МОР

М. происходил из состоятельной семьи уроженцев Лондона. Его отец, Джон Мор (Ɨ 1530), был успешным и влиятельным юристом, затем - королевским судьей; мать, Агнес Гронджер (Ɨ ок. 1499), происходила из семьи промышленника, занимавшегося производством и продажей жировых свечей, к-рый пользовался значительным уважением в торговых кругах и впосл. занимал должность шерифа Лондона. М. был 2-м ребенком и 1-м сыном в семье. Из-за неточностей в памятной записи о рождении М., сделанной его отцом, точная дата этого события неизвестна; возможными являются 3 датировки: 7 февр. 1477 г., 6 февр. 1478 г., 7 февр. 1478 г. (обзор мнений и обоснование большей вероятности последней датировки см.: Mitjans. 2010).

Начальное образование М. получил в школе при госпитале св. Антония (St. Antony's School), считавшейся одной из лучших в городе; основным предметом была латынь. В 1489 г. благодаря связям отца М. получил место пажа в Ламбетском дворце, офиц. резиденции Дж. Мортона (ок. 1420-1500), архиеп. Кентерберийского и лорд-канцлера Англии (с 1486). В доме Мортона М. помимо исполнения служебных обязанностей продолжал получать гуманитарное образование; он также с большим успехом играл в домашнем театре Мортона. Высоко оценив блестящий интеллект М. и его таланты в изучении языков и литературы, Мортон способствовал его поступлению в Оксфордский ун-т. С осени 1492 г. М. изучал в Оксфорде предметы тривиума (грамматику, логику, риторику) и классические языки (латынь и греческий); преподавателями М. были среди прочих выдающиеся англ. ученые в области лат. и греч. классики Т. Линакр и У. Гроусин. Однако уже в 1494 г., вероятно по требованию отца, М. оставил ун-т и вернулся в Лондон, где стал посещать лекции по праву в Нью-Инне, входившем в юридическую корпорацию Чансери. В 1496 г. М. продолжил обучение в Линкольнс-Инне и примерно в это же время начал преподавать право начинающим студентам.

Успешно завершив юридическое образование и полностью овладев профессией, ок. 1501 г. М. стал барристером, т. е. получил право участвовать в судебных процессах любого уровня и занимать выборные должности. Уже в 1504 г. М. впервые был избран членом палаты общин англ. парламента; впосл. он еще неск. раз избирался от разных городских округов для представления их интересов в палате общин.

Продолжая совершенствоваться в юриспруденции и занимаясь преподаванием, М. в кон. 90-х гг. XV в. проявлял активный интерес и к др. сферам общественной деятельности. В 1499 г. М. познакомился с Эразмом Роттердамским (Ɨ 1536), впервые посетившим Англию по приглашению учившегося у него англ. аристократа У. Бланта, барона Маунтджоя (ок. 1478-1534). Эразма и М. сблизили интерес к греко-рим. классике, гуманистические общественные взгляды и признание необходимости политических и церковных реформ на основе христ. нравственных идеалов; обоим были свойственны как любовь к ученым беседам, так и светское остроумие, делавшее их желанными гостями на вечерах и приемах аристократов. М. неоднократно встречался с Эразмом во время его пребывания в Лондоне в 1499 г. Блаунт по поручению кор. Англии Генриха VII (1485-1509) занимался обучением его сына принца Генриха, буд. англ. кор. Генриха VIII (1509-1547); при визитах во дворец его нередко сопровождали Эразм и М. Т. о., уже в это время имя М. стало известно не только среди европ. гуманистов, к-рые узнали о нем благодаря хвалебным отзывам Эразма, но и в англ. придворных кругах. Дружеские отношения между Эразмом и М. продолжались до конца жизни М.; они вели регулярную переписку, во время приездов в Англию (1505-1506, 1509-1514) Эразм подолгу жил в доме М. Эразм и М. поддерживали друг друга в литературных замыслах, обсуждали вопросы библеистики, патристики, церковных реформ и христ. благочестия. В 1505-1506 гг. М. и Эразм вместе работали над переводами на латынь диалогов греч. сатирика Лукиана (II в.); подготовленное ими издание вышло в Париже в кон. 1506 г. (о ходе работы и содержании см.: Thompson. 1939). Имя М. Эразм шутливо обыграл в заглавии соч. «Похвала глупости» (Moriae encomium, 1509; опубл. 1511), которое было написано во время пребывания в гостях у М.

