ПОЛИКАРП

(Кон. XII - 1-я пол. XIII в.), мон. Киево-Печерского в честь Успения Пресв. Богородицы муж. мон-ря (см. Киево-Печерская лавра), агиограф. Сведения о П. содержатся в Киево-Печерском патерике авторства еп. Владимиро-Суздальского свт. Симона († 22 мая 1226) и самого П. Первому принадлежат Послание к П. («Послание смиреннаго епископа Симона Владимерьскаго и Суждальскаго к Поликарпу, черноризцу Печерьскому») и 9 рассказов, повествующих о жизни печерских монахов, в 7 из к-рых свт. Симон прямо обращается к своему адресату со словами назидательного характера. Перу П. принадлежит Послание к архимандриту Киево-Печерского монастыря прп. Акиндину († после 1231) с приложением написанных по просьбе настоятеля, как уточняет сам автор, 11 рассказов о печерских монахах Никите Затворнике (свт. Никита, еп. Новгородский), преподобных Лаврентии Затворнике, Агапите, Григории Чудотворце, Моисее Угрине, Прохоре Лебеднике, Марке Печернике и Иоанне (см. в ст. Марк, Феофил и Иоанн), Феодоре и прмч. Василии, Спиридоне (см. в ст. Спиридон и Никодим) и Алипии, Пимене Многострадальном («Посланиа, еже к архимандриту Печерьскому Акиндину, о святых и блаженых черноризцех Печерьскых, братии нашеи, списано Поликарпом, черноризцем того же Печерьскаго манастыря»), в которых наряду с фактами биографии отразилось отношение П. к светской власти, монашескому житию, иноческим добродетелям и др.

Есть основания считать, что П. был уроженцем Ростово-Суздальской земли, которую оставил для пострижения в Киево-Печерском монастыре. В рассказе о прп. Алипии он пишет, что был свидетелем чудесного спасения иконы Пресв. Богородицы во время обрушения каменного собора в Ростове и последующего пожара в деревянном храме, куда образ был на время перенесен. П. пользовался покровительством владимирского княжеского дома и вниманием со стороны местной элиты. Свт. Симон отмечает в послании, что Владимирский кн. мч. Георгий (Юрий) Всеволодович (1212-1238, с перерывами) и бояре одобряли выбор П. стать монахом. В др. месте он говорит, что кн. Юрий Всеволодович хотел видеть П. сопрестольником Владимиро-Суздальского епископа, а его сестра, Верхуслава (Анастасия) Всеволодовна,- епископом одной из вакантных кафедр. Поэтому можно думать, что П. принадлежал к привилегированному слою древнерус. общества: отсюда - хорошее образование и достаток. На его средства были установлены 2 двери в Успенском соборе Киево-Печерского мон-ря. Являясь иноком, он тем не менее не отказывал себе в хорошей одежде, заботился о еде и питье: видимо, сказывалась привычка, усвоенная в миру. И хотя в рассказе о прп. Николае (Святоше) Симон пишет, что благодаря пострижению П. «от убожества въ славу прииде и все благое», в этих словах нужно видеть скорее метафору, нежели факт биографии.

