(ок. 1492? - 22.05.1547, Иосифов Волоколамский мон-рь), митр. Московский и всея Руси (27 февр. 1522 - 2 февр. 1539). Происходил из Рязани (по Житию прп. Иосифа Волоцкого (ВМЧ. Сент. Дни 1-13. Стб. 491) и по «Выписи о началe Волоколамского монастыря», Д. имел прозвище Рязанец). Род Д. записан в Волоколамском синодике (ГИМ. Епарх. № 415. Л. 113 об.). В него включены имена Рязанских епископов Симеона (1481-1496) и Леонида (Протасьева; 1573-1586), к-рые, возможно, были его родственниками. Е. Е. Голубинский высказал правдоподобное предположение, что, поскольку Д. «не имел родовой фамилии... он был не из бояр, а из простых» (Голубинский. История РЦ. Т. 2. Пол. 2-я. С. 701). По мнению А. А. Зимина, Д. происходил, вероятно, «из среды посадских людей Рязани» (Зимин. Крупная феод. вотчина. С. 99). Ранее 1513/14 г. Д. стал монахом Иосифова Волоколамского в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря.
Согласно Житию прп. Иосифа, написанному Крутицким еп. Саввой (Чёрным) в 1546 г., незадолго до смерти прп. Иосифа братия Волоколамского мон-ря избрала игуменом Д. как «старца, любяй нищету, и пребываа в трудех, и в посте, и в молитвах, и не любя празнословиа» (ВМЧ. Сент. Дни 1-13. Стб. 491), при этом предполагавшего перейти в др. мон-рь на игуменство. Согласно данному Житию, прп. Иосиф, призвав избранного братией Д., благословил его, «и по совету и велению державнаго царя великаго князя Василиа Ивановичя всея Русии съверши его пресвященный Варлам, митрополит всея Русии. Преподобный же чясто его к себе призываа, и уча, и наказуя, како о братии попечение имети, и всем братиям отказа, веля им приходити на духовне к игумену Даниилу» (Там же. Стб. 492). О назначении Д. прп. Иосифом своим преемником говорится и в др., анонимном, Житии прп. Иосифа (ЧОИДР. 1903. Кн. 3. Отд. 2. С. 43, 46). Запись Нила (Полева) 1513/14 г. в списке Евангелия, данном им вкладом в б-ку Иосифова Волоколамского мон-ря (РГБ. Ф. 113. № 39. Л. 1), также свидетельствует, что Д. фактически возглавил обитель еще при жизни прп. Иосифа (в записи Нил обращается к «игумену Даниилу, отцу нашему духовному, и всем соборным старцем»).
Однако в послании вел. кн. Василию III Иоанновичу, написанном прп. Иосифом перед кончиной (9 сент. 1515), где преподобный назвал 10 старейших иноков обители в качестве своих возможных преемников, имя Д. отсутствует (Послания Иосифа Волоцкого. С. 239-240). В предсмертной редакции «Устава», носящей характер завещания, прп. Иосиф также пишет, что не оставляет братии настоятеля (ВМЧ. Сент. Дни 1-13. Стб. 580). Это, возможно, указывает на осложнение отношений между Д. и основателем Волоколамского мон-ря в конце жизни последнего. Кроме того, имя Д. не встречается в актах Волоколамского мон-ря до того, как он стал игуменом.
После смерти прп. Иосифа Д. был избран игуменом мон-ря, видимо, по желанию Василия III, являвшегося ктитором обители. Избрание могло быть следствием, с одной стороны, конфликта между прп. Иосифом и вел. князем, поддерживавшим в 10-х гг. XVI в. нестяжателей, с др. стороны, доверительных отношений, сложившихся между Василием III и Д.
Об особом расположении к Д. вел. князя свидетельствуют щедрые пожалования последнего мон-рю, нетипичные для правительственной практики тех лет. В 1515 г. Василий III дал грамоты на ряд монастырских владений с очень широкими податными (освобождение от основных налогов) и судебными (право суда «опричь душегубства») привилегиями. В дек. 1517 г. Д. получил грамоту с аналогичными привилегиями на сделанные при нем приобретения мон-ря (АФЗХ. Ч. 2. С. 76-78. № 79). Особыми грамотами Д. было дано право покупать беспошлинно в Русе 150 возов соли и беспошлинно продавать ту ее часть, к-рая не пойдет на монастырский обиход. Игумен получил разрешение беспошлинно хранить эту соль на пути в Новгородскую землю в с. Дегунине (АФЗХ. Ч. 2. С. 81. № 82; С. 78. № 80). Др. грамотой Д. получил право на беспошлинный провоз 200 возов товара, на беспошлинную продажу в Москве 200 возов хлеба и беспошлинную покупку на вырученные деньги нужных мон-рю товаров (Баранов К. В. Новые акты Иосифо-Волоколамского монастыря кон. XV - нач. XVII в. // РД. 1998. Сб. 4. С. 28-29. № 3).
При Д. Иосифов Волоколамский монастырь совершил 12 сделок (Зимин. Крупная феодальная вотчина. С. 174, 200, 201): получил 6 вкладов (АФЗХ. Ч. 2. С. 65. № 65; С. 66. № 66; С. 68. № 70; С. 73. № 76; С. 82. № 84) и потратил их большую часть на приобретение земель в Рузском и Волоцком уездах, совершил еще 4 земельные купли и 2 мены (Там же. С. 66-67. № 67; С. 67. № 68; С. 69-70. № 72; С. 74. № 77; С. 79-80. № 81; С. 81. № 83). Волоколамская обитель получила жалованные грамоты (АФЗХ. Ч. 2. С. 68. № 69; С. 69. № 71; С. 80-81. № 81; Архив П. М. Строева. Стб. 146). Вклады и земельные сделки показывают, что в годы игуменства Д. связи с мон-рем поддерживал тот круг лиц (гл. обр., вотчинников зап. уездов), к-рый был прочно связан с мон-рем уже в игуменство прп. Иосифа. Эти данные характеризуют Д. как умелого организатора большого монастырского хозяйства.
Управляя Волоколамским монастырем, Д. стремился следовать правилам, установленным прп. Иосифом, в первую очередь в соблюдении общежительного устава. Чрезмерная строгость нового настоятеля, запретившего иметь личное имущество в кельях, в т. ч. книги и иконы, стала причиной конфликта с братией. Иноки обратились к соборному старцу Ионе Голове (Пушечникову) (он был назван прп. Иосифом в качестве одного из возможных преемников) с жалобой на Д., в к-рой писали, что чтут Иону, как «отца своего Иосифа», и просили ходатайствовать перед Д. о разрешении иметь в кельях книги и иконы.
Об отношениях с братией можно судить по тому, кто в годы игуменства Д. занимал посты келаря и казначея, кто из старцев привлекался к заключению земельных сделок. Если в первые годы игуменства Д. это были сподвижники прп. Иосифа во главе с Ионой Головой и Кассианом Босым, то позднее выдвинулись др. лица, напр., Герасим (Ленков), пользовавшийся позднее особым доверием вел. князя и Д. При Д. в монастыре формировалось значительное книжное собрание.