Об идейной близости М. и Эразма наиболее ярко свидетельствует написанное в окт. 1515 г. письмо М. преподававшему в Лёвене теологу и гуманисту М. ван Дорпу (1455-1525), который ранее подверг резкой публичной критике «Похвалу глупости» и труды Эразма по новому переводу и комментированию НЗ (лат. оригинал письма см.: The Correspondence of Sir Thomas More. 1947. P. 27-74; рус. пер.: Мор. Письмо М. Дорпу. 1981). В письме М. полностью поддерживает усилия Эразма по изданию греч. текста НЗ и по исправлению латинского перевода, отмечая, что такой текстологической работой занимались и сами древние отцы Церкви. Следуя гуманистической программе, требовавшей обращения к первоисточникам, М. подчеркивает важность изучения греч. языка; поскольку он является языком Свящ. Писания и древней Церкви, без знания этого языка теолог не может компетентно судить о том предмете, к-рым занимается. Присоединяясь к высказанной Эразмом в «Похвале глупости» критике в адрес теологов-схоластов, М. упрекал их в том, что они, «посвятив себя софистике, никогда не снисходят до того, чтобы заглянуть в Библию, будто она не имеет никакого отношения к делу» (см.: The Correspondence of Sir Thomas More. 1947. P. 44). М. отвергал самодостаточность логического и диалектического исследования, подчеркивая, что рациональный метод является орудием исследования и имеет ценность лишь настолько, насколько приближает разум к познанию изучаемого предмета. Подобно др. христ. гуманистам, М. обращал особое внимание на нравственное значение теологии: она должна не только учить неким абстрактным истинам о Боге, но и раскрывать этические истины христианства на основе Свящ. Писания, а также распространять полученное знание с помощью христ. проповеди. Для убедительности такой проповеди важнейшее значение имеет владение риторикой; под последней у М., как и у Эразма, понимается то искусство, к-рое облекает истину в словесные одежды и дает возможность наиболее широкому кругу лиц увидеть и познать ее в удобных для восприятия формах (подробнее см.: Осиновский. 1998. С. 315-324).

В сложившийся в нач. XVI в. постоянный круг общения М. в Лондоне помимо его отца, с которым М. всегда поддерживал доброжелательные и уважительные отношения, и некоторых коллег по юридической корпорации входили его оксфордские преподаватели Гроусин, служивший приходским священником и стремившийся в проповедях донести до слушателей содержание изучаемых им оригинальных текстов отцов Церкви, и Линакр, вместе с которым М. углублял свои познания в области греч. языка и литературы, а также его друг У. Лили (ок. 1468-1522/23), впосл. ставший выдающимся педагогом-классиком и руководителем школы при соборе св. Павла. Следуя примеру Гроусина, М. ок. 1501 г. прочел в приходе Сент-Лоренс-Джюри, где служил Гроусин, цикл лекций по трактату «О граде Божием» блж. Августина, еп. Гиппонского (подробнее о гуманистических интересах М. в молодые годы см.: McConica. 2011).

Примером для подражания и своим духовным руководителем М. считал Дж. Колета (1467-1519), влиятельного католич. богослова и проповедника, христианского гуманиста, сторонника умеренных церковных реформ, главной задачей которых Колет считал повышение уровня образования и строгости жизни духовенства. В этот период интерес М. к христ. богословию и практическому благочестию значительно усилился. Вероятно, М. всерьез обдумывал возможность последовать религ. призванию и посвятить жизнь служению Церкви. В течение 4 лет (1500-1504) М. участвовал в богослужениях и учебных занятиях в лондонском мон-ре картузианцев - Чартерхаусе; по одним сведениям, он жил в самом мон-ре как послушник, по другим - рядом с монастырем и почти ежедневно посещал его (см.: Ackroyd. 1999. P. 93). Согласно нек-рым свидетельствам, именно в это время он приобрел привычку носить власяную рубашку и подражать монашескому образу жизни: неукоснительно исполнять молитвенное правило, соблюдать все церковные посты и т. п. Однако сама по себе монашеская идея ухода от мира не привлекала М.; читая религ. лит-ру, он утвердился в убеждении, что благочестивый христианин может искать Бога в мире и через мир, участвуя в общественной деятельности и оказывая положительное воздействие на гос. и церковную политику. Окончательно сложившиеся в этот период представления М. о нормативном христ. благочестии определялись мистико-аскетическими сочинениями, к-рые возникли под влиянием идей движения Devotio moderna и др. похожих направлений в католич. религ. практике XIV-XV вв.; в этих трудах подчеркивалось значение личной добродетели и личного благочестия, а также преподносилась в качестве идеала полная покорность католической Церкви в области вероучения и обрядов. В их число входили книги англ. августинского мистика У. Хилтона (Ɨ 1396) «Лествица совершенства» (The Scale of Perfection) и «Смешанная жизнь» (The Mixed Life), популярный анонимный трактат «Облако неведения» (The Cloud of Unknowing; XIV в.), сочинение Фомы Кемпийского (Ɨ 1471) «О подражании Христу» (De imitatione Christi) и др. похожие по содержанию и основным идеям произведения. Хотя М. колебался между правовой деятельностью и политическими перспективами, с одной стороны, и лит. занятиями, а также близкими его сердцу духовными практиками, с др. стороны, он выбрал существование мирянина, предпочтя вести общественную жизнь и строить политическую карьеру. Однако интерес к религ. вопросам М. сохранял до конца жизни; он занимался христ. богословием, не только исполняя свои гос. обязанности, но и по влечению души. Запоздалым итогом ранних религ. исканий М. стало соч. «Четыре последние вещи» (The Four Last Things, 1522; опубл. посмертно), в котором М. представил выдержанные в духе «нового благочестия» и христианского моралистического гуманизма размышления о смерти, суде Божием и загробной участи человека (о содержании см.: Осиновский. 1998. С. 350-352).

