[Хирбет-Кумран; араб. - две луны; есть и иные варианты толкования], обрывистый мергелевый холм с плоской вершиной (плато), возвышающийся над Мёртвым морем; ограничен с юга Вади-Кумраном, а с севера и запада - глубокими ущельями. Расположен на краю Иудейской пустыни, в районе впадения р. Иордан в Мёртвое м., на сев.-зап. его оконечности (1,5-2 км от берега). Возможно, изначальное название места было Секаха (ср.: Нав 15. 61-62; засвидетельствовано также в кумран. Медном свитке).
Здесь находится группа памятников археологии: руины укрепленного поселения, кладбище, маленький поселок у источника Айн-Фешха, система водосбора и водовод, пещеры на обрывах и некоторые др. объекты. Древности К. привлекли исключительное внимание археологов после обнаружения (1947) в пещерах пергаменных и папирусных свитков I в. до Р. Х.- I в. по Р. Х. (см. в статьях Кумранская община и Мёртвого моря рукописи). К настоящему времени поселения, пещеры и вся местность обследованы и объединены в Национальный историко-археологический парк «Кумран».
Для библеистики, изучения истории иудаизма и раннего христианства необходимы не только правильная датировка, атрибуция и интерпретация текстов Мёртвого м., но и трактовка самих памятников кумранского поселения. В этих исследованиях важное место принадлежит археологии: с ее помощью во многом реконструируется историко-культурная ситуация в регионе К.
Даже мельчайшие элементы комплекса, к-рые в ином случае не привлекли бы внимания, осознаются крайне ценными - их активно интерпретируют, вокруг них не утихают споры (особенно интенсивные с 80-х гг. XX в.). К. стал важнейшим комплексом для исследования эпохи Хасмонеев и раннего римского периода в Палестине. Проблемы типологии находок, хронологии и эпистемологии, возникшие в ходе раскопок, породили длительную дискуссию о характере памятников, прилегающих к пещерам Мёртвого м. и Иудейской пустыни. Сомнению и анализу подвергали подлинность и точность датировки найденных свитков, их соотнесенность с вероучениями и традициями Палестины I в. до Р. Х.- I в. по Р. Х., связь свитков с ближайшими поселениями и сам тип поселений.
Район К. ученые посещали с XIX в. (Л. Ф. де Сольси, 1851; А. Айзакс, Дж. Финн и фотограф Дж. Грехем, 1856) и даже вели раскопки (Г. Пул, 1855; Ш. С. Клермон-Ганно, 1873). Ими были отмечены кладбище и башня, которую они единогласно интерпретировали как часть форта, хотя Э. У. Г. Мастерман (1900-1901) указал на несоответствие маленького укрепления обширному кладбищу более чем с тысячей могил. Интерпретацию К. как укрепленного поселения на юго-вост. границе Иудеи приняли Г. Дальман (1914) и позже М. Ави-Йона.
Рукописи в пещерах (как в керамических сосудах, так и без них) обнаружили в 40-х гг. XX в. бедуины; в их рассказах встречаются даты вплоть до 1945 г., но первая значительная группа свитков, поступившая на рынок, была, по сообщениям бедуинов, найдена 15-летним пастухом из племени таамире в Вади-Кумране в февр. 1947 г.
Публикация текстов стала научной сенсацией, но обстоятельства появления рукописей вызвали сомнения в их подлинности. Основания для сомнений дали в т. ч. археологические исследования. Базовыми раскопками поселения Хирбет-Кумран в 1951-1958 гг. стали работы доминиканца, главы Французской библейской и археологической школы в Иерусалиме, свящ. Ролана де Во (1903-1971) и англ. археолога Джералда Ланкестера Хардинга, главы Департамента древностей Иордании (этой стране принадлежал северный берег Мёртвого м.); в работах участвовал Палестинский археологический музей (позже музей им. Дж. Рокфеллера, Иерусалим). Полный отчет о раскопках не опубликован (посмертная обобщающе-интерпретационная публикация см.: Vaux. 1973), полевые материалы и находки обрабатывает с кон. 80-х гг. XX в. Франц. библейская школа; по ее заданию бельгийский археолог Р. Донсель и его супруга П. Донсель-Вут изучили записи, фотографии и находки де Во, но не довели дело до конца, констатировав, что часть монет и дневника утрачены, а мн. материалы потеряли первоначальный вид. В результате фиксационные материалы Библейской школы (сотни фотографий, листы обмеров, суммарные описания из дневников де Во) были изданы на франц. (Fouilles de Khirbet Qumran. 1994. Vol. 1), нем. (Idem. 1996. Vol. 1A) и англ. (Idem. 2003. Vol. 1B) языках, но отсутствие полного отчета ограничивает возможности интерпретации.