17 дек. 1521 г. оставил кафедру митр. Варлаам, сосланный вскоре по повелению вел. князя в Спасо-Каменный в честь Преображения Господня муж. мон-рь на Кубенском оз. 27 февр. следующего года на митрополичью кафедру, очевидно по желанию государя, был поставлен Д.
В качестве Предстоятеля Русской Церкви Д. возглавил значительное число епископских хиротоний: Ионы, архим. Юрьева новгородского мон-ря,- во епископа Рязанского (23 марта 1522; еп. Иона сменил на кафедре Сергия, оставившего епархию 3 марта 1522, по предположению Зимина, из-за близости к нестяжателям); Акакия, архим. Возмицкого в честь Рождества Пресв. Богородицы муж. мон-ря, постриженика Волоколамского мон-ря,- во епископа Тверского (30 марта 1522); племянника прп. Иосифа Вассиана (Топоркова), ставшего епископом Коломенским и деятельным сторонником Д. (2 апр. 1525); Алексия, игум. Кириллова Белозерского мон-ря, занявшего Вологодско-Пермскую кафедру (9 апр. 1525). Наиболее известным иерархом, к-рого поставил Д., был Новгородский архиеп. св. Макарий, бывший до этого архимандритом можайского Лужецкого мон-ря, хиротония была совершена 4 марта 1526 г. (к тому времени Новгородская кафедра оставалась вакантной 17 лет после сведения с нее Серапиона). Также 4 марта 1526 г. Ростовским архиепископом стал архим. Спасского мон-ря в Суздале Кирилл III. 20 февр. 1536 г. Д. поставил в Смоленск еп. Савву (Слепушкина), постриженика Иосифо-Волоцкого мон-ря. Исследователи отмечали, что большинство поставленных Д. архиереев принадлежали к его идейным сторонникам (иосифлянам). Среди ближайших сподвижников Д. следует назвать также Крутицкого еп. Досифея (Забеллу), чудовского архим. Иону (Собину), симоновского архим. Герасима (Замыцкого).
При Д. совершились канонизации прп. Макария Калязинского - 9 окт. 1523 г. (мощи святого были открыты 26 мая 1521) и прп. Пафнутия Боровского - в 1531 г.
Д. приходилось активно заниматься гос. делами. Процесс формирования централизованного государства сопровождался осложнением отношений между удельными князьями и великокняжеским домом, в разрешении данных конфликтов существенную роль играл митрополит.
В 1520 г. был арестован последний рязанский кн. Иван Иванович, который во время крымско-татар. набега 1521 г. бежал в Великое княжество Литовское. В 1626 г. в архиве Посольского приказа хранилась «свяска, а в ней рознь всякая… про князя Ивана Ивановича Резанского, как он отъехал в Литву, и грамота ево к Московскому митрополиту Данилу о печалованье, что был за него он государю печальник» (Опись архива Посольского приказа. С. 313; Гос. архив России. Ч. 1. С. 156). О реакции Д. на послание рязанского князя (по-видимому, его земляка) ничего не известно.
В 1522 г. Д. послал «опасную грамоту» новгород-северскому кн. Василию Ивановичу Шемячичу, где ручался за его безопасность в случае требуемого Василием III приезда в Москву (СГГД. Ч. 1. № 149. С. 414-415). Однако 11 мая 1523 г. прибывший в Москву Шемячич был арестован с женой и дочерью. Ходатайствовавший за удельного князя игум. Троице-Сергиева мон-ря Порфирий был вынужден в сент. 1524 г. оставить мон-рь.
Осенью 1525 г. митрополит благословил Василия III развестись с бесплодной вел. кнг. Соломонией (см. София, прп., Суздальская), к-рая попала в опалу, была обвинена в колдовстве (АИ. Т. 1. № 130) и в нояб. 1525 г. приняла постриг в московском в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-ре (впосл. была переведена в суздальский в честь Покрова Пресв. Богородицы мон-рь). В янв. 1526 г. (21, 26 или 28) Д. обвенчал Василия III с Еленой Васильевной Глинской, в 1530 г. родившей долгожданного сына и наследника - Иоанна (см. Иоанн IV Васильевич Грозный).
Офиц. т. зр. на развод и 2-й брак Василия III нашла отражение в повести, составленной из 2 частей: «О пострижении великиа княгини Соломониды» и «Совокупление втораго брака» (Бегунов Ю. К. Повесть о втором браке Василия III // ТОДРЛ. 1970. Т. 25. С. 105-118; Тихомиров. С. 164-166), а также в великокняжеском летописании. Согласно офиц. памятникам, развод и постриг состоялся по инициативе вел. княгини «тягости ради и бездетства» (ПСРЛ. Т. 8. С. 271). Д. «молениа слез еа не презри, много моля о сем государя с всем священным сънмом, да повелит воли еа быти» (Тихомиров. С. 164). Постриг, согласно повести, совершил игум. московского греческого во имя свт. Николая Чудотворца мон-ря в Китай-городе (Николы Старого) Давид, духовный отец вел. княгини (Там же. С. 165). Однако имперский посол С. Герберштейн, бывший в 1526 г. в Москве, пишет о непосредственном участии в постриге вел. княгини митрополита (Герберштейн. С. 87). В этой связи В. И. Жмакин отмечает: «Допустив незаконный развод, митрополит в то же время написал целых три слова о нерасторжимости брака. Этим самым он хотел показать пасомым, что допущенный им развод для великого князя есть исключение, сделанное в видах государственной пользы» (Жмакин. Митр. Даниил. С. 140). По мнению А. И. Плигузова и Г. В. Семенченко, «митрополит не был заинтересован в расторжении брака Василия III с бездетной Соломонией и рождении наследника от новой жены, так как рассчитывал на передачу власти брату Василия Юрию Ивановичу, с которым Даниила связывала долгая дружба, и боялся номинального верховенства малолетнего сына Василия III, ибо он неизбежно стал бы прикрытием для противоборствующих боярских группировок» (Герберштейн. С. 307. Коммент. 224; см. также: Плигузов, Семенченко. Вопрос о наследнике. 1989. С. 139-154).
Против 2-го брака вел. князя были настроены мн. представители Церкви, в т. ч. Вассиан (Патрикеев) и прп. Максим Грек. Об этом говорится в составленной позднее «Выписи о сочетании второго брака», где указывается на принудительный характер пострига Соломонии по инициативе вел. князя (Зимин А. А. Выпись о втором браке Василия III // ТОДРЛ. 1976. Т. 30. С. 132-148). Об участии Д. в «Выписи...» говорится не много.
В 1523 г. Василий III, отправляясь в военный поход на Казань, написал «дополнение» к духовной грамоте с обещанием создать Новодевичий московский в честь Смоленской иконы Божией Матери мон-рь в память присоединения Смоленска («А коли есми запись писал, и тогды был у отца нашего Данила, митрополита всеа Русии»; см.: АММС. С. 294. № 124). Новодевичий мон-рь был основан в 1525 г., в июле следующего года в нем был освящен собор в честь Смоленской иконы Божией Матери; это важное событие не могло состояться без участия митрополита. 3 сент. 1532 г. Д. в сослужении иерархов и в присутствии великокняжеской семьи и Боярской думы освятил Вознесения Господня церковь в Коломенском - новой подмосковной великокняжеской резиденции. Традиционно считается, что храм был построен в связи с рождением у вел. князя наследника.
