МАКСИМ

Память М. особо чтилась во владимирском Успенском соборе наряду с памятью погребенных там же 3 св. Владимирских князей (Андрея Юрьевича Боголюбского, Георгия (Юрия) Всеволодовича и Глеба Андреевича).

Согласно указу царя Иоанна IV Васильевича, посетившего Владимир в 1552 г., в Успенском соборе творилось поминовение М. дважды в году: «По Максиме митрополите пети в год 2 панихиды, одна на преставление его декабря в 6 день, другая августа в 13 день (13 авг. Церковь чтит память тезоименитого М. святого - прп. Максима Исповедника.- Авт.)» (Доброхотов В. И. Памятники древности во Владимире Кляземском. М., 1849. С. 61; см. также: Сиренов А. В. О грамоте Ивана Грозного Успенскому собору г. Владимира // Историография и источниковедение отечественной истории. СПб., 2002. Вып. 2. С. 27-34).

В XVII в. во Владимире была написана агиографическая Повесть о М., дошедшая в единственном списке (РГБ. Ф. 256. № 364. Л. 337-340 об., кон. XVII - нач. XVIII в.; «Месяца декабря в 15 день сказание о святем блаженнем первопрестольнике чюдном митрополите Максиме Владимирском, и Московском, и всея России» - Сиренов. 1998. С. 146). В основу Повести был положен ряд статей официального летописания XVI в. и читающаяся на Максимовской иконе Божией Матери надпись со Сказанием о ее явлении М. (с дополнением, что ключарь Успенского собора Патрикий во время набега царевича Талыча на Владимир в 1412 спрятал врученные М. Божией Матерью омофор и ковчег, в к-ром последний хранился, в стене собора). Кроме того, из Жития св. митр. Петра был извлечен эпизод со встречей М. с буд. митр. Петром, вручившим первосвятителю икону Пресв. Богородицы, к-рую сам написал. По наблюдениям А. В. Сиренова, заимствование в текст Повести было сделано через посредство «Книги Степенной царского родословия», список к-рой (РГАДА. Ф. 381. № 346) в 1594 г. Вологодский и Великопермский архиеп. Иона (Думин) дал вкладом во владимирский в честь Рождества Пресвятой Богородицы монастырь; ранее, в 1590 г., тот же иерарх дал вкладом в эту обитель и список Воскресенской летописи (свод нач. 40-х гг. XVI в.) (ГИМ. Син. № 144). Исследователь предполагает, что именно эти 2 рукописи могли использоваться при написании Повести о М., и в таком случае она была составлена в стенах Рождественского монастыря скорее всего в 1-й пол. XVII в., когда оживляется интерес к местным церковным древностям и, в частности, создается Летописец владимирского Успенского собора.

В «Книге, глаголемой Описание о российских святых», известной в списках XVII-XVIII вв., М. называется святым и чудотворцем (Описание о российских святых. С. 222). М. был записан для поминания в синодик московского Успенского собора (ДРВ. Ч. 6. С. 434).

Согласно описи владимирского Успенского собора 40-х гг. XVII в., «да в той же болшой церкви в приделе в Пантелеймонове лежит Максим митрополит» (цит. по: Тимофеева. 2013. С. 39); аналогичную информацию содержат и др. описи собора 40-80-х гг. XVII в. (см.: Там же. С. 40-41; Виноградов. История. 1905. С. 66-67; Сиренов А. В. Путь к граду Китежу: кн. Георгий Владимирский в истории, житиях, легендах. СПб., 2003. С. 37-39; Он же. Описи древних гробниц в рукописных сборниках XVII в. // История в рукописях и рукописи в истории: Сб. ст. к 200-летию ОР РНБ. СПб., 2006. С. 399-414).

Придел св. Пантелеимона Успенского собора Владимира, в к-ром был погребен М., в 1774 г. был переосвящен во имя св. мч. кн. Владимирского Георгия Всеволодовича и стал именоваться Георгиевским (в 1864 этот придел был перенесен в отдельное здание).

Не позднее 1708 г. над гробницей М. была построена «сень, столпы резные золочены» (РГАДА. Ф. 237. Оп. 1. Д. 274. Л. 28 об.; Тимофеева. 2013. С. 43). Новая сень, вероятно, была установлена при ремонте храма, в 1768-1774 гг., одновременно с устройством сеней над погребениями св. Владимирских князей.

