запутанное дело о передаче церковных имений в казну. Духовное ведомство в Грузии содержалось на доходы с крестьян и с церковных оброков, из казны пособие не выплачивалось. Церковные владения были обширными, но «управление ими... не было устроено; управлялись они по-прежнему через архимандритов и протоиереев, под наблюдением экзарха и конторы. Св. Синод… имений хорошо не знал и предоставлял распоряжаться ими экзархам, как умели и как хотели» (Там же. С. 703). И. писал, что в С.-Петербурге «давно ходили вести», что груз. имения расхищались духовенством и экзархом. Граф А. Х. Бенкендорф «или кто-то из министров» направил в Синод предложение ввести церковные имения в казну, а на содержание духовного ведомства Грузии отпускать средства из гос. казначейства. Все члены Грузино-Имеретинской конторы, по описанию И., самостоятельного голоса не имели, поэтому проголосовали, как и экзарх, против предложения. И. удалось добиться отсрочки дела. Поняв, что в трудных делах ему «предстоит бороться с одним экзархом», И. предложил на вакантное место 5-го члена конторы назначить обер-священника отдельного Кавказского корпуса, подведомственного лишь Синоду и обер-священнику армии и флота. 10 июня 1841 г. на эту должность был назначен обер-свящ. Михайловский (Барсов Т. В. Об управлении рус. военным духовенством. СПб., 1879. С. 152).

И. убеждал экзарха передать имения в казну, чтобы пресечь распространение молвы о расхищении церковных доходов, «позорящей духовенство». Собрав «лучшее грузинское духовенство, из князей и дворян», И. выяснил, что имения издревле жертвовали Церкви из казны груз. цари и что волнений из-за передачи их обратно в казну, но уже российскую, быть не должно. И. убедил экзарха и составил план проекта о преобразовании управления церковными имениями в Грузии, синодальная контора одобрила его и отправила в Синод (Из восп. прокурора. 1883. Т. 1. № 4. С. 705).

Работая над проектом, И. собирал сведения о владениях ГПЦ. Экзарх архиеп. Евгений учредил в Тифлисе Комитет о гуджарах (грамотах); в его состав вошли И. и 3 члена синодальной конторы. Комитет просуществовал 2 года и занимался упорядочиванием жалованных грамот и др. документов, выданных церквам и мон-рям; переводом их на рус. язык и сверкой старых переводов; выяснением степени сохранности текстов; установлением подлинности документов; выявлением утерянных грамот. И. писал, что самым громким делом в период его работы в комитете было дело о Руставском гуджаре, согласно к-рому Руставской епархии ГПЦ принадлежали имения, приносившие доход свыше 10 тыс. р. серебром в год. И. «стоило большого труда и самой осторожной, скрупулезной работы, чтобы оправдать Руставский гуджар», он «распутал все узлы неразгаданного документа», что было не под силу чиновникам Тифлисской губ., Совету Главного управления Грузии и учрежденным специально для рассмотрения этого дела комитетам из светских и духовных лиц (Там же. С. 704).

И. удалось смягчить обвинение в расхищении церковных доходов, выдвинутое против духовенства. Он доказал, что вина за получение небольших доходов с богатых церковных имений лежит в основном на светском правительстве, а духовное правительство «виновато… в беззаботности о возможном улучшении церковных имений и о выгоднейшем способе управления ими». Монахи, по его замечанию, неэкономны: начало их экономии - бережливость, а не производительность. Экзархи также стремились к накапливанию капитала в казначействе и не давали средств даже на неотложные нужды Церкви. Управляющие имели низкое содержание (40-70 р. в год), поэтому часть доходов утаивали на обеспечение своей жизни. Светское правительство не способствовало упрочению благосостояния Церкви. Так, военное начальство практически бесплатно пользовалось значительными церковными покосами; гражданское начальство, разбирая споры Церкви с частными лицами, всегда вставало на сторону последних (Там же. С. 707-708). И. обнаружил растраты (напр., по ц. Квашвети - 1,7 тыс. р.) и «висящие суммы», которые были направлены в синодальную контору и не дошли до нее.

