(Глухарёв Михаил Яковлевич; 30.10.1792, г. Вязьма Смоленской губ.- 18.05.1847, г. Болхов Орловской губ.), прп. (пам. 18 мая, в Соборе Алтайскийх святых, 23 янв.- в Соборе Костромских святых, 10 июня - в Соборе Сибирских святых, в воскресенье перед 28 июля - в Соборе Смоленских святых), архим., основатель Алтайской духовной миссии (АДМ). Род. в семье священника Введенского собора Иакова Глухарёва, известного в округе ревностной проповеднической деятельностью. О благотворном влиянии матери Агафии и сожалении по поводу ее ранней кончины М. писал в «Исповеди» (Письма. 1905. С. 29). Первоначальным образованием Глухарёва занимался отец. В возрасте 7 лет мальчик уже делал переводы с русского на латинский язык. В 8 лет был принят в Вяземское ДУ «прямо в инфиму» (3-й класс). Однажды, возвращаясь домой, простудился, проболел полгода. Болезнь вызвала серьезные осложнения голосовых связок и легких. Впосл., будучи священником, миссионером и педагогом, М. испытывал значительные трудности из-за проблем со здоровьем. По окончании уч-ща Глухарёв был переведен в Смоленскую ДС. В 1812 г. в связи с нашествием франц. войск и началом Отечественной войны учеба в семинарии была прервана на год. В 1813 г. окончил семинарию с отличием, был оставлен в ней учителем лат. грамматики.
По синодальному указу от 22 мая 1814 г. семинария должна была отправить 2 лучших учеников для формирования 2-го курса обновленной СПбДА, одним из них был Глухарёв. Здесь студент обратил на себя внимание ректора академии архим. Филарета (Дроздова; впосл. митрополит Московский и Коломенский), который стал его первым духовным наставником. «Я отдал свою волю преосвященному Филарету,- вспоминал М.,- и ничего не делал и не начинал без его совета и благословения, почти ежедневно исповедуя ему свои помыслы» (Ландышев. 1877. № 4. С. 29). В академии Михаил познакомился с творениями преподобных Иоанна Лествичника, Макария Египетского, блж. Августина, а также с «Добротолюбием», с особым старанием изучал историю, риторику и языки, о чем свидетельствуют его ученические сочинения за 1815-1816 гг. (РГБ. Ф. 173. 2. № 17). В 1817 г. окончил академический курс. За отличные успехи в богословских науках и хорошее знание древних (греческий, латинский и еврейский) и новых (немецкий и французский) языков был удостоен ученой степени магистра богословия.
18 июня 1817 г. Глухарёв был назначен инспектором и преподавателем церковной истории и нем. языка Екатеринославской ДС, а позже ректором Екатеринославского уездного и приходского духовных уч-щ. Сблизился с иеросхим. Ливерием, племянником прп. Паисия (Величковского). Впосл. писал о старце Ливерии: «Все, что он ни сделал со мною в руководстве духовном,- мудро, благодетельно, свято, от Господа бысть» (Письма. 1905. С. 82). 24 июня 1818 г. еп. Екатеринославским, Херсонским и Таврическим Иовом (Потёмкиным) был пострижен в монашество с именем Макарий, 25 июня рукоположен во диакона, а 28 июня - во иерея и указом Синода причислен к братии Киево-Печерской лавры.
В Екатеринославе (ныне Днепропетровск) М., как и др. выпускникам СПбДА, необходимо было проводить осуществлявшуюся тогда реформу духовного образования, которая не всегда принималась на местах, вводить новые программы и уставы. Сложные, порой конфликтные отношения молодого инспектора с руководством семинарии и сослуживцами, неудовлетворенность адм. деятельностью послужили причиной того, что весной 1820 г. М. подал прошение об увольнении с должности инспектора. Только благодаря ходатайству архиеп. Ярославского и Ростовского Филарета (Дроздова) 20 февр. 1821 г. последовал указ Синода о назначении М. ректором Костромской ДС.
20 апр. 1821 г. М. прибыл в Кострому, через 3 дня вступил в должность. 21 дек. того же года еп. Костромским и Галичским Самуилом (Запольским-Платоновым) возведен в сан архимандрита. Одновременно М. был назначен настоятелем второклассного костромского Богоявленско-Анастасиина монастыря, в котором с 1814 г. располагалась семинария. «Труды по семинарии съедают меня, изнемогаю в силах телесных и душевных»,- признавался он в письме екатеринославскому свящ. Иоанну Герболинскому 27 нояб. 1822 г. (Там же). При этом М. руководил большими ремонтно-строительными работами в обители (в частности, юго-зап. башня была перестроена в 2-этажную ц. Смоленской иконы Божией Матери). Взаимоотношения и с правящим архиереем, и с находившимися под его начальством педагогами у М. складывались непросто. Еп. Самуил (Запольский-Платонов) писал о М.: «При строгой, прямо монашеской жизни и честном поведении часто примечается задумчивым, часто вспыльчивым. Подвержен частым припадкам. Крайне слабогласен. К продолжению должностей впредь кажется малонадежным» (Птохов. 1899. С. 32). 29 апр. 1824 г. М. подал в Синод прошение об увольнении на покой в Киево-Печерскую лавру, 12 авг. того же года получил указ об отставке, но только 28 дек. 1824 г. смог покинуть Кострому.
На пути в лавру М. посетил Саровскую в честь Успения Пресвятой Богородицы пустынь, более 2 ч. беседовал с прп. Серафимом Саровским. В 1841 г., находясь в Улале (ныне г. Горно-Алтайск), в центральном стане АДМ, он писал благотворительнице миссии П. П. Глебовой-Стрешневой: «Пришло на память мне изречение, которым угостил меня блаженной памяти отец Серафим, когда Провидение Божие привело меня в 25 году в Саровскую общину. «Добро добра добрейши» (или добрее, т. е. лучше),- говорил старец». В другом письме он так пояснил слова прп. Серафима: «Добро добра добрее, Божественное выше всего человеческого, вечное дороже всего временного, богоугодное вернее всего, что сегодняшнему вкусу многолюдной толпы угодно, духовное благороднее всего чувственного» (Письма. 1905. С. 177, 385-386). Посетив также о. Ливерия, жившего на покое в Самарском Пустынном во имя святителя Николая Чудотворца монастыре Екатеринославской епархии, и екатеринославских друзей, весной 1825 г. М. прибыл в Киев.
Многолюдная лавра показалась М. «слишком шумною», поэтому вскоре он переехал в Китаевскую пуст. (Китаевский киевский во имя Святой Троицы мужской монастырь). В пустыни М. получил известие о кончине старца Ливерия. Узнав о благочестивой жизни настоятеля Глинской в честь Рождества Пресвятой Богородицы пустыни иером. Филарета (Данилевского), в кон. дек. 1825 г. с разрешения Синода М. переселился в Глинскую обитель.