В 1533 г. Д. венчал кн. Андрея Старицкого с Евфросинией Хованской в московском Успенском соборе. В том же году, во время эпидемии в Пскове, Василий III и Д. послали в Псков св. воду «на освящение православным христианом. И оттоле нача Божие милосердие быти во Пскове, помале и поветрие преста» (ПСРЛ. Т. 13. С. 64). По мнению Б. М. Клосса, к времени управления Русской Церковью Д. относятся точные данные об установлении праздника Сретения Владимирской иконы Божией Матери 23 июня (Клосс Б. М. Избр. труды. М., 2001. Т. 2. С. 125).
21 нояб. 1533 г. Д. с епископами Вассианом (Топорковым) и Досифеем (Забеллой) посетил в подмосковном с. Воробьёве смертельно больного вел. кн. Василия III, возвратившегося из Иосифо-Волоцкого мон-ря. Перед кончиной правителя 3 дек. Д. постриг его в монашество и в схиму с именем Варлаам. Это случилось в результате энергичного вмешательства митрополита вопреки возражениям советников вел. князя. Д. скрепил своей печатью духовную грамоту Василия III (Опись архива Посольского приказа. С. 58-59). Почившего государя Д., епископы Вассиан и Досифей отпевали 4 дек. в московском Архангельском соборе. Затем Глава Церкви привел к крестному целованию бояр на верность малолетнему наследнику Иоанну IV, опекуном к-рого он являлся. По мнению ряда историков Церкви (митр. Макария (Булгакова), Жмакина, Голубинского), по предсмертному распоряжению Василия III Д. должен был фактически руководить боярским правительством. Однако управление Российским гос-вом перешло в руки вел. кнг. Елены и ее окружения при традиционной роли митрополита, по-прежнему лояльного к власти. Уже 11 дек. 1533 г. был арестован и заточен близкий Д. дмитровский кн. Юрий (Георгий) Иванович, о заступничестве за него митрополита ничего не известно. В нояб. следующего года Д. благословил начало военных действий с Великим княжеством Литовским.
11 февр. 1535 г., в канун памяти Московского митр. св. Алексия, Д. возглавил торжественное переложение его св. мощей в новую серебряную раку в присутствии вел. князя и бояр. 16 мая 1535 г. перед началом строительства в Москве каменного Китай-города, возведенного частично на средства митрополичьей казны, Д. с собором архиереев обошел с крестным ходом линию строительства стен и башен. Во время поднятого кн. Андреем Старицким мятежа Д. в мае 1537 г. угрожал удельному князю в случае неявки в Москву отлучением от Церкви, гарантируя ему безопасность (СГГД. Т. 2. № 32. С. 40-41). Однако на следующий день после прибытия в Москву удельный князь был арестован.
Несмотря на заявления противников Д. о том, что он «не печалуется» ни о ком из опальных (слова И. Н. Берсеня Беклемишева), факты свидетельствуют об обратном. В 1530 г. по челобитью митрополита смертная казнь И. Ф. Бельскому была заменена заключением. В крестоцеловальной записи М. А. Плещеева от 1 дек. 1532 г. (СГГД. Ч. 1. С. 448-450. № 162) указано, что вел. князь Плещееву «вины отдал» по челобитью Д. В офиц. летописи читаем, что после смерти Василия арестованные князья Шуйские были «освобождены по печалованию» митрополита и бояр (ПСРЛ. Т. 13. С. 68). В связи с централизацией гос. власти возможный ранее отъезд бояр от своего господина теперь стал восприниматься как измена. Д. участвовал в составлении поручительств за бояр, попавших в опалу (Опись архива Посольского приказа. С. 58, 59, 60; Шумилов В. Н. Гос. Древлехранилище хартий и рукописей: Опись докум. мат-лов фонда № 135. М., 1971. С. 89. № 169, 171; С. 90. № 172, 173; С. 92. № 180; С. 94. № 185, 186; ДДГ. С. 473). Среди сочинений Д. много утешительных посланий (занимают значительное место в сб. РНБ. Q. I. № 1439; публ. см.: Дружинин. № 6-10, 12, 30, 31), одно послание адресовано «некоему человеку во скорбех и печалех от царьскыа опалы» (Дружинин. № 31).
Как митрополит Д. не получил от вел. князя значительных имущественных пожалований (в отличие от периода игуменства в Иосифовом Волоколамском монастыре). Резиденция Д. в Голенищеве была освобождена от «городового дела» и ямской повинности, но не от налогов (АФЗХ. Ч. 1. С. 47. № 25, 26). Владения митрополичьего дома в Переславском и Костромском уездах получили ряд незначительных льгот (Там же. С. 144. № 162; С. 236. № 262; С. 239. № 270). По просьбе Д. вел. князь дал жалованную грамоту Воскресенскому череповецкому мон-рю (Там же. С. 246. № 285).
Значительно большее число жалованных грамот митрополит получил от дмитровского кн. Юрия, но больших привилегий эти грамоты не давали. Речь шла о незначительных освобождениях, преимущественно от поборов в пользу наместников и волостелей. Жившие в Дмитровском у. митрополичьи крестьяне были освобождены от уплаты податей (Там же. С. 89-91. № 92-94; С. 94-96. № 98-101; С. 102. № 107). Кн. Юрий Иванович дал жалованную грамоту Саввину мон-рю «для Даниила, митрополита всеа Руси» (Там же. С. 101. № 106) и др. грамоты для Звенигородского у. (Там же. С. 103-104; № 109-111). Д. распорядился сделать описание приходов Митрополичьей области с целью более точного обложения их налогом. В связи с этим дмитровский князь по просьбе старцев Мефодиева Пешношского во имя свт. Николая Чудотворца мон-ря ходатайствовал перед митрополитом о «ненарушении» прежних жалованных грамот монастырю (АИ. Т. 1. С. 191).
В этом положении, не обладая крупными привилегиями, Д. показал себя умелым организатором хозяйства, ему удалось накопить средства, на к-рые был приобретен ряд владений для митрополичьей кафедры (АФЗХ. Ч. 1. С. 70-74. № 61-67; С. 79-81. № 75; С. 102-102. № 108; С. 142-144. № 161). При Д. уточнялись границы митрополичьих земель (Там же. С. 112-113. № 119; С. 253. № 303), митрополичьи владения давались в оброк (Там же. С. 114. № 122; С. 190. № 216; С. 270. № 314).