Пытаясь повысить доходы ГПЦ, И. досконально изучил имущество Грузинского Экзархата. Он выяснил, что в постоянном владении Церкви на тот момент находилось более 100 тыс. р. в билетах и ок. 50 тыс. р. наличными, хранившимися в церковном казначействе (И. нашел эти суммы). Церкви принадлежали ок. 25 тыс. крестьян; 80 тыс. пахотной, сенокосной, усадебной и садовой земли; пастбища в Караягской степи (ок. 160 верст по окружности); 6 тыс. кв. саж. земли в Тифлисе; минеральная баня в Тифлисе; нефтяные источники; рыбная ловля на р. Куре в Тифлисе и на 30 верст ниже по течению; 20 садов в Тифлисе, сдаваемых в аренду; лавки; мельницы; доход от продажи свечей (Там же. С. 713-714). До 1841 г. все имущество приносило до 48 тыс. р. серебром в год. По мнению И., осуществившего необходимые расчеты, сумма могла быть в 4 раза больше. Он стал искать причины низкого дохода. Изучил камеральное описание, составленное в 1818 г. экзархом архиеп. Феофилактом (Русановым), и выяснил, что подать была определена как постоянная, без учета роста цен; доход с учетом перерасчета мог бы составлять ок. 100 тыс. р. Цены на сено, к-рое скашивало военное начальство на церковных землях, также были установлены по состоянию на нач. XIX в. и более не повышались; кроме того, учет производился военным начальством, а не церковным, и часто имели место расхищения средств. По подсчетам И., Церковь могла бы получить с покосов до 40 тыс. р. в год, равно как и с пастбищ в Караягской степи, где паслось 100-150 тыс. овец и 20-30 тыс. голов крупного рогатого скота. И. предложил отдать степь на откуп; на торгах была установлена сумма 1,5 тыс. р. в год. Крестьяне, жившие в селах по границам степи и прежде свободно пользовавшиеся пастбищами, подали в суд; тяжба длилась неск. лет. И. отметил несовершенство законодательства, по к-рому тяжбы с Церковью во внутренних областях России разбирались как тяжбы с гос-вом, в то время как в Грузии подобные дела рассматривались как споры между частными лицами, т. о., право Церкви на владение имуществом трактовалось как помещичье, а не как казенное. В результате синодальная контора проиграла мн. исков: сроки апелляции были сокращены по сравнению со сроками, которые были установлены по тяжбам, касавшимся казны; малейшая отсрочка давала решению законную силу (Там же. С. 715-717). В Тифлисе 1 тыс. кв. саж. церковной земли была отдана под застройку частным лицам; общая арендная плата составляла ок. 40 р. в год; 4 тыс. кв. саж. оставались свободными и в 1844 г. едва не перешли в пользу города как пустующие. И. предложил разбить свободную землю на участки и раздать с торгов, Церковь стала получать с них ок. 1,7 тыс. р. в год. Благодаря усилиям И. доходы Экзархата ежегодно индексировались и составили к 1853 г. более 73 тыс. р.

К кон. 1842 г. проект И. об управлении церковными имениями в Грузии был окончательно готов. И. предлагал произвести передачу церковных имений в казну 3 способами: взять имущество и составить штаты на содержание Церкви и ведомства; перевести имущество в казенное управление и числить как церковное, излишек обращать в пользу Церкви; перевести имущество Церкви в казну и оценить, выдавать духовному ведомству проценты (последний способ был отмечен И. как наиболее выгодный для Церкви). По подсчетам И., в 1853 г. в церковный фонд поступило бы 1,875 млн р. (за крестьян - 1,75 млн р.; за землю - 500 тыс. р.; за прочее - 300 тыс. р.). Проценты с этой суммы составили бы 75 тыс. р. в год, доход с продажи свечей - 7 тыс. р.; чистого дохода (25 тыс. р.) было бы более чем достаточно на содержание Экзархата (Там же. С. 718-720). Однако Протасов не дал разрешения И. приехать в С.-Петербург для разъяснения проекта, из-за чего, по словам И., «Церковь потеряла весьма много», передача имений в казну затянулась до 1853 г., доходы Экзархата оказались более скромными.