К сер. XIX в. погребение святителя находилось не в юж. галерее, где оно было еще в 1725 г. (Виноградов. История. 1905. С. 56-57) и где располагался Георгиевский придел, а в западной (оно показано там на плане Ф. Г. Солнцева 1859 г.). Согласно Тимофеевой, погребение М. было перенесено в зап. галерею между 1725 и 1849 гг., после чего над ним была сооружена новая резная позлащенная сень, известная по описаниям 2-й пол. XIX в. Посередине на ней было клеймо, по зеленому фону к-рого имелась надпись золотыми буквами: «Максим грек священ бе в лето бытия 6791, Рожд. Христ. 1238 (sic!) в Киев прииде, частого же ради нахождения татарского преселися из Киева в великороссийский стольный град Владимир, пас Церковь Христову Максим 23 года, преставися в лето бытия мира 6812» (цит. по: Тимофеева. 2013. С. 37). На белокаменной погребальной плите в золоченой раме имелось изображение М. с наложенным серебряным венцом, рядом в серебряной золоченой ризе находилась Максимовская икона Божией Матери (ныне в собрании ГВСМЗ), надпись о явлении которой святителю помещалась на лицевой стороне гробницы.

В 1869 г. надгробная сень была разобрана, изображение святителя снято с гроба и повешено на стене, находящейся напротив, пол выстлан чугунными плитами вровень с полом собора. Свящ. Сергий Лебедев, много лет служивший в соборе в качестве викарного иерея, в 1869 г. «сподобился облобызать десную руку святителя Максима», а соборный прот. Ф. М. Надеждин позднее «показывал полученную им в то время часть прочной ткани из гроба святителя» (Виноградов. История. 1905. С. 64). Т. о., до 1869 г. мощи М. находились не под спудом, а поверх пола в раке.

В 1874 г. погребение М. было ограждено железной решеткой, существовавшей до 1878 г., когда вокруг юго-зап. угла храма был устроен иконостас на средства бывш. соборного старосты Васильева (иконостас, вероятно, был разобран в 1882 при ремонте).

Канонизация подтверждена включением имени М. в Собор Владимирских святых, празднование которому было установлено в 1982 г. по благословению Владимирского и Суздальского архиеп. Серапиона (Фадеева). Святитель прославляется во 2-м и в 3-м тропарях 1-й песни Канона Собору Владимирских святых (Минея (МП). Июнь. Ч. 2. С. 246).

Изображения М. не получили большого распространения, т. к. почитание святителя, погребенного в Успенском соборе Владимира, было сугубо местным и почти не имело отношения к развитию общерусского почитания преемников митрополита, живших в Москве и похороненных там в кафедральном соборе. Во Владимире образ М. находился в тени местных, но почитавшихся и за пределами города святых - Александра Невского, Георгия Всеволодовича, Андрея Боголюбского и Глеба Андреевича, к-рые составили однородную группу св. князей - сродников московских государей (об их почитании см.: Преображенский А. С. Ранние изображения владимирских святых: становление иконогр. традиции // «Хвалам достойный…»: Андрей Боголюбский в русской истории и культуре: Междунар. науч. конф. (Владимир, 2011 г.). Владимир, 2013. С. 109-136). По-видимому, сложившаяся традиция почитания этих святых, а также мч. Авраамия Болгарского, мощи которого хранились в Княгинином монастыре, превалировала над формированием культа Владимирских епископов, в т. ч. М., чьи гробницы, соседствующие с княжеским некрополем Успенского собора, казались менее значительными святынями, чем захоронения правителей из рода Рюриковичей.

Описание внешности М. почти не встречается в иконописных подлинниках, а его изображения отсутствуют на старообрядческих иконах «Образ всех Российских чудотворцев», где представлены многие малоизвестные русские святые. Одно из немногих известных исключений составляет подлинник (БАН. Строг. № 66. Л. 154), в котором М. назван блаженным и упомянут в отдельном перечне без указания дня памяти: святитель «подобием рус, брада Златоустова, в белом клобуке и сак лазорь, киноварь испод, голубец амфор, и Евангелие. Инде надсед, брада Николина» (Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 2. С. 162. № 318). Описание свидетельствует о вариативности иконографии М., видимо вызванной отсутствием данных об аутентичных образцах; уподобление свт. Николаю Чудотворцу скорее всего основано на совпадении дней их памяти (6 дек.); облачение святителя соответствует облачению на изображениях его преемников на Киевской митрополичьей кафедре - Московских святителей Петра и Алексия.