Еще в Киево-Печерской лавре М. начал заниматься переводом на русский язык святоотеческих творений. В Глинской пуст. он продолжил перевод «Слов» прп. Феодора Студита, копию к-рого позже по просьбе архиеп. Воронежского свт. Антония (Смирницкого; бывш. настоятель Киево-Печерской лавры) выполнил для него. Затем М. приступил к переводу бесед свт. Григория I Великого, «Исповеди» блж. Августина и «Лествицы» прп. Иоанна Лествичника. За новый перевод на рус. язык «Лествицы» М. взялся ввиду того, что имевшийся печатный рус. перевод, по его мнению, изобиловал неточностями. Перевод книги прп. Иоанна М. выполнил с рукописного слав. перевода, сделанного прп. Паисием (Величковским), с привлечением греч. оригинала и франц. перевода Р. Арно д'Андийи, содержащего примечания из толкований св. отцов. Этот перевод М. завершил уже в АДМ и в февр. 1838 г. отправил в Синод. Дальнейшая судьба рукописи неизвестна, однако биографы отмечали, что труд М. был принят «в соображение при издании Лествицы Козельской Оптиной пустынью» (см. примеч. К. В. Харламповича к письму М. в Синод: Там же. С. 198). Переводы М. ценил свт. Филарет: «До половины мая могу еще я в Петербурге получить от вас рукопись Иоанна Лествичника, если рассудите послать ее ко мне для предложения к напечатанию,- писал ему святитель 28 марта 1829 г.- Желал бы я читать и перевод Исповедания блаженного Августина, а до перевода бесед святителя Григория Великого чувствую такую жадность, что хотел бы получать оный по частям, по мере, как отделается» (Там же. С. 42).
Результатом раздумий М. о способах реформирования духовных школ стало его соч. «Мысли об улучшении общественного воспитания в духовном звании», к-рое по сути являлось проектом нового образовательного учреждения монастырского типа. Свт. Филарет, высоко оценивший это сочинение, 9 апр. 1828 г. подписал проект общежительного духовно-воспитательного заведения, реализовать который не удалось. В 1829 г. М. составил «Историческое описание Глинской Богородицкой пустыни» (опубл. в 1835 под именем Н. С. Самойлова), в котором значительное место отвел деятельности игум. Филарета. В Глинской обители М. также написал неск. духовных стихотворений, впосл. вошедших в сб. «Лепта».
В нач. 1829 г. М. А. Атлас, друг архимандрита, убеждал его: «Иди, проповедуй Евангелие сибирским язычникам, вот Святейший Синод ищет такого человека» (Мат-лы для биографии. 1892. С. 32-33). 17 февр. 1829 г. по благословению старца Филарета Глинского М. подал Курскому и Белгородскому еп. Владимиру (Ужинскому) прошение о переводе в Иркутскую епархию для служения братии общежительных мон-рей, отправлявшейся проповедовать Евангелие сибир. язычникам. Среди них были и неск. человек из Костромы, с к-рыми М. поддерживал переписку.
На основании указа Синода о поступлении М. в распоряжение архиеп. Тобольского и Сибирского Евгения (Казанцева) в июне 1829 г. он выехал в Москву. Здесь М. получил благословение свт. Филарета на новое служение. 30 сент. М. прибыл в Тобольск, на протяжении 10 месяцев занимался оформлением необходимых документов, подготовкой помощников, к-рыми избрал 2 местных семинаристов: В. Попова, сына дьячка, и А. Волкова, сына священника. Перед М. встал вопрос выбора конкретного места служения. Первоначально Тобольский еп. Евгений (Казанцев), к-рому было поручено обратить М. «на дело проповедания, где сие представится нужнее», предложил ему отправиться на север от Тобольска, в район Обдорска (ныне Салехард), к остякам (хантам) и самоедам (ненцам). Но суровый сев. климат не подходил для слабых здоровьем М. и Попова. Тогда М. высказался за южное направление, Кокчетавский военный окр. (совр. Казахстан), аргументировав выбор знакомством именно с языками тюркской группы. Однако генерал-губернатор Зап. Сибири И. А. Вельяминов воспротивился учреждению православной миссии среди киргизов, опасаясь возмущений местного населения. Тогда архиеп. Евгений обратил внимание М. на язычников-калмыков (в XIX в. так именовались юж. племена Горного Алтая; сев. племена назывались черневыми татарами), проживавших в Бийском округе Томской губ.
В Тобольске М. составил правила, определявшие взаимные отношения миссионеров. В основе лежали традиции иноческого общежития и старчества, воспринятые М. через иеросхим. Ливерия и глинских подвижников. Эти правила имели форму обещания миссионеров: «Желаем, да будет у нас все общее: деньги, пища, одеяние, книги и прочие вещи; и сия мера да будет для нас удобностию в стремлении к единодушию. Желаем тому из нас, которому определением начальства будет поручено особенное попечение о деле проповедания, повиноваться по правилам иноческого общежития как в поручениях, относящихся к проповеданию, так и в других отношениях и случаях; он же должен во всех своих распоряжениях руководствоваться также правилами общежития иноческого и теми постановлениями, какие мы от начальства приимем за руководство в служении проповедания...» (Письма. 1905. С. 537). Правила, подписанные 3 буд. сотрудниками миссии, утвердил архиеп. Евгений.
М., назначенный Синодом на должность начальника АДМ, 3 авг. 1830 г. вместе с Поповым и Волковым выехал из Тобольска и 29 авг. прибыл в Бийск, ставший на несколько месяцев центральным пунктом миссии. Уже 7 сент. в сел. Улала М. крестил молодого алтайца Элеску с именем Иоанн. Именно эту дату алтайские миссионеры считали днем основания АДМ и днем памяти ее основателя. Первые полгода служения М. посвятил поездкам по селениям Горного Алтая. Он знакомился с местными жителями, их наречиями, а также искал наиболее удобный пункт для центрального стана миссии. В февр. 1831 г., чтобы быть ближе к кочевым племенам Горного Алтая, М. из Бийска переехал в Сайдыпский казачий форпост, в мае 1831 г.- в Улалу. Но, узнав, что жители Улалы, не желая креститься, намереваются откочевать в Кузнецкий округ, 23 мая М. удалился в близлежащее сел. Майма, где открыл 1-й миссионерский стан. Здесь он начал знакомиться не только с улалинскими телеутами, но и с представителями других алтайских племен благодаря удачному расположению селения «у входа в области черновых татар и кочующих… калмыков» (Лавров. 1860. С. 65).
Миссия помогала новокрещеным строить дома, снабжала их одеждой, инвентарем. Занимаясь устроением и улучшением оседлого быта алтайской паствы, М. стал интересоваться земледелием и огородничеством, выписывал необходимые книги и журналы, а также семена различных овощей, целебных трав и цветов, которыми снабжал неимущих алтайцев. Заботился М. и о здоровье своей паствы, научился прививать оспу, собирал целебные травы.
Служение М., исполненное сострадания к инородцам, переменило к нему отношение улалинцев, и к 1834 г. бо́льшая их часть приняла крещение. В 1834 г. архимандрит переселился в селение Улала, которое стало центральным станом АДМ. Имея 2 антиминса для походных церквей (один - для ц. во имя Всемилостивого Спаса, другой - для ц. в честь Смоленской иконы Божией Матери), М. служил попеременно в Улале и Майме, а с 1839 г. и в Мыюте. К 1836 г. крещение приняли почти все жители Улалы.