В 1841 г. И. получил чин статского советника. 12 нояб. 1844 г. архиеп. Евгений был переведен на Астраханскую кафедру; на место экзарха был назначен архиеп. Могилёвский Исидор (Никольский), прибывший в Тифлис в нач. февр. 1845 г. И. отметил, что «управление духовною частью в Грузии новым экзархом… облегчило» его работу; он считал архиеп. Исидора человеком «благоразумным, ревностным к службе и заботливым о духовной пользе края». Обретя в его лице единомышленника, И. принялся за упорядочение церквей и мон-рей Грузии. И. поражали «бедность приходских церквей, упадок монастырей и разрушение древних исторических соборов… несмотря на богатые владеемые или недвижимые имения» (Там же. Т. 2. № 5. С. 72; № 6. С. 244). В Имеретинской епархии, по его подсчетам, было ок. 600 церквей; имущество приносило доход до 18 тыс. р.; кутаисский кафедральный собор (Баграта храм) был разрушен, богослужения проводились на паперти. В Гурийской епархии (см. Гурийско-Мингрельская епархия) насчитывалось до 40 церквей, доходов хватало только на содержание епископа. В Мингрельской епархии - ок. 170 церквей; Самегрело (Мегрелия, Мингрелия), по описанию И., «состоит на ленных правах и имеет своего владетеля, потомка царей Мингрельских, от которого зависит выбор и содержание епархиального начальника. Влияние экзархов на Мингрельскую епархию ничтожно»; церкви бедны, духовенство необразованно (были священники, не умевшие ни читать, ни писать). Ведомство Осетинской духовной комиссии, по оценке И., составляли новообращенные горцы; в ведомстве насчитывалось ок. 150 церквей, существовавших за казенный счет (Там же. № 5. С. 72-73).

Когда попечением И. сумма доходов Экзархата достигла более 100 тыс. р. в год, появилась возможность отреставрировать кафедральные соборы, мцхетский Светицховели и тифлисский Сиони (см. Тбилисский Сиони) а также Алавердский во имя вмч. Георгия мон-рь и собор в честь Преображения Господня в мон-ре Самтавро в Мцхете. Наружные работы в Светицховели (стоимостью 30 тыс. р.) были проведены при экзархе архиеп. Евгении. Вопрос о живописи, «обезображенной во время последнего нашествия персов» (разорение Вост. Грузии и Тбилиси иран. шахом Агой Мухаммад-ханом в 1795), решался при экзархе архиеп. Исидоре. Синодальная контора предложила уничтожить ее и расписать стены заново, однако имп. Николай I приказал «исправить и поддержать как монумент старины». По воспоминаниям И., реставрировать росписи никто не брался, лишь в нач. 50-х гг. XIX в. церковный живописец Малахов, выполнивший аналогичные работы в Пицундском (Бичвинтском) соборе во имя ап. Андрея Первозванного, согласился на реставрацию; ему было выделено 5 тыс. р. Однако живописец, уехавший в Москву на поиски материалов и помощников, неожиданно умер, и «предприятие… кончилось ничем» (Там же. С. 78-79). В Самтавро, по сведениям И., проживали свыше 10 «произвольных подвижниц» (в то время в Грузии не было действующих жен. мон-рей), к-рыми управляла «благоразумной и строгой жизни» старица Дария, а после ее кончины - ее воспитанница кнж. Самегрело Дария (Дадиани; в мемуарах И. приводит сведения из ее биографии). И. указал, что строения Самтавро были отреставрированы на сумму ок. 15 тыс. р.; освящена келлия, построенная на месте, где в IV в. подвизалась св. равноап. Нина. Экзарх архиеп. Исидор постриг подвижниц и их руководительницу в монашество, назначил мон. Дарию настоятельницей монастыря; служил в обители причт из Светицховели. Синодальная контора составила штат, по к-рому на содержание мон-ря выделялось ок. 800 р. ежегодно; также обители были переданы огород и сад в Мцхете, приносившие доход свыше 1 тыс. р. в год (Там же. С. 79-82). На реставрационные работы в Алавердском соборе, «уважаемом не только христианами грузинского и армянского племени, но и непокорными горцами-язычниками и магометанами», было истрачено свыше 10 тыс. р. Тифлисский Сиони снаружи был обложен плитами алетского камня желтого и голубовато-серого цветов, была поставлена решетчатая ограда и сделан подъезд к церкви, крыша перебрана, вызолочен крест, установлен одноярусный иконостас, обновлена роспись. Наместник Кавказа кн. М. С. Воронцов, узнав, что для росписи собора недостаточно средств, выделил 3 тыс. р. и дал ссуду, а также предложил пригласить в качестве живописца кн. Г. Г. Гагарина, прибывшего в Тифлис по вызову Воронцова для росписи основанного в Тифлисе театра. Император одобрил предложение Воронцова и разрешил Гагарину годовое путешествие по Европе «для приискания образцов древней церковной живописи». Общая стоимость работ в Сиони составила 40 тыс. р. (Там же. С. 82-84).