С 60-х гг. XX в. (до и после Шестидневной войны 1967 г. и перехода западного берега моря под контроль Израиля) зап. и израильские ученые продолжили раскопки; среди них были: Дж. М. Аллегро; С. Стеколь (он также вскрыл 10 или 12 могил на кладбище (The Oxford Handbook of the Dead Sea Scrolls / Ed. T. H. Lim, J. J. Collins. Oxf., 2010)); Р. Даджани (Департамент древностей Иордании, 1965-1967 гг.). Й. Патрих (1984 (с И. Ядином), 1985, 1991; Patrich. 1994) изучил окрестности и пещеры (включая 3Q и 11Qв) и доказал, что их использовали как склады или укрытия; А. Дрори и И. Маген (1993-1994) также исследовали окрестности К. (программа Департамента древностей Израиля «Операция «Свитки»»). В 1995-1996 гг. М. Броши и Х. Эшель продолжили раскопки в пещерах К. и на кладбище (Broshi, Eshel. 1999); в 1996 г. раскопки вела группа Дж. Стрейнджа (Strange. 2006); тогда же и позднее (1996-1999, 2001-2004) - группа под руководством Магена и Ю. Пелега (Magen, Peleg. 2006). На плато К. с 2002 до нач. 2010 г. работали Р. Прайс и О. Гутфельд (Price, Farhi. 2010).
До российского читателя материалы исследований в К. доходили в переводах популярных книг (Г. А. Штоль, А. Донини и др.) и научных обзорах ученых, изучавших рукописи Мёртвого м. и общие вопросы археологии религии (Амусин. 1961; Он же. 1965; Он же. 1971; Он же. 1983; Тантлевский. 1994; Он же. 2012; Тексты Кумрана. М.; СПб., 1971-1996. 2 вып.).
С нек-рыми поправками (работы Дж. Магнесс, Магена, Пелега и др.) полевые наблюдения де Во сохраняют значение до наст. времени. Хронология основана на достаточно богатом, хотя не полном и не до конца систематизированном материале.
Де Во полагал (не все ученые поддерживают его т. зр.), что К. возник в VIII в. до Р. Х. как звено в цепи укреплений на востоке Иудеи, был разорен вавилонянами (VI в. до Р. Х.) и вновь заселен только в кон. II - нач. I в. до Р. Х. при Хасмонеях (при Иоанне I Гиркане, 135/4-104, или позже, ок. 100 до Р. Х.), стремившихся к контролю над долиной Иордана и Иудейской пустыней (это подтверждает сходство плана кумран. поселения с планами соседних укреплений Руджм-эль-Бахр (евр.- Мааганит-ха-Мелах), вблизи устья Иордана и Хирбет-Мезин. В 31 г. до Р. Х. кумран. поселение, видимо, пострадало от землетрясения, было восстановлено при Ироде Архелае (4 г. до Р. Х.- 6 г. по Р. Х.), во время 1-й Иудейской войны было сожжено и оставлено (июнь 68 г. по Р. Х.), но руины иногда использовали римские воины и иудейские повстанцы.
На стратиграфически почти однослойном поселении выделяют 3 периода. В 1-м де Во видел краткий подпериод Iа (130/150-100 гг. до Р. Х.), практически без материала. Период расцвета Ib (150 г. до Р. Х.- нач. I в. до Р. Х.) датирован многочисленными монетами и керамикой. Период II связан с реконструкцией поселения (ок. 4 г. до Р. Х.- 6 г. по Р. Х.) и завершается захватом К. римлянами летом 68 г. Период III - римский (до 70-80-х гг. по Р. Х.), за ним следует финальный период, когда произошло восстание - 132-135 гг. по Р. Х. Радиоуглеродные даты (для кожи и льна) укладываются в эти интервалы (209/117 - 21 г. до Р. Х./61 г. по Р. Х.). Основной материал, керамика (не ранее I в. до Р. Х.) и монеты, относится к поздним этапам существования К. Есть мнение, что обычное аграрное поселение стало активно развиваться не раньше времени правления Габиния (57-55 гг. до Р. Х.) и активной строительной деятельности Ирода Великого в районе Мёртвого м. (Humbert. L'espace sacré. 1994; Magness. 2002).
За 5 сезонов де Во полностью (хотя довольно грубо, при помощи рабочих-бедуинов) раскопал застроенную часть К. (протяженность ок. 80 м (запад-восток) ´ 100 (север-юг) м, полезная площадь ок. 4500 кв. м), составив планиметрическую схему, к-рой в основном следуют до сих пор.
Де Во относил к древнейшему (довавилонскому) периоду (VIII - нач. VI в. до Р. Х.) следы стен прямоугольного здания с круглым водоемом в центре внутреннего двора. Он счел их остатками крепости израильтян, приняв во внимание немногочисленные фрагменты керамики, оттиск печати с типичной надписью: « » (царское) и остракон с древнеевр. буквами (в наст. время мн. археологи не считают возможным говорить об освоении К. в раннем железном веке). Де Во допускал также, что К. являлся одним из 6 пустынных «городов» Иудеи, упомянутых в Библии (Нав 15. 61-62), а именно - Ир-Мелахом («Соляной город»).
