ИСТИННОРЕЧИЕ

музыковедческий термин, к-рым историки рус. церковного пения вслед за древнерус. книжниками, правившими певч. книги в сер. XVII в., обозначают соответствие написаний в певч. книгах тому, как те же слова принято произносить при чтении богослужебных текстов. Если в наст. время тексты, предназначенные для пения, принципиально не отличаются по произношению и написанию от текстов др. богослужебных книг, то ранее существовало такое различие, что и определило появление данного термина. В научный оборот термин «истинноречие» был введен прот. Димитрием Разумовским (см.: Разумовский. 1867-1869. Вып. 1. С. 58-59), который, по-видимому, заимствовал его из «Азбуки знаменного пения» Александра Мезенца, написанной в 1670 г. (см. изд.: Смоленский. 1888. С. 1-2; относительно датировки см.: ПЭ. Т. 1. С. 529). В XVII в. этот термин имел полемическую направленность (при борьбе с т. н. раздельноречием, или «хомонией»; см. ниже), которая была унаследована историками церковного пения. Термин «истинноречие» необходимо признать устаревшим: он способен вводить в заблуждение, создавая превратные представления об отношениях между правильной и неправильной речью. Филологи, изучающие древнерусские певч. тексты, как правило, этим термином не пользуются.

Раздельноречный текст. Лист из певч. рукописи. 1625–1645 гг. (РГБ. Троиц. № 433. Л. 270)Прот. Д. Разумовский и последующие исследователи-музыковеды выделяют в истории рус. церковного пения 3 периода: «старое истинноречие» (ХI-XIV вв.), когда произношение при пении не отличалось от произношения при чтении; «раздельноречие», или «хомонию» (XV - сер. XVII в.), когда произношение при пении стало отличаться от произношения при чтении; «новое истинноречие» (с сер. XVII в.), когда произношение при пении стало снова соответствовать произношению при чтении.

С XIV-XV вв. в певч. книгах регулярно появляются т. н. раздельноречные написания типа     (заменяющие старые   ) и т. п., когда на месте бывших еров (звуков, восходящих к праславянским [*ъ] и [*ь] и первоначально обозначавшихся буквами и ) в любой фонетической позиции пишутся буквы  и   В основе этого явления лежало стремление сохранить старое книжное, т. е. церковнославянское, произношение (а не искажение церковных книг невежественными писцами, как это нередко полагают).

В истории рус. языка редуцированные гласные звуки [ъ] и [ь], обозначавшиеся буквами и   в одной фонетической позиции (слабой) пали, т. е. перестали произноситься, а в другой (сильной) позиции перешли в гласные полного образования [o] и [e]. Так, напр.,   перешло в     - в     - в     - в   и т. п. В словах   и   1-й редуцированный звук, обозначенный соответственно буквой или   находится в сильной фонетической позиции, 2-й редуцированный, обозначенный той же буквой,- в слабой; в словах   и   редуцированный звук, обозначенный буквой или   находится в слабой фонетической позиции (соответствующие звуки перестали произноситься как гласный, а написание или стало обозначать твердость или мягкость предшествующего согласного).

Истинноречный текст. Лист из певч. рукописи. Кон. XVII — нач. XVIII в. (МДА. № 231870. Л. 1)Этот фонетический процесс - его называют падением редуцированных (или падением еров), хотя точнее было бы говорить о падении и прояснении редуцированных,- происходил в ХII в. и, возможно, отчасти захватил ХIII в. Он затронул исключительно живое, разговорное произношение. Между тем в книжном (церковнослав.) произношении, которое усваивалось при обучении грамоте по складам, буква читалась как [o], буква   - как [e] (см. подробнее: Дурново. 2000; Успенский. 1997; Он же. 2002. С. 139-155; Зализняк. 2002). Т. о., в книжном произношении буквы и   а также и читались одинаково и различение их в написании имело чисто орфографическое значение. Источник подобной манеры чтения, т. е. искусственного церковного произношения еров как [o] и [e],- произношение южнославянских книжников, осмысленное и модифицированное на рус. почве. А. А. Шахматов усматривал этот источник в произношении тех юж. славян, в языке к-рых падение и прояснение редуцированных совершились до того, как это произошло в рус. говорах (падение редуцированных представляет собой общеслав. процесс, к-рый шел с юга на север) (см.: Шахматов. 1941. С. 82).

