ПОМАЗАНСКИЙ

Трудно дать определение: что есть вера, утверждает П. и разъясняет: «Когда Апостол говорит: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр 11. 1), то, не касаясь здесь природы веры, указывает только на что направляет ее взор - на ожидаемое, на невидимое, а именно: вера есть проникновение души в будущее (осуществление ожидаемого) или в невидимое (уверенность в невидимом). Это свидетельствует о таинственном характере христианской веры» (Догмат. богословие. 2001. С. 26).

Истинный путь веры всегда назывался прямым, правым, православием (ортодоксией). П. подчеркивает, что «в первохристианской письменности постоянно говорится о соблюдении «правила веры», «правила истины». Самый термин «православие» широко употреблялся еще в эпоху до вселенских Соборов, в терминологии самих вселенских Соборов и у отцов Церкви, как восточных, так и западных» (Догмат. богословие. 2001. С. 6-7). Более подробно П. развивает тему «Православие» в специальной работе «Мысли о Православии». Наряду с правым путем всегда были инакомыслящие, их появление П. относит к влиянию др. религий, философии, к слабости падшей природы для оправдания этой слабости. Церковь должна была вырабатывать строгие формы для выражения истины веры. Определения истины, вводимые Церковью от дней апостольских, называются догматами. У греков и римлян догматами назывались распоряжения, подлежавшие неукоснительному исполнению. В христ. понимании догматы противоположны мнениям, неустойчивым личным соображениям.

Истинной вере учит не только Свящ. Писание, но и Свящ. Предание, устно сохраняющееся Церковью от апостольских времен. Именно от Предания идет благословение воды крещения и самого крещаемого, троекратное погружение при крещении, помазывание елеем, отрицание сатаны и ангелов его. В IV в. все Предание получает письменную запись, сохраняется в памятниках Церкви и становится добавлением к Свящ. Писанию. Свящ. древнее Предание находится в «Правилах святых апостолов», в символах веры древних поместных Церквей, в древних литургиях, актах христ. мучеников, в творениях св. отцов Церкви. Сохраняемое и оберегаемое Церковью, это Предание становится Преданием самой Церкви.

Предание необходимо: 1) для правильного понимания отдельных мест Свящ. Писания и для противопоставления еретическим перетолкованиям его; 2) для установления догматов христ. веры ввиду того, что одни истины веры выражены в Писании совершенно определенно, а другие - не вполне ясно и точно, и потому требуют подтверждения Свящ. Преданием; 3) из Предания видим, как весь уклад церковного строя, канонов богослужения и обрядов укоренен и основан в строе жизни древней Церкви. И прежде всего Предание свидетельствует о том, что все книги Свящ. Писания имеют апостольское происхождение (Догмат. богословие. 2001. С. 14-15).

Церковь «имеет единый дух, единую общую веру, единое и общее, соборное, кафолическое сознание, руководимое Духом Святым, но утверждающееся в своих суждениях на конкретных, определенных основаниях Священного Писания и Св. Апостольского Предания. Это кафолическое сознание всегда присуще Церкви, но более определенным образом оно выражено на вселенских соборах Церкви» (Там же). Вселенские Соборы формулировали и утвердили ряд основных истин христ. веры, защитив древнее учение Церкви от искажений еретиков. Вселенские Соборы утвердили и обязали ко всеобщему единообразному исполнению церковных канонов - правил общецерковной и частной христ. жизни. Согласно П., соборные догматические определения выражают гармонию Свящ. Писания и соборного Предания Церкви, поскольку они выносились Церковью после тщательного, исчерпывающего и полного рассмотрения всех мест Свящ. Писания, касающихся поставленного вопроса, свидетельствуя при этом, что вселенская Церковь так именно понимала приводимые указания Свящ. Писания.

Догматы - это «истины христианского учения, истины веры», а каноны - «предписания, относящиеся к церковному строю и управлению, к обязанностям церковной иерархии, священнослужителей и каждого христианина, вытекающим из нравственных основ евангельского и апостольского учения» (Там же. С. 17). Значение святоотеческих разъяснений истин веры в том, что они придали точность выражению истин христ. учения и создали единый догматический язык, взаимно пополняли доказательства этих истин, пользуясь Свящ. Писанием и Свящ. Преданием, а также приводя рассудочные основания.