С особой строгостью М. следил за регулярным посещением новокрещеными воскресных и праздничных служб. И хотя в период служения в АДМ он не успел ввести богослужение на алтайском языке, но всеми силами старался сделать его понятным для инородцев. По прошествии 2 лет служения в миссии М. мог беседовать с алтайцами на их родном языке: объяснять христ. вероучительные и нравственные истины, рассказывать о событиях Свящ. истории, учить церковному пению. В «Записках находящегося в Бийском округе для обращения иноверцев к христианству архимандрита Макария и братий его» за 1832 г. сообщалось: «Мы можем предлагать инородцам существенное учение Христовой веры и приглашать их в церковь Христову наречием черневых татар и алтайцев, но в переложении Священного Писания на то или другое наречие не способны были сделать без толмача даже и шагу» (цит. по: Харлампович. 1905. № 10. С. 496). М. часто проводил внебогослужебные собеседования с новокрещеными. Через переводчиков-толмачей он расспрашивал об их нуждах и заботах, предлагал «приличные советы и нужные наставления», учил петь духовные хвалебные песни - канты - из составленного им сборника «Лепта».
Особой заботой архимандрита стало обучение алтайских детей грамоте, устройство для них миссионерских школ. В 30-х гг. XIX в. основатель АДМ открыл первые школы на Алтае: 2 - для мальчиков и одну - для девочек. Сотрудник миссии свящ. (впосл. протоиерей) Василий Вербицкий, собрав в архиве АДМ сведения о начале школьного обучения на Алтае, отмечал, что «с самого основания миссии в Улале и Майме были училища. Число учеников в исходящих и входящих бумагах не показано. Но только известно, что обучением девочек занималась девица София де Вальмон» (ГААК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 5. Л. 14 об., 1860 г.).
В сел. Майма помощница преподобного София де Вальмон, прибывшая в 1840 г., учила девочек чтению, пению и началам арифметики. Обучение мальчиков в обоих станах миссии вели алтайские миссионеры. М. сначала также занимался обучением детей в Майме и Улале. По воспоминаниям одного из учеников, он беседовал с ними на различные темы из Свящ. истории, разучивал и пел молитвы. После занятий М. играл с детьми, даже «бегал с ними взапуски». Учеником М. был алтайский миссионер прот. Михаил Чевалков, к-рый в своем «Памятном завещании» подробно рассказал об уроках преподобного. Миссионер Кондомского отд-ния АДМ свящ. И. М. Штыгашев писал в рапорте, что «школу архимандрит Макарий постарался теснейшим образом связать с жизнью, поставить так, чтобы она была душой и малых, и взрослых. Через детей он воздействовал на просвещение самих родителей. С этой целью ученье подано было так, что дети передавали своим родителям слышанное и выученное» (Там же. Д. 55. Л. 53).
С самого начала служения в миссии М. собирался создать алтайскую азбуку. Поскольку народы, населявшие Горный Алтай, еще не имели национальной письменности, М., изучив разные наречия, разработал на основе кириллицы алтайский алфавит. В миссионерских школах детей обучали алтайской грамоте, Закону Божию, церковному пению, арифметике. Сначала преподавание велось на алтайском языке, но со временем М. решил, что для приобщения инородцев к правосл. культуре необходимо «обучение новокрещеных грамоте не только природных наречий их, но и славянской и русской» (Письма. 1905. С. 151). На рубеже 30-х и 40-х гг. XIX в. он составил «детскую книжицу» - букварь под названием «Начальное учение человеком, хотящим учиться книге Божественного Писания». В букварь кроме русско-славянской азбуки вошли краткий молитвослов и катехизис, состоящий из текстов Свящ. Писания на русском языке. В дек. 1841 г. М. отправил письмо свт. Филарету с просьбой помочь в «изыскании средств на напечатание сей книжицы». В том же письме он сообщал: «Миссия приготовляет для представления церковному начальству сообразную сей славянской и русской азбуке азбуку на телеутском наречии, которое в близком сродстве со всеми другими наречиями здешних инородцев и для всех их понятное» (Там же. С. 151-152). Однако издать «детскую книжицу» миссионеру так и не удалось. В ответном письме свт. Филарет объяснял: «С Вашим «Начальным учением» не знаю что делать. Теперь более, нежели когда-либо, возбраняют заменять славянское русским» (Филарет (Дроздов), митр. Письма к Высочайшим особам и разным др. лицам. Тверь, 1888. Ч. 1. С. 133). Первый печатный алтайский «Букварь для обучения детей крещеных алтайских инородцев церковному и гражданскому чтению» был издан лишь в 1868 г.
На Алтае в полной мере раскрылся талант М. как переводчика. Еще в июле 1830 г. в Тобольске архиеп. Евгений выдал начальнику АДМ и его первым сотрудникам инструкцию, содержавшую целую миссионерскую переводческую программу: «Обращаясь между инородцами, рекомендовать ему, отцу архимандриту, и будущим с ним семинаристам учиться языку их и узнавать обычаи и веру их; и коль скоро достигнут достаточного познания языка их, переводить им на оный книги Священного Писания, во-первых Новый Завет, Псалтирь и, кроме сих, Символ веры, молитву Отче наш, заповеди, катехизис и некоторые, по выбору, жития святых отцев».
О трудностях в изучении многочисленных наречий народов Алтая свидетельствует запись М. в путевом дневнике за 1830-1833 гг.: «Доселе мы как бы ходили по миру и побирались: накопляемое нами собрание татарских слов и речений уподоблялось суме нищего, в которой куски всякого хлеба, и мягкого и черствого, и пшеничного и ржаного, и свежего и загнившего,- все без разбора смешано, и все вместе составляет тяжелую ношу… Таковы были наши добычи в знакомстве с различными наречиями, употребляемыми в различных племенах инородцев. Тут были сведения, почерпнутые из различных источников, какие мы встречали на пути своем… Тут были слова кумандинцев, черновых татар, телеутов, алтайцев» (цит. по: Харлампович. 1905. № 10. С. 495-496). Через 3 месяца после приезда на Алтай М. уже приводил, «сколько возможно, в порядок слова и выражения наречий, употребляемых здешними иноверцами, и опыты в переводах с российского языка на оные». Впосл. он составил лексикон, содержащий до 3 тыс. слов.
За все время пребывания на Алтае (1830-1844) М. при помощи переводчиков-толмачей перевел на местное наречие, преимущественно телеутское, почти все Евангелие, избранные места из книг ВЗ, Деяний св. апостолов и апостольских посланий, в т. ч. полностью Первое послание ап. Иоанна Богослова, церковные песнопения и псалмы, важнейшие молитвы, Краткий катехизис свт. Филарета, огласительное поучение, Символ веры, 10 заповедей с толкованиями, краткую Свящ. историю, вопросы, задаваемые при крещении, и т. д.
В 1885 г. прот. Василий Вербицкий писал о рукописях переводов М. на алтайский язык, что, «взирая на огромные тетради переводов его на язык алтайских инородцев, нельзя не удивляться его неутомимой деятельности» (Очерк деятельности Алтайской духовной миссии по случаю 50-летнего ее юбилея // Памятная книжка Томской губ. на 1885 г. Томск, 1885. С. 220). В 1886 г. Бийский архиерейский дом был подожжен; по свидетельству миссионеров, в пожаре сгорели «горы рукописей» основателя миссии.