К. эпохи расцвета представлял собой единовременно возведенный, но перестраивавшийся комплекс сложно соотнесенных друг с другом комнат и залов, хранилищ и водоемов, лестничных маршей и оград. Маген и Пелег реконструируют 2 части комплекса, возникшие в хасмонейский период. Комплекс разделен двором на зап. (служебную) часть, с круглой цистерной, окруженной комнатами и конюшнями, и юго-вост. часть (т. н. главное здание), в состав которой входят квадратная в плане башня на северо-западе и центральный зал (или двор) с 2 колоннами, с 4 сторон окруженный галереями.
На 2-м этапе основные элементы комплекса сохранялись, но главная часть существенно расширилась к югу и юго-востоку: добавились большой приемный зал (возможно, служивший трапезной); соединенная с ним кладовая, где обнаружены более 1 тыс. сосудов, хранившихся в стопках; мастерские (в т. ч. гончарные); площадка для сушки и давления фиников и др. хозяйственные и производственные постройки. Отдельное помещение (Locus 30), примыкавшее к башне, узкое и длинное, предназначалось для занятий небольшой группы: в нем найдены обломки 3 столов (длинного и 2 коротких) из сырца и низкие скамьи вдоль стен. Де Во назвал его «скрипторий».
Линии ограждавших поселение стен, слишком низких для обороны, определяли пространство поселения. Одна (север-юг, ок. 140 м) отделяла его от кладбища; 2-я (восточная, 500 м) проходила от берега Вади-Кумрана до источника Айн-Фешха, образовывая обширный двор. Гипотезы исследователей, придававших этим линиям функции отделения священного от профанного, чистого от нечистого (вост. стена объединяет источник и поселение в одно «пространство шабата», и т. п.), основаны исключительно на трактовке К. как сакрального центра и трудно доказуемы.
В целом К.- небольшое поселение, к-рое в эпоху его расцвета характеризуют 2 особенности. Первая особенность - исключительное обилие резервуаров для воды: тщательно устроенные бассейны для омовений, отстойники и цистерны. Одна цистерна (4,9´ 19,6 м, глубина 5,3 м) вмещала 310 куб. м воды; круглая цистерна (длина 5,4 м, глубина 6 м) - 138 куб. м; прямоугольные бассейны со ступеньками (миквы?) вмещали по 25-26 куб. м воды каждая. Дождевая вода собиралась из Вади-Кумрана и с плато, попадала по каналу и акведуку во внешний резервуар и далее шла по внутреннему водоводу, наполняя 7-8 или 10 (в зависимости от интерпретации) купален, огражденных и перекрытых деревом с обмазкой. Возле поселения вода скапливалась в большом отстойнике; имелись отстойники меньшего размера перед каждой цистерной. Предполагается, что купальни для омовений (миквы) отличаются от хозяйственных бассейнов своим устройством: посредине их ступеней проходит особая линия (или барьер), отделяющая чистых участников омовения от еще нечистых. Считается, что многие ванны намеренно размещены в точках, где очищение было обязательным: возле входа в пищевые блоки, комнат с туалетами, мастерской гончара, у входа в поселение (с севера). Вместилища для воды занимают в К. существенно больше площади (17%), чем в любом др. поселении того времени.
Вторая особенность - диспропорция между наличием развитой инфраструктуры и отсутствием жилых помещений. Система пространств общего пользования включала залы для собраний больших групп людей (до 120-130 чел.); кладовую для посуды, где хранились тысячи предметов; кухни, где можно было готовить пищу на десятки человек; хранилища запасов и мастерские. Привычная для поселений башня с более поздним гласисом, севернее главного здания, имела не менее 2-3 ярусов. Де Во выделял также ямы-зернохранилища, хлебопекарню, кухню с несколькими очагами, стойла для вьючных животных, гончарные мастерские с печами для обжига, помещения для переработки сельскохозяйственной продукции, гигиенические устройства и ряд помещений неясного назначения. Однако в поселении, где, видимо, единовременно собирались и работали 100-150 чел., практически отсутствуют спальни - как полагают большинство ученых, оно могло предоставить постоянное жилье не более чем 20-30 жителям. Возможно, некоторые члены общины жили в располагавшихся близ поселения пещерах или даже в небольшом палаточном лагере, следы которого усматриваются севернее общинного центра (Broshi, Eshel. 1999).
Эту диспропорцию усиливает хорошо сохранившееся и чрезвычайно обширное кладбище, расположенное к востоку от руин. Его размеры не отвечают ни жилому пространству в поселении, ни краткосрочности его существования: только в главной (зап.) части насчитывается 1100-1200 могил; кроме того, выделяют 3 участка-продолжения на отрогах плато (южный, средний, северный) и несколько отдаленное от них сев. кладбище (всего ок. 100 погребений; возможно, это независимые кладбища).