«Соборное вероучительное сознание Церкви выражается также в данном нам вселенской Церковью православном богослужении. Углубляясь в содержание богослужебных книг, мы тем самым утверждаемся в догматическом учении Православной Церкви» (Там же).

Догматическое богословие, по словам П., предназначается для верующего христианина. Догматическое богословие основывается на живой вере - в этом разница между богословием и науками о природе, к-рые основаны на наблюдении и опыте. «Однако, сами способы изучения, методы рассуждения одни и те же здесь и там: изучение данных и - выводы. Только там - выводы из собранных фактов наблюдения природы; здесь - выводы, сделанные на основе изучения Священного Писания и Священного Предания; те науки - эмпирические и технические, эта - богословская» (Там же. С. 22). Различие между богословием и философией заключается в том, отмечает П., что «философия есть построение на рассудочных основаниях и на выводах опытных наук, поскольку последние способны подвести к высшим вопросам жизни; богословие - на Божественном Откровении. Их нельзя смешивать. Богословие не является философией и тогда, когда оно погружает нашу мысль в трудные для понимания, глубокие и высокие предметы христианской веры» (Там же).

П. констатирует: «Курс Догматического Богословия разделяется на две основные части: на учение 1) о Боге в Самом Себе и 2) о Боге в Его явлении миру как Творца, Промыслителя, Спасителя мира и Завершителя судеб мира» (Там же. С. 23) - и далее излагает догматическое учение в соответствии с этим традиц. делением.

П. приводит слова прп. Иоанна Дамаскина из «Точного изложения православной веры»: «Божество неизреченно и непостижимо. Ибо никто не знает Отца, только Сын, ни Сына, только Отец. Также и Дух Святый ведает Божие, подобно как дух человеческий знает то, что в человеке. Кроме же первого и блаженного Существа, никто, никогда не познал Бога, разве кому открыл Сам Бог,- никто не только из людей, но даже из высших сил, из херувимов и серафимов. - Впрочем, Бог не оставил нас в совершенном о Нем неведении» (ср.: Ioan. Damasc. De fide orth. I 1). Откуда человек ведает о Боге? Бог насадил ведение о бытии Своем в природе каждого; Он сообщил нам знание о Себе через Сына.

П. опровергает мнение еретиков о том, что Бог совершенно постижим (гностики - см. в ст. Гностицизм - во II в., Евномий в IV в.), или противоположное - что Бог совсем неведом и недоступен нашему познанию (маркиониты - см. в ст. Маркион), критическими откликами и рассуждениями св. отцов.

П. приводит высказывания св. отцов (свт. Григория Богослова, свт. Иоанна Златоуста, св. Исидора Пелусиота, Климента Александрийского, свт. Василия Великого, свт. Григория Нисского) о сущности и свойствах Божиих. «Истина единства Божия,- считает П.,- настолько присуща в настоящее время человеческому сознанию, что не требует для себя доводов из слова Божия или просто из области разума. Несколько иное было в первохристианской Церкви, когда она отстаивала эту истину в борьбе с идеями дуализма - признания двух богов, доброго и злого, и распространенным тогда языческим многобожием. Верую во единого Бога - первые слова Символа веры» (Догмат. богословие. 2001. С. 49).

Подробно обсуждается в одном из разделов. Это основной догмат христианства. На нем непосредственно основывается ряд великих догматов Церкви и прежде всего догмат искупления человека. Будучи важнейшим из всех христ. догматов, догмат о Пресвятой Троице есть вместе, отмечает П., и самый трудный для его усвоения ограниченной человеческой мыслью. Вот почему ни о какой иной христ. истине борьба не была столь напряженной в истории древней Церкви, как об этом догмате и об истинах, непосредственно с ним связанных (Там же. С. 51). П. приводит свидетельства Свящ. Писания ВЗ и НЗ о Троичности Лиц в Боге, исповедание догмата Св. Троицы в древней Церкви.