По инициативе И. были восстановлены и др. груз. монастыри. Узнав о монастыре Марткопи от одного из чиновников синодальной конторы, побывавшего на празднике в день Нерукотворного образа Спасителя и наблюдавшего «необыкновенное стечение народа, грузин и армян», поклонявшегося Нерукотворному образу и мощам прп. Антония Марткопского, И. посетил полуразрушенный монастырь и договорился с населением окрестных деревень о помощи в восстановлении обители. Тут же была открыта подписка на пожертвования, собрано более 400 р. серебром, крестьяне обещали бесплатно доставлять к монастырю, расположенному в горах, строительные материалы. Возвратившись в Тифлис, И. внес предложение о восстановлении монастыря в синодальную контору, и экзарх, «всегда готовый на доброе дело», выдал 3 сборные книжки: местному архимандриту, чиновнику и крестьянину из расположенного вблизи Марткопи с. Норио. В Тифлисе было собрано ок. 3 тыс. р. серебром. Губ. архитектор, согласившийся безвозмездно руководить реставрационными работами, объявил, что восстановить древний собор невозможно; за неск. лет был выстроен новый, проложена дорога от мон-ря в Тифлис. Марткопи стал любимой обителью И.: тяжело перенося тифлисскую жару, он с 1849 г. каждое лето жил в мон-ре и приезжал в Тифлис лишь в присутственные дни. Он исследовал историю мон-ря и составил «Сказание о нерукотворной копии с Нерукотворного образа Спасителя» (Там же. № 6. С. 231-235). В мемуарах И. рассказал об обстоятельствах возобновления мон-ря Кватахеви: потомки захороненных там князей Тархан-Моурави, жившие в это время в России, получили разрешение императора восстановить обитель; на выделенную синодальной конторой сумму ок. 30 тыс. р. церковь и монастырские строения были отреставрированы; синодальная контора выделила обители земли из числа церковных имений. И. описал одну из святынь мон-ря - деревянное блюдо, которое, по грузинскому преданию, Господь использовал во время Тайной вечери. И. упоминал и о других христианских святынях, хранящихся в Грузии: о хитоне Господнем, о копии, которым на кресте был пронзен Иисус Христос, о камне от Гроба Господня, о частицах Животворящего Креста, о кресте св. равноап. Нины и др. (Там же. С. 235-236).

И. удалось решить тянувшийся несколько десятилетий вопрос об устроении домов для экзарха и синодальной конторы: дома были куплены в Тифлисе и обустроены за 36 и 20 тыс. р. серебром соответственно, что вышло в 2 раза дешевле, чем их постройка (Там же. С. 237-244). 4 марта 1849 г. И. был награжден орденом св. Анны 2-й степени.