В Киево-Печерском мон-ре П., не будучи опытным в иноческой практике, стал поучать др. черноризцев, с высокомерием возражать старшим, уклоняться от общих богослужений, порицать монастырскую кухню и, рассчитывая занять более высокое положение в обители, осуждать ее руководство. Это привело к конфликту с игуменом и соборными старцами: кто-то из них публично отчитал молодого постриженика («речеши же, яко в лице ми досади предо всеми…»). П. решил покинуть родной мон-рь и занять должность настоятеля в мон-ре святых Космы и Дамиана. Также П. рассматривал возможность возглавить Димитриевский мон-рь. В письме свт. Симону П. жаловался на предвзятое отношение к нему со стороны старших собратьев. Но Владимиро-Суздальский епископ занял жесткую позицию: он указал П. на недопустимость нарушения монашеских обетов, в т. ч. обета послушания. В послании свт. Симон писал, что инок не должен искать сана от людей, вести себя высокомерно, не повиноваться тем, кто по воле Господа поставлены над ним. Более того, он пригрозил П. проклятием и пожизненным изгнанием из Киево-Печерского мон-ря, если тот продолжит искать для себя сана. По мнению архиерея, слабость зрения являлась знамением того, что его старейшинство не угодно Богу. Свт. Симон призвал молодого черноризца покаяться и обратиться к безмятежному житию в мон-ре. В уста св. Афанасия Затворника он вложил следующие 3 правила, к-рым должен следовать П.: во всем иметь послушание к игумену, неустанно каяться и молиться об окончании жизни и погребении в родной обители. Необходимость соблюдения этих установлений ради обретения спасения Симон проиллюстрировал конкретными примерами из жизни печерских монахов. Вероятно, П. испытывал сомнения относительно вклада, сделанного при поступлении в Киево-Печерский мон-рь. Не случайно в рассказах о преподобных Еразме и Арефе свт. Симон разоблачает грех сребролюбия и доказывает, что все потраченное во имя Господа является залогом буд. воздаяния. Обращаясь к П., он пишет: «Но се ти, брате, исповем подобно твоему тьщанию о Еразме черноризце» (Абрамович. 1991. С. 119). Кроме того, свт. Симон напоминает П., что в свое время тот сам говорил о необходимости потратить собственное имение на церковные нужды.

Вопрос о том, в каких отношениях находились свт. Симон и П., остается открытым. Составители печатной редакции Киево-Печерского патерика 1661 г. указывали на существование между ними родственных уз. А. М. Кубарев полагал, что данное заключение произвольно, а обращение Симона к П. «брат и сын» нужно понимать в «духовном смысле» (Кубарев. 1847. С. 9). Это мнение утвердилось в науке: принято считать, что свт. Симон был духовным (крестным) отцом П. (Л. А. Ольшевская, Т. Н. Копреева, Е. Л. Конявская, А. Ю. Карпов). Нек-рые исследователи все же допускали существование между авторами Патерика родственной связи (митр. Евгений (Болховитинов), М. А. Викторова, Е. Е. Голубинский). Викторова обратила внимание на слова Симона, в к-рых звучит осуждение желания П. стать игуменом в Димитриевском мон-ре: «...въсхотель еси пакы игуменити у святаго Дмитриа, а не бы тебе принудиль игумен и князь, и азь» (Абрамович. 1991. С. 101). Уподобление свт. Симоном своей воли полномочиям печерского игумена и киевского князя позволяет думать, что он «имел над Поликарпом власть старшего родственника», поскольку ни Киево-Печерский мон-рь, ни Димитриевская обитель не входили в юрисдикцию Владимиро-Суздальского епископа (Викторова. 1871. С. 17-18). К этому можно добавить, что именно свт. Симон решил судьбу П., отправив его на пострижение в Киево-Печерский мон-рь, хотя мог оставить П. при себе в качестве буд. преемника, как того желал кн. Юрий Всеволодович. Викторова обратила также внимание на слова кнг. Верхуславы к Владимиро-Суздальскому архиерею по поводу поставления П. на вакантную кафедру: «И аще ми, рече (Верхуслава.- Ю. А.), и до 1000 сребра расточити тебе ради и Поликарпа» (Абрамович. 1991. С. 102), из к-рых следует, что, по мнению княгини, П. и Симон имели общие интересы. Но, поскольку между авторами Патерика существовала разница в возрасте и социальном статусе, трудно представить, чтобы их связывали просто дружеские отношения (Викторова. 1871. С. 17-18).