Осознавая высокое значение миссионерской деятельности, М. заботился о полноценной подготовке будущих «веропроповедников». Когда в 1836 г. Синод предложил преподобному перейти в Иркутскую епархию для проповеди бурятам, М. отвечал, что желает «посвятить остатки сил приготовлению двух юношей... к плодоноснейшему проповеданию Евангелия не только язычникам, но и евреям и магометанам». М. представил также и «способ сего приготовления»: 3-4 года ему вместе с сотрудниками миссии (С. Ландышевым и М. Нигрицким) нужно находиться в Москве, чтобы в ун-те и др. учебных заведениях «запастись благопотребными в миссионерской службе познаниями, например, познакомиться с арабским языком, оригиналом Алкорана, с естественной историей и физикой, с анатомией и другими науками медицинскими, не забывая между тем философских и богословских».
В февр. 1838 г. М. подал прошение еп. Томскому и Енисейскому Агапиту (Вознесенскому) об увольнении в Россию «для поправки» здоровья и для того, чтобы объясниться перед высшим церковным начальством в С.-Петербурге, а также о дальнейшем служении в миссионерском звании. Готовясь к поездке в С.-Петербург, он составил миссионерский проект - «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе», в котором обобщил опыт своего служения. Первоначальный план подготовки миссионеров, предложенный им еще в 1836 г., в этой работе был доведен до детально проработанной системы организации миссионерского дела в России. В янв. 1839 г., накануне поездки в С.-Петербург, М. передал рукопись еп. Агапиту для представления ее в Синод. Как он сам объяснил, «для верного сохранения», поскольку «в пути… могу я и умереть» (Там же. С. 201). Др. список проекта вместе с рус. переводом Книги прор. Исаии, подготовленным в 1838 г., он послал имп. Николаю I.
31 янв. 1839 г. М. выехал в С.-Петербург. Свое пребывание в столице он решил использовать не только для продвижения миссионерского проекта, но и для получения разрешения на издание Библии в русском переводе. Однако проект организации миссионерского дела в России не был одобрен Синодом. 14 апр. 1839 г. Синод постановил: прошение М. «оставить без действия, рукописи возвратить к преосвященному Томскому при указе». Настойчивость, с которой М. ходатайствовал о публикации Библии на рус. языке, привела к тому, что 11 мая последовал новый синодальный указ: М. должен отправиться к месту своего служения в Томской епархии с правом остаться в Москве на 2-3 месяца для лечения. В С.-Петербурге и Москве архимандриту удалось приобрести много новых знакомых и заручиться их поддержкой миссионерского дела. В Москве была собрана значительная сумма пожертвований на нужды АДМ - ок. 10 тыс. р. Кроме того, удалось найти 2 новых сотрудников для миссии. Ими стали студент ветеринарного отд-ния Московской медико-хирургической академии А. Г. Левицкий (впосл. игумен Акакий) и С. де Вальмон, выпускница Смольного ин-та.
8 марта 1840 г. М. с новыми сотрудниками миссии покинул Москву. В миссию они прибыли лишь 20 июля, по пути заехав в Казань, где на базе Казанского ун-та алтайские миссионеры в течение 3 месяцев изучали татарский и монгольский языки, а также слушали лекции по анатомии, ботанике и даже астрономии. Здесь начальник АДМ познакомился с Н. И. Лобачевским и др. учеными Казанского ун-та. Одновременно он прошел курс лечения.
В последние годы служения в АДМ преподобный значительно расширил деятельность миссии. Во многом благодаря привезенным московским пожертвованиям был обустроен Улалинский стан, миссионеры приступили к устройству 3-й походной церкви и открыли в Майме школу для девочек-алтаек. За 13 лет и 8 месяцев управления М. Алтайской миссией были крещены 675 взрослых инородцев и 1047 детей. М. взрастил целую плеяду миссионеров-просветителей, общее число сотрудников миссии составило 18 чел. Его сподвижниками были: семинаристы Попов и Волков; иеромонахи Анастасий и Парфений; священники Алексий Ионин, Алексий Глухарёв (брат Макария), Василий Весский, Михаил Чевалков, Стефан Ландышев; воспитанники духовных уч-щ Негрицкий и Т. Экзерцев; игум. Акакий (Левицкий), диакон Петр Тарбаев, ссыльный поселенец П. Лисицкий, отставной солдат А. Орлов (впосл. схииером. Макарий), крестьянин Ф. Гилев, П. Ландышева (мачеха свящ. С. Ландышева) и С. де Вальмон. Одни из них прослужили в АДМ недолго, другие - игум. Акакий (Левицкий; † 1874), протоиереи С. Ландышев († 1882) и М. Чевалков († 1901) - посвятили миссионерскому служению всю жизнь.
М. не приписывал себе заслуг в обращении алтайцев. Узнав о готовившемся награждении орденом св. Анны 3-й степени, 12 февр. 1834 г. он подал рапорт архиеп. Тобольскому Афанасию с просьбой «не украшать его службы» никаким «отличием», а выделить средства для помощи нуждающимся новокрещеным. Эта просьба была удовлетворена, но вместо ордена в 1835 г. Высочайшим повелением М. был награжден наперсным золотым крестом, украшенным драгоценными камнями.
В кон. дек. 1842 г. М. подал в Синод прошение об освобождении его с поста начальника АДМ, ссылаясь на ослабление здоровья, прежде всего зрения (Письма. 1905. С. 467). 16 июня 1844 г. указом Синода М. был освобожден от руководства миссией и назначен настоятелем Оптина болховского монастыря Орловской епархии. 4 июля 1844 г. М. выехал в Болхов. По воспоминаниям келейника А. Орлова, с которым архимандрит отправился в путь, майминцы и улалинцы, провожавшие своего пастыря, еще ок. 5 верст шли «с воплем и рыданиями», стараясь удержать экипаж и остановить лошадей.
15 нояб. 1844 г. М. прибыл в Оптин мон-рь. Здесь М. продолжил свою миссионерскую деятельность, т. к., по его мнению, российская провинция не меньше Алтая нуждалась в духовно-нравственном просвещении. Выяснилось, что даже городской голова не знает Символа веры, а из молитв помнит лишь «Вотчу» (так он именовал молитву «Отче наш»). По опыту зная, как «неизлишне быть миссионером и среди православных», М. решил сам обучать болховитян. «Это нам отца родного послал Господь! - рассказывал горожанин.- А посмотрели бы вы, сколько детей вокруг него! Сами бегут к нему со всего города. И всех их сам учит: иным раздает книжки, другим крестики дает, иных ставит на молитву и учит молиться, других грамоте учить приказывает своим послушникам». М. проводил просветительные беседы с народом. Мон-рь вместе с настоятельской квартирой обратился в подлинное уч-ще благочестия.
По воспоминаниям М. Д. Францевой, воспитанницы семьи декабриста М. А. Фонвизина, болезни вынудили М. просить Синод о разрешении устроить при келье домовую церковь. Не получив разрешения, он служил в своей келье всенощное бдение, на к-рое приходило множество горожан. По окончании службы М. садился на складной стул и беседовал с богомольцами. «Он до того возбудил во всем обществе доверие и любовь к себе и рвение к благотворительности,- сообщала Францева,- что несколько дам посвятили себя на дело миссионерства и отправились на Алтай для заведывания школами и преподавания детям грамоты и слова Божия» (Францева М. Д. Восп. // ИВ. 1888. Т. 32. № 6. С. 614). Две «благоговейные и благочестивые девицы», как характеризовал их сам преподобный, Е. В. Варламова и А. Н. Романчикова, в апр. 1847 г. отправились служить в Улалу при Алтайской миссии. Архимандрит проводил их в путь, снабдив денежными средствами. По его совету на Алтай отправился и послушник Болховского мон-ря Дмитрий Коновалов (впосл. иером. Дометиан).