П. дает критику лат. догмата Filioque, к-рый «представляет собою существенное и важное уклонение от православной истины» (Там же. С. 66), вместе с этим он критикует рим. теорию «развития догматов» (см. ст. Догматического развития теория). «Римо-католические богословы смешивают два догмата: догмат личного бытия Ипостасей и непосредственно связанный с ним, однако особый, догмат единосущия. Что Дух Святой единосущен Отцу и Сыну, что поэтому Он есть Дух Отца и Сына, это непререкаемая христианская истина, ибо Бог есть Троица единосущная и нераздельная. Ясно выражает эту мысль блаж. Феодорит: «О Духе Святом говорится, что не от Сына или чрез Сына Он имеет бытие, но что Он от Отца исходит, свойственен же Сыну, как именуемый единосущным с Ним» (Блаж. Феодорит: О Третьем Вселенском соборе)» (Там же. С. 68). П. отмечает, что и в правосл. богослужении часто слышим слова, обращенные к Господу Иисусу Христу: «Духом Твоим Святым просвети нас, наставь, сохрани». Православно также само по себе выражение «Дух Отца и Сына». Но эти выражения относятся к догмату единосущия, и его необходимо отличать от др. догмата, догмата рождения и нисхождения, в котором указывается, по выражению св. отцов, бытийная Причина Сына и Духа. Все вост. отцы признают, что Отец есть единственная Причина Сына и Духа. Поэтому когда некоторые отцы Церкви употребляют выражение «чрез Сына», то как раз именно этим выражением они охраняют догмат нисхождения от Отца и нерушимость догматической формулы «от Отца исходит». «Отцы говорят о Сыне - «чрез», чтобы оградить выражение «от», относящееся только к Отцу» (Там же). П. добавляет, что, «смешивая тексты Священного Писания, говорящие о «нисхождении» и о «ниспослании», римские богословы переносят понятие о промыслительных отношениях в самую глубину бытийных отношений Лиц Святой Троицы» (Там же).

В 1925 г. новый «догмат» Filioque стал выдвигаться как офиц. учение Русской Зарубежной Церкви и вызвал всеобщее смятение. Иерархи, приверженные святоотеческим традициям, выступили в защиту истинного учения об искуплении. Серьезными полемическими работами против нового толкования догмата откликнулись архиеп. Феофан (Быстров), архиеп. Серафим (Соболев), перешедший позже в Болгарскую Церковь, святой афонский старец Феодосий Карульский. Их стараниями новый «догмат» так и не был официально утвержден. Да и следующее поколение иерархов единодушно отвергло его, а нек-рые даже посчитали за ересь. «Отец Михаил Помазанский писал к отцам в Платину, что Православная Церковь защищена от этого нового учения своей литургикой, ибо бесчисленные древние тексты церковной службы изрядно указывают на искупление, осуществленное через Крестные страдания и Воскресение» (Дамаскин (Христенсен), иером. 2001. С. 434).

Иером. Серафим (Роуз) писал: «Отец Михаил Помазанский, да и другие добросовестные богословы охотно подтвердят, что «западное влияние» коснулось богословских книг последнего периода русской и греческой истории, но «влияние» это было лишь внешним, не затронувшим сути православного учения. Иначе пришлось бы признать, что Православие утеряно в последние века и лишь сейчас стараниями «новых богословов» обретается Православие святых отцов. И если согласиться с тем, что такие великие богословы, как митроп. Филарет Московский, еп. Феофан Затворник Вышинский, еп. Игнатий (Брянчанинов), архиеп. Аверкий, прот. Михаил Помазанский, равно и учение, которое они преподают в наших семинариях последнее столетие, не имеют отношения к Православию, тогда наше положение почти безнадежно, и где тогда искать авторитет, к которому прилепиться, дабы избежать ошибок и заблуждений нашего времени. «Новые богословы» учат: мы покажем вам, что истинно, мы растолкуем вам святых отцов, мы привьем вам правильные взгляды» (цит. по: Дамаскин (Христенсен), иером. 2001. С. 441-442). «Они «великие богословы»,- продолжает иером. Серафим,- отыскавшие утерянные традиции. Однако богословие их примитивно и поверхностно, особенно в сравнении с работами великого богослова истинного святоотеческого Православия - нашего отца Михаила Помазанского из Джорданвилля, мыслителя тонкого и глубокого» (цит. по: Там же. С. 443).