Д. способствовал укреплению положения мон-рей. В 1526 г. митрополит дал жалованную грамоту прп. Даниилу Переславскому, освободив от уплаты митрополичьих податей приписной к его обители храм во имя свт. Николая Чудотворца. В 1531 г. в Москве находился прп. Корнилий Комельский и испрашивал благословение Д. на построение храма в Сурской пуст. Д. благословил прп. Стефана Озерского († 1542) на строение храма и создание обители (Верюжский. Вологодские святые. С. 423, 452-453). В 1537 г. в Димитриевом Прилуцком в честь Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня муж. мон-ре по благословению Д. был построен собор, об этом сообщает надпись на камне в зап. паперти (Савваитов П. И. Описание вологодского Спасо-Прилуцкого мон-ря / Испр. и доп. Н. Суворовым. Вологда, 1884. С. 16). В 1533, 1540 гг. митрополит дал жалованную грамоту в обитель прп. Саввы Сторожевского о невзимании податей с храмов, находящихся в монастырских вотчинах (Антонов А. В. Вотчинный архив Саввина Сторожевского мон-ря кон. XIV - нач. XVII в. // РД. 2003. Сб. 9. С. 430). Кроме того, Д. давал жалованные грамоты в Покровский на Богоне мон-рь в Переславском у. (АФЗХ. Ч. 1. С. 126. № 139), в Антониев мон-рь в Переславском у. (Там же. С. 128-129. № 143), подтверждал жалованные грамоты своих предшественников (Там же. № 190. С. 173; № 269. С. 238-239).
Не забывал Д. и о месте своего пострижения и игуменства. Иосифову Волоколамскому мон-рю он пожертвовал 210 р. (на них были куплены «селцо Начапино, да Иванково, да Комяково, да Скурълово, да две пустоши: Ярилово, да Кузнечково»), «а за то быти корму в вторую суботу Великаго поста по всех православных христианех, доколе монастырь Пречистыя стоит, да другому быти корму на память митрополита Данила, на его преставление, доколе монастырь Пречистыя стоит». Позднее митрополит прислал 220 р., «а велел по старце Иосифе кормить сентября 9, а другой корм в Дмитреевскую субботу по всей братии, доколе монастырь Пречистыя стоит. Да иконы обложены: Спасов образ, да Пречистыя, да Предтечев, да тъцка и Евангелие сребрена, да сень у царскых дверей, а дал на то митрополит 100 рублев, а ворота Святые и зделали и подписали, а дал на то митрополит 60 рублев, а иконы обложены и ворота доспеты и подписаны при великом князе Василии Ивановиче всея Руси» (Титов А. А. Вкладные и записные книги Иосифова Волоколамского мон-ря XVI в. и упраздненные мон-ри и пустыни в Ярославской епархии. М., 1906. С. 24-25).
При Д. дважды на Соборах (в 1525 и 1531) были осуждены прп. Максим Грек, его сотрудники по книжной справе, др. связанные с ним люди. Сведения об этих Соборах дошли не в подлинных судных списках, а в текстах, составленных позднее на основе этих документов и прошедших специальную лит. обработку. Поэтому в них с большим трудом удается отграничить материалы, относящиеся к 1525 г., от материалов 1531 г.
На соборных заседаниях в апр.-мае 1525 г., проходивших в палатах вел. князя под председательством Д., были осуждены прп. Максим, отправленный в заточение в Иосифов Волоколамский мон-рь, архим. Новоспасского мон-ря Савва Грек, посланный в Возмицкий мон-рь, и ученик прп. Максима Селиван, сосланный в Иосифов или в Соловецкий мон-рь. Собор признал главной виной прп. Максима внесение искажений в рус. богослужебные книги в ходе исправления их по греч. образцам. На Соборе были представлены соответствующие тексты и показания свидетелей (очевидно, писцов) о том, что правка делалась по указаниям Максима Грека. Участники Собора пришли к выводу, что ошибки были сделаны сознательно и отражают еретические взгляды переводчика. Прп. Максим не признал справедливость данного обвинения.
Второстепенный характер имели выдвинутые на Соборе против прп. Максима обвинения в том, что он считает незаконной практику поставления Московских митрополитов местными епископами и предлагает митрополиту ездить на поставление к патриарху в К-поль (справедливость этих обвинений Максим признал). Как видно из материалов Собора 1531 г., Максиму Греку приписывались и гораздо более острые высказывания о том, что, поступая т. о. (самостоятельно избирая Главу Церкви), рус. епископы «во всем христьянстве смуту великую» учинили. Возможно, одной из причин осуждения святогорца в 1525 г. была его позиция по отношению к разводу и 2-му браку вел. князя.
24 мая 1525 г. Д. послал грамоту волоколамскому игум. Нифонту (Кормилицыну), в к-рой помимо изложения причин осуждения прп. Максима даны указания о режиме его содержания в Волоколамском мон-ре. Прп. Максиму было запрещено причащаться, вместе с тем в послании митрополита определен круг сочинений отцов Церкви и житий святых, к-рые следовало дать осужденному «в прочитание», чтобы он мог осознать свои ошибки.
Более ясно обстоит дело с судебным процессом 1531 г., на к-ром был осужден главный вождь нестяжателей Вассиан (Патрикеев) и вместе с ним прп. Максим Грек. Одно из главных обвинений было связано с Кормчей книгой. Князь-инок обвинялся в том, что он нарушил традиц. порядок размещения текстов в Кормчей, исключил неудобные для него части и ввел сочинения, проповедующие его взгляды. Вассиан обвинялся и в том, что он взялся за составление Кормчей по собственной инициативе, никем не уполномоченный, будучи простым монахом. Кроме того, Собор особо отметил тот факт, что Вассиан внес в Кормчую «елинских мудрецов учения». (Суть данного обвинения выяснил Плигузов, показавший, что в последней редакции Кормчей Вассиана в ее состав была включена апокрифическая переписка Аристотеля с Александром Македонским.) Вассиан не отрицал того, что включил в состав Кормчей свои сочинения. Предпринятое Вассианом распределение правил по тематическому, а не по хронологическому принципу не было его изобретением, но соответствовало типу Кормчей, отличному от того, к-рый был широко распространен на Руси. Вассиан пытался доказать, что составлял Кормчую по благословению митр. Варлаама и епископов, но не мог предоставить авторитетных свидетелей.
Особому осуждению подверглись внесенные в Кормчую сочинения Вассиана, в к-рых он не только писал, что, живя по Евангелию, иноки не могут владеть селами, но и утверждал, что таких монахов Писание «отступники... именует и проклятию предает». Если др. обвинения изложены в судных списках в общей форме, то в этой части помещена подборка свидетельств, порицающих тех, кто без оснований называют православных, «аще кто и согрешит», преступниками. Кроме того, Вассиану были зачитаны выдержки из канонов (в т. ч. с толкованиями Феодора Вальсамона) и тексты из житий святых, свидетельствующие о праве Церкви владеть «селами» и о том, что мн. святые ими владели. После приведения этих свидетельств Вассиан только мог сказать, что святые «държали села, а пристрастие к ним не имели».
В этой связи был поднят вопрос о том, что Вассиан не признает святости «нынешних чудотворцев» - св. митр. Ионы и прп. Макария Калязинского. Вассиан этого не отрицал. Подтвердил это своими показаниями и прп. Максим Грек, к-рый привел слова Вассиана еще об одном святом - прп. Пафнутии Боровском, что тот не может быть чудотворцем, т. к. «села держал, и слуги имел, и денги и хлеб в люди давал, и росты на денги и на хлебы имал». Максим Грек, вызванный на Собор в связи с обсуждением вопроса о нестяжательстве, после приведенных ему свидетельств вынужден был признать, что мон-ри на Св. Горе получали земли от различных государей и продолжают ими владеть.