На главном участке могилы расположены довольно правильными рядами; на других размещение и ориентировка не столь регулярны. Обряд главного кладбища устойчив: могилы ориентированы по оси «север-юг», большинство отмечено холмиками камней; 2 больших камня часто обозначают изголовье и изножье. На главном кладбище останки клали головой к югу в подбой (выкопанную нишу) с востока могильной шахты (глубина шахт от 0,8 до 2,5 м), к-рый закладывали сырцом или плоскими камнями (если подбоя не было - обкладывали тело). В юж. и юго-вост. секторах могилы размещены беспорядочно, доминирует ориентировка головой к востоку (иногда их считают погребениями бедуинов). В основном захоронения индивидуальны, но открыты 4 двойных (одновременных) захоронения и 3 повторных, вероятно более поздних. Тела обертывали в льняную ткань; в 3 могилах есть остатки деревянных гробов. Обряд в целом не отличается от модели, к-рая встречается по всему региону вплоть до Иерусалима, но ориентация захоронений в К. выдержана точнее - возможно, благодаря наличию свободного пространства.
Некрополь, видимо (не все останки анализировали методами совр. антропологии), имел половозрастное деление: на большом кладбище могилы (26 вскрытых из общего числа 46) исключительно мужские, в то время как на маленьких кладбищах есть захоронения детские и женские. Инвентарь в муж. погребениях отсутствует. Крайне редкие находки есть в женских и детских погребениях на юж. участке - это текстиль, пряслица, косметические ложечки, ювелирные украшения. Хронологически кладбище почти не делится, но в целом оно синхронно поселению (I в. до Р. Х.- I в. по Р. Х.). Обряд погребения определяют как иудейский эпохи Второго храма, во всяком случае для 33-35 скелетов в 31 могиле, включая, возможно, не менее 5 женских. На основе традиц. соотношения численности погребений и времени существования кладбища ученые предполагают, что численность общины составляла 150-400 чел. (Патрих снижает цифры до 50-70 чел.).
Основной массовый материал поселения образуют керамика и монеты, причем то и другое (в т. ч. целые сосуды и единственный клад) преимущественно датируются не ранее I в. до Р. Х.
Обилие целых керамических сосудов (их тысячи), так же как разнообразие их форм, явно превосходит потребности хозяйства и указывает, как иногда считают, на соблюдение требования обновлять посуду в целях соблюдения предписаний о чистоте, но может быть также свидетельством производства и/или складирования посуды в комплексе. В основном это кухонная или столовая посуда: небольшие баночные сосуды, горшки, кувшины, блюда и кубки. Часть керамики, прежде всего сосуды-цилиндры и кувшины овоидной формы с крышками в виде чаш, послужившие контейнерами для найденных в пещерах рукописей, исследователи сначала восприняли как уникальный, даже, возможно, специально созданный для хранения свитков тип. Позже такие сосуды были найдены во мн. комнатах К., а также на мн. памятниках района (особенно в близких к Масаде и в хасмонейском Иерихоне) и отнесены к единой продукции мастерских юго-востока Мёртвого м. Исследования чернильниц показали, что их сделали из иерусалимских типов глины. Обозначилась и общая связь керамических форм К. как с местными мастерскими (Айн-Гувейр и др.), так и с иерусалимскими.
Монеты (серебряные и медные), как и керамика, представляют в К. массовый материал (уже де Во собрал ок. 1230 экз. монет; при раскопках 1990-2000-х гг. было найдено еще 180). Древнейшие из них отчеканены в эпоху эллинизма (при Птолемее II Филадельфе (сер. III в. до Р. Х.); при Селевкидах (III-II вв. до Р. Х.)), но они сохранялись в обращении очень долго: в К. монеты стали откладываться не ранее начала периода Ib, т. е. в сер.- 2-й пол. I в. до Р. Х., и особенно активно - в позднюю эпоху Второго храма. Из монет правителей-хасмонеев (80 экз.) больше всего относится ко времени Александра Янная (103-76 гг. до Р. Х.), чекан которого вообще чрезвычайно обилен в находках на памятниках, но более ранних (монет Иоанна I Гиркана, 135/4-104 гг. до Р. Х.) не было обнаружено. Монет Ирода Великого (37-4 гг. до Р. Х.) найдено всего 5, плюс одна набатейская (ок. 17-5 гг. до Р. Х.), монет Ирода I Архелая (4 г. до Р. Х.- 6 г. по Р. Х.) - 4 экз. Монеты рим. прокураторов и 18 экз. монет царя Агриппы I Ирода (41-44 гг. по Р. Х.) хорошо представлены, как и монеты периода 1-го антирим. восстания (67-68 гг. по Р. Х.). Чекан кон. I-II в. по Р. Х. (императоров Тита, Агриппы II, Траяна, Адриана) лишь отмечен. Времени восстания Бар-Кохбы принадлежат 3 последние монеты, найденные при раскопках памятника. Единственный клад (серебряные тетрадрахмы г. Тира, 126 г. до Р. Х.) был скрыт уже в рим. период, т. к. в нем присутствуют монеты последних десятилетий до Р. Х.