Заключительный раздел 1-й части «Догматического богословия» - о Св. Духе, Его единосущии и равночестности с Отцом и Сыном Божиим. Здесь говорится о ересях и обличении их отцами Церкви - свт. Василием Великим, свт. Григорием Богословом, свт. Афанасием I Великим, свт. Григорием Нисским и др., о церковных Соборах, низвергавших ересеологов и их учения; подчеркиваются особо значимые места из Свящ. Писания о Св. Духе и Св. Троице (Ин 15. 26; 1 Кор 12. 11; Мф 28. 19; 2 Кор 13. 13).

Мир появился во времени; он создан волею Божией из ничего. Слово Божие не дает нам права говорить о «предвечном бытии» всего мира, на том же основании, утверждает П., «нужно признать неприемлемой мысль о «предвечном существовании человечества», стремящуюся проникнуть в наше богословие через одно из современных философско-богословских течений» (Догмат. богословие. 2001. С. 88-89). П. приводит слова прп. Иоанна Дамаскина: «Как только благий и всеблагий Бог не удовольствовался созерцанием Себя Самого, но по преизбытку благости восхотел, чтобы произошло нечто, что в будущем пользовалось бы Его благодеяниями и было причастно Его благости, Он приводит из несущего в бытие и творит все без изъятия, как невидимое, так и видимое, также и человека, составленного из видимого и невидимого. Творит же Он мысля, и мысль эта, дополняемая Словом и завершаемая Духом, становится делом» (Там же. С. 88; ср.: Ioan. Damasc. De fide orth. II 2(16)).

Первое и высшее место во всей лестнице тварного бытия занимают чистые и бесплотные духи. Они существа не только высшие сравнительно и совершеннейшие, но они имеют весьма важное влияние на жизнь людей, хотя они и невидимы для нас. Что нам открыто о них? Как и когда они произошли? Какое назначение и образ их бытия?- эти и др. вопросы получают разъяснения в дальнейшем изложении. И прежде всего, что говорят об ангелах Свящ. Писание (Быт 3. 24; 28. 12; 32. 1-2; Пс 148. 2; Пс 90. 11; Лк 20. 36; Деян 5. 19; 12. 7-15 и др.) и св. отцы Церкви (св. Игнатий Богоносец, свт. Григорий Богослов, свт. Иоанн Златоуст, прп. Иоанн Дамаскин и др.). П. приводит мнения отцов, что девять чинов - это только известные нам по Свящ. Писанию, но в будущем будут известны нам и другие, к-рых много в небесных обителях.

Наивысшее место среди земных творений занимает человек. Человек создается как особое творение. На это указывают неск. обстоятельств: совет Божий, какого не отмечается при создании прочих земных тварей; еще более подчеркивается мысль о высоком назначении человека и его особом значении тем, что в совете Божием положено создать его «по образу Божию и подобию» и что он действительно создан по образу Божию, а всякий образ необходимо предполагает сходство его со своим первообразом, следов., наличие образа Божия в человеке свидетельствует об отражении в его духовной природе самих свойств Божиих; наконец, нек-рые подробности относительно творения человека подчеркивают еще раз особые преимущества этого творения, сказано: «И создал Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт 2. 7) - «здесь различаются два действия или две стороны действия, которые можно понимать как одновременные: создание тела и оживотворение его» (Догмат. богословие. 2001. С. 103). Это указание Свящ. Писания дало основание богословам утверждать одновременное создание души и тела человека (напр.: Ioan. Damasc. De fide orth. II 12).