При помощи друга свящ. Николая Лаврова М. положил 300 р. в Сохранную казну Московского воспитательного дома «на вечные времена, как неподвижный капитал Церковной Алтайской миссии, учрежденной в Бийском округе Томской епархии» (Письма. 1905. С. 470-471). Весной 1847 г. он сообщал о. Николаю: «Если будете печатать Лепту и в отдельном виде песнь о преподобном Алексее, то на сорочке и сей последней напечатайте крупными буквами: в пользу Церковной Алтайской миссии». Впрочем, продавать книжки и, следов., назначать цены на них автор не предполагал. В апр. 1847 г. М. писал преемнику на посту начальника АДМ прот. С. Ландышеву, что «сладчайшее утешение» братии принесло его сообщение о крещении 110-летнего старика Кочоева - «последнего из старожилов улалинских», бежавших некогда от призывов архимандрита (Там же. С. 475, 498). По свидетельству не только жителей Болхова, но и алтайских и тобольских знакомых, М. обладал даром прозорливости. Свидетельства прозорливости М. были собраны прот. Илией Ливанским.
30 марта 1846 г. М. подал прошение в Синод об увольнении: преподобный собирался поехать за границу для поклонения св. местам сроком на год. 20 авг. того же года он получил долгожданное разрешение Синода. В одном из писем М. делился своими планами относительно предстоящего путешествия: «В половине мая, если Богу угодно, я намерен проститься с Болховом», далее через Орёл, Глинскую пустынь и Киев - в Одессу, а там - морем в Константинополь, потом - до Яффы и далее «сухим путем» - в Иерусалим.
Перед отъездом М. заболел. По словам келейника, в мае 1846 г. «не имел покоя от народа, пятого числа он дошел до изнеможения и уходил для отдыха на несколько минут». 6 мая 1847 г., за 12 дней до кончины, М. писал Варламовой и Романчиковой, находящимся на пути в Сибирь: «Потом еще в трех домах я был, увлекаемый желаниями приятелей болховских, и чрез все эти входы и выходы, по великой милости Божией, которой я недостоин, со всех сторон нить утешений благословительных шла, и в монастырь я возвратился уже по вечеру позднему… Хотели выехать в пятницу после Вознесения, но отложили отъезд до вторника после Праздника Святой Троицы (в 1847 он пришелся на 11 мая.- Авт.)» (Там же. С. 532). Врачи обнаружили у М. воспаление легких, печени и желудка. При погребении на тело М. была возложена епитрахиль, полученная им некогда от старца Ливерия. После кончины М. архиеп. Орловский и Севский Смарагд (Крыжановский) сказал, что подвижника можно назвать «осуществленным Евангелием», а свт. Филарет написал, что «Макарий был истинный слуга Христа Бога».
М. погребен в монастырском соборном храме, в склепе, расположенном с юж. стороны трапезной,- «под церковью и к нему пещерки». Почитатели старца впосл. расширили трапезную и устроили по обеим сторонам приделы - Воскресения Христова, в к-ром под престолом находился гроб преподобного, и Воскрешения прав. Лазаря.
Заслуги М. уже в 1847 г. засвидетельствованы в отчете обер-прокурора Синода, в к-ром об архимандритах и о настоятелях монастырей ставропигиального ростовского Яковлевского Димитриева Иннокентии и болховского Троицкого Макарии сказано, что они «по своему духовному просвещению и высокой внутренней жизни стяжали особенно всеобщее уважение, посвятив все дни свои назиданию, утешению и утверждению народа в благочестии». Жители Болхова и паломники посещали место его погребения, где служились панихиды.
В 1892 г. в России с особой торжественностью отмечалось 100-летие со дня рождения миссионера. В С.-Петербурге, Москве и Томске в церковной периодике появился ряд очерков и статей о жизни и трудах преподобного, вышли книги и брошюры о нем. В Томске было напечатано жизнеописание М. на рус. и алтайском языках. В дни празднования юбилея Болховский мон-рь стал местом стечения мн. тысяч богомольцев. Особые торжества прошли в Томске и на Алтае. Еще 19 янв. 1892 г., в день памяти прп. Макария Великого, в Улалинском стане АДМ торжественно прошел Братский съезд алтайских и киргизских миссионеров, к-рые вспоминали незабвенного основателя миссии (как они его именовали); литургию участники совершали в голубом парчовом облачении, пожертвованном миссии обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым. В конце литургии, на к-рой присутствовало неск. сот крещеных алтайцев, на середину храма были вынесены священные сосуды и др. церковные принадлежности для походной миссионерской практики - дар миссии, присланный наследником-цесаревичем Николаем Александровичем. Основные торжества прошли 8 нояб. 1892 г. Накануне празднования в Томске и Бийске были отслужены заупокойные всенощные бдения. В день памяти основателя АДМ торжества в г. Томске возглавил еп. Томский и Семипалатинский Макарий (Невский), в г. Бийске - еп. Бийский Владимир (Синьковский). Духовенством были организованы лит. чтения, народные беседы, проведены торжественные собрания. В этот день в Бийске состоялось освящение каменной ц. в честь Казанской иконы Божией Матери. Кроме того, Алтайской миссией была учреждена стипендия в честь М., которая предназначалась для обучения в духовной семинарии способнейшего из крещеных алтайцев, желавшего посвятить себя миссионерской деятельности. В 1897 г. столь же торжественно на Алтае и в Болхове прошли церковные празднования по случаю 50-летия кончины преподобного.
В 1981 г. имя М. было прославлено в Соборе Костромских святых. С 1984 г. его имя прославляется в Соборе Сибирских святых, а также в Соборе Смоленских святых. В 2000 г. Архиерейским Собором РПЦ «за праведное житие, равноапостольные труды по переводу Священного Писания на алтайский язык и распространение на Алтае веры Христовой» М. был прославлен как Макарий Алтайский в лике преподобных.
С 2002 г. на базе Горно-Алтайского гос. ун-та ежегодно проводятся международные Макариевские чтения. С 2006 г. в Горно-Алтайске действует храм-памятник алтайским миссионерам во имя прп. Макария Алтайского. 22 мая 2014 г. в г. Бийске был освящен крестильный храм, расположенный на территории Казанского архиерейского собора, который в нач. XX в. был главным храмом на территории АДМ. В этом храме 2 престола - во имя свт. Макария (Невского) и во имя прп. Макария (Глухарёва). 21 сент. 2015 г. в г. Барнауле Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил чин освящения закладного камня, положенного в основание кафедрального собора в честь Нерукотворного образа Спасителя.
С 2007 г. в Горном Алтае совершается ежегодный миссионерский крестный ход «По стопам миссионеров алтайских». Начальной точкой маршрута является храм Сошествия Святого Духа на апостолов в Майме, 1-е каменное здание в Горном Алтае, в проектировании и строительстве которого принимал участие преподобный.
«Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе» - сочинение, занимающее особое место в духовном наследии М. Среди теоретических разработок, связанных с миссионерским служением, здесь наиболее полно изложен круг вопросов по совершенствованию миссионерского дела в России. Ни до М., ни после него никто в истории РПЦ не брался за написание столь масштабного проекта, исключительного по обширности и глубине проработки всего круга миссионерских проблем.
Особую роль в просвещении язычников, магометан и евреев М. отводил рус. переводу Библии. Он писал, что «такая Библия необходимо нужна миссионерам, священникам и клирикам приходских церквей и вообще для Российской Церкви благопотребна при обращении, оглашении, приготовлении магометан и евреев к просвещению Святым Крещением и при дальнейшем утверждении новокрещеных из этих племен в спасительной вере Христовой». Образованию миссионеров М. придавал первостепенное значение.
Необходимо было организовать специальные образовательные заведения для подготовки миссионеров. Архимандрит хорошо знал все сложности, связанные с их обучением, поэтому составил подробный проект учебного плана Миссионерского богословского ин-та - учебного заведения со строгим общежительным уставом и обширной программой обучения.
Так, в первых 4 классах (из 12) ученики должны были читать введения в исторические книги ВЗ и сами книги в слав. и рус. переводах с краткими примечаниями, изучать евр. грамматику и читать избранные места из ВЗ в оригинале с переводом на русский, изучать греч. грамматику и читать избранные места из НЗ с переводом на рус. язык. Студенты должны были изучать церковный устав, нотное пение, слав. и рус. грамматику, арифметику, географию, историю, ботанику. В следующих 4 классах воспитанники читают введения в учительные книги ВЗ и НЗ и сами эти книги в оригиналах и в слав. и рус. переводах с примечаниями, изучают «космографию» и «космологию», анатомию и физиологию, библейскую историю, всеобщую историю, историю Российской державы и историю РПЦ. Кроме того, они должны заниматься сочинением поучительных писем, бесед и слов, писать рассуждения на лат. языке, изучать англ., нем. и франц. языки. Студентам, призванным к миссионерскому служению среди магометан, необходимо изучать араб., татар., тур. и персид. языки. Ученики, назначаемые для обращения народов «ламского суеверия», должны были учить монг. язык, для обращения иудеев - изучать нем. язык и читать НЗ на еврейском языке. В последних 4 классах ученики читают введения в пророческие книги ВЗ и Апокалипсис и сами эти книги в оригиналах и переводах. В круг практических навыков воспитанников старших классов включено сочинение миссионерских писем и поучений на рус., татар., монг., нем. и евр. языках.
Помимо образовательных заведений, по мнению М., «организм миссионерского дела в Российской Церкви» должны также составлять Российское миссионерское об-во, учрежденное при Синоде под покровительством императора, и Братство образовательной миссионерской общины. Описав структуру этих 2 объединяющих центров миссионерской деятельности, М. предложил назначить настоятелем миссионерской общины иером. Филарета (Данилевского) из Глинской пуст. «Я уверен,- писал М.,- что в улей, порученный ему, летело бы множество пчел. По институту он мог бы получить благонамеренного помощника из ученых монахов».
Рукопись «Мыслей о способах к успешнейшему распространению христианской веры…» долгое время хранилась в б-ке МДА. Извлечения из нее публиковались в ж. «Миссионер» (1874, 1875, 1878). Полностью миссионерский проект М. был опубликован только в ж. «Православный благовестник» (1893-1894), хотя содержание труда хорошо знали алтайские миссионеры - сподвижники и преемники М., к-рые старались по возможности осуществлять его миссионерские планы. Некоторые элементы этого проекта позже были приняты Бийским миссионерским катехизаторским уч-щем, в к-ром готовились учителя, катехизаторы, диаконы и священники для АДМ. Педагогический опыт алтайских миссионеров был известен в Томской ДС и в Томском ДУ, поскольку большинство Томских архиереев 2-й пол. XIX - нач. XX в. являлись воспитанниками АДМ. В Казанской ДА была налажена подготовка переводчиков для нужд правосл. духовных миссий Сибири. Однако в полной мере осуществить планы М. не удалось ни одной из миссий, имевших больше материальных проблем, чем возможностей и средств для реализации таких масштабных миссионерских проектов, как, напр., создание и финансирование образовательных миссионерских общин или миссионерских институтов.
«Алфавит Библии» - большая миссионерская проповедь о спасении, составленная М. исключительно из цитат Свящ. Писания. Текст сохранился в рукописи объемом более 120 листов, заполненных с обеих сторон. Он состоит из 4 частей. В 1-й части, непосредственно обращенной к новокрещеным, М. говорит о том, что основанием христ. веры является Свящ. Писание, а ядро и сущность всего Писания - «Единый во всех и за всех Иисус Христос». Во 2-й части содержится свидетельство Писания о Боге, мире и человеке: о Боге - Творце мира и человека, о существе Божием, о свойствах Божиих по отношению к человеку (благость, человеколюбие и милость Божия). Третья часть посвящена домостроительству спасения рода человеческого, 4-я, самая большая, отражает церковную сотериологию - учение о спасении человека. Завершается текст молитвой о верных. Рукопись «Алфавита Библии» хранилась в РГИА (Ф. 834. Оп. 4. Д. 381). Полностью текст опубликован в 2012 г.
«Лепта» - собрание духовных стихов М., употреблявшихся на практике алтайскими миссионерами в качестве внебогослужебных гимнов. Евангельские тексты, переложенные стихотворным размером, исполняли сами миссионеры, а вслед за ними и новокрещеные алтайцы, к-рые т. о. скорее усваивали правила христ. жизни. Со временем пение стихов из «Лепты» стало духовной традицией не только в миссионерских станах, но и в нек-рых сибир. городах, напр. в Бийске. Сборник содержит 18 духовных гимнов; 3 гимна из «Лепты» построены на ветхозаветных священных текстах - «Песнь из псалма 136-го», «Песнь Иосифа целомудренного в темнице» и «Покаянная молитва из псалма 50-го»; 4 гимна составлены на темы новозаветных священных повествований («Песнь Богородицы», «Песнь на Рождество Христово», «Песнь на Преображение Господне» и «Песнь о Лазаре убогом»). В «Лепту» вошли также отдельные стихотворения преподобного, написанные в разные периоды жизни: «Песнь благодарения», «Песнь покаяния», «Пятидесятый псалом», «Слово крестное», «Хвала Богородице», «Плач Богородицы», «Нафанаил», «Надгробная песнь», «Песнь о последнем Суде Христовом», «Песнь о преподобном Алексии, человеке Божием», «Урал». Тексты псалмов с нотами М. часто посылал знакомым в др. города. Так, в письме екатеринославской знакомой Н. Д. Мизко от 12 июля 1837 г. сказано: «Представляю Вам один псалом Давидов с нотами [псалом 28/29], по которым Вы можете догадаться, как я распеваю его в моих прогулках и путешествиях по службе. Ноты соответствуют еврейскому тексту, который написан под ними с переводом российским» (Письма. 1905. С. 70). «Псальма» под заглавием «Плач Богородицы» была первоначально послана автором свт. Филарету 23 марта 1834 г. для «благородных госпож, участвовавших в составлении милостыни для наших новокрещеных».