Рассматриваемое явление было нормой книжного (церковнослав.) произношения, но его отражение на письме противоречило церковнослав. орфографии, поэтому в книжных памятниках смешение и   и имеет окказиональный характер; об этом наглядно свидетельствуют многочисленные случаи исправления в ранних рус. рукописях тех написаний, в к-рых непреднамеренно отразилось книжное произношение еров. Вместе с тем смешение букв и с и широко представлено в древнерус. певч. текстах, записанных в кондакарной нотации. Эта нотация предполагала специальное растяжное письмо, требующее повторного обозначения тянущегося гласного в соответствии с длительностью его звучания в певч. исполнении. Растяжное письмо способствовало отражению реального произношения (в данном случае книжного), а не орфографии. Соответственно в текстах, записанных таким образом, при повторении переходит в  и наоборот (образуя последовательности   или  ), переходит в и наоборот (образуя последовательности   или  ).

До падения и прояснения редуцированных в живом рус. языке писцы церковных книг могли писать слова с ерами этимологически правильно, т. е. в соответствии с традиц. церковнослав. правописанием, поскольку опирались на живое произношение соответствующих форм: там, где в живой речи произносились редуцированные гласные звуки [ъ] и [ь], писец писал буквы и  , притом что в церковном чтении эти буквы произносились не как редуцированные гласные, а как гласные [o] и [e] (см.: Дурново. 2000. С. 663; Успенский. 1997. С. 158-162). После исчезновения редуцированных в восточнослав. говорах писцы потеряли такую возможность.

Процесс падения и прояснения редуцированных первоначально неминуемо приводил к разнобою в написании, которое по идее должно было воспроизводиться в книжном произношении при чтении соответствующих текстов - постольку, поскольку книжное произношение в принципе ориентировано на написание, представляя собой побуквенную систему чтения. При ориентации на написание одни и те же слова должны были по-разному произноситься (даже в пределах одного текста). Будучи связано с богослужением, книжное произношение предполагало единообразие, и такой разнобой оказывался недопустимым. Разнообразие в орфографии имело место и раньше, однако оно в принципе было возможно лишь постольку, поскольку относилось к написанию омофоничных букв или фонетически тождественных форм: в этом случае разнобой в написании не сказывался на книжном произношении (при чтении текста). Теперь же колебания такого рода должны были отражаться на произношении. Это обусловило необходимость преобразования обучения грамоте, и в первую очередь изменение произношения еров. В результате буквы и перестали читаться как [o] и [e], т. е. прекратилось обучение произношению такого рода. Это произошло, по-видимому, в XIV в.

Традиция старого книжного произношения сохранилась в пении, что обусловлено консервативностью церковных распевов: после падения редуцированных в богослужебных текстах существенно сократилось количество слогов и певческая традиция, в которой сокращение числа слогов привело бы к искажению мелодии, разошлась с традицией чтения, т. е. здесь законсервировалось старое книжное произношение еров. Это оказалось возможным потому, что в певч. книгах была изменена система записи: когда изменилась система книжного произношения и буквы   и  перестали учить читать как [o] и [e], певч. книги были переписаны, и там, где звучали [o] и [e], стали последовательно писаться буквы   и , т. е. появились записи типа    и т. п. Такая практика появилась в XIV в., т. е. именно тогда, когда была осуществлена реформа книжного произношения.

Т. о., произношение, к-рое ранее скрывалось за буквами   и   начало эксплицитно передаваться буквами   и   Тем самым тексты для пения стали отличаться как в написании, так и в звучании соответствующих форм от текстов для чтения. Это явление и получило название «раздельноречие», или «хомония»: при «раздельноречном», или «хомовом», пении одни и те же слова по-разному произносятся при чтении и пении.

«Хомовым» данное пение называется потому, что окончание аориста 1-го лица мн. ч.   часто встречающееся в церковных песнопениях, звучит в этих условиях как   Так, ирмос 7-й песни Великого канона поется в «раздельноречной», или «хомовой», огласовке следующим образом:                        Понятие «хомовое пение» и производное от него слово «хомония» появились, по-видимому, в среде противников такого рода пения и имеют несколько уничижительный оттенок (выражение «словеса божественная, на хомони певаемыя» встречается в «Мусикии» Иоанникия Коренева, 1671; см. изд.: Рогов. 1973. С. 122). Это пение называется также «наонным», или пением «на он», поскольку вместо ера произносится буква «он» ().