П. подвергает критике мнение о том, что «душа «божественна», в полном смысле слова, и, следовательно, имела вечное бытие до воплощения своего в земном человеке, в Адаме (такой взгляд встречается в одном из современных богословско-философских течений, идущем за Вл. С. Соловьёвым). Само по себе выражение: душа - происхождения небесного,- не значит, что душа божественна по существу» (Догмат. богословие. 2001. С. 105). Происхождение души отдельного человека, отмечает П., не раскрывает Слово Божие (это тайна, к-рую знает только Бог), и Церковь не дает строго определенного учения об этом; она только решительно отвергает учение, идущее от Платона, о предсуществовании душ, согласно которому души приходят на землю из горнего мира; это учение Оригена и оригенистов осуждено Вселенским V Собором (Там же. С. 109). Однако соборное определение не устанавливает, как создается душа: творится ли она от душ родителей или же каждая душа непосредственно творится Богом. П. приводит различные взгляды отцов Церкви на этот предмет (Климента Александрийского, свт. Иоанна Златоуста, прп. Ефрема Сирина, Феодорита Кирского, Тертуллиана, свт. Григория Богослова, свт. Григория Нисского, св. Иоанна Кронштадтского и др.), а также места из Свящ. Писания, Деян 17. 26 и Деян 17. 25: «Сам дая всему жизнь и дыхание и всё», т. е. «Бог, создав, созидает» - все в руках Божиих (Там же. С. 110).

Относительно вопроса бессмертия души П. пишет: «…в Восточной Православной Церкви сознание бессмертия души занимает центральное место в системе учения и в жизни Церкви. Дух церковного устава, содержание богослужебных чинов и отдельных молитвословий поддерживают и оживляют в верующих это сознание, веру в загробную жизнь душ наших усопших близких и в наше личное бессмертие». «…В тех исповеданиях и мировоззрениях, хотя бы и христианских, где меркнет сила веры в живое, загробное бытие души, где нет молитвенной памяти об умерших, сама вера христианская находится в упадочном состоянии. Верующий в Бога и сознающий любовь Божию не допускает мысли, что его Небесный Отец захотел бы совершенно пресечь его жизнь и лишить его связи с Собой, подобно тому, как и дитя, любящее мать и любимое матерью, не поверит тому, чтобы мать не хотела его жизни» (Там же. С. 114-115).

Образ Божий является сущностной характеристикой всех людей, он отличает людей от всех иных существ в тварном мире. В чем состоит в человеке образ Божий?- «Церковное учение внушает нам только, что человек вообще сотворен «по образу», но какая именно часть нашей природы являет в себе этот образ, не указывает» (Там же. С. 117). Так же начинает изложение учения об образе Божием в человеке и митр. Макарий (Булгаков) в своем «Православно-догматическом богословии», на к-рого П. иногда ссылается, и он так же утверждает, что «прежде всего образ Божий нужно видеть только в душе, а не в теле. Бог по природе Своей есть чистейший Дух, не облеченный никаким телом и непричастный никакой вещественности. Поэтому понятие образа Божия может относиться только к невещественной душе» (Там же. С. 118).

После раздела о таинствах, представляющих внутреннюю жизнь Церкви, где подробно рассматриваются все 7 таинств (также подробное рассмотрение таинств Церкви включено в сочинение «Жизнь Церкви в Духе Святом»), П. переходит к молитве как выражению также внутренней жизни Церкви. Молитва является «проявлением жизни Церкви и духовной связи ее членов с Богом во Святой Троице и всех между собой. Она настолько неразлучна с верой, что может быть названа воздухом Церкви или Дыханием Церкви» (Там же. С. 297). Молитва бывает общая и частная; словесная, в частности - песенная, и внутренняя - умная, умносердечная. Молитва бывает о себе и о других. Не только живущие члены Церкви молятся об усопших, но и живые просят молиться за них небесных жителей, в т. ч. ангелов. Так, апостол обращается к своим духовным братьям: «…умоляю вас, братия, Господом нашим Иисусом Христом и любовью Духа, подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу» (Рим 15. 30). «Если наши усопшие ближние удостоились Царствия небесного, то они на нашу молитву о них,- пишет П.,- отвечают ответной молитвой о нас. Если же наши молитвы бессильны им помочь, то во всяком случае они не вредны для нас, по слову псалмопевца: «молитва моя возвращалась в недро мое»» (Пс 34. 13). Церковь молится о всех усопших в вере, испрашивая им прощения грехов. Ибо нет человека без греха «если и один день жизни его на земле». П. приводит многочисленные свидетельства отцов и учителей Церкви, касающиеся молитвенной жизни верующих.