В 1846 г. в Москве было опубликовано 1-е издание «Лепты в пользу бедных между новокрещеными при Церковной Алтайской миссии» с нотами к нек-рым текстам благодаря содействию московского попечителя алтайских миссионеров свящ. Спиридоновской ц. Николая Лаврова. В последующем этот сборник получил название «Лепта первая», т. к. в 1887 г. свт. Макарий (Невский) собрал и издал в Бийске «Лепту вторую». В 1901 г. в Томске была издана «Первая Лепта в нотном изложении», предназначенная для начальных школ.
О необходимости перевода Библии на русский язык, и в первую очередь для целей миссии, М. сообщал 23 марта 1834 г. в письме свт. Филарету (Письма. 1905. С. 123-145). По форме письмо представляет собой программный документ, богословский трактат-обоснование необходимости рус. перевода ВЗ. М. настаивал на актуальности перевода, поскольку слав. язык «непонятен простому народу», перевод Российского Библейского общества (РБО) незавершен, «так как не охватывает Ветхий Завет», а «европейские народы давно имеют Священное Писание на своих языках». При этом М. предлагал издавать и специальный журнал при СПбДА, где варианты переводческих трудов проходили бы всестороннее обсуждение. В конце трактата М. связывал задачи перевода с задачами правосл. миссии, к-рая обретала у архимандрита поистине вселенский масштаб: это миссия и к язычникам, и к мусульманам, и к евреям, это миссия и к самому рус. народу, в не меньшей степени нуждавшемуся в просвещении. Ответа от свт. Филарета М. не получил.
8 июня 1836 г. М. направил обер-прокурору Синода С. Д. Нечаеву аналогичное послание, в к-ром акцентировал внимание на вопиющей, по его мнению, религ. невежественности рус. народа (Там же. С. 178-179). Однако вскоре последовала отставка Нечаева с поста обер-прокурора, и послание М. осталось без ответа.
Видимо, решив, что перевод не будет санкционирован офиц. инстанциями, М. приступил к нему самостоятельно. Первое сообщение об этом имеется в письме от 25 июля 1837 г.: «Весною нынешнего года... Само Провидение Божие... навело меня на одно занятие, в котором душа моя находила утешение и подкрепление. Это перевод книги Иова с еврейского языка на российский» (Там же. С. 59). Свой первый труд - перевод книги Иова - М. направил в Комиссию духовных уч-щ, подчеркнув в сопроводительном письме: «В народе Российском многие миссионеры, и в том числе знатная часть служителей Церкви, не могут хорошо разуметь Ветхий Завет на славянском, уже мертвом у нас наречии». Вскоре митр. Филарет написал М. о несвоевременности его начинания. В 1838 г. М. направил в комиссию новый перевод Книги пророка Исаии, также с сопроводительным письмом, в к-ром высказывалась надежда, что обе книги будут опубликованы. Но на основании отзыва, сделанного профессором евр. языка СПбДА прот. И. Ивановым, оба перевода были сданы в архив Синода. Тогда М. написал неск. посланий лично имп. Николаю I, приложив также рукописи своих переводов (Там же. С. 186, 188-198); они были переадресованы в Синод, а первенствовавшему в Синоде митр. С.-Петербургскому Серафиму (Глаголевскому) было указано на недопустимое поведение рядового клирика.
В С.-Петербурге М. удалось получить литографии перевода ветхозаветных книг с еврейского текста прот. Г. П. Павского, его преподавателя в академии. К сверке своих переводов с переводом Павского М. приступил в Москве, позднее - в Казани и закончил уже по приезде на Алтай. Новый, пересмотренный перевод книг Иова и Исаии М. отослал уже не в Комиссию духовных уч-щ, но непосредственно в Синод, сопроводив его пространным проектом о рус. переводе Библии.
М. предпринял и др. попытку сделать рус. перевод Библии достоянием общественности - напечатать «Алфавит Библии». Этот труд, написанный им на Алтае по возвращении из столицы, представлял собой своеобразный катехизис, где основные истины христ. вероучения были проиллюстрированы подбором цитат из Свящ. Писания в рус. переводе. В 1841 г. работа над «Алфавитом...» была завершена. Всего рукопись «Алфавита Библии» содержит 2349 стихов на рус. языке из различных книг ВЗ и НЗ. 2 нояб. 1841 г. рукопись «Алфавита Библии» вместе с сопроводительным письмом была послана московскому военному генерал-губернатору кн. Д. В. Голицыну с просьбой о «напечатании». Кн. Голицын переслал ее обер-прокурору Синода гр. Н. А. Протасову, к-рый препроводил на рецензию ректору СПбДА Винницкому еп. Афанасию (Дроздову). Однако именно в это время Протасов инициировал обсуждение вопроса об утверждении употребления слав. Библии в правосл. Церкви в России, наподобие соответствующего положения Вульгаты в католич. Церкви. Ставился вопрос и о запрещении чтения Свящ. Писания мирянам. В нач. 1842 г. началось синодальное расследование по поводу литографированных переводов Павского, которому пришлось дать обстоятельные объяснения, отречься от собственных убеждений. Отзыв на «Алфавит...» был отрицательным. В кон. 1842 г. по решению Синода рукопись была сдана в Синодальный архив.
Рукописи своих переводов М. активно рассылал для отзывов и просто в дар знакомым. Уже в начале работы своим авторитетом священника и личной увлеченностью он вовлек в дело перевода многих из своего окружения. Близкие и просто знавшие М. люди, сочувствовавшие ему, переписывали варианты перевода. Своей сотруднице по миссии С. де Вальмон он писал: «Достопочтенная сестра о Господе, благодарю за труды и посылаю исправленный перевод книги Иова; старайтесь писать как можно правильнее и степенным почерком; видите, как Непряхина пишет; впрочем, Вы не все буквы у нее перенимайте» (Письма. 1905. С. 416). Упомянутая в этом письме его духовная дочь Е. Ф. Непряхина занялась изучением французского, немецкого и английского языков, чтобы помочь архимандриту в переводе. К делу перевода он привлек даже находящихся в ссылке в Тобольске декабристов: М. А. Фонвизина, П. С. Бобрищева-Пушкина, П. Н. Свистунова, их знанием европ. языков М. воспользовался для перевода библейских комментариев. Среди духовенства помощниками М. были свящ. Н. Лавров, прот. Е. Остромысленский. М. организовал своеобразный переводческий коллектив, трудившийся под его началом.
Методология переводческой работы М. наглядно представлена в воспоминаниях Д. Д. Филимонова, его помощника и биографа, уже на 2-й день знакомства привлеченного архимандритом к переводу: «После обычного приветствия, усадив меня подле себя за стол, заваленный рукописями и книгами, о. Макарий подал английский перевод Библии и попросил передать по-русски, как можно ближе к английскому тексту, первую главу из книги Иова. Хотя это было несколько ex abrupto [лат.- «неожиданно», «внезапно», «ошеломительно»], но я счел долгом беспрекословно исполнить его желание. По окончании 1-ой главы он дал мне французский и затем немецкий тексты, прося продолжать читать и передавать для сличения ту же главу по-русски. Сам о. Макарий между тем все время следил по исписанной по-русски тетради, проверяя с еврейским текстом, справляясь по временам с различными комментариями и высказывая при том нередко замечания: какой по его мнению перевод оказывался ближе к еврейскому» (Филимонов. 1888. С. 192).