Бедность иконографической традиции, связанной с М., во многом искупается существованием 2 древних изображений святителя, которые входят в состав символических композиций, выражающих представления о сакральной природе архиерейской власти и преемстве иерархов, занимавших Киевскую митрополичью кафедру. Самое раннее находится на Максимовской иконе Божией Матери, получившей название по имени святителя, который, согласно относительно позднему преданию, повелел написать образ, чтобы запечатлеть явившуюся ему во сне Пресв. Богородицу. М. представлен принимающим архиерейский омофор, вручаемый Богоматерью в знак одобрения его переезда из Киева во Владимир-на-Клязьме в 1299 г. Скорее всего предание о виде́нии сформировалось на основе изображения, но сама композиция памятника действительно связана с перемещением М. на северо-восток Руси и с упразднением Владимирской епархии, вошедшей в состав Митрополичьей обл. Иконография произведения, по-видимому заказанного М. в качестве вотивного или буд. надгробного образа между 1299 и 1305 гг. и, согласно некоторым сведениям, имевшего надпись с обращенной к Богородице молитвой архиерея, носит символический характер. Она воспроизводит особый вариант византийского донаторского или репрезентативного портрета со сценой вручения государю или церковному иерарху инсигнии его сана либо какого-то священного предмета. Вероятно, мотив вручения омофора должен был уподобить русского митрополита не только визант. иерархам, но и свт. Николаю Чудотворцу, иконы которого часто включали образы Богородицы и Иисуса Христа, вручавших святому омофор и Евангелие. Необычная иконография Максимовской иконы Божией Матери свидетельствует о хорошем знакомстве митрополита-грека с редкими примерами византийской донаторской иконографии и о желании обосновать с их помощью правомерность перенесения резиденции предстоятеля Русской Церкви из Киева во Владимир-на-Клязьме. Отражение в иконографии иконы новой ситуации в жизни Русской Церкви, как и название образа, сохраненное поздней устной, а затем и письменной традицией, позволяет предполагать, что на иконе действительно помещен прижизненный образ М.- самое раннее из известных к настоящему времени изображений русских иерархов. Образ М. имеет плохую сохранность, однако его первоначальный облик в целом поддается реконструкции. Святитель представлен в правой нижней части средника в молитвенной позе, с ликом, обращенным ко Христу и к Богоматери, и с воздетыми дланями, которые касаются омофора, спускающегося с десницы Богородицы. Размер фигуры митрополита-донатора небольшой, и мастер представил его стоящим на своего рода подиуме, который, напоминая крепостную стену или, менее вероятно, гробницу, мог вводить в икону образ города как резиденции архиерея и «дома Богородицы». Лик М. сильно поврежден. Судя по сохранившимся фрагментам авторской живописи, святитель был представлен с недлинной темной бородой и такими же волосами, а его нос имел заметную горбинку. Митрополит облачен в белые богослужебные одежды: фелонь-полиставрий с коричневыми крестами, поручи с жемчугом и омофор с черными крестами и 3 парными горизонтальными «источниками» на нижнем конце. На акварельной копии иконы, исполненной в 1859 г. Ф. Г. Солнцевым (ИИМК; Новаковская-Бухман С. М. Ф. Г. Солнцев - первооткрыватель фресок Успенского собора во Владимире // ИХМ. 2005. Вып. 9. С. 440. Ил. 9), М. представлен в саккосе без крестов, однако не ясно, видел ли Солнцев икону, к тому времени неоднократно записанную, без оклада. Более вероятно, что саккос появился при одном из поновлений, а первоначально святитель был изображен в фелони, в которой он представлен и на шитом воздухе 1389 г. На акварели Солнцева воспроизведен также белый клобук, аутентичность которого несомненна. Фрагменты белого головного убора (возможно, с коричневым крестом на лбу), хорошо различимые на Максимовской иконе Божией Матери, являются важным свидетельством сравнительно раннего возникновения традиции ношения белого клобука рус. первоиерархами, доказывающим несостоятельность предания о новгородском происхождении этой рус. инсигнии. Вполне возможно, что белый клобук, не имеющий очевидных визант. аналогов, первым из митрополитов стал использовать именно М., к-рый после переезда во Владимир-на-Клязьме мог включить в свой богослужебный обиход определенные элементы местной ростовско-владимирской литургической традиции, восходящей к домонг. эпохе.

