ЛЕОНАРДОВ

Дмитрий Сергеевич (21.10.1871, с. Узуново Венёвского у. Тульской губ.- 29.12.1915, Н. Новгород), правосл. библеист, историк, педагог. Сын священника храма во имя свт. Николая с. Узунова, в котором служил и его дед свящ. Петр Леонардов. После окончания Венёвского ДУ (1885) и Тульской ДС (1891) по 1-му разряду Л. поступил волонтером в КДА, к-рую окончил в 1895 г. со степенью кандидата и правом защищать магист. диссертацию без новых испытаний. Его кандидатское соч. «О богодухновенности Священного Писания по учению самого же Священного Писания и отцов и учителей Церкви» было признано одним из лучших. Рецензенты - ординарный проф. С. М. Сольский и доц. Ф. С. Орнатский - одобрили смелость молодого богослова, решившегося взять для исследования «такой трудный и требующий большой осторожности предмет», и отмечали, что «понятие о богодухновенности Свящ. Писания, установленное автором во введении» последовательно проведено «им чрез все сочинение» (Извлечение из Протоколов. С. 237). Однако в вину автору был поставлен традиционный недостаток выпускных работ студентов Духовных Академий: язык «изобилует иностранными словами, совсем неуместными в серьезных богословских трудах» (Там же. С. 237, 238).

По окончании академии, 14 февр. 1896 г., Л. был определен учителем рус. и церковнослав. языков в Полоцкое ДУ, с сент. 1896 по 1900 г. одновременно преподавал словесность, дидактику и русскую гражданскую историю в Полоцком Спасо-Евфросиниевском епархиальном жен. училище, с 25 сент. 1907 г. еще рус. язык и лит-ру в Полоцком реальном училище, с 15 сент. 1909 г. историю в Полоцкой женской гимназии. Занимался изучением истории Полоцка, его древностей и святынь, был одним из активнейших членов Витебского епархиального Свято-Владимирского братства, входил в Историко-статистический комитет для составления описания церквей и приходов Полоцкой епархии. С открытием 21 нояб. 1910 г. Витебского учительского ин-та Л. перешел туда на должность преподавателя. Одновременно работал в частной гимназии А. А. Варвариной. В 1913 г. был назначен инспектором народных уч-щ 2-го участка Витебского у. Был действительным членом Витебской ученой архивной комиссии, входил в ее совет, участвовал в издании ж. «Полоцко-Витебская старина».

За усердную и полезную службу Л. был награжден орденами Св. Станислава 3-й (1905) и 2-й степени (1909). 26 окт. 1915 г. Л. назначили директором Нижегородского учительского ин-та, но по прибытии 19 дек. в Н. Новгород он заболел брюшным тифом и умер, пробыв в должности всего 10 дней. Похоронен на родине, в с. Узунове.

Л. принадлежит ряд работ по истории, главной из которых является фундаментальное исследование, посвященное полоцкому кн. Всеславу Брячиславичу - единственному представителю полоцкой родовой ветви Рюриковичей на великокняжеском киевском престоле (1068-1069), деду прп. Евфросинии Полоцкой.

Основным научным вкладом Л. в богословие является его канд. диссертация, переработанная и публиковавшаяся в ж. «Вера и разум» в 1897-1912 гг. Текст печатался по мере обработки, а не в хронологической последовательности содержания; в совокупности он представлял собой полную историю учения о богодухновенности Свящ. Писания от мужей апостольских до кон. XIX в. Еще в отзывах на канд. диссертацию Л. рецензенты, профессора КДА, отметили 3 главных достоинства представленного исследования. Во-первых, раскрытие понятия о богодухновенности Свящ. Писания «чуждо всякого рационализма»; во-вторых, автор основывается не только на глубоком изучении Свящ. Писания и святоотеческих трудов, но и на широком знании зап. историографии, с которой он смело полемизирует; в-третьих, Л. не пытается умалить всех «касающихся этого учения недоумений, возражений и неправых толкований» (Там же. С. 237, 238).

Труд Л. построен по историческому принципу. Автор разделяет историю учения о богодухновенности Свящ. Писания на 3 периода: формирование учения св. отцами и учителями Церкви, средневековье (IX-XVI вв.) и появление новых теорий о «вдохновении» Писания от эпохи Реформации до кон. XIX в.

В 1-м периоде Л. уделяет внимание идеям о богодухновенности мужей апостольских, апологетов II в., представителей Александрийской школы - Оригена и Климента Александрийского, а также свт. Иоанна Златоуста, принадлежавшего к Антиохийской школе. Л. обращает внимание на то, что мужи апостольские не касаются специально вопроса о богодухновенности, хотя их писания предполагают этот догмат: они смотрят на библейские книги, прежде всего на ВЗ, не как на письменный памятник, а как на часть Свящ. Писания, которое обладает «высшим сверхчеловеческим авторитетом» (Учение о богодухновенности Свящ. Писания мужей апостольских. 1898. С. 289). Л. выделяет характерную черту: мужи апостольские учат о Божественном влиянии, сверхъестественном воздействии на авторов священных книг (Там же. С. 302). Но и личностный аспект, с т. зр. Л., является очень важным: богодухновенность - особый дар священных авторов; Божественного Откровения могут быть удостоены только праведники (Там же. С. 298).