На Соборе 1531 г. вновь был поднят вопрос о переводах прп. Максима с греческого, в к-рых были допущены серьезные смысловые искажения, что привело, по убеждению Д. и др. участников Собора, к появлению в рус. книгах еретических утверждений. Теперь обвиняемым по этому вопросу стал наряду с прп. Максимом Вассиан (Патрикеев). Соответствующие высказывания, сохранившиеся в сибирском экземпляре судных списков, показывают, почему справщицкая и переводческая деятельность прп. Максима Грека привлекла к себе такое внимание и вызвала такую острую реакцию. Наблюдения прп. Максима о наличии в рус. переводах многочисленных неверных чтений, вызванных ошибками переводчиков и писцов, оказали глубокое воздействие на Вассиана (Патрикеева), к-рый пришел к радикальным заключениям, что рус. переводы греч. книг недостоверны («лживы»), в т. ч. и переводы Кормчей («правил»), и потому неавторитетны. Одновременно Вассиан порицал епископов, к-рых это не заботит и к-рым лишь «надобно пиры и села искати». Реакцией на все эти утверждения стало обвинение Собором Максима Грека в «еретической порче» традиц. текстов. Аналогичные обвинения адресовались и Вассиану (Патрикееву), к-рый поддерживал действия Максима. В доказательство ложности позиций Максима и Вассиана им были зачитаны обширные выдержки из Писания и из сочинений отцов Церкви. Положение обвиняемых отягчало то обстоятельство, что Максим после Собора 1525 г. не признал справедливость выдвинутых против него обвинений.
Необоснованность инвектив Вассиана против всей древнерус. письменности и острота борьбы позволяют объяснить, почему ошибкам, допущенным прп. Максимом в ходе книжной справы (на правильности к-рых Максим Грек не настаивал), было придано значение преступного умысла. В речи Д. на Соборе 1531 г. прп. Максим рассматривался как отступник от христианства, использовавший для воздействия на вел. князя магические практики - «хитрости еллинские», хвалившийся «еллинскими и жидовскими мудровании и чернокнижными хитростьми волшебными». Свидетели говорили, что в Италии Максим Грек «оступил... в жидовской закон и учение» и, спасаясь от смертной казни, бежал на Св. Гору. Наконец, Д. выдвинул против греков Максима и Саввы обвинение в том, что они побуждали султана напасть на Россию. Выступавшие на Соборе свидетели говорили о непочтительных высказываниях Максима в адрес вел. князя (напр., что в 1521 вел. князь бежал от крымского хана, не оказав ему сопротивления).
Сложно составить представление о решениях Собора 1531 г., т. к. ни в судном деле прп. Максима Грека, ни в судном деле Вассиана (Патрикеева) не сохранились приговоры. Исследователи отмечают, что, хотя на Соборе 1531 г. против прп. Максима были выдвинуты гораздо более тяжкие обвинения, чем на Соборе 1525 г., он не был отослан обратно в Иосифов Волоколамский мон-рь (как Вассиан), но его перевели в Отроч тверской в честь Успения Пресв. Богородицы мон-рь под начало Тверского еп. Акакия, где, хотя и по-прежнему лишенный причастия, преподобный вскоре получил благоприятные условия для работы. Из заключения прп. Максим в 1531-1539 гг. написал Д. послание, в к-ром вновь отверг предъявленные ему обвинения (Журова Л. И. «Послание митр. Даниилу» в составе рукописных собр. соч. Максима Грека // История рус. духовной культуры в рукописном наследии XVI-XX вв.: Сб. тр. Новосиб., 1998. С. 30-37). Сотрудники прп. Максима, книгописцы Исаак Собака и М. Медоварцев, после Собора были отправлены соответственно в Юрьев мон-рь и в Коломну.
В среде нестяжателей и сочувствовавших им светских лиц деятельность Д. оценивалась негативно. Берсень Беклемишев до 1525 г. говорил прп. Максиму Греку о Д.: «Не ведаю, деи митрополит, не ведаю - простой чернец: учителна слова от него нет никоторого, а не печалуется ни о ком; а прежние святители сидели на своих местех в манатьах и печаловалися государю о всех людех» (ААЭ. Т. 1. С. 141). Негативную оценку митрополиту позднее дал кн. А. М. Курбский, писавший, что Д., к-рого он называл «прегордым» и «проклятым», «единосоветен был и во всем угоден и согласен» с Василием III (РИБ. 1914. Т. 31. Стб. 207, 211, 212). Нелестную характеристику Д. дал также не связанный с нестяжателями Герберштейн: «...около 30 лет от роду [речь идет о 1522, когда Д. занял митрополичью кафедру.- Авт.], человек крепкого и тучного сложения, с красным лицом. Не желая казаться преданным более чреву, нежели постам, бдениям и молитвам, он перед отправлением торжественных богослужений всякий раз окуривал себе лицо серным дымом, чтобы придать ему бледности, и с такой поддельной бледностью он обычно и являлся народу» (Герберштейн. С. 89).
После кончины Елены Глинской в 1538 г. между боярскими группировками усилилась борьба за влияние на молодого государя. Положение Главы Церкви стало шатким. В янв. 1539 г. Д. обратился с посланием к пастве «О смирении, и соединении, и согласии, и о любви, и о соблюдении православныя веры и закона», в к-ром он изображает «вину лет сих и времен» и осуждает «несогласия и пререкания, разделения же и распрения» (Жмакин. Митр. Даниил. С. 244). 2 февр. 1539 г. Д. был сведен с престола боярской группировкой во главе с кн. И. В. Шуйским, обвинившим Д. в союзе с кн. И. Ф. Бельским, к-рый был арестован неск. месяцами ранее (Тихомиров. С. 176; ПСРЛ. Т. 13. С. 127; Т. 29. С. 34).
Боярскими происками позднее объяснял сведение Д. с кафедры и Иоанн Грозный, писавший в 1-м послании кн. Курбскому, что бояре «на Церковь вооружишася, и Данила митрополита, сведше с митрополии, и в заточение послаша» (Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подгот. текста: Я. С. Лурье, Ю. Д. Рыков. М., 1981. С. 28). В «Царственной книге» (части Лицевого летописного свода 60-70-х гг. XVI в.) говорится, что «того ради князь Иван Шуйской митрополита свел, что без его велениа давали боярство» (ПСРЛ. Т. 13. С. 432); подразумевается влияние митрополита и близких ему бояр на малолетнего государя, раздававшего чины в Боярской думе. В Постниковском летописце сер. XVI в., возможно, выражается офиц. для февр. 1539 г. т. зр. на сведение с кафедры Д., к-рый якобы «учал ко всем людем быти немилосерд и жесток, уморял у собя в тюрьмах и окованых своих людей до смерти, да и сребролюбие было великое» (Тихомиров. С. 176; ПСРЛ. Т. 34. С. 26).