В янв. 1505 г. М. вступил в брак с Джейн Колт (Ɨ 1511), происходившей из семьи эсквайра в графстве Эссекс. В браке родились 4 ребенка: Маргарет (1505), Элизабет (1506), Сесиль (1507), Джон (1509). Вскоре после смерти 1-й супруги М. женился на богатой вдове Элис Миддлтон (Ɨ 1546 или 1551); ее дочь от 1-го брака М. воспитывал как собственную. У пары не было общих детей, однако, по свидетельствам самого М., Миддлтон оказалась хорошей мачехой его детям. Кроме детей М. и приемной дочери в его семье воспитывались также сирота Э. Кресакр (1511-1577), к-рая впосл. вышла замуж за его сына, и дальняя родственница М. Гиггс (1508-1570). Свои педагогические идеи М. успешно реализовывал, обучая родных и приемных детей. М. считал женщин способными к научной деятельности и хотел, чтобы его дочери получили такое же высшее образование, как и его сын,- эти взгляды были нетипичны для того времени. Несмотря на предельную занятость, М. всегда находил время для молитв и домашней школы, где давал детям классическое и христианское образование. Занятия древними языками и литературой сочетались с обучением географии, математике, музыке, астрономии, медицине. Наиболее близкие отношения сложились у М. со старшей дочерью Маргарет, в замужестве Роупер (Ɨ 1544), которая была весьма талантлива и проявляла значительные литературные способности. Так, она стала 1-й в Англии женщиной не королевского происхождения, опубликовавшей под собственным именем перевод с латыни на англ. язык; для перевода было избрано одно из сочинений Эразма Роттердамского - «О Молитве Господней» (Precatio Dominica). Именно Маргарет адресовано значительное число сохранившихся писем М.; особую важность имеет их переписка, относящаяся к периоду предсмертного заключения М. в Тауэре. До 1524 г. семья М. жила в собственном доме «Олд-Бардж» на ул. Баклерсбери, относившемся к приходу Сент-Стивен-Уолбрук; затем М. переехал в построенный по его плану большой дом в Челси, архитектурный дизайн к-рого с галереями, часовней и б-кой нес явный отпечаток его философии, любви к ученым занятиям и уединенным молитвам. Хотя М. из-за многочисленных гос. обязанностей значительную часть времени проводил при королевском дворе или в разъездах, он использовал любую возможность, чтобы побыть в кругу семьи. Вместе с домашними М. регулярно молился и читал Библию, сам ее комментируя (подробнее о семье и домашней жизни М. см.: Guy. 2009).

Юридическая практика и общественно-политическая деятельность М. с нач. XV в. неуклонно расширялись; к сер. 10-х гг. XVI в. он был уже хорошо известен в Лондоне как талантливый специалист в области торгового и международного права. М. поддерживал и придворные связи. Королевская власть интересовала его, с одной стороны, как ученого-гуманиста, поскольку в этот период он работал над соч. «История Ричарда III» (History of King Richard III, 1512-1519; осталось незавершенным, опубл. посмертно; рус. пер.: Мор. Утопия... 1998. С. 233-301), которое он писал одновременно на лат. и англ. языках, а с др. стороны - как общественного деятеля, поскольку он полагал, что залогом исправления злоупотреблений и общественного благосостояния является сильная власть окруженного мудрыми советниками монарха. М. с энтузиазмом воспринял коронацию Генриха VIII и посвятил этому событию «Поздравительную песнь» (рус. пер.: Там же. С. 159-163), в которой он осуждал беззакония предыдущего правления и оптимистично восклицал: «...день этот - рабства конец, этот день - начало свободы!» (Там же. С. 159). Близость к королевскому двору способствовала карьере М.: в 1510 г. он получил должность помощника шерифа Лондона, т. е. юридического советника и судьи по гражданским делам. Работа отнимала у М. много времени, так как ему приходилось регулярно принимать просителей и рассматривать многочисленные жалобы, однако обеспечивала довольно высокий доход. Опыт постоянного взаимодействия с городскими жителями позволил М. приобрести реальное представление о состоянии современного ему англ. общества на самых разных уровнях. Юридический опыт М. оказался востребован кор. Генрихом VIII и канцлером Англии кард. Т. Уолси (ок. 1473-1530). По королевскому распоряжению в 1515 г. М. был отправлен во Фландрию в составе посольства, к-рое вело торговые переговоры.