М. делал перевод с еврейского и масоретского текстов. Это была принципиальная позиция, высказанная им во всех офиц. посланиях: и к свт. Филарету, и в Комиссию духовных уч-щ, и к Нечаеву, и к императору, и в Синод. В этом М. был полностью солидарен со своим учителем и старшим коллегой прот. Г. Павским. Основным аргументом было то, что евр. язык для ВЗ - это язык оригинала: «Молим даровать нам полную российскую Библию на российском наречии, верно переведенную с оригинальных языков еврейского (для ВЗ.- Б. Т.) и эллинского (для НЗ.- Б. Т.)» (Письма. 1905. С. 181). Перевод с евр. языка для М. имел миссионерское значение именно в том широком понимании задач христ. миссии, к-рые им постоянно декларировались: «Вот богодухновенная Библия Ветхого Завета на российском наречии в переводе с еврейского, читайте ее бедным евреям; и когда они с удовольствием будут видеть, что Библия наша совершенно сообразна с их Библией, тогда вы (миссионеры.- Б. Т.) открывайте им, каким образом Иегова ведет их рукою Моисея и пророков к Иисусу» (Там же. С. 182).
В своей переводческой деятельности М. широко использовал современные ему европейские переводы и комментарии, в т. ч. Ж. Ф. Остервальда (1663-1747), швейцар. пастора, богослова, редактора франц. перевода Библии, и Э. Розенмюллера (1768-1835), нем. востоковеда, автора пространного библейского комментария. М. не делал акцента на к.-л. переводе или комментарии. Так, в отношении комментария Розенмюллера он высказывался предельно критично: «При переводе книги Исаии пророка, пользуясь ученостию Розенмюллера, я не последовал его жалкой неверности» (Там же. С. 187). Об одном из франц. переводов он писал: «Я удивляюсь, как Г. Женуд мог издать такой перевод в то время, когда немецкие и английские богословы представляли ему столь богатые пособия» (Там же. С. 418).
Более определенно можно говорить об отношении перевода М. к современным ему русским переводам, а именно к переводу Русского библейского об-ва (РБО) и переводу прот. Г. Павского. М. указывал на связь и преемственность своего перевода с переводом прот. Г. Павского: «Я за учителем моим по Еврейской Библии следовал как ученик, а не как невольник, и не все мнения его принял за самые верные, но в некоторых местах удержался на других основаниях; и, хотя, при священном тексте сих книг находятся у меня прежние объяснительные примечания, которые также пересмотрены и исправлены, однако поправок в тексте было так много, что перевод, сделанный мною, стал уже не моим. Усердно желаю, чтобы он соделался нашим» (Там же. С. 209-210). В состав литографированного перевода прот. Г. Павского, к-рым располагал и М., входили следующие библейские книги: Иова, Притчей Соломоновых, Екклесиаста, Песни Песней, прор. Исаии, прор. Иеремии, Плач Иеремии, Иезекииля, прор. Даниила, 12 малых пророков. Сравнение переводов М. с литографированными переводами прот. Г. Павского, показавшее их очевидную близость, было осуществлено И. А. Чистовичем: «Макарий только исправлял готовый перевод, ограничиваясь большей частью заменой одних слов другими» (Чистович И. А. История перевода Библии на рус. язык. М., 1997. С. 330).
Очевидна близость перевода М. и перевода Восьмикнижия, сделанного в рамках проекта РБО в 20-х гг. XIX в. (переводчиком по преимуществу был Павский). Уничтоженный в большем своем объеме, его тираж так и не имел публичного распространения, тем не менее некоторые экземпляры хранились у узкого круга лиц. Видимо, экземпляром данного издания располагал и М., на что может указывать явная близость 2 переводов. Можно отметить незначительные стилистические различия в подборе отдельных слов: напр., в Быт 2. 2: в переводе М.- «совершил», в переводе РБО - «окончил». Они, как правило, не затрагивают строения предложения и не влияют на смысловое выражение текста. Перевод М. также более последователен в его ориентации на евр. текст, что, в частности, проявляется в выборе произношения собственных имен.
Несколько неопределенно выглядят переводы личного, священного божественного имени. У М. в книгах Бытие и Исход везде читается «Иегова»; в переводе РБО употребление этой формы чередуется с традиц. «Господь», и подобная практика является характерной для всего «Восьмикнижия». Поскольку такое смешение не отвечает исходным библейским текстам (МТ, LXX), выбор перевода РБО в данном случае оказывается несколько произвольным. В книгах Левит, Числа, Второзаконие, Иисуса Навина, Руфь и далее, выходя за границы Восьмикнижия, 4 Царств, Первой и Второй Паралипоменон М. использует форму «Господь». В остальных книгах, где он находит поддержку в переводе прот. Г. Павского, употребляется форма «Иегова», и соответствие переводу учителя в этом отношении полное. Подобным же образом переведены книги Ездра и Неемия. Скорее всего такая непоследовательность вызвана незавершенностью перевода архимандрита: из его переписки очевидно, что перевод существовал во многих вариантах и постоянно редактировался.
Т. о., очевидна глубокая внутренняя связь рус. переводов 1-й пол. XIX в. РБО, Павского и М. Причем М., выступая как самостоятельный переводчик, стремился завершить дело РБО и прот. Г. Павского и просил Синод, чтобы в случае издания его перевода «не показывали его имени и не означали Алтайской церковной миссии на заглавных листах» (Письма. 1905. С. 209). Эта просьба полностью отвечала сложившейся на Руси практике издания Свящ. Писания без указания имен переводчиков. Работу над переводом М. не прекращал до самых последних дней своей жизни. Важнейшей целью его поездки на Св. землю были окончание перевода и возможная организация его издания за границей.
В 1856 г. при имп. Александре II был официально возобновлен процесс перевода Библии на рус. язык. Начало работы над новым переводом было предварено публикациями переводов 1-й пол. XIX в. Павского (частично) и М. Они были изданы в академической богословской периодике, как в свое время предлагал апробировать переводы библейских книг их журнальными публикациями сам архимандрит. В 1861 г. в ж. «Прибавления к творениям св. отцов» (кн. ХХ) митр. Филарет опубликовал письмо М. 1834 г. с мыслями о насущной необходимости рус. перевода. Перевод М. печатали в московском «Православном обозрении» (1860-1867). Были изданы книги: прор. Исаии, прор. Иеремии, Плач Иеремии (1860); пророков Иезекииля, Даниила, Иова, Осии, Иоиля, Амоса (1861); пророков Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонии, Аггея, Захарии, Малахии (1862); Песнь Песней, Екклесиаста, Притчей Соломоновых, Бытие (1863); Исход, Левит, Чисел, Второзаконие (1864); Иисуса Навина, Судей Израилевых, 1 Царств (1865); 2-4 Царств, Руфи (1866); Первый и Второй Паралипоменон, 1 Ездры, Неемии (1867). Это все книги ВЗ в объеме евр. Библии, за исключением Псалтири, единственной ветхозаветной книги, изданной в переводе РБО.
Переводы М. подготовили почву для Синодального перевода. И хотя во 2-й пол. ХIХ в. были избраны иные принципы перевода (использование при переводе ВЗ масоретского текста как базисного), Синодальный перевод в значительной степени ориентирован на текст Септуагинты, в новом варианте во многом использовали наработки предыдущих переводов (см. в ст. Библия, раздел: Русские переводы).