Сочинение П. принадлежит к жанру Патерика, для к-рого характерно объединение в рамках одного рассказа небольшого поучения и краткой истории из жизни монаха. П. стремился подражать форме рассказов свт. Симона, но помещал свои наставления не в заключении, а в предисловии. Поучения П. всегда абстрактны, поскольку его труд был адресован широкой монашеской аудитории («да и сущии по нас черноризци уведять благодать Божию, бывшую в святем сем мести (т. е. в Киево-Печерском мон-ре.- Ю. А.)» - Абрамович. 1991. С. 124). Свои рассказы о печерских подвижниках монах-агиограф предваряет посланием к игум. Акиндину, благословение которого призвано было санкционировать его деятельность «на книжном поприще» и защитить «от недоброжелательства» (Конявская. 2000. С. 138). В соответствии с требованиями христ. смирения П. прибегает к самоуничижению, отмечая свои младоумие, грубость и несовершенство разума. Он также признаётся, что не бывал на Св. земле, не видел Иерусалим и Синайскую гору, поэтому не может, как это обычно делают др. книжники, что-либо прибавить к своему повествованию ради красоты слога. И хотя в силу смирения П. пишет, что сведения о своих героях он почерпнул из бесед со свт. Симоном, очевидно, что в своем творчестве он самостоятелен и оригинален. Его рассказы изобилуют бытовыми подробностями, яркими диалогами, а судьбы героев часто соотносятся с известными историческими событиями кон. XI - нач. XII в. Не случайно, оценивая писательское дарование свт. Симона и П., литературоведы, как правило, отдают предпочтение последнему (Ольшевская. 1987. С. 371; Подскальски. 1996. С. 278). Рассказы П. обнаруживают знакомство автора с «Лествицей» прп. Иоанна Лествичника, Житием прп. Феодосия Печерского авторства прп. Нестора, не дошедшим до нас Житием прп. Антония Печерского и летописными текстами XI-XII вв. Осуждение П. корыстолюбия кн. Святополка (Михаила) Изяславича (рассказ о прп. Прохоре Лебеднике) и жестокости князей Мстислава Святополчича (рассказ о преподобных Феодоре и Василии) и Ростислава Всеволодовича (рассказ о прп. Григории Чудотворце) дало основание усматривать в его рассказах «социально-политический протест», элементы обличения «теневых сторон» жизни «представителей феодальной власти» (Копреева, Ольшевская). Однако для таких заключений нет достаточных оснований. Главная тема сочинений П.- это борьба монашеской добродетели с пороком и искушениями, торжество духа над плотью. Особое внимание он уделяет подвигу затворничества, отмечая все трудности этого пути спасения. В поле зрения П. находится и тема взаимоотношения монахов и мирян. Его герои наставляют разбойников и еретиков, дают уроки христ. смирения представителям элиты - состоятельным горожанам и князьям, помогают голодающим.

Предметом дискуссии остается вопрос о датировке сочинений П. Митр. Евгений (Болховитинов) относил их к 1218 г., еп. Филарет (Гумилевский) - к 1231 г., И. И. Срезневский - к 1235 г. Мнение А. А. Шахматова по этому вопросу не было однозначным. С одной стороны, он допускал, что труд П. появился между 1214 и 1226 гг. (до кончины Симона), а с другой - относил его к 1232 г. (Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись // ИОРЯС. 1897. Т. 2. Кн. 3. С. 797-798; Он же. 1898. С. 114). Последняя дата представляется более обоснованной. В послании к прп. Акиндину П. пишет, что жития и деяния печерских подвижников, о к-рых он хочет поведать, были услышаны от еп. Симона. При этом в рассказе о прп. Агапите он уверяет игумена, что, «аще бо аз премолчю, от мене до конца забвенна будуть и к тому не помянуться имена их», и ниже: «...еже токмо въспомяну слышана, и творя, и мню, яко от мене изысканьну быти чюдотворию тех» (Абрамович. 1991. С. 133). Эти слова указывают на П. как на единственный источник сведений о Печерских чудотворцах. Но так выразиться можно было только после кончины свт. Симона. Датировка сочинений П. нач. 30-х гг. XIII в. не противоречит тому, что мы знаем о прп. Акиндине, к-рый упоминается в Лаврентьевской летописи как «архиманьдрит святыя Богородица манастыря Печерьскаго» под 1231 г. (Артамонов. 2001. С. 11-12).

Место упокоения П. неизвестно. Составители печатной редакции Киево-Печерского патерика 1661 г. ошибочно отождествили П. с архимандритом Киевским, игуменом Киево-Печерского мон-ря прп. Поликарпом († 24 июля 1183). Вероятно, смешение 2 Поликарпов стало причиной отсутствия сведений о мощах П. в киевских пещерах и о его церковном почитании (Карпов. 2016. С. 363).