Как только завершилась передача церковных имений в казну, И. подал прошение об отставке. Оформление затянулось из-за смены после смерти Протасова обер-прокуроров Святейшего Синода и кратковременного пребывания на посту исполняющего должность обер-прокурора А. И. Карасевского. Спустя 8 месяцев, после вторичного прошения и ходатайства бывшего коллеги И. архиеп. Симбирского свт. Феодотия (Озерова), И. было разрешено оформить отпуск и покинуть Грузию. В июне 1856 г. он выехал из Тифлиса. И. писал, что не мог проститься с экзархом хладнокровно: «Я любил его искренно, и у меня пробились слезы, когда я стал принимать благословение», а тот в свою очередь благословил И. как сына и выделил средства на дорогу. Во время служения в Грузии И. был также близок с митр. Имеретинским и Гурийским Давидом (Церетели) († 1853); митрополит всегда стремился помочь И. в житейских делах, а И. по скромности старался отказаться от его помощи. И. «поразил до самозабвения… добрый и деликатный поступок» митр. Давида: в день отъезда И. принесли 100 р., к-рые митрополит завещал ему передать, когда тот будет уезжать из Грузии. До Душети И. провожал его помощник, позже известный груз. историк П. Иоселиани (Там же. № 7. С. 448-453).

8 июля 1856 г. И. прибыл в Москву и на следующий день подал офиц. прошение об отставке. Свт. Филарет (Дроздов), архиеп. Казанский Григорий (Постников; впосл. митрополит Новгородский и С.-Петербургский) и учитель И. в ДА проф. В. И. Кутневич обещали хлопотать о пенсии для И. 20 сент. 1856 г. обер-прокурором Синода был назначен гр. А. П. Толстой. И. часто бывал у него, и они беседовали о системе российского духовного управления. В нач. окт. 1856 г. И. прибыл в С.-Петербург, 20 окт. получил увольнение.

На протяжении службы И. на его иждивении находились вдовые сестры и племянницы. После отставки он «собрал своих родных в одну семью» в Москве. Работал над книгой воспоминаний, последнюю часть которой, «Из воспоминаний прокурора…», завершил 26 февр. 1861 г., за 9 месяцев до кончины. Последними его словами перед смертью были строки из евхаристического канона: «Милость мира, жертву хваления». И. погребен на московском католич. Введенском кладбище, рядом с могилой отца (Там же. С. 455-461).

сохранились не полностью. Первая часть, «Взгляд на собственную прошедшую жизнь», издана отдельной книгой в 1860 г.; 2-я - «Из записок старого профессора семинарии» - опубликована в ж. «Православное обозрение». Поясняя причину, побудившую его написать мемуары, И. указывал: «Ко всякой эпохе моей жизни прикосновенны многие немаловажные обстоятельства. За отсутствием гласности они погибли бы в реке забвения» (Взгляд на собственную прошедшую жизнь. 1860. С. 4). Источниковедческое значение сочинений И. высоко ценил Н. С. Лесков, считая их «записками редкостного интереса». Писатель безрезультатно пытался издать 3-ю и 4-ю части мемуаров - «Из воспоминаний секретаря при Святейшем Синоде» и «Из воспоминаний прокурора Грузино-Имеретинской синодальной конторы»; затем на их основе создал несколько очерков, ставших по существу художественно-литературной обработкой 3-й части: «Синодальные персоны», «Картины прошлого», «Синодальный философ», «Сеничкин яд», «Борьба за преобладание» и др. Некоторые очерки были опубликованы в 6-м т. Собрания сочинений Лескова, уничтоженном цензурой (хранится в Музее книги РГБ; изд. в кн.: Лесков. 1958. Т. 11; 1989. Т. 6). Лесков писал, что рассказы И. «внушают большое доверие к автору,- человеку, который... представляется очень добрым, тепло верующим и совестливым. Но, несмотря на всю непритязательность и скромность… они в некоторых случаях заставляют отдать им полное предпочтение перед тем, что начертано рукою более или менее фразистых некрологистов и тенденциозных историков» (Лесков. 1989. Т. 6. С. 395-396). Опубликовать 2 последние части мемуаров И., снабдив их комментариями, удалось Ф. А. Терновскому в ж. «Странник» в 1882-1883 гг. Воспоминания И. неоднократно использовались в работах по истории и в жизнеописаниях видных деятелей МДА (см.: Смирнов С. К. История МДА до ее преобразования, 1814-1870. М., 1879; У Троицы в Академии, 1814-1914. М., 1914) и Вифанской ДС. В историографии Грузинского Экзархата они малоизвестны.