Д. был сослан в Иосифов Волоколамский мон-рь. 6 февр. новым митрополитом был избран Иоасаф (Скрипицын). 26 марта 1539 г. Д. составил отреченную грамоту, в к-рой объяснял оставление кафедры тем, что он немощен и «недостаточна себя разумех в такых святительскых начинаниих», и просил государя отпустить его «в молчалное житие» (ААЭ. Т. 1. № 185. С. 163). Д. скончался в Иосифовом Волоколамском мон-ре, когда настоятелем там был свт. Гурий (Руготин), впосл. первый Казанский архиепископ. В «Обиходе» Волоколамского мон-ря помещено описание гробницы Д.: «А гроб митрополич в церкви, в приделе в малом, близко алтаря направе. А гробница с покровом, и свеща над ним поставлена при игумене Леониде Протасьеве, сроднице его (игум. Леонид возглавлял Волоколамскую обитель в 1567-1573.- Авт.)» (цит. по: Жмакин. Митр. Даниил. С. 250). Могила не сохранилась. В Иосифовом Волоколамском мон-ре хранилась духовная грамота Д. (КЦДР. С. 33). В ризнице московского Успенского собора в XIX в. находилась панагия Д. с изображением прор. Даниила (Жмакин. Митр. Даниил. С. 249).
Молитвенное поминовение Д. совершалось в Иосифовом Волоколамском монастыре 22 мая (Леонид (Краснопевков), еп. Выписка из «Обихода» Волоколамского Иосифова мон-ря кон. XVI в. о дачах в него для поминовения по умершим // ЧОИДР. 1863. Кн. 4. С. 7). Соловецкий инок XVII в. Сергий (Шелонин) называет Д. в 5-м тропаре 8-й песни канона Всем русским святым в лике Московских первосвятителей (АиО. 2002. № 2(32). С. 176).
Д. принадлежит к числу самых продуктивных авторов 1-й пол. XVI в. Его высокую образованность и исключительную эрудицию отмечали уже современники. Прп. Максим Грек в послании к Н. Булеву характеризует Д. как «изящнаго разума Христова закона доктора» (Горский, Невоструев. Описание. Отд. 2. Т. 2. С. 551; в последнее время принадлежность этого сочинения прп. Максиму оспаривается). Ф. И. Карпов обращается в послании к Д.: «высокиа книжности разуму уроженному», «всякою премудростию опасному ведением научену и учениа исполнену» (Дружинин. С. 106). Образование (по крайней мере частично) Д. мог получить в стенах Иосифова Волоколамского мон-ря, располагавшего уже на рубеже XV и XVI вв. значительным книжным собранием.
Наиболее полный перечень сочинений Д. (не считая грамот, связанных с церковно-адм. и хозяйственными вопросами), включающий 36 памятников с подразделением на жанры (16 слов, поучение, окружное послание, 18 посланий разным лицам) и отдельно 26 посланий и поучений по сборнику РНБ. Q. I. № 1439, жанровая принадлежность к-рых не всегда надежно определяется, составлен В. Г. Дружининым (Дружинин. С. 20-32). Кроме того, известна по упоминаниям грамота Д., отправленная после Собора 1525 г. в Волоколамский мон-рь (Судные списки. С. 129), в документах Иосифова Волоколамского мон-ря сообщается о хранившейся в обители духовной грамоте Д. («собрано от Божественнаго Писания») (возможно, ей соответствует лишенное заголовка и начала «послание» № 28 из сб. РНБ. Q. I. № 1439 в изд. Дружинина). Д. состоял в переписке с вел. кн. Василием III, вероятно во время отъездов последнего из Москвы,- опись архива Посольского приказа 1626 г. упоминает «грамотки от великого князя Василья Ивановича всеа Русии к митрополиту Данилу» (Гос. архив России. Вып. 2. С. 254); письма митрополита вел. князю неизвестны. Из анонимных сочинений, не имеющих прямых или косвенных указаний на авторство, Дружинин атрибутировал Д. трактат в защиту монастырских вотчин - «О святых Божественных церквях и о возложенных Божиих стяжаниях церковных и о восхищающих таковая и насилствующих». Полное критическое издание сочинений Д. отсутствует.
Основной корпус сочинений Д. представлен списками XVI в.: РГБ. МДА. Фунд. № 197 (сборник из 16 слов («Соборник»), прижизненный, с авторской правкой), РНБ. Соф. № 1281 («Сильвестровский» сборник с 13 посланиями), РНБ. Q. I. № 1439 (тексты Д. в данном кодексе открыты и опубл. Дружининым) и рядом др. рукописей. Большинство сочинений Д. написано, вероятно, во время его пребывания на митрополичьей кафедре. К более раннему периоду относятся его поучение к братии Иосифова Волоколамского мон-ря и послание дмитровскому кн. Юрию Ивановичу. В создании «Соборника» из 16 слов митр. Макарий (Булгаков) усматривал следование Д. традиции «Просветителя» прп. Иосифа Волоцкого. Первые 4 слова посвящены раскрытию основ христ. вероучения, знание к-рых должно уберечь православных от ересей и лжеучителей. Темой следующих 3 слов являются важнейшие догматы - о Воплощении и об искуплении. Слово 8 образует переход к поучениям нравственного характера, составляющим главы 9-13, содержит также обличение еретиков, «достойных совершенной ненависти». Слова 14 и 15 посвящены вопросу нерасторжимости брака, заключительное слово - 2-му и 3-му бракам. Все главы (слова) «Соборника» Д. имеют 3-частное построение - вступление с кратким изложением содержания, примеры из Свящ. Писания, творений отцов Церкви и др. духовных сочинений, занимающие большую часть произведения (в присутствии и структуре этой части усматривается влияние Пандектов Никона Черногорца), и заключительное «наказание», содержащее нравственные уроки, наставления и обличения.
Послания Д. могут быть разделены на имеющие указание на адресата и анонимные (частично формуляризированные). Известны послания митрополита дмитровскому кн. Юрию (к-рому Д., в ту пору еще игумен, отвечал на вопрос о допустимости поста в понедельник, если на него приходится праздник Успения Пресв. Богородицы); Суздальскому еп. Геннадию с поучением, «како свобожатися от пленения ума» (впрочем, принадлежность данного послания перу Д. в лит-ре оспаривается; см.: Орлов А. С. Слово к Геннадию, еп. Суздальскому, о пленении умном // Читано в заседании Славянской комиссии ИМАО 6 янв. 1913 г. Б. г., б. м.); Крутицкому (Сарскому и Подонскому) еп. Досифею с поучением о любви к пастве и воздействии на нее примером кротости; игум. митрополичьего Никольского Волосова мон-ря под Владимиром Пафнутию (посвящено упорядочению монастырской жизни); иноку Иосифова Волоколамского мон-ря Дионисию Звенигородскому Лупе, находившемуся в конфликте с игум. Нифонтом (Кормилицыным); братии серпуховского Владычного в честь Введения во храм Пресв. Богородицы монастыря с обличением пьянства; некоему пресв. Константину о воздержании от пиров с мирскими людьми. Незадолго до сведения с кафедры Д. написал окружное послание. Из анонимных посланий Д. лишь в отношении одного («к некоему человеку во скорбех и печалех от царьскыа опалы») высказано предположение, что его адресатом мог быть кн. И. Бельский, за которого «печаловался» митрополит, в остальных случаях приходится говорить лишь о сане либо общественном положении корреспондента.