В «Православном догматическом богословии» уделяется внимание иконопочитанию - «одному из внешних видов богопоклонения и почитания святых» (Догмат. богословие. 2001. С. 309).

Крест есть путь христианина и Церкви. Но при этом он есть и сила Церкви. От того дня, когда Спаситель нес на Своих плечах крест на Голгофу и был распят на вещественном кресте, Крест стал видимым знаком и знамением христианства, Церкви, каждого верующего во Христа. Имея всегда перед собой образ Креста, совершая на себе знамение Креста, христианин, во-первых, памятует о том, что он призван следовать стопам Христовым, перенося во имя Христово скорби и лишения за свою веру; во-вторых, он укрепляется силой Креста Христова на брань со злом в самом себе и в мире; в-третьих, исповедует, что он ждет явления славы Христовой, Второго Пришествия Господа, к-рое само будет предварено явлением на небе знамения Сына Человеческого, согласно божественным словам Самого Господа (Мф 24. 30), и этим знамением, как полагали отцы Церкви, будет величественное явление на небе Креста.

«Догматическое учение Церкви имеет самую тесную связь со всем нравственным строем христианской жизни, оно дает ей верное направление. Любое отступление от догматических истин приводит к неправильному пониманию нравственного долга христианина. Вера требует «жизни по вере»» (Догмат. богословие. 2001. С. 316).

Заканчивает П. изложение догматического учения эсхатологической картиной и установлением Царства Славы. «Кончина мира будет состоять не в совершенном разрушении и уничтожении его, а в полном изменении и обновлении. Пятый вселенский Собор, опровергая разные лжеучения оригенистов, торжественно осудил и то их лжеучение, будто вещественный мир не преобразится только, а совершенно уничтожится. Что касается тех людей, когда пришествие Господне застанет живущими на земле, то, по слову апостольскому, с ними произойдет мгновенное изменение, такое же, как и с воскресшими мертвыми: Не все мы умрем, но все изменимся, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся: ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему - облечься в бессмертие (1 Кор 15. 51-53)» (Догматическое богословие. 2001. С. 335). «В будущем царстве все будет одухотворенное, бессмертное и святое. Главное же то, что достигшие будущей блаженной жизни и ставшие «причастниками Божеского естества» (2 Петр 1. 4), будут участниками той совершеннейшей жизни, которой источник в одном Боге. В частности, будущие члены царствия Божия сподобятся, подобно ангелам, зреть Бога (Мф 5. 8), будут созерцать Его славу не как сквозь тусклое стекло, не гадательно, но лицом к лицу,- и не только созерцать, но и сами участвовать в ней, сияя как солнце в царствии Отца их (Мф 13. 43), будучи «сонаследниками Христовыми», восседая со Христом на престоле и разделяя с Ним Его царское величие (Откр 3. 21; 2 Тим 2. 11-12)» (Догмат. богословие. 2001. С. 342).