Изображение М. помещено на огромном шитом возду́хе, созданном по заказу вдовы вел. кн. Симеона Гордого Марии Александровны и, согласно вкладной надписи, оконченном в 1389 г. (ГИМ). Основой композиции воздуха, вероятно предназначавшегося для Архангельского собора Московского Кремля (аналогичный предмет, в к-ром вопреки мнению Н. А. Маясовой можно видеть возду́х из ГИМ, упом. в соборной описи 1730 г., см.: Маясова Н. А. Произведения лицевого шитья из Архангельского собора // Архангельский собор Московского Кремля. М., 2002. С. 337, 339), является Нерукотворный образ Спасителя. Он служит центром необычного деисусного чина, включающего фигуры не только Богоматери, св. Иоанна Предтечи и 2 архангелов, но и 4 рус. митрополитов - святителей М., Петра, Феогноста и Алексия. Из этих иерархов к 1389 г. был канонизирован только свт. Петр, представленный на самом почетном месте и названный в надписи святым. Др. иерархи, и в т. ч. М., названы преосвященными митрополитами. Все святители показаны с нимбами как знаком их высокого сана. Выбор персонажей указывает на программное значение произведения: это своеобразное «родословное древо» митрополии Киевской и всея Руси за последние 100 лет ее существования, где представлены все 4 предстоятеля Русской Церкви, управлявшие после перенесения митрополичьей резиденции из Киева во Владимир-на-Клязьме, а затем в Москву. Ряд изображений последовательно правивших митрополитов напоминает о сериях архиерейских портретов в церковных центрах православного мира, находя аналогии в росписях кафедральных храмов Сербии (см. подробнее: Преображенский. 2010. С. 290-293). М. вместе со свт. Феогностом показан в правой части композиции, т. е. по левую руку от Спасителя, на менее почетном месте, чем уже канонизированный свт. Петр и почитавшийся до своего общецерковного прославления свт. Алексий. Однако его фигура играет важную роль в программе воздуха, т. к. М. является предшественником всех изображенных иерархов и 1-м Киевским митрополитом, окончательно переселившимся во Владимир-на-Клязьме. Преемственность архиереев показывают их белые клобуки, которые, судя по этому памятнику, ко 2-й пол. XIV в. стали неотъемлемой частью облачения митрополитов всея Руси. В отличие от других святителей М. облачен не в саккос, а в фелонь-полиставрий, покрывающий его молитвенно воздетые руки. Эта особенность позволяет предполагать, что 1-м русским митрополитом, получившим право служить в саккосе, был преемник М. свт. Петр. Внешность М., представленного на воздухе средовеком с короткой широкой слегка раздваивающейся на конце темно-коричневой бородой, не противоречит иконографии вотивной иконы. Все это подтверждает достоверность древнейших изображений М., к-рые, во многом не совпадая с описанием в иконописном подлиннике, становятся важным источником по истории облачений рус. митрополитов XII-XIV вв.

Др. средневек. образы М. также не связаны с его почитанием в качестве святого и представляют собой элементы сложных изобразительных циклов. Святитель является одним из действующих лиц цикла Жития свт. Петра, митр. Московского, к-рый, как и лежащие в его основе агиографические тексты, подчеркивает законность вступления свт. Петра на Киевскую кафедру, подтвержденную образом Богородицы, написанным этим святителем для М. В 7-м клейме житийного образа, исполненного в мастерской Дионисия для московского Успенского собора (кон. XV в., ГММК), М. представлен благословляющим свт. Петра, тогда игумена Спасского мон-ря на Рате, поднесшего ему собственноручно исполненную икону Богоматери. Святитель с недлинной русой с проседью остроконечной бородой изображен в рясе и коричневой мантии, на голове - белый клобук. Внешность М. имеет лишь условное сходство с его изображениями на Максимовской иконе Божией Матери и на воздухе 1389 г. Очевидно, мастер, не зная этих произведений, наделил М. стандартной внешностью, но правильно передал его облачения, ориентируясь на иконографию Московских святителей Петра и Алексия, которые традиционно изображались в белых клобуках. Более поздние житийные образы свт. Петра следуют иконографии кремлевской иконы и довольно точно воспроизводят клеймо с М., благословляющим своего преемника. Таковы икона 3-й четв. XVI в. из ц. арх. Гавриила в Вологде (ВГИАХМЗ; Иконы Вологды. Кат. 89) и икона нач. XVII в. письма Истомы Савина (ГТГ; Антонова, Мнёва. Каталог. Т. 2. Кат. 788. С. 314); в обоих случаях на мантии М. показаны «источники», но на иконе из ГТГ голова святителя обнажена (на той же иконе письма Истомы Савина в клейме «Поставление Петра в иереи»). Клеймо со святителями Петром и М. включено и в состав житийного цикла митр. Петра на иконе 3 Московских святителей со сценами жития из Никольского единоверческого мон-ря в Москве (1-я пол. XVII в., ГРМ; Святые земли Русской. 2010. Кат. 219. Ил. 96).