Все сочинения Д. посвящены насущным вопросам жизни совр. ему общества. В них он «обличает догматические заблуждения еретиков, внушает мысль о Божественном происхождении власти великого князя, призывает судей и правителей быть праведными, не брать мзды, доказывает преимущества общежительных монастырей» (Буланин. С. 184). Значительное место в сочинениях Д. отведено теме отношений духовной и светской властей. Предлагая «повиноваться» царям, оказывать им «честь» и «благоговение», Д., однако, указывал: «Егда же что вне воли Господни повелевают нам, да не послушаем их». Слова, поучения и послания Д. рисуют их автора аскетом и моралистом, обличающим ярко изображаемые пороки совр. ему общества - пьянство, блуд, праздность, мирские игры, роскошь, щегольство. В этих обличениях Д. обнаруживает несомненный талант сатирика и мастерское владение словом, используя живой и образный язык, близкий порой к разговорному. Приводимые Д. бытовые зарисовки служат неоценимым источником для характеристики нравов различных слоев московского общества 1-й пол. XVI в.
Д. демонстрирует обширную начитанность, сопровождая обычно каждую высказанную мысль большим числом цитат из Свящ. Писания, творений отцов Церкви и др. авторов (та же особенность прослеживается у него и при редактировании и компилировании в Сводной Кормчей и в «Диалектике» прп. Иоанна Дамаскина, см. ниже). Круг текстов, цитируемых Д., составляет весьма значительную б-ку. Он хорошо знал переводную (Кормчая, творения Никона Черногорца, патерики) и слав. книжность (напр., «Слово о законе и благодати» митр. Илариона, Слово похвальное равноапостольным Константину и Елене св. патриарха Евфимия Тырновского и др.), в т. ч. не только церковную в узком смысле слова (напр., переводные хроники, «Александрию», рус. летописи). Достаточно часто в сочинениях Д. использовал и творения современников - «Просветитель» («Книга на новгородских еретиков») прп. Иосифа Волоцкого, переводы прп. Максима Грека.
Поучения Д. распространялись в рус. рукописной традиции вплоть до XVIII в., а в старообрядческой среде и позднее. Сочинения Д. использовал св. патриарх Иов (слово 3 в послании груз. митр. Николаю), ссылки на сборник слов Д. встречаются в «Поморских ответах». Историки лит-ры предполагают также влияние стиля поучений Д. на язык посланий его младшего современника - царя Иоанна IV Васильевича Грозного (Казакова. С. 122) и в особенности в XVII в. на сочинения одного из вождей старообрядчества - Аввакума. Значительное число посланий и поучений Д. (в частности, большинство из опубликованных Дружининым) сохранилось в формулярном виде, без имен адресатов, что существенно затрудняет их исследование (можно лишь предполагать, что они относятся скорее всего к периоду его пребывания на митрополии).
С именем Д. связана одна из редакций слав. перевода «Диалектики» прп. Иоанна Дамаскина, получившая широкое распространение в рус. рукописной традиции XVI-XVII вв. и позднее бытовавшая в старообрядческой среде (Ягич И. В. Рассуждения южнослав. и рус. старины о церковнослав. языке. СПб., 1896. С. XVI-XVII; Гаврюшин Н. К. Митр. Даниил - редактор «Диалектики» // ТОДРЛ. 1988. Т. 41. С. 357-363). Над ее созданием опальный митрополит трудился, вероятно, уже на покое в Иосифовом Волоколамском мон-ре: старший список содержится в рукописи РГБ. Волок. № 490, датируемой 1543 г. и относимой к автографам Д. (Клосс Б. М. Библиотека Моск. митрополитов в XVI в. // Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., 1974. С. 117).
Не меньшее (если не большее) значение, чем сочинения Д., для истории рус. общественной мысли и лит-ры 1-й пол. XVI в. имеют «обобщающие» литературно-книжные и «архивные» предприятия, инициатором или продолжателем к-рых был Д. В этом смысле его роль вполне сопоставима со значением митр. св. Макария. Нельзя настаивать на причастности Д. к созданию Хронографа Русского «редакции 1512 года», равно как, впрочем, и отрицать его участие в этом предприятии. Работа над Хронографом велась, по всей видимости, Досифеем (Топорковым) в 1516-1522 гг. в стенах Иосифова Волоколамского мон-ря в период настоятельства там Д. (к идее создания этого всемирно-исторического свода был причастен, вероятно, еще прп. Иосиф Волоцкий). Более надежно с деятельностью Д. и его окружения уже в митрополичий период (1-я пол. 20-х гг. XVI в.) может быть связано составление новой редакции Хронографа, отразившейся в Никоновской летописи и позднее легшей в основу Западнорусской редакции памятника (Клосс. 1980. С. 169-177).
Весьма заметен вклад Д. в развитие рус. летописания. Он, очевидно, причастен к редактированию Симеоновской летописи, созданию ее вида, отразившегося в Никоновской летописи и характеризующегося распространением рязанских известий и снабжением их киноварными заголовками, что косвенно подтверждает связь Д. с Рязанской землей (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965. С. 15-20, 26, 32, 118-119; Клосс. 1980. С. 28, 101-103).
По инициативе Д. и при его непосредственном участии в 1526-1530 гг. была составлена Никоновская летопись. При ее создании был привлечен очень широкий круг источников: ряд летописных сводов, особая редакция Хронографа Русского (близкая к Западнорусской), жития, повести, родословцы, документальные материалы, фрагменты переводов прп. Максима Грека. Несомненным новшеством в практике рус. летописания, существенно снижающим значение Никоновской летописи как исторического источника, но одновременно делающим ее заметным памятником историографии своего времени, было включение в повествование значительного числа заведомо вымышленных известий, не подтверждаемых более ранней летописной традицией, и существенная переделка уже имевшихся в ней. Уникальные известия Никоновской летописи за ранний период (IX-XII вв.) о войнах киевских князей с волжскими болгарами, выезде к киевскому двору и крещении там половецких князей, сношениях с Римской курией и преследовании еретиков призваны утвердить древность и исконность реалий Великого княжества Московского 1-й трети XVI в. В повествовании Никоновской летописи присутствует также заметный полемический элемент по животрепещущим для времени ее составления вопросам (поставление митрополитов без обращения в К-поль, монастырское землевладение, борьба с ересями), отражающий мнение составителя. Кроме того, по замечанию А. А. Шахматова, летопись «изобилует примерами благоговейного отношения к митрополитам и тенденциозной окраской событий в духе их прославления». Примером может служить переделка в этом своде «Сказания о Мамаевом побоище», где митр. св. Киприан изображен как один из главных участников событий, благословляющий рус. войско идти на Куликово поле.