Важные по составу находки собраны в 1990-2000-х гг. на участках, куда выбрасывали мусор. Их 4: на севере, северо-западе, юге (самый древний) и на востоке. Это свидетельства сельскохозяйственной деятельности и быта: базальтовые мельницы, ступки и пестики, чаши и др. каменная посуда. Из металлических изделий найдены браслеты (в т. ч. золотые), серьги (в т. ч. со вставками из камней), заколки-фибулы, пряжки и др. аксессуары, бронзовый кувшин, иголки, железные и бронзовые гвозди, свинцовые грузила, железные ножи и наконечники стрел. Обнаружены фрагменты одежды и обуви, циновок и плетеных корзин. На восточном участке сосредоточены стеклянные изделия: бокалы, кубки, чаши, бутылочки, «сидонские» сосуды. На нек-рых сохранились следы греч. надписей; часть посуды и фрагментов оплавлена (при сожжении К. римлянами ок. 68 г. по Р. Х.?).
На свалках обнаружена масса сожженных финиковых косточек и кости животных (овец, коз, меньше - коров и телят), изредка собранные в кухонные горшки с крышками, чаще - перекрытые большими черепками (их трактуют как остатки ритуальных трапез или следы обычной пищевой гигиены). Допускают, что в К. производили, в т. ч. на продажу, финиковый сироп и сушеные финики (земля на плато слишком засолена для культивации, но пальмы росли в оазисах, ближайший из к-рых когда-то располагался в сотнях метров от К., а более отдаленный, Айн-Фешха,- в 2,5 км южнее).
Исключительный интерес вызвала находка в 2004 г. запечатанного кувшина (50 м южнее К.); его содержимое исследовала международная группа К. Л. Расмуссена (ун-т Юж. Дании), археологов Прайса (ун-т Либерти, шт. Виргиния) и Гутфельда (Еврейский ун-т в Иерусалиме). Внутри оказался строительно-отделочный материал, гипс (обычный на Мёртвом м.) и немного древесного угля, что позволило определить радиоуглеродный возраст находки (100 г. до Р. Х.- 15 г. по Р. Х.).
В дискуссиях о К. существенное значение имеют не только находки, но и отсутствие нек-рых их видов. На полностью вскрытом поселении, где обнаружено много артефактов, нет вещей, являвшихся массовыми и служащих показателем процветания любого аграрного поселения, виллы, форпоста, курортного или адм. центра, таких, напр., как парадная столовая посуда. Так что общий облик поселения остается с т. зр. археологии крайне скромным.
В то же время на поселении не найдены фрагменты свитков и предметов или материалов для их производства (кроме упомянутых чернильниц) - тростниковых перьев, чистого пергамена и папируса, особых ножей для обрезки и т. п. Более того, здесь крайне мало других письменных свидетельств: с территории поселения собрано всего 10 остраконов (они написаны по-еврейски, по-арамейски и по-гречески).
В кон. 40-50-х гг. XX в. и позднее археологи и «поисковики» из числа бедуинов осмотрели сотни пещер в р-не Мёртвого м. (только на долю археологов их пришлось ок. 250), но оказалось, что за пределами К. свитки встречаются редко. Из более чем 1 тыс. текстов и документов в 11 пещерах около К. найдены 800-900; при этом археологи смогли найти их только в пещере № 3 (где обнаружен и знаменитый Медный свиток со «списком сокровищ»).
Однако был сделан ряд важных археологических наблюдений. Удалось выяснить, что только пещера № 4, в 500 м от поселения К. (откуда происходит ок. 15 тыс. фрагментов примерно 600 рукописей, в т. ч. 9-10 копий апокрифической Книги Юбилеев; мезузот (7 экз.) и тфилин (21 экз.)),- искусственного происхождения; что римляне, разрушив поселение, намеренно уничтожали свитки в пещере № 4; что в пещерах № 7-9, на юж. краю террасы К., свитки уже находились к тому моменту, когда появились римляне (Taylor. 2006. P. 139), а следов., их поместили там до разрушения поселения. Кроме того, стало ясно, что керамика из пещер и поселения образует единый корпус (хронологически и типологически) и хорошо соотнесена со стратиграфией, а в слоях поселения достаточно много цилиндрических и овоидных сосудов с крышками.
Несмотря на то что исследователи неоднократно пытались доказать, что пещеры могли использовать как жилища, а не только в качестве укрытий или хранилищ - окончательно это подтвердить не удалось (при этом некоторые бытовые предметы в пещерах обнаруживают).