Во время непродолжительного перерыва в переговорах М. посетил Антверпен, где познакомился с Питером Гиллисом (Петром Эгидием; 1486-1533), городским чиновником, другом Эразма Роттердамского. В беседах с ним и др. европ. гуманистами у М. впервые возник замысел сочинения, которому было суждено принести ему мировую славу,- «Утопии» (Utopia, 1515-1516; полное название: «Книжечка поистине золотая, не менее полезная, чем забавная, о наилучшем состоянии государства и о новом острове Утопия»; Libellus vere aureus, nec minus salutaris quam festivus, de optimo rei publicae statu deque nova insula Utopia; рус. пер.: Мор. Утопия... 1998. С. 9-106; перечень и обзор переводов на рус. яз. см.: Там же. С. 393-395). К кон. 1515 г. М. написал 2-ю часть сочинения, посвященную описанию вымышленного гос-ва Утопия; после возвращения в Англию он добавил задающую сюжетную канву 1-ю часть, в которой сатирически изображалась европ. действительность. В 1516 г. при содействии Эразма Роттердамского «Утопия» была издана на лат. языке в Лёвене; англ. перевод вышел намного позже, в 1551 г. Описание расположенного на острове гос-ва Утопия вложено в уста вымышленного путешественника, Рафаэля Гитлодея. В наименовании рассказчика М. скрыл намек на его роль: Рафаэль отсылает к имени упоминаемого в Библии арх. Рафаила (см. в статьях Архангел, Товита книга), к-рое переводится с еврейского как «исцелил Господь» и понималось как указание на посылаемого Богом к людям «спутника» или «целителя». Фамилия Гитлодей (лат. Hythlodaeus) составлена из 2 древнегреч. слов и означает «опытный рассказчик небылиц». Двойным наименованием М. подчеркивает, что рассказы Гитлодея не связаны с наличной действительностью, однако небылицы в них служат задаче «исцеления» общества, указания пути к более справедливому общественному устройству. Иносказательным является и название «Утопия»: в переводе с греческого языка оно означает «место, которого нет» (ср. лат. Nusquama - «страна Нигде», которое сам М. использовал как синоним названия сочинения в переписке с Эразмом). Философское содержание «Утопии» получало разные интерпретации как у современников М., так и у последующих мыслителей и исследователей. Введя вымышленный персонаж, М. намеренно отстранился от отождествления собственной позиции с теми общественно-политическими идеями, которые отражены в описании гос-ва Утопия. Поскольку эти идеи представлены не в утвердительной, а лишь в описательно-гипотетической форме, отношение к ним М. остается предметом спора интерпретаторов. Многие считали, что Утопия - это картина того идеального общественного устройства, к-рое М. рассматривал в качестве желательной или необходимой перспективы развития для европ. гос-в; такое прочтение стало доминирующим у авторов, объяснявших идеи М. с социалистических и коммунистических позиций. Однако среди исследователей истории лит-ры и философии влиятельной остается и др. стратегия интерпретации, предполагающая, что под видом Утопии М. иронично и объективно изобразил гос-во, построенное целиком на принципах современного ему европ. гуманизма, показав как его сильные стороны, так и его слабости. В основе изображения идеального общества Утопии лежит идея справедливости, причем потребность человека в свободе явным образом подчинена представлению о социальной необходимости порядка и дисциплины. Представляя тезис, согласно которому коммунализм - единственное средство против эгоизма в общественной и частной жизни, М. использовал в качестве его модели элементы христианского монашеского общежития, к-рое сам наблюдал в юности.

Рассуждая об устройстве идеального гос-ва Утопия (общий обзор см.: Осиновский. 1998. С. 334-350), М., как и мн. предшественники-гуманисты, основывался на политических идеалах античности, получивших философское осмысление в трудах Платона и Аристотеля. В учении о высшей власти в государстве М. оставался на достаточно консервативных позициях: высший правитель, князь (princeps), не получает свою должность по праву престолонаследия, как европ. монархи, но избирается на нее, однако после избрания занимает ее пожизненно. Опасность тирании и произвола исключается тем, что действия правителя контролируются сенатом и в исключительных случаях собранием граждан всего острова. В Утопии принимать решения помимо сената или народного собрания о чем-либо, касающемся общественных дел, считается уголовным преступлением, а малейшее подозрение в стремлении правителя к тирании ведет к его смещению и избранию на эту должность нового лица. Т. о., с т. зр. формы правления Утопия является не монархией, а республикой. Наиболее важная функция гос. власти в Утопии - постоянный контроль над производством и распределением в общегос. масштабе, поддержание равенства и достатка. В Утопии все важные вопросы предварительно обсуждаются в каждой семье или хозяйстве, затем особые должностные лица - сифогранты, избираемые по одному от 30 семейств, посоветовавшись с гражданами, которых они представляют, совещаются друг с другом и объявляют свое решение сенату; т. о., народ через своих представителей постоянно контролирует деятельность сената (см.: Мор. Утопия... 1998. С. 56-57). Высшие должностные лица и сам правитель в Утопии избираются из числа ученых. В политическом строе Утопии воплощается гуманистическая мечта о разумном устройстве общества. М. был убежден, что просвещение ведет к торжеству разума над невежеством и суевериями и тем самым обеспечивает благополучие во всех государственных делах. Поэтому он указывал, что правители должны стать учеными, а ученые - правителями.