Произношение [o] и [e] на месте старых еров зависит от конкретного распева, т. е. в одних случаях поется   в других -   в третьих -   наряду с формой   в певч. тексте можно встретить   и т. п. Один и тот же текст может воспроизводиться в певческом исполнении с бoльшим или меньшим отражением «раздельноречия», или «хомонии» (как правило, это связано с бoльшей или меньшей торжественностью исполнения): соответствующие варианты представлены в написаниях певч. текстов, т. е. произношение всякий раз определяется написанием. Равным образом в пределах одного песнопения то или иное слово может предстать в разной огласовке - «раздельноречной» («хомовой») или обычной. Т. о., в певч. текстах в какой-то степени отражается утрата редуцированных в живом рус. языке, однако это происходит спорадически, непоследовательно, что вполне естественно, поскольку певч. тексты были переписаны тогда, когда редуцированные в живом русском языке давно уже пали и этот фонетический процесс начал находить отражение в церковнославянском текстах. Существенно во всяком случае, что любое слово может предстать в пении в «раздельноречной» («хомовой») огласовке - с или на месте этимологических [*ъ] или [*ь]. Последовательное проявление принципа «раздельноречия», или «хомонии», состоит не в том, что любой [*ъ] или [*ь] отражается в «раздельноречном» («хомовом») пении в виде или   а именно в том, что любое слово может принять соответствующую огласовку (с или на месте [*ъ] или [*ь]). Т. о., отражение этимологических [*ъ] или [*ь] в виде или предстает в данном случае как потенциальная возможность, к-рая может проявляться или же не проявляться в конкретном певч. тексте.

Будучи книжным по происхождению явлением, «раздельноречие» находило поддержку в фольклорной традиции, где при пении появляются вставные гласные; соответственно произношение при пении может отличаться от произношения в обычной речи (о вставных гласных в народном пении см.: Богатырев. 1963).

«Раздельноречное» (или «хомовое», «наонное») пение было повсеместно принято до сер. XVII в., когда специальные комиссии осуществили правку певч. книг и ввели т. н. наречное пение, при к-ром произношение певч. текстов не отличается от произношения текстов для чтения (стали петь «на речь», т. е. так, как читали); прот. Д. Разумовский назвал подобное пение «новым истинноречием». 1-я комиссия по исправлению певч. книг была создана в 1652 г., но ее работа была прервана в 1654 г. из-за чумы в Москве и начавшейся тогда же войны с Польшей. После того как война окончилась (1667), была образована 2-я певч. комиссия, деятельность к-рой относится к 1669-1670 гг. (см.: Парфентьев. 1986). О деятельности 1-й комиссии по существу ничего не известно, но скорее всего 2-я комиссия продолжила работу в направлении, заданном 1-й. В результате написания в певч. книгах были приведены в соответствие с написаниями в обычных церковных книгах, предназначенных для чтения; в 70-х гг. XVII в. на Печатном дворе появляются такие должности, как «наречного [или: праворечного] пения справщик», «наречного пения мастер», «писец наречного пения» и т. п. (см.: Там же. С. 86-87).

Эта реформа совпала по времени с расколом Русской Церкви, поэтому часть старообрядцев, а именно старообрядцы-поповцы (приемлющие священство), приняла «наречное» пение, тогда как др. часть, старообрядцы-беспоповцы, продолжала петь по-старому; позднее (с кон. XVIII в.) и нек-рые беспоповцы переходят на «наречное» пение (см. подробнее: Успенский. 1968. С. 61-65); полемика по этому поводу продолжается у беспоповцев и по сей день. Возможность неодинакового отношения к «наречному» и «хомовому» пению в старообрядчестве была заложена самой последовательностью событий, связанных с расколом Русской Церкви. С одной стороны, протесты против «хомонии» и, по-видимому, правка певческих книг «на речь» начались еще до раскола, с другой - работа 2-й комиссии проходила уже после раскола, в частности после Большого Московского Собора 1666-1667 гг., одобрившего никоновские реформы и вместе с тем определившего «гласовное пение петь на речь» (см.: Моск. Собор, 1666-1667. 1905. Л. 38, 2-я фолиация): если 1-е обстоятельство могло легитимировать «наречное» пение в глазах старообрядцев, то 2-е его дискредитировало. Одним из первых протестов против «хомонии» было «Сказание о различных ересях и хулениях на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, содержимых от неведения в знаменных книгах» (1651) мон. Евфросина (см. изд.: Никольская. 2008; частично: Рогов. 1973). Сторонниками «наречного» пения были такие признанные в старообрядчестве авторитеты, как протопоп Аввакум Петров, Иоанн (Григорий) Неронов, Андрей Денисов (см. ст. Денисовы), хотя в Выгорецкой обители при нем принято было «раздельноречное» пение; вместе с тем ревностными приверженцами «раздельноречного» пения были соловецкие старцы (см. подробнее: Успенский. 1968. С. 62-63).