К наст. времени археология разрешила ряд вопросов, возникших в связи с открытием рукописей Мёртвого м. Удалось доказать достаточную хронологическую близость существования поселения, кладбищ и ближайших пещер. Решена проблема подлинности рукописей, при раскопках в пещерах найдены фрагменты тех же свитков, к-рые были получены учеными от бедуинов. Установлена хронология текстов: неоднократно проводился радиокарбонный анализ находок на поселениях и кладбищах, а также рукописей и тканей, в которые они были завернуты (в 1991 был сделан независимый параллельный анализ лабораториями Цюриха и Тель-Авива; в 1994/95 г.- анализ в ун-те Аризоны). Выводы поддержаны специалистами в области палеографии и графологии: в подавляющем большинстве тексты написаны во II-I вв. до Р. Х., хотя есть и более древние экземпляры. Доказан факт намеренного уничтожения части рукописей еще в древности (вероятно, охотниками за трофеями, напр. римлянами). Поселение и кладбища К. отчасти утратили исключительный характер, они оказались связаны с культурной средой своей эпохи и с традициями (в т. ч. производственными) конкретного региона. Преодолена преследовавшая де Во иллюзия полной изолированности и затерянности К. в пустыне. Исчезли представления о непрерывном существовании в К. одной и той же группы населения, появилась возможность говорить о трансформации в его составе. Но функциональная и смысловая интерпретация К. по-прежнему вызывает споры. В 1948 г. Э. Л. Сукеник (Еврейский ун-т, Иерусалим) предположил, что поселение, кладбища и пещеры - комплекс, связанный с одной из сект иудаизма, вероятно с ессеями (известными по сообщениям античных источников). Идею поддержал де Во, который обосновывал связь кумранского поселения с местом находок рукописей прежде всего их топографической близостью. По его убеждению, плато К. было единственным местом между Эйн-Геди и северным берегом Мёртвого м., которое можно идентифицировать с поселением общины ессеев, локализованной здесь Плинием (Plin. Sen. Natur. hist. V 15 (73)) (Vaux. 1993. P. 1241).
Монах-доминиканец де Во видел в К. подобие мон-ря. Тщательно построенные и обильные водохранилища он называл бассейнами для ритуальных очистительных омовений; большие залы для собраний - типичными монастырскими приемными и трапезными; кладбище - общим некрополем сектантов, тела которых свозили сюда и из др. поселений; половозрастное деление кладбища де Во интерпретировал как признак сохранения целибата (известного из сообщения Плиния и подтверждаемого, по мнению де Во, отсутствием предписаний о женщинах в кумран. Уставе общины 1QS); одно из помещений он трактовал как «скрипторий»; в окрестных пещерах де Во видел хранилища, где ессеи держали готовые рукописи и материалы для их производства.
Противники гипотезы де Во указывали прежде всего на то, что вывод о К. как о центре ессейской аскетической общины делается им на основании некритической комбинации свидетельств письменных источников. О ессейской группе у Мёртвого м. говорил только Плиний, в то время как, согласно Филону и Иосифу, ессеи жили по всей Иудее; об их целибате упоминал только Плиний (Plin. Sen. Natur. hist. V 15 (73)), тогда как Филон и Иосиф сообщали о женатых ессеях (Philo. Quod omnis probus. 12. 75-87; Idem. Apol. 1-14). Кроме того, выводы о ессейской общине делались де Во только с учетом опубликованных в 50-х гг. XX в. текстов, т. е. больших «сектантских» свитков из 1-й пещеры 1QS (+1QSa и 1QSb), 1QH (= 1QHa), 1QM и 1QpHab, а также 2 больших свитков Книги прор. Исаии. Тем не менее интерпретация де Во была принята мн. учеными вплоть до 80-х гг. XX в. (Frey. 2011. P. 13). Многие по-прежнему полагают, что особенности памятника необъяснимы без привлечения «сектантской гипотезы», а связь К. с рукописями Мёртвого м. очевидна и функциональна (Х. Штегеман, Эшель, Дж. Магнесс, Й. Фрей, Х. Й. Фабри и мн. др.). Так подходит к интерпретации имеющихся данных (вплоть до последних) классик ближневост. археологии Э. М. Майерс, один из редакторов «Энциклопедии рукописей Мёртвого моря». У этой гипотезы кроме научной есть и политическая составляющая: свитки Мёртвого м. и связанный с ними К.- составная часть национальной идеологии, возникшая в момент борьбы за создание гос-ва Израиль (что отражено в знаменитом «Музее Книги» в Иерусалиме - хранилище и центре исследования рукописей).