Основой процесса познания М. считал материальный опыт. Науки, процветающие в Утопии, не только целиком основываются на практике, но и служат ей. Основанные на изучении окружающего мира науки утопийцев Мор противопоставлял схоластике. В наследии древних писателей и ученых жители Утопии высоко ценят труды, посвященные естественным наукам, однако они занимаются также философией, логикой, диалектикой, математикой (Там же. С. 70, 78-79). Широте умственных интересов утопийцев способствует демократическая система образования. Все граждане Утопии независимо от их пола проходят обязательное обучение в школе. Это обучение не ограничивается усвоением теории, но сочетается с практическими занятиями - земледелием и ремеслом, протекающими в форме игр и упражнений. Основой общественного равенства М. считал равномерное распределение труда между всеми гражданами и разумное самоограничение в пользовании материальными благами. Так, из необходимых человеку благ М. исключал предметы роскоши, золото, драгоценности, богатые одежды и т. п. Требующим значительных трудовых затрат материальным благам жители Утопии предпочитают духовные блага: саморазвитие и познание мира, которыми каждый человек может заниматься в то время, которое у него остается после исполнения необходимых трудовых обязанностей. Критикуя принцип частной собственности, приводящий к накоплению бесполезных для общества богатств у одних людей и к нищете других, М. предлагал принцип справедливого распределения жизненных благ: каждый трудящийся вносит свой вклад в благосостояние общества и получает от общества то, что ему необходимо для удовлетворения жизненных потребностей. Решительно выступая против всех видов праздности и паразитирования на обществе, М. настаивал на том, что, если всех праздных занять полезным трудом, понадобится немного времени для производства в достаточном количестве и даже с избытком всего того, что требуют польза и удобство.

При всем совершенстве и гармоничности общество Утопии, однако, не является обществом полного равноправия. Осознавая, что не всякий труд может быть признан приносящим удовольствие труженику, М. перекладывал низкий, обременительный, обслуживающий труд на особый класс рабов. Рабство в Утопии является прежде всего общественным наказанием: рабами становятся виновные в тяжких уголовных преступлениях. Отрицая необходимость и полезность смертной казни, широко распространенной в Европе в XVI в., М. был уверен, что преступления против человека и общества должны наказываться принудительными работами на пользу общества. При этом рабами могут становиться также лица, попавшие в плен в результате войн, и представители др. гос-в, добровольно соглашающиеся быть рабами, поскольку рабская жизнь в совершенном государстве для них более предпочтительна, чем свободная жизнь в нищете на родине (см.: Там же. С. 80-81). Несмотря на все стремление М. к построению общества равноправных граждан, в идеальном государстве все равно оказывается как минимум 3 неравных класса: 1) ученые, не вовлеченные или ограниченно вовлеченные в физический труд и контролирующие государственное управление; 2) обычные граждане, обязанные трудиться для обеспечения общественного благополучия; 3) рабы, компенсирующие недостаток трудовых ресурсов. Однако даже такие относительные принципы равенства, согласно рассуждениям М., действуют только внутри Утопии и не распространяются на отношение граждан Утопии к др. народам. Особенно ярко отвержение принципа равенства всех людей независимо от уровня их цивилизации и развития проявляется при описании войн, которые ведут жители Утопии. Для ведения этих войн они пользуются наемниками из народов, воинственных по своей природе; отправляя их на войну, утопийцы «ничуть не озабочены тем, сколь многие из тех погибнут, полагая, что от рода человеческого заслужат они величайшую благодарность, если смогут очистить землю от всех этих отбросов, от этого безобразного и нечестивого народа» (Там же. С. 90).