Сочинение входит в одноименный сборник статей, впервые опубликованный в 2004 г. «Православие» - «святое и дорогое слово, не легко определимое и, в то же время, простое и понятное», однако, предупреждает П., «не следует из дорогого людям понятия создавать боевой, ходкий термин, говорить о нем там, где оно мало ценится, делать из него боевой мяч в общественных культурно-политических собраниях. Бережно следует хранить это имя, эту нашу словесную святую эмблему» (Мысли о Православии. 2004. С. 134). Какой отличительный, существенный признак православия, рассуждает П.: «Консерватизм ли, сберегающий в чистоте учение семи вселенских соборов? Суровость ли, выраженная в постах и длинных богослужениях? Разнообразие ли форм Богопочитания, соответствующее потребностям духовной жизни человека? Народность ли его, легко придающая религии национальный колорит?» (Там же. С. 136). Каковы принципы различения православности и неправославности - исторические (так в истории православной Церкви) или идеологические (это соответствует правосл. идее)? С какого времени существует слово «православие»? «Как только обнаружилась в Церкви Христианской необходимость оберегать истину от возникших заблуждений (а заблуждения возникли уже в апостольский век), появилось понятие «правого исповедания истины», как это мы слышим в литургической молитве, идущей от древней Церкви, о епископстве «право правяща слово истины» [в синод. переводе: «верно преподающим слово истины»] (2 Тим 2. 15). Кристаллизовалось это выражение в одно слово при тяжелых арианских волнениях в Церкви» (Мысли о Православии. 2004. С. 137). Свт. Афанасий Великий всю свою жизнь посвятил защите православия. Отцы Церкви VI в., отмечает П., вообще постоянно пользуются этим наименованием, а свт. Григорий Богослов употребляет его в словосочетании страждущее Православие (Greg. Nazianz. Ep. 6. 11).

Когда возникли споры об иконопочитании и, т. о., о внешних формах богопочитания, понятие «православие» расширилось на весь круг христ. богословия и богослужения. «До разделения Церквей «ортодоксия» - православие мыслилось необходимым признаком истинного христианства и на Востоке, и на Западе. Когда произошло отпадение Римской Церкви от единства церковного, оба классические, скажем лучше - древне-церковные понятия: а) православный и б) кафолический-вселенский сохранились и на Востоке и на Западе; но при этом сохранились так, что одно стало доминировать здесь, а другое там; каждое стало своего рода знамением Церкви: на Востоке - «Православие» т. е. забота о сохранении - прежде всего - чистоты исповедания; на Западе «Вселенскость - католичество-кафоличность», как выражение идеи мирового распространения или веры в мировое призвание. Именование Церкви Христовой кафолической осталось, конечно, и на Востоке, как она именуется в Символе веры (в слав. переводе - «соборную»), но здесь, на Востоке, это именование сохранило то место в ряду других необходимых признаков Церкви: «единой, святой, апостольской», какое получило на II Вселенском Соборе, т. е. не будучи выделяемо в особое, доминирующее над другими признаками положение» (Мысли о Православии. 2004. С. 138-139). Мы, русские, пишет П., приняли христианство в период, когда уже совершилось отделение Запада от Церкви Восточной, поэтому «для нас в обиходной речи понятия «истинная Церковь» и «Православие» имеют не только одно и то же значение, но как бы имеют одно и то же содержание: истинная Церковь есть Православие, и Православие есть истинная Церковь» (Там же. С. 139). «Искание Истины и верность ей - вот основной признак Православия» (Там же. С. 142). И этот принцип истины в правосл. Церкви, в ее истории, в ее деяниях всегда признавался, был основным, решающим - «Не вселенскость, а истина». Ни опасения раскола церковного, ни авторитет иерархический, научный, богословский или какой-нибудь иной, ни давление гос. власти, даже авторитет Собора - ничто не останавливало той тенденции в Церкви, к-рая стремилась всегда до конца к выяснению и торжеству христ. истины. Так это было в эпоху монофелитства, когда прп. Максим Исповедник не отказался от защиты правосл. учения, даже видя в числе своих противников трех патриархов и императора; так было и в столетний период иконоборчества.

Так что же такое Православие? Искомое или уже существующее? Отвечая на этот вопрос, П. пишет: «Православные образы святых и Богоматери, вид православного храма, устав православной благочестивой жизни, аскетика, догматика, богослужения, этика, обычаи и обряды - разве все это не «данное», разве это не богатство достигнутого, разве не выражение уже воплощенной идеи? Православие осуществлено» (Там же. С. 143). Вместе с тем Православие есть не только данное, но и всегда искомое, поскольку религия есть жизнь, а Православие не является накоплением готовых ответов на все могущие волновать вопросы, да и само оно ставит перед нами проблемы, решения к-рых требует от нас (Там же. С. 144).