Дискуссии возобновились в кон. 80-х - нач. 90-х гг. XX в., были сформулированы гипотезы о функции поселения и его отношении к рукописям. Сложившийся образ кумран. б-ки самым существенным образом изменился благодаря новым публикациям (прежде всего Храмового свитка (1977)), а также введению в оборот информации о фрагментах из 4-й пещеры и открытию в 1991 г. доступа к фотографиям всех прежде не изданных рукописей. Акцент в дискуссии постепенно сместился с доминировавшей темы роли кумран. находок для понимания возникновения христианства на вопросы о галахе, культе и календаре (Ullmann-Margalit. 2006. P. 136-146). На это повлияли получившее распространение понимание многообразия жанров и тематики кумран. б-ки, а также то, что только очень ограниченную часть ее текстов можно рассматривать как связанную с определенной «сектантской» группой, в то время как множество (в т. ч. небиблейских) текстов возникло за пределами «общины» или имело своих более ранних носителей и попало в б-ку К. «извне».
Модифицированный вариант ессейской гипотезы в нач. 90-х гг. XX в. предложил Штегеман, создавший свой метод реконструкции рукописей по фрагментам (Stegemann. 1990; Idem. 1992). Он пришел к заключению, что только небольшая часть рукописей восходит к ессейской секте, К. был лишь локальным ессейским поселением, а сами ессеи считали себя представителями истинного Израиля (Stegemann. 1992. P. 161). Основной функцией кумранских поселений были, по его мнению, обработка пергамена и производство свитков, и только затем - обучение членов общины. Выбор места был определен наличием в Мёртвом м. необходимых для обработки кожи минералов (Idem. 2007. S. 77-82). Последний аргумент вызвал у специалистов особую критику - такой способ обработки так и не был доказан, а вместе с этим теряет силу и обоснование выбора места на берегу моря (Rohrhirsch. 1996. S. 171-174). Кроме того, водные резервуары, которые, как считал Штегеман, были построены с самого начала существования поселения и использовались для вымачивания кож, относятся только к поздней стадии его существования.
За последние годы неоднократно выдвигались принципиально иные подходы к археологической интерпретации К. (как поселения, так и фонда рукописей). Еще в 50-х гг. XX в. К. Г. Ренгшторф предположил, что свитки - одна из мн. частей рукописей храма, рассеявшихся по стране после разгрома Иерусалима римлянами (Rengstorf. 1960). С 80-х гг. XX в. эту версию основательно развил Н. Голб, исследователь Каирской генизы. Он трактовал Хирбет-Кумран как укрепленное поселение, после разрушения которого в пещерах укрыли часть священных и толковательных текстов, принадлежавших ранее храму и иерусалимским синагогам (состав свитков он не считает сектантским).
Экономические причины возникновения кумранского поселения подчеркивали А. Краун и Л. Кансдейл (Crown, Cansdale. 1994; Cansdale. 1997). К. рассматривался ими как укрепленный таможенный пункт на торговом пути по западному берегу Мёртвого м. с развитым мелким производством посуды и косметики. Рукописи же попали сюда из др. мест. Особенности кумран. кладбища объясняются в рамках этой гипотезы наличием здесь больницы.
Донсель-Вут также отказалась от толкования К. как места религ. общины и предложила считать его виллой (Donceel-Voûte. 1994; Donceel R., Donceel-Voûte. 1994). В эллинистический период знатные семьи могли проводить лето в Иерусалиме, а зиму - на Мёртвом м. К. рассматривался как уменьшенная копия хасмонейских дворцов соседнего Иерихона, где также много общественных пространств и водных инсталляций. Обнаруженные элементы архитектурного убранства, так же как находки дорогого стекла, ювелирных украшений и многочисленных монет, свидетельствуют в пользу этой версии. Размеры помещений, проработанная планировка, избыточно мощная система хранения воды - все говорит о стремлении к комфорту, а не об аскетизме, несмотря на отсутствие привычного архитектурного декора (росписей, резьбы по штукатурке, мозаик для полов, домашних бань), украшенной керамики и других статусных элементов. Но именно по этой причине данная гипотеза не получила развития и подавляющим большинством ученых отвергнута (Magness. 1994). Почти одновременно с Донсель-Вут свою гипотезу о функции поселения предложил Ж.-Б. Умбер. В истории К. он выделяет 2 фазы: возникшее как хасмонейская сельскохозяйственная вилла (многочисленные хасмонейские монеты), возможно для снабжения крепости Гиркании, после временного запустения К. вновь был заселен ессеями и использовался уже как место для альтернативного иерусалимскому культа (Humbert. L'éspace sacré. 1994; Idem. Chirbet Qumrân. 1994). Последний вывод делался на основании находок в вост. части локуса 77 квадратных столов, в к-рых Умбер видел алтари, а находки многочисленных костей животных интерпретировал как остатки жертвоприношений. Несогласные с ним критики приводили во многом те же аргументы, что и при критике гипотезы Донсель-Вут: понимание К. как хасмонейской виллы опровергает отсутствие типичных для таких вилл бассейнов и соответствующего внутреннего декора (Magness. 1994); существование особого ессейского культа, на к-рый должны указывать находки костей, не подтверждается античными свидетельствами о ессеях (Rohrhirsch. 1996. S. 307-317).