При Д. было завершено формирование формулярника Московской митрополии (ГИМ. Син. № 562), в переписке к-рого он принимал личное участие (Клосс. 1980. С. 88; РФА. Ч. 1. С. 30-31). На рубеже 20-х и 30-х гг. XVI в. по его инициативе была составлена копийная книга грамот митрополичьей кафедры (ГИМ. Син. № 276; Клосс датирует ее составление 1527-1528).
В последние десятилетия исследователи окончательно связали с именем Д. создание Сводной Кормчей (Клосс. 1980. С. 60-70; Плигузов. 1985; он же. 2002. С. 177-178). Ранее считалось, что данная редакция Кормчей книги была составлена в окружении митр. Макария либо создавалась поэтапно, в т. ч. и при участии Д. (обзор мнений см.: Клосс. 1980. С. 59-60). Памятник сохранился в беловом оригинале 30-х гг. XVI в. (РГБ. Унд. № 27) и ряде более поздних списков. Сводная Кормчая представляет собой в отличие от Кормчей Вассиана (Патрикеева) канонический и церковно-юридический сборник с традиц. последовательностью изложения. В ее основу положены сербская и русская редакции Кормчей (правила в Сводной Кормчей последовательно даются по обеим). Объем сборника значительно расширен за счет приведения полностью текста правил, на к-рые в источнике имеются лишь ссылки, а также включения большого числа дополнительных статей прецедентного свойства, не носящих канонического и церковно-юридического характера, толкований (выписки из творений отцов Церкви и др. духовных авторов, в т. ч. русских, включая прп. Иосифа Волоцкого и Д., переводов прп. Максима Грека и др.), исторических сочинений, житий святых, патериковых повестей, внесенных в немалой степени через посредство Пандектов Никона Черногорца и Хронографа Русского (о составе памятника см.: Розенкампф Г. А. Обозрение Кормчей книги в ист. виде. СПб., 18392. С. 535-596 (по списку 1615 г.); Клосс. 1980. С. 63-70). Сводная Кормчая демонстрирует незаурядную эрудицию составителя, но из-за перегруженности прецедентным материалом и толкованиями при отсутствии организованной системы указателей она малофункциональна. Как и в Никоновской летописи, в Сводной Кормчей сильно полемическое начало, в частности стремление обосновать право мон-рей владеть землей и крестьянами. Время составления данной редакции Кормчей исследователи определяют по-разному: Клосс считает, что она была завершена к началу суда над Вассианом (Патрикеевым) в 1531 г. (Клосс. 1980. С. 68); Плигузов относит работу над ней к 1531-1539 гг. (Плигузов. 2002. С. 177-178).
По инициативе Д. был осуществлен ряд переводов с иностранных языков. Под его наблюдением занимался переводами прп. Максим Грек. Известно неск. списков перевода Максимом Греком Бесед свт. Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея (1524 г.), выполненных писцами митрополичьего скриптория. В 1534 г. по поручению митрополита «литовский полоняник», «немчин, родом любчанин» (отождествляемый в литературе с лейб-врачом вел. кн. Василия III Булевым), перевел с иллюстрированного любекского издания 1492 г. Травник, получивший в Московской Руси в XVI-XVII вв. широкое распространение. Б. Н. Морозов отождествил с беловым оригиналом этого перевода лицевой список ЦНБ Харьковского ун-та, № 159/С (текст сопровождается перьевыми рисунками, копирующими гравюры издания).
В дополнение к лит. деятельности Д. практически на протяжении всей жизни занимался книгописанием. (Весьма большое число рукописей, в работе над к-рыми в разное время (преимущественно в 20-40-х гг. XVI в.) и в разной степени принимал участие Д., было определено Клоссом в исследованиях 70-х гг. XX в. и монографии, посвященной Никоновской летописи (Клосс. 1980. С. 88-95). Однако большинство этих атрибуций носит констатирующий характер без развернутой аргументации, из-за чего не может быть принято безоговорочно и нуждается в дополнительной проверке; достаточно указать на спорность атрибуции Д. киноварных заголовков в митрополичьем формулярнике ГИМ. Син. № 562; см.: Клосс. 1980. С. 92; ср.: РФА. Ч. 1. С. 31-32.)
В описях б-ки Иосифова Волоколамского мон-ря 1545 и 1573 гг. перечислен ряд книг, составленных или переписанных Д., часть к-рых отождествляется с сохранившимися до наст. времени: «Духовная митрополита Даниила, собрано от Божественных писаний, в полдесть в затылке» (КЦДР. С. 33), «Соборник в десть Данилова собрания митрополита» (Там же. С. 37), «Книга в десть Иоана Дамаскина, в начале писмо Данила митрополита» (Там же. С. 72; РГБ. Волок. № 490), «Соборник Дионисия Звенигородского, писмо Данила митрополита, в начале Симеон Новый Богослов» (КЦДР. С. 82). Известие об одной из рукописей, переписанной Д. в период настоятельства в Иосифовом Волоколамском мон-ре - Кормчей серб. редакции - и позднее, возможно, положенной им в основу Сводной Кормчей, сохранилось в позднем списке (Щапов Я. Н. Византийское и южнослав. правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. М., 1978. С. 267, № 32). Во время пребывания на митрополичьей кафедре Д. активно привлекал к работе владычного скриптория волоколамских писцов (Клосс. 1980. С. 81-87).
Д. продолжал заниматься книгописанием после сведения с кафедры, находясь в Иосифо-Волоколамском мон-ре, этим временем датируется, вероятно, часть рукописей, упоминаемых в описях б-ки Иосифо-Волоколамского мон-ря XVI в. В составе вклада Д. в мон-рь в описи 1545 г. упоминается 7 книг: «Святое Евангелие тетр в десть, да другое тетро ж в полдесть, Богослов в десть, Никонское послание в десть, да книгу Главник в десть же, в затылке, да две Псалтыри с следованием, в полдесть» (КЦДР. С. 24, 30, 43, 45, 61; одна из этих Псалтирей - РГБ. Волок. № 149).
Д. представлена в цикле миниатюр Лицевого летописного свода 70-х гг. XVI в., в частности в Шумиловском томе (РНБ. F. IV. 232. Л. 850 об.- 851, 863, 864, 939 об. и др.), в Синодальном томе (ГИМ. Син. 962. Л. 13 об., 44 об.) и в «Царственной книге» (ГИМ. Син. 149. Л. 25, 30 об., 31, 35 и др.- см.: Белоконь Е. А. и др. Лицевой летописный свод XVI в.: Методика описания и изучения разрозненного летописного комплекса. М., 2003. С. 168). Резцовая гравюра нач. XVII в. с поясным изображением Д. в овале была помещена в кн.: Danckaert J. Beschryvinge van Moscovien ofte Ruslant... (Amst., 1615), что отмечено Д. А. Ровинским (Ровинский. Словарь гравированных портретов. Стб. 643). В тексте иконописного подлинника кон. XVIII в. содержится следующее описание внешнего облика Д. (в отдельном перечне, без указания дня памяти): «Подобием брада Сергиева, в шапке и во амфоре, сак лазорь, испод бакан» (БАН. Строг. 66. Л. 155 - Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 2. С. 93).