Значительное внимание М. уделил в «Утопии» вопросам этики и религии. Этика идеального гос-ва строится как автономная и не связывается прямо с к.-л. религией; в основе этики лежат разумные принципы, в которых обобщаются идеи античных философских школ: платонизма, аристотелизма, стоицизма и эпикуреизма (см. ст. Эпикур). Так, целью жизни человека объявляется счастье, по содержанию совпадающее с благородными удовольствиями, путем к нему - добродетель, к-рая в свою очередь понимается как «жизнь по предписанию природы» (см.: Мор. Утопия... 1998. С. 70-72). В религ. отношении среди граждан Утопии прослеживается рационалистический плюрализм. Согласно М., «одни почитают как бога Солнце, другие - Луну, третьи - какое-нибудь из блуждающих светил»; некоторые думают, что «величайший бог - это какой-то человек, некогда отличившийся своею доблестью или славой». Наиболее значительной по числу и наиболее разумной части утопийцев М. приписывает веру в «единое божество, вечное, неизмеримое, неизъяснимое, которое выше понимания человеческого рассудка, разлито по всему этому миру силой своей, а не огромностью» (Там же. С. 94). М. объявляет всех утопийцев имплицитно или эксплицитно исповедующими монотеизм, поскольку даже те, кто почитают мн. богов или называют единого бога по-разному, признают, что есть «единое высшее существо, которому люди обязаны и сотворением всего мира и провидением» (Там же). Именно почитанием этого существа, Митры (М. использует имя индоиран. божества), ограничивается общественный культ, тогда как почитание др. божеств возможно только на индивидуальном уровне (Там же. С. 101). Подобная философская религия намеренно отделяется у М. от исторического христианства, к-рое признаётся лишь «согласующимся» с ней (см.: Там же. С. 94-95). Аналогичная концепция относительности христианства впосл. была развита в рамках деизма. Основой религиозной политики является веротерпимость: граждане могут исповедовать любую религию, однако не могут нападать на чужие религии и объявлять их ложными. М. приводит пример христианского проповедника, к-рый был изгнан из Утопии за то, что «он не только предпочитал христианские святыни прочим, но и вообще осуждал все прочие», а тем самым «возбуждал смуту в народе» (Там же. С. 95). М. подчеркивает, что миссионерское обращение в др. религию в Утопии допускается, однако оно должно происходить путем представления разумных доводов, без к.-л. принуждения, насилия или оскорблений. Однако религ. терпимость в Утопии не простирается на прямой атеизм: запрещается учить о смертности душ, об отсутствии божественного промышления о мире, о несуществовании посмертного воздаяния. Думающие так, по словам М., в Утопии «не считаются за людей»; они лишаются гражданских прав, в т. ч. права публично выражать свои взгляды (Там же. С. 96). Из описания священников в «Утопии» видно, какие церковные реформы М. считал допустимыми и желательными: священников немного, они избираются гражданами, ведут высоконравственную жизнь, освобождены от подсудности светской власти и полностью независимы в религиозной деятельности; священниками могут быть женщины (Там же. С. 98-100). Выраженные в «Утопии» представления об общественном значении религии определяются тенденцией рассматривать ее с т. зр. ее полезности для индивидуальной нравственности и общественного порядка; осуждается только то, что может привести к волнениям в обществе или подорвать исполнение человеком его морального долга. Подобное прагматичное отношение к религии было свойственно и самому М.: в своей позднейшей деятельности, в т. ч. в борьбе с протестантским влиянием в Англии, он руководствовался явно выраженным в «Утопии» убеждением, что функцией христианской Церкви является обеспечение порядка и нравственности в обществе, поэтому любое посягательство на существующую законную Церковь есть призыв к беспорядкам, разрушительно влияющий на всю общественную жизнь.

Сочинение М., выдержавшее множество изданий на латыни и уже в XVI в. переведенное на мн. европ. языки, стало предшественником и образцом для нового жанра - художественных или философских утопий, изображающих идеальные сообщества, а также дистопий, в которых представлялись признаваемые авторами не положительными, а отрицательными формы устройства общества.

Основной темой 1-й части «Утопии» М. был вопрос о том, как философ-гуманист должен относиться к исходящим от правителей предложениям поступить на гос. службу. Повышенное внимание к этой проблеме отражало внутренние колебания М., к-рый в 1516 г. стал получать от кор. Генриха VIII и кард. Т. Уолси предложения занять должность в королевской администрации. Основным препятствием в «Утопии» от лица одноименного с ним персонажа М. объявлял утилитарность и прагматичность политической жизни, в которой редко представляется возможность полностью реализовать нравственный идеал. Однако здесь же М. четко сформулировал компромиссную позицию, которая сложилась у него к этому времени и которая определяла всю его последующую политическую деятельность: «Если нельзя вырвать с корнем ложные мнения, если не в силах ты по убеждению души своей излечить давно укоренившиеся пороки, то все-таки не надо из-за этого покидать государство, подобно тому как в бурю не надобно оставлять корабль, хотя и не в силах ты унять ветер... Следует тебе пытаться идти окольным путем и стараться по мере сил выполнить все удачно. То же, что не в силах ты обернуть на благо, сделай по крайней мере наименьшим злом. Ибо нельзя устроить, чтобы все было хорошо, раз не все люди хороши; не жду я и того, что это произойдет в течение нескольких лет» (Там же. С. 47).

Политическая карьера: от посланника до лорд-канцлера Англии

Борьба с влиянием идей Реформации

Уже в 1529 г., после начала работы т. н. реформационного парламента, который по указанию кор. Генриха VIII начал готовить законодательную базу для реформирования англ. католич. Церкви и ее отделения от Рима, М. осознавал, что его представления о религ. политике расходятся с желаниями короля. Вслед. этого в годы канцлерства он занимался преимущественно упорядочением светского законодательства и старался не вмешиваться в сложные отношения кор. Генриха VIII с Римом и высшим англ. духовенством. Однако король был хорошо осведомлен о прокатолической позиции М., поэтому, по мере того как при дворе усиливалась партия сторонников полного разрыва с католич. Церковью, М. становился все более подозрительным и нежелательным лицом, а его полномочия все сильнее ограничивались. В мае 1532 г. кор. Генрих VIII предъявил высшему английскому духовенству требование подписать «Покорность клира» (Submission of the Clergy) - решение Конвокации английской Церкви о том, что король является высшим судьей в церковных делах. Почти все епископы уступили требованиям короля; это означало полный провал политики М., рассчитывавшего, что королю не удастся сломить сопротивление англ. Церкви реформам. Сразу после этого, 16 мая 1532 г., М. возвратил большую гос. печать Англии, заявив тем самым о своей отставке. Он стал частным лицом и удалился в свое имение в Челси. После отставки М. продолжал поддерживать связи с консервативными и оппозиционно настроенными епископами, а также выпускал новые полемические антипротестантские сочинения; это не могло не вызывать неудовольствия при дворе, однако первоначально кор. Генрих VIII рассчитывал, что со временем М. перейдет на его сторону, и не давал санкции на к.-л. адм. меры против него. Серьезный удар доброжелательному отношению короля к М. был нанесен, когда М. не только отказался присутствовать на состоявшейся 1 июня 1533 г. коронации Анны Болейн, но и в своем разъяснении епископам призывал тех следовать церковным канонам и не признавать развод и 2-й брак короля. Генрих VIII воспринял это как личное оскорбление и дал разрешение противникам М. при дворе начать поиск улик, которые позволили бы обвинить М. в гос. преступлениях.