Близкое к т. зр. Донсель-Вут решение предложил И. Хиршфельд. Опираясь на открытие в 80-90-х гг. XX в. т. н. укрепленных ферм - центров больших поместий с товарным производством (Рамат-Ханадив и др.), он сопоставил их структурно с К. и предположил, что К. возник как укрепленная станция такого рода, обеспечивавшая экономические интересы Хасмонеев и Ирода Великого на границе оазисов у Мёртвого м., вблизи от финиковых и бальзамовых плантаций. Владельцы поместья могли относиться к кругу служителей храма, саддукеев Иерусалима, что должно объяснять наличие ритуальных бассейнов и появление здесь рукописей, принесенных сюда из разных б-к Иерусалима. В общем виде идею производства, в т. ч. сельскохозяйственных продуктов (фиников и, возможно, бальзама - главного продукта торговли), поддержали Броши и Эшель (Broshi, Eshel. 2004. P. 166), отметив, однако, отсутствие следов ирригации (ср.: Magness. 1994). При этом Эшель, сторонник модифицированной ессейской гипотезы, в своей критике тезисов Хиршфельда подчеркивал близость поселения к пещерам (особенно 8-й и 9-й, а также 4-й, 5, 7 и 10-й), что исключает возможность их раздельной интерпретации (Eshel. 2005. P. 391).
Для фортификационного сооружения К. недостаточно укреплен, но функции обзора (контроля) в приморской зоне, а также функции торгового форта со складами ряд ученых за ним признают. В нем видели форпост, блокгауз, таможню, караван-сарай (Crown, Cansdale. 1994. P. 24-36, 73-78). Ю. Цангенберг подчеркнул расположение К. в районе регионального судоходства и сухопутной трансрегиональной системы, вблизи от Иерихона, стоящего на пути Иерусалим - Амман (Филадельфия) (Zangenberg. 2000; Idem. 2003; Idem. 2006). Последняя перспектива (преобладание «контекстного» археологического подхода и «секулярной» интерпретации К.) со всей ясностью доминировала в докладах конференций и международных научных семинаров, посвященных вопросам соотношения находок в пещерах и в поселении, проходивших в 2002 г. (ун-т Брауна, шт. Род-Айленд), 2005 г. (Фрибур, Швейцария), 2008 г. (католич. академия в Шверте, ФРГ).
Ряд авторов (Патрих и др.) полагают, что организация пространства, условия жизни и слабая обжитость К. могут говорить не об аскетизме обитателей, а о принадлежности поселения к временно используемым сооружениям, таким как убежища торговцев, сезонные аграрные производственные лагеря и т. п. Принципу временного обитания и идее приморской виллы отвечает вновь выдвинутая в 90-х гг. XX в. гипотеза «центра пурификации»: ессеи посещали К., но лишь периодически; правила их жизни предполагали долгие периоды ритуальной «нечистоты», к-рые необходимо было проводить в затворе со множеством очистительных процедур, требовавших обилия воды (Cook. 1996).
Возможно, решение проблемы - в более тонком и детальном анализе археологического материала из К.: активная жизнь этого поселения была длительной (ок. 170 лет), и его функции могли меняться. Такой подход предложили поддержавшие Хиршфельда археологи Маген и Пелег, они провели дополнительные работы и проанализировали материалы экспедиции де Во, выявив не менее 8 керамических горнов, созданных после 63 г. до Р. Х., указали на большие запасы глины в водоотстойниках и на хранилище неиспользованных сосудов. Ученые сделали вывод о существовании на поселении керамического центра (Magen, Peleg. 2006).
В наст. время нек-рые сторонники трактовки К. как ритуального центра признают, что на ранних стадиях (до сер. I в. до Р. Х.) поселение не носило характера религ. центра, поэтому черты его первоначальной планировки как поместья сохранились после перестройки ессеями. Однако отличие К. от известных памятников, таких как дворцы Иерихона или «курортов» с термами (типа Эйн-Геди), несомненная связь поселения (хронологическая и топографическая) с кругом по крайней мере близлежащих пещер и отсутствие определенных видов находок, сдержанное архитектурное оформление, размеры кладбища и черты погребального обряда, а также особенности расположения на неплодородном плато, высоко над землей, пригодной для культивации, не позволяют считать полностью обоснованной ни одну из предложенных реинтерпретаций (Humbert. 2006. P. 38). В среде археологов распространено мнение, что существующие гипотезы не могут удовлетворительно объяснить все имеющиеся факты и следует подождать как окончательной публикации материалов, так и общего развития исследований в регионе. Возможно, не случайно в соответствующем томе «Новой энциклопедии археологии Святой земли» (1993) помещена статья, составленная на основе текста де Во (Vaux. 1993), с самым кратким комментарием, отражающим состояние вопроса на 90-е гг. XX в., а в 5-м т. (2008) среди дополнений и обновлений статья о К. отсутствует.