Полемика вокруг «раздельноречного», или «хомового», пения, начавшаяся в сер. XVII в. (и продолжающаяся у старообрядцев по сей день), связана со сменой эстетических представлений. Знаменательно, что вопрос о хомонии непосредственно связывается в этой полемике с др. вопросами, к «хомонии» по существу не имеющими отношения: о единогласном или многогласном пении (при многогласии имеет место одновременное произнесение неск. текстов при богослужении) и о глоссолалических вставках в пении (таких, как аненайки и хабувы); так, в частности, у протопопа Аввакума и в анонимном соч. «Брозда духовная» 1683 г. (см. изд.: Рогов. 1973. С. 87-91). «Хомовое» пение ассоциируется с пением многогласным и с глоссолалиями, тогда как «наречное» пение - с единогласным и предполагает отсутствие глоссолалических вставок. Различие точек зрения связано с различными взглядами на природу и функцию церковного пения и церковной службы вообще. У сторонников «наречного» пения в центре проблемы оказываются восприятие текстов молящимися, их доступность для понимания; возражения против «хомового» пения сводятся к тому, что оно, подобно пению многогласному и пению с глоссолалическими вставками, затрудняет восприятие. Приверженцы же «хомового» пения понимают церковную службу прежде всего как общение с Богом, а не с человеком, для них проблемы человеческого восприятия отступают на 2-й план. С этой т. зр. как «хомовое», так и многогласное и глоссолалическое пение не могут затруднять общение с Богом (поскольку здесь предполагается, так сказать, идеальный канал связи) и тем самым не могут нарушить функцию богослужения.

С проникновением ренессансных идей рус. церковное искусство начинает все больше ориентироваться на субъективное человеческое восприятие. Это явление находит отражение в иконописи (ср. появление прямой перспективы), в зодчестве (ср. противопоставленность шатрового и купольного типов храма) и, наконец, в пении, где оно и проявляется в замене «раздельноречного», или «хомового», пения «наречным», в борьбе с глоссолалическими попевками и многогласием, так же как и в появлении партесного пения (см. подробнее: Успенский. 1996. С. 501-506; Владышевская. 2006. С. 187-210).

Ориентация на восприятие делает актуальной проблему условности богослужебного пения (см.: Лотман, Успенский. 1970). Знаменное пение (см. ст. Знаменный распев) традиционно понималось как ангелогласное, богодухновенное (Владышевская. 1990; Она же. 2006. С. 169-184). Предполагалось, что оно хранило в себе богооткровенную истину: мелодия его считалась священной и ее нарушение, произвольное изменение нотных знаков было недопустимо; этим и объясняется переписывание певч. книг в XIV в., зафиксировавшее старое книжное произношение еров и определившее появление «раздельноречия». Такое понимание нашло отражение в постановлении Стоглавого Собора (1551): «церковное пение правити сполна и по чину о всем по преданию святых апостол и святых отец, по Божественному уставу и по священным правилом, ничто же претворяюще» (гл. 6; см. изд.: Емченко. 2000. С. 266). Крюки в раздельноречных песнопениях сохранялись более тщательно, чем текст. Мон. Евфросин с упреком говорил об этом: «В пении нашем точию глас украшаем и знаменныя крюки бережем, а священныя речи… до конца развращены противо печатных и письменных древних и новых книг» (см.: Никольская. 2008. С. 78; ср.: Рогов. 1973. С. 74). В результате правки певч. книг «на речь» меняется сам характер пения (соответственно, в наст. время у старообрядцев-беспоповцев, поющих «раздельноречно», сохраняется архаическое интонирование знаменного распева, к-рое отсутствует у поповцев, придерживающихся «наречного» пения). Во 2-й пол. XVII в. певч. культура активно развивается, она оказывается открытой для внешних влияний. Вместе с возникновением «нового истинноречия» («наречного» пения) появляется множество распевов, пришедших с запада и юга, развивается многоголосие, и знаменный распев постепенно теряет статус непререкаемой певч. традиции. «Новое истинноречие» оказывается на пороге нового этапа истории церковного пения.