Композиции, включающие изображение М., иллюстрируют соответствующие известия летописи в I Остермановском томе Лицевого летописного свода 70-х гг. XVI в. (БАН. 31.7.30-1). Это сцены поставления Максима в митрополиты К-польским патриархом (л. 142), прибытия святителя на Русь (л. 143), поездки в Орду и возвращения оттуда (л. 144 об.), путешествия по Русской митрополии (л. 145), посещения Пскова и Новгорода и встречи с вел. кн. Димитрием Александровичем (л. 145 об.), поставления еп. Владимирского Иакова в Софии Киевской (л. 153), поставления еп. Тарасия Ростовского в том же храме (л. 157 об.), поставления еп. Андрея Тверского (л. 158), поставления еп. Симеона Владимирского (л. 182 об.), выезда митрополита из Киева и посещения им Брянска (л. 188), приезда во Владимир-на-Клязьме и выезда бывшего Владимирского еп. Симеона в Ростов (л. 188 об.), приезда в Новгород и Псков с епископами Симеоном Ростовским и Андреем Тверским и поставления Новгородского архиеп. Феоктиста в Софии Новгородской (л. 189), преставления и погребения в Успенском соборе во Владимире-на-Клязьме, сопровождающихся громом и молнией (л. 216). Вероятно, М. изображен на миниатюре, иллюстрирующей известие под 1311 г. об оставлении кафедры Ростовским еп. Симеоном (л. 229 об.), где упоминается его перевод митрополитом из Владимира-на-Клязьме (в состав композиции входит сцена беседы 2 иноков в черных клобуках). Кроме того, под 1303 г. помещена сцена пострижения в монахи кн. Даниила Московского (л. 204 об.), к-рое совершает архиерей в саккосе и шапке. Возможно, вне зависимости от исторических реалий миниатюрист имел в виду митрополита всея Руси; тот же персонаж представлен на миниатюре «Погребение князя Даниила» (л. 205). Иконография М. на миниатюрах Лицевого свода не отличается устойчивостью. Как правило, он изображается седым старцем с короткими волосами и довольно длинной, обычно округлой бородой, хотя на мн. миниатюрах она заметно заострена или раздвоена на конце. В композициях литургического характера - в основном в сценах рукоположения архиереев, чья схема следует изображениям хиротонии в житийных циклах святителей, М. представлен в саккосе и архиерейской шапке (в сцене его поставления в митрополиты, а также на миниатюрах «Поставление Тарасия Ростовского» и «Поставление Симеона Владимирского» - с обнаженной головой). Однако на миниатюре, изображающей преставление и погребение митрополита, его иконография существенно меняется: шапка отсутствует, а саккос замещается фелонью без крестов (эта особенность отчасти близка к Максимовской иконе Божией Матери и возду́ху 1389 г., но скорее всего появилась случайно; случайной деталью, очевидно, является и нимб у М. на миниатюре «Поставление еп. Симеона Владимирского»). В остальных сценах М. облачен в рясу, архиерейскую мантию с «источниками» и черный клобук (в отличие от неоднократно представленного в том же томе свт. Петра в белом клобуке). Иконография М. разрабатывалась миниатюристами самостоятельно, без опоры на его древнейшие изображения или клейма житийных икон свт. Петра; на этот процесс, вероятно, влияли не иконография святителей Петра и Алексия, а изображения свт. Ионы в архиерейской шапке и относительно поздняя богослужебная практика Московской кафедры, выразившаяся в отказе от белого клобука как от митрополичьего атрибута (обычай его ношения митрополитами был восстановлен в 1564: АИ. 1841. Т. 1: 1334-1598. № 173. С. 331-333).