Камера Т. Мора в лондонском Тауэре. Фотография. ХХ в.В февр. 1534 г. против М. был начат уголовный процесс в парламенте по обвинению в «государственной измене». Ему вменялся в вину «заговор» с мон. Элизабет Бартон (ок. 1506-1534), пророчившей гибель королю в случае его женитьбы на Анне Болейн. В письмах на имя короля и Кромвеля М. отверг все обвинения. Авторитет М. и его популярность в это время были столь высоки, что советники уговорили короля исключить его имя из списка подозреваемых; при этом Бартон была признана виновной и впосл. казнена. М. воспринял эту неудачную попытку осудить его как последнее предупреждение; он понимал, что король не позволит ему свободно высказывать противоречащие его религиозной политике мнения и пойдет на самые крайние меры, чтобы сломить его сопротивление. Письма М. этого времени свидетельствуют, что он был готов умолкнуть и не выражать свои взгляды публично, однако идти против совести и признавать осуществленную королем церковную реформу, в рамках которой Церковь Англии была объявлена независимой от католич. Церкви и папы Римского, а ее земным главой был назван англ. монарх, М. не был готов ни при каких условиях.

Еще более опасная ситуация сложилась для М. после того, как в нач. 1534 г. парламент принял новый Акт о наследовании. В этом законе отвергались любые права папы Римского, касающиеся заключения или расторжения брака английского короля. К Акту прилагался текст присяги, которую обязан был принести любой подданный по требованию короля. Присяга предполагала принятие всех положений Акта, т. е. нового порядка престолонаследия, связанного с разводом и повторным браком короля, а также содержала формулу отречения от папской власти, равно как и от власти всякого иностранного государя. Отказ от присяги квалифицировался как гос. измена. 13 апр. 1534 г. по указанию короля М. был вызван для принесения присяги и перед лицом комиссии отказался это сделать без объяснения причин; его подлинным мотивом, как следует из его позднейших объяснений, была недопустимость для него как для католика отказа от признания власти папы Римского над всей христ. Церковью. 17 апр. 1534 г. М. был заключен в Тауэр по обвинению в упорном неповиновении королевской власти. В конце того же года парламент принял Акт о супрематии, объявлявший короля верховным главой Церкви Англии, и Акт об измене, квалифицировавший как гос. измену широкий перечень различных деяний, прямо или косвенно направленных против короля. На основании последнего документа против М. было выдвинуто новое обвинение.

Во время тюремного заключения М. завершил 2 небольших религиозных сочинения, начатые еще на свободе, которые посвящены размышлениям о страданиях Иисуса Христа и о Евхаристии: «Рассуждение о Страстях Христовых» (Treatise on the Passion, 1534) и «Рассуждение о принятии благословенного Тела Христова» (A Treatise to Receive the Blessed Body, 1535). Помимо этого в тюрьме он успел написать еще 2 сочинения: «О печали Христа» (De Tristitia Christi, 1535) - трактат посвящен теме Гефсиманского борения Иисуса Христа; «Диалог об утешении в страдании» (A Dialogue of Comfort Against Tribulation, 1535) - трактат на англ. языке, содержащий глубокие и проникнутые духом христианского смирения и надежды размышления о значении переносимых страданий для духовного возрастания христианина. Написанные М. в тюрьме краткие заметки религ. характера и молитвы были впосл. изданы под общим названием «Наставления и молитвы» (Instructions and Prayers, 1535). М. также вел переписку со старшей дочерью и с некоторыми друзьями; сохранившиеся письма на лат и англ. языках являются не только важными историческими документами, но и шедеврами эпистолярного жанра.