Эта традиция, считает Л., была продолжена апологетами II в.: они тоже пишут о том, что пророки знали и возвещали людям истину «под непрерывным действием Святого Духа», подобно «арфе, лире или цитре в руках музыканта»; это определяет единство и внутреннее согласие Писания (Учение... апологетов II в. 1901. № 9. С. 564; № 13. С. 53). Однако Л. обращает внимание на то, что богодухновенность библейских писателей, по учению апологетов, должна отличаться от «механической страдательности духа», при этом индивидуальные свойства священных писателей сохранялись в целости (Там же. № 13. С. 53-54). Тесную органическую связь смысла Божественного Откровения и его выражения в слове священных писателей-апологетов Л. объясняет необходимостью отстаивать божественное происхождение священных текстов в борьбе против язычников и гностиков (Там же. № 9. С. 563).

У представителей Александрийской школы Л. видит новый этап развития учения о богодухновенности, характеризуемый научным устремлением (Теория богодухновенности в Александрийской школе. 1906. № 1. С. 17). Л. прослеживает продолжение и развитие александрийскими учителями основных идей их предшественников: божественное происхождение Свящ. Писания определяет его высшие свойства; слово Божие - это достоверный критерий истины, «свидетельство Самого Бога, цель к-рого - приготовить людей к спасению и сообщить им его необходимое разумение» (Там же. № 4. С. 401-402; 1907. № 18. С. 735). С этим Л. связывает и экзегезу александрийцев, причем теория богодухновенности предполагает неразрывную связь с аллегорическим истолкованием Библии у Оригена (Там же. 1907. № 18. С. 736).

Наиболее взвешенные и удачные формулировки, связанные с пониманием богодухновенности, Л. находит у свт. Иоанна Златоуста. Для Иоанна Златоуста Библия - это источник, изливаемый Духом Святым, непогрешимый кладезь истины, божественных мыслей и слов, передаваемых людям через священных писателей, которые есть «живые одушевленные орудия Божии», их изречения - «произведения не человеческого ума, а божественной благодати». С др. стороны, Свящ. Писание создано для людей, приспособлено к человеческой немощи, человеческим возможностям понять Откровение в конкретных исторических условиях (Учение свт. Иоанна Златоуста. 1912. № 3. С. 354; № 12. С. 752-754). Однако это не исключает «неудобовразумительность» некоторых мест Писания, которую святитель Иоанн объясняет разрывом между просвещенным благодатью умом священного писателя, усвоившим возвышенные истины, и общенародной невысокой культурой, грубостью и неопытностью слушателей (Там же. № 4. С. 436). Еще одним важным моментом в учении свт. Иоанна Л. считает объяснение таинственного воздействия Духа Божия на священных писателей: как и его предшественники, он обращает внимание на высокую нравственность и святость пророков ВЗ и св. апостолов; богодухновенность не подавляла в них индивидуальные особенности и личную душевную жизнь.

Обращаясь к средневековью, Л. показал, что в целом взгляд на богодухновенность Свящ. Писания оставался неизменным и соответствовал положениям святоотеческого периода. Л. отмечает, что в зап. традиции IX-XVI вв. учение о богодухновенности часто излагалось в богословских трудах и проповедях и крайне редко в догматических церковных определениях. Но все же Л. схематично выделил характерные черты таких определений: неподвижность, бездеятельность религ. мысли простых мирян в постижении Богооткровенного учения, к-рые были далеки от непосредственного чтения Писания (Догматические определения. 1900. № 8. С. 439-440). Более подробно Л. останавливается на имеющих отношение к богодухновенности декретах Тридентского Собора, ставшего завершением «здания средневекового католичества». Формулу Собора: «Scripturas esse a Spiritu Sancto dictatas» (Писания были продиктованы Духом Святым) - Л. признает близкой к крайнему учению о вербальном вдохновении священных книг и далекой от сути Божественного вдохновения (Там же. С. 448, 451, 457). По поводу признания Собором текста Вульгаты и деления священных книг на протоканонические и девтероканонические Л. высказывается не вполне определенно, основываясь на том, что и среди католич. богословов не было единства в понимании богодухновенности Свящ. Писания, хотя он и не признаёт эти определения справедливыми (Там же. № 9. С. 521-535).

С появлением новых теорий о богодухновенности Писания в протестант. богословии Л. выделяет следующие основные моменты: учения ранних протестантов XVI в., протестант. «вербалистов» XVII в., теории о вдохновении и происхождении Библии среди протестант. богословов XVIII-XIX вв. Л. отметил многообразие в понимании богодухновенности Писания представителями позднего протестантизма (XVIII-XIX вв.) и их полное несовпадение во взглядах с учеными периода Реформации. Он сравнивал точки зрения отцов Реформации и их ближайших последователей (М. Лютера, М. Хемница, И. Герхарда, И. А. Квенштедта, А. Калова и др.) и сторонников рационалистических теорий (Г. Г. А. Эвальда, З. Я. Баумгартена, Ф. Шлейермахера, Д. Ф. Штрауса, Р. Роте, А. Толука, А. Гарнака, Д. Шенкеля и др.) (Теория вдохновения. 1904. № 24. С. 673-680). Если ранние протестанты считали автором Свящ. Писания Единого Бога или Св. Духа, «простыми служителями» Которого были священные писатели, то рационалисты, напротив, отстаивали человеческую составляющую, хотя и в разной степени. Л. сделал вывод, что важнейшие представители протестантизма «отвергли древне-церковное учение о вдохновении и признали возможность ошибок в Библии», к-рую сочли «только хорошей человеческой книгой» (Там же. С. 674).