Период догматических споров сопровождался жертвами, потрясениями, потерей целых областей и народов, оставшихся в ересях и в расколе,- так Церковь оплатила отстаивание христ. и церковной правды. «Это не значит,- утверждает П.,- что Церковь равнодушна к земной кафоличности: к потере или сохранению в себе своих членов, или равнодушна к распространению Евангелия до концов вселенной, что она мало дорожит единством, что она не скорбит об отпадениях от единства, что она замыкается в себе, что она не стремится занять первое место, которое по праву ей принадлежит среди христианских исповеданий. Но сама действительность, история потребовала от Церкви именно служения Православию: борьбы за христианскую истину» (Там же. С. 146-147).

Устройство Церкви, ее законы определяются правилами св. апостолов, правилами св. отцов, правилами церковных Соборов, или канонами Церкви. Христианин в своей личной духовной жизни руководится и выправляет себя «молитвенным правилом» - утренним, вечерним, правилом ко св. Причащению и др. Задача этого правила не в том только, чтобы удерживать человека в молитвенной дисциплине и побуждать к молитвенному усердию: оно имеет широкое значение. «Правила» выравнивают нравственное сознание человека и его взгляд на самого себя, указывают ему, чего и как ему нужно просить у Господа, как веровать, как приносить покаяние и как воспитывать себя духовно. В подобных нормах-правилах нуждается и церковное творчество и искусство: оно должно быть удерживаемо в правильном русле строя и церковного Предания. Недаром определенный ряд церковных песнопений получил именование «канонов», и эти группы церковных песнопений как раз особенно известны богатством мыслей и выражений, художественностью форм, несмотря на строгое соблюдение правил их построения. И правосл. живопись, и зодчество имеют свои церковные «каноны», по верности к-рым определяется их церковно-историческая ценность (Там же. С. 148-149).

П. отвергает упреки Православию в консерватизме, к-рые делаются на основании верности его Преданию, он пишет о том, что Православие отметает рассудочность. «Из трех крупных вероисповеданий, православное вероисповедание наимение рационалистично. И носит оно имя не «правомыслия», а «православия», т. е. прославления Божия, в котором, вообще говоря, главное место всегда и везде занимает молитва. Уже отсюда видно, что носитель православного духа - не ум, а сердце» (Там же. С. 151-152).

П. подчеркивает значение русского и славянского языков в передаче значения «правда Божия» как оправдание от Бога, как неизреченная, милующая любовь Божия.

Продолжая объяснять, что такое «Православие», П. пишет: «Если первая половина слова говорит о православии, правильности, правде, требуемых от христианина, то вторая зовет к славе Божией. «Слава Божия» - это вторая идея, заключенная в слове «Православие». Она внушает нам, что все стороны христианства: мировоззрение, отношение к людям, личное спасение - покрываются и объединяются главным, именно прославлением Бога». В основе Православия лежит прославление богослужением молитвенным. И это потому, что правосл. молитва - богослужение церковное - объединяет все. Она - воздух Православия.

Напрасно было бы говорить, утверждает П., о какой-то особой «приверженности» православных к внешности, к обряду. Обряд есть необходимая принадлежность Богопоклонения, но как может быть «Богопоклонение» без «поклонения»? Богослужение православной Церкви характеризуется одухотворенностью, полнотой, духом соборности и вместе с тем разнообразием внешнего выражения.

Православие глубоко народно. Все окончательные решения давались в его истории голосом всей Церкви. «Но быть народным не значит быть демократическим по форме правления. Управляет Церковью не народное представительство, а иерархия, и управляет на основании твердых и ясных церковных канонов. Полагать, что православная «соборность» состоит в том, чтобы миряне управляли Церковью наряду с епископами, значит совсем не понимать ни духа Православия, ни смысла термина «соборность»» (Там же. С. 165).

Православие - сверхнационально. Оно не русское, так же как и не сербское или греческое исповедание, а христианское.