Судебный процесс над М. состоялся 1 июля 1535 г. М. настаивал на том, что никогда не высказывался ни положительно, ни отрицательно о главенстве короля в Церкви Англии, а сохранял молчание по этому вопросу, поэтому не может быть обвинен в измене. Однако против него было выставлено свидетельство королевского прокурора Р. Рича, к-рый заявил, что в беседе с ним М. прямо отверг главенство короля в Церкви Англии. После этого свидетельства судьба М. была решена. Согласно приговору, М. был признан виновным в гос. измене и подлежал унизительной и мучительной казни, к-рой подвергались изменники. После оглашения приговора М. смог открыто заявить о своих убеждениях; он подтвердил верность католич. учению о Церкви и осудил церковную реформу кор. Генриха VIII как противоречащую законам Бога и Его Церкви. По решению короля из уважения к прошлым заслугам назначенная М. ранее позорная казнь была заменена отсечением головы. 6 июля 1535 г. приговор был приведен в исполнение в Тауэре в присутствии немногочисленных свидетелей. Согласно сообщениям очевидцев, на пути к эшафоту М. произнес ставшую знаменитой фразу: «Я умираю хорошим слугой короля, но в первую очередь - Бога» (см.: A Thomas More Source Book. 2004. P. 357).

Еще при жизни М. его эрудиция, изобретательность, ум, ученость и принципиальность создали ему заслуженную репутацию выдающегося мыслителя-гуманиста. М. был великолепным латинистом, произведения которого навсегда вошли в золотой фонд лат. лит-ры; не менее значим его вклад в развитие англ. лит. языка. Он вел обширную переписку, от к-рой сохранилась лишь малая часть, ок. 280 писем. М. был человеком разносторонних интересов: помимо исполнения общественных обязанностей и политической деятельности он занимался богословием, философией, историческими исследованиями, писал стихи, хорошо разбирался в музыке и живописи. Хотя значение М. как ученого-гуманиста всегда признавалось в Англии, его верность католицизму и непримиримое отношение к протестантизму в стране победившего англиканства (см. ст. Англиканская Церковь) оценивались негативно, что длительное время влияло и на общее отношение к его идейному и лит. наследию, значение к-рого преуменьшалось. Возрождение широкого интереса к М. и его общественно-политическим взглядам в XIX в. было связано в первую очередь с идеями социалистов, многие из к-рых видели в авторе «Утопии» своего единомышленника и предшественника. Противостоя таким односторонним идеологическим интерпретациям, католические и англиканские исследователи стремились представить цельный и непротиворечивый образ М. как религ. и общественного мыслителя на основе всего его наследия, а не только одного сочинения. Однако и конфессиональный подход к интерпретации жизни и учения М. не был лишен недостатков. В католич. среде оказался создан идеализированный образ М. как «героя совести», к-рый принял смерть ради верности своим религ. убеждениям (см., напр.: Chambers. 1935). Напротив, в работах ученых, положительно оценивавших протестант. движения и реформационные процессы в Европе в XVI в., подчеркивались внутренние противоречия между гуманистическими убеждениями М. и его гос. деятельностью, в ходе к-рой он принимал активное участие в политическом и идейном преследовании инакомыслящих (см., напр.: Marius. 1984; Guy. 1980). Споры об определяющих позициях в мировоззрении М. и их соотношении продолжаются в совр. науке (см.: Curtright. 2012; Betteridge. 2013; Loewenstein. 2013). Во 2-й пол. XX в. изучение взглядов М. в западной науке происходило в контексте длительной работы большой группы исследователей над полным критическим изданием его сочинений (More. The Complete Works. 1963-1997. 15 vol.). Этот издательский проект способствовал как увеличению числа посвященных М. научных публикаций, так и значительному повышению их объективности (см., напр.: Ackroyd. 1990; The Cambridge Companion to Thomas More. 2011). С 1963 г. в издательстве Эдинбургского университета под эгидой международного об-ва ученых «Друзья Томаса Мора» (Amici Thomae Mori) выходит ж. «Moreana», посвященный изучению жизни, идей и влияния М., а также политического, культурного и религ. контекста его деятельности.

Беатификация М. в католич. Церкви состоялась при папе Римском Льве ХIII (см. ст. Лев XIII); вместе с ним были беатифицированы Дж. Фишер и еще 52 англ. мученика, пострадавшие в эпоху Реформации; об этом было объявлено в изданном 29 дек. 1886 г. декрете «Anglia Sanctorum insula» (текст см.: ASS. 1886. Vol. 19. P. 347-350). Решение о канонизации М. как мученика (вместе с Дж. Фишером) было оглашено папой Римским Пием ХI во время торжественной церемонии 19 мая 1935 г. (см.: AAS. 1935. Vol. 27. P. 201-208). Память М. была назначена на 9 июля, а после календарной реформы 1970 г. перенесена на 22 июня. Папа Римский Иоанн Павел II в выпущенном 31 окт. 2000 г. декрете motu proprio «E sancti Thomae Mori» объявил М. небесным покровителем гос. деятелей и политиков.

В 1980 г. М. был включен в календарь Церкви Англии как мученик эпохи Реформации, несмотря на то что он был убежденным противником тех реформ, в результате к-рых появилась независимая от католич. Церкви англикан. Церковь. М. включен также в англикан. календари в нек-рых странах Англиканского содружества, в т. ч. в Австралии, Бразилии, Канаде. Память М. в англикан. общинах совершается в день его смерти.