Изображения М. в искусстве XVII-XIX вв. встречаются крайне редко. В основном они связаны с почитанием Максимовской иконы Божией Матери во Владимире. На рубеже XVII и XVIII вв. она была перенесена из местного ряда иконостаса Успенского собора к гробнице святителя, над которой, по описи 1708 г., стояла резная вызолоченная сень (РГАДА. Ф. 237. Оп. 1. Д. 2764. Л. 28 об.). Согласно той же описи, «на гробе же Максима митрополита греченина» находился «образ пресвятыя Богородицы в молении Максим митрополит» - самый ранний список чтимой иконы (Там же. Л. 10 об.; в предшествующих описях 1693 и 1695 гг. список, как и сень, не упом.). В нач. XX в. икона-список, очевидно, хранилась в храме странноприимного дома при Успенском соборе (упом.: Мат-лы Комиссии по сохранению и реставрации древней живописи в России: [1918 г.] // Ферапонтовский сб. М., 2006. Вып. 7. С. 250, 286. Примеч. 21 (указано, что ныне она находится в иконостасе Георгиевского придела Успенского собора)). Изображение Максимовской иконы в книге Е. Поселянина (Поселянин Е. Богоматерь. СПб., 1909. С. 250) воспроизводит гравюру XIX в., не точно передающую композицию оригинала (фигура Богоматери окружена сиянием, коленопреклоненный М. показан без подножия и не в уменьшенном масштабе). В наст. время над гробницей М. в Успенском соборе Владимира стоит Максимовская икона Божией Матери рубежа XIX и XX вв. в размер оригинала; митрополит изображен седовласым и длиннобородым, в белом клобуке и фелони-полиставрии.

При епископах Павле (Гребневском) и Иерониме (Фармаковском) одновременно с созданием существующего барочного иконостаса Успенского собора и резных сеней над раками св. князей Андрея, Георгия и Глеба (1768-1774) была исполнена аналогичная сень над гробницей М., украшенная знаками архиерейского сана, а на гробницу была положена доска с изображением святителя, украшенным серебряным венцом. В 1869 г. сень была уничтожена, а образ с гробницы повесили напротив нее (Виноградов А., прот. История кафедр. Успенского собора в губ. г. Владимире. Владимир, 1905. С. 63-64). Данные о др. единоличных изображениях святителя отсутствуют.

М., насколько известно, никогда не писали на иконах с изображениями Владимирских чудотворцев, обычно включавших фигуры Александра Невского, Георгия Всеволодовича, Андрея Боголюбского, Глеба Андреевича и мч. Авраамия Болгарского либо только фигуры святых, погребенных в Успенском соборе (Георгия, Андрея и Глеба). Однако изображение М. было включено в роспись заложенной после 1723 г. камнем арки восточных ворот владимирского Рождественского мон-ря: кроме него образу Божией Матери «Знамение» предстояли владимирские князья и Авраамий Болгарский (Тихонравов К. Н. Владимирский Рожествен мон-рь XII в., где почивали св. мощи в. к. Александра Невского, до перенесения в С.-Петербург. Владимир, 1869. С. 51; время создания росписи неизв.). В 1879-1881 гг. алтарь владимирского Успенского собора был расписан московским живописцем Н. Г. Степановым (Виноградов А., прот. История кафедр. Успенского собора. Прил. С. 29). Роспись, исполненная в академическом духе вместо живописи «итальянского стиля» 1768-1774 гг. и, возможно, частично повторяющая ее программу, включает фигуру М., представленного вместе с мч. Авраамием Болгарским в нижнем ярусе южного пилона жертвенника. Святитель изображен в архиерейских одеждах, характерных для иконографии XIX в. (в саккосе, с панагией, в митре), он держит Евангелие и именословно благословляет; это средовек с длинными темными волосами и относительно короткой бородой, чья внешность напоминает изображения свт. Тихона Задонского. Вероятно, образы М. включались и в другие поздние росписи, создававшиеся на территории Владимирской епархии.

Совр. иконография М. представлена списками Максимовской иконы Божией Матери; его образ включен в состав композиций «Собор Владимирских святых»; изредка встречаются единоличные изображения по пояс или в рост (иногда с Максимовской иконой в руках). Как правило, М.- седовласый длиннобородый старец. Иконописцы, ориентирующиеся на Максимовскую икону Божией Матери, пишут его в фелони, омофоре и белом клобуке, однако встречаются и изображения в саккосе, подражающие иконографии Московских святителей